Как жили хозяева народа в СССР?

Правители испокон веков жили намного богаче большинства своих сограждан. Достаточно сравнить знаменитые пирамиды Древнего Египта, построенные для упокоения фараонов с вырытыми в песке ямами могил безвестных тружеников долины Нила.

Но коммунисты повели за собой бедное большинство Европы и России, пообещав полное равенство условий жизни всех социальных групп — «от каждого по способностям, каждому по потребностям», те самые «свободу, равенство и братство», которые посулила уже Французская революция в конце XVIIIвека, да не исполнила. Неграмотная, бедная Россия в 1917 году откликнулась с энтузиазмом на призыв новых поборников равенства и братства, разрушила в Гражданской войне весь уклад старой жизни для жизни новой.

О свободе при большевистской власти сказано уже немало, о том же, какое равенство учредили в России захватившие власть большевики, рассказывает, разоблачая на архивных фактах старые коммунистические мифы, известный московский историк, профессор Александр ДАНИЛОВ.

Феномен привилегий для власть имущих в советском государстве «всеобщего равенства» всегда вызывал интерес у общественности. Однако истоки этого явления и по сей день не всегда известны и не до конца осмыслены.

Основы будущей системы льгот и привилегий во многом лежали не только в идейных основах представлений большевиков о социализме, но и в организационных принципах самой большевистской партии. Вовсе не случайными были те дискуссии о характере партии и принципах ее устройства, которые стали главной причиной раскола в РСДРП на ее IIсъезде. Отказ от демократических принципов построения партии изначально вел к формированию отдельной касты партийных управленцев, наделенных не только большими властными полномочиями, но и распоряжающимися от имени народа общественным достоянием.

Льготами и привилегиями новая власть стала обрастать практически сразу после Октября. В условиях Гражданской войны и массового ужасающего голода партийная элита игнорировала проблемы, которыми жила вся страна. Уже имея загородные дворцы «бывших» в качестве дач, вводя для себя особые, «литерные» пайки, оплачивая золотом царской чеканки приглашение лучших зарубежных врачей-специалистов для лечения себя, своих родных и близких, затрачивая немалые средства для встреч за рубежом с женами (как это было осенью 1918 года с Дзержинским), новая власть была не прочь порассуждать о социальном равенстве и даже пристыдить тех коммунистов, которые старались тоже получить свою часть привилегий.

«Вождь Коминтерна» и большевистский начальник Петрограда Григорий Зиновьев, например, публично высмеивал и осуждал тех, кто «требует себе привилегий… считает естественным, что для коммуниста должна быть введена особая категория пайка». В то же время он считал наличие таких льгот и привилегий для себя вполне оправданным. Анастас Микоян в этой связи вспоминал: «Зиновьев, излагая линию ЦК… перехлестывал… в своих нападках на «комиссаров, которые разъезжали в своих вагонах», обещал «самую развернутую» демократию… но делал это с явным перебором… Я ехал с ним из Баку в одном поезде — поезде Коминтерна… Меня поразило, что Зиновьев, который не только сам ехал в отдельном вагоне, в чем мы не видели ничего особенного, держал себя крайне отчужденно, не общался со своими весьма уважаемыми спутниками, теперь же с трибуны конференции вдруг выступает с резкими нападками на комиссаров, которые, мол, «ездят в своих вагонах»…

В воспоминаниях старых партийцев содержится немало легенд о том, какие лишения испытывали самые высшие руководители страны в это время. Однако насколько правдоподобны эти утверждения? Документы показывают, что это не более чем легенда.

В годы Гражданской войны разрыв в материальном положении «верхов» и «низов» партии был настолько ощутимым, что выплеснулся в серьезную критику партийного руководства. В июле 1920 года на Пленуме ЦК РКП (б) Евгений Преображенский не просто поставил вопрос о растущем неравенстве в партии и обществе, но и предложил серьезно разобраться с этим, дабы не допустить утраты доверия партии в обществе (РГАСПИ, ф. 17, оп. 109, д. 121, л. 38-39). Была создана специальная комиссия ЦК РКП(б) и Президиума ВЦИК во главе с членом ЦК Матвеем Мурановым по проверке привилегий лиц, проживающих в Кремле.

Комиссия работала с 25 декабря 1920 года до весны 1921-го и изучала три основных вопроса: продовольственное снабжение, жилищные условия, использование автотранспорта. Материалы комиссии являются уникальным источником для выяснения того, как жили в Кремле на излете Гражданской войны.

Всего в Кремле проживали в это время 1112 человек, в том числе партийцев 183 (включая 58 ответственных работников и 125 рабочих и сотрудников), обладавших разными возможностями как в жилищном обеспечении, так и в продовольственном снабжении.

Комиссия выясняла наличие жилья здесь как по опросу самих проживающих, так и по данным коменданта Кремля. Данные эти не всегда сходились. К примеру, в отношении квартиры В.И. Ленина в Кремле (5 комнат) было отмечено, что с ним живут жена, два (?!) брата и прислуга (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, л. 31). Как известно, к этому времени у Ленина был лишь брат Дмитрий. Но и он проживал в это время не в Москве, а в Крыму, будучи членом крымского обкома РКП(б). Другой, Александр, был повешен еще в царствование Александра III. Думается, единственным объяснением такой странной статистики является попытка доказать, что в этой квартире лидера партии и главы правительства число комнат совпадало с численностью проживающих.

С особым размахом жила семья наркома просвещения Луначарского, занимавшая 12 комнат на 6 человек (вместе с прислугой). Большими по числу комнат квартирами были наделены член ВЦИК Юрий Стеклов (4 человека в 5 комнатах), член коллегии Наркомвнешторга Якуб Ганецкий (6 человек в 5 комнатах), делопроизводитель управления Комендатуры Кремля Ерин (6 человек в 5 комнатах), командующий 8-й армией Южного фронта Григорий Сокольников (5 человек в 4 комнатах), завхоз Комендатуры Кремля Чумичев (8 человек в 5 комнатах)…

Весьма показательно, что для получения большей жилплощади зачастую прописывали близких и дальних родственников. Показательно и то, что у большинства партийных лидеров и ответственных работников были не только няни для детей, но и прислуга. Это также в немалой степени подчеркивало их особый социальный статус, привилегированное положение. Большинство же жителей Вознесенского монастыря Кремля (212 человек) жили в 107 квартирах. Это были обычные сотрудники аппарата и рабочие.

Продовольственное снабжение осуществлялось здесь по двум направлениям. С одной стороны, через предоставление обедов в «кремлевской» столовой. А с другой — через получение необходимых продуктов через склады Продовольственного отдела ВЦИКа.

Кому-то может показаться, что обед из «кремлевки» эпохи Гражданской войны был тарелкой супа и котлетой, запитыми компотом, — хотя и такая еда в то время была бесценным сокровищем для десятков миллионов русских людей, умиравших с голода. Но в рацион обычного кремлевского обеда включались мясо, дичь, рыба, крупы, макароны и картофель, масло сливочное и растительное, сало и т.п. Для дежурных и лиц, занятых сверхурочно (таковыми были практически все представители руководства), выдавались также дополнительно сливочное масло, мясо, сыр, ветчина, колбаса, икра (таковой считалась лишь зернистая черная), яйца и сардины (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, л. 23).

С окончанием Гражданской войны ассортимент и возможности питания для партийной элиты еще более расширились. Г.С. Кравченко, сноха члена Политбюро Льва Каменева, с ностальгией вспоминала о кремлевских обедах: «Пятьсот рублей вносили на месяц за человека, и я ездила за обедами. Обеды были на двоих… но девять человек бывали сыты этими обедами… В «кремлевке» к обедам давалось всегда полкило масла и полкило черной икры. Зернистой. Вместе с обедом или вместо него можно было взять так называемый «сухой паек» — гастрономию, бакалею, спиртное. Вот такие рыбины. Чудные отбивные. Все что хотите. Если нужно больше продуктов, всегда можно было заказать»[1].

Комиссия Муранова констатировала, что в феврале 1921 года в столовой Совнаркома регулярно получали обеды семьи: Крестинского — 2 обеда, Радека — 3 обеда, Калинина — 5 обедов, Троцкого — 5, Томского — 5, Каменева — 5, Рыкова — 5. На их фоне аскетами выглядели семьи Аллилуевой (1 обед) и Ленина (2 обеда). Зато по 7 обедов получали семьи Луначарского, наркома продовольствия Цюрупы (падавшего, согласно легенде, в голодные обмороки), а также его близкого сотрудника Александра Таратуты, заведовавшего в это время огородным отделом и фермой с оптимистическим названием «Бодрое детство», ибо предназначались продукты с нее именно для детей (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д.111, л. 15, 15 об.).

Усиленным дополнительным питанием снабжались больные руководители. Это приводило к тому, что некоторые из них предпочитали объявлять о своей болезни чаще, чем это было оправданно. Особенно критиковали за это Каменева.

Наряду с этими обедами партийная элита получала в немалых количествах и продукты со складов ВЦИК. Так, только за ноябрь 1920 года семье Ленина было отпущено 24,5 кг мяса, 60 яиц, 7,2 кг сыра, около 1,5 кг сливочного масла, 2 кг зернистой икры, 4 кг огурцов, более 30 кг муки и круп, 5 кг сахара и 1,2 кг монпансье, килограмм сала и даже 100 папирос (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, 8 об.). Александр Дмитриевич Цюрупа, известный тем, что как нарком продовольствия ввел в 1918 года для всей России «продовольственную диктатуру», за которую народ заплатил сотнями тысяч голодных смертей, только за 3-4 ноября 1920 года получил со склада ВЦИК 20 кг хлеба, 8 кг мяса, 5 кг сахара, 1,2 кг кофе, 3,4 кг сыра, 22 банки консервов, 4 кг яблок и др. (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, л. 13 об.). Упасть в голодный обморок после такой «поддержки» вряд ли было возможно, скорее — от обжорства.

Правда, далеко не все высшие руководители пользовались своим правом безгранично утучнять себя и своих близких.

К примеру, Сталин в течение того же ноября 1920 года получил на свою семью 4 кг муки, 2 кг мяса, 800 г соли, 2 кг сахара, 1,6 кг масла, 1,2 кг сыра, 1,2 кг риса и 50 г перца (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д.111, л. 13). По голодным временам совсем немало, но и не фантастически много.

Было у привилегированных кремлевских жителей и собственное хозяйство — совхоз «Лесные поляны», выросший из приусадебного огорода, снабжавшего загородный дом Ленина (ставший затем домом отдыха для ответственных работников) в Тарасовке в 1918–1919 гг. Примечательно, что поместье, в котором он расположился, принадлежало в свое время помещице Салтыковой (Салтычихе). Основатель хозяйства В.Д. Бонч-Бруевич позже вспоминал, как он предлагал вождю основать это хозяйство, занимавшее 500 га в пойме Клязьмы: «Вот тут и начнем с самого начала строить и заводить образцовое хозяйство, где мы применим все наши законы о труде, лучшую агротехнику, заведем племенное скотоводство, свиноводство и вообще все, что должно быть в правильно организованном, образцовом государственном хозяйстве»[2]. Продуктами совхоза снабжались не только избранные представители руководства, но также кремлевская больница и детские учреждения. Ленин до последних дней жизни интересовался состоянием этого хозяйства.

Немало нареканий комиссии вызвало и нецелевое использование партийными лидерами и их семьями автомобильного транспорта Военной автобазы Совнаркома. В ее составе насчитывалось в это время 52 легковых и 47 грузовых машин, 9 мотоциклов, 1 автосани, 1 цистерна и 1 походная мастерская (всего 111 машин). Наиболее часто автомобилями своих высокопоставленных родственников пользовались члены семей Ленина, Троцкого, Каменева, Цюрупы… Пальма первенства и здесь принадлежала Анатолию Васильевичу Луначарскому, сумевшему лишь в июле 1920 года воспользоваться машиной 38 раз, проехать 2640 верст в течение 260 часов 15 минут. Вторым в этом списке оказался В.И. Ленин, который вместе с сестрой и женой вызывали автотранспорт 50 раз, проехали почти 2200 верст, пробыв в машине почти 200 часов. За ними следовали Л.Б. Каменев и В.Д. Бонч-Бруевич. Далеко позади них в этом отношении находились Г.Е. Зиновьев, Н.И. Бухарин и И.В. Сталин, вызывавшие за это время машину лишь по одному разу и проехавшие по 35-60 верст (РГАСПИ, ф. 17, оп. 84, д. 111, л. 62).

Получив всю информацию по материалам проверки, комиссия составила доклад, в котором были сделаны весьма жесткие выводы. В частности, отмечалось, что существующий порядок предоставления жилья и автотранспорта, использования прислуги и т.п. являются нарушением коммунистической морали. Бесконтрольная выдача продовольствия ответственным работникам была расценена как использование служебного положения. Комиссия потребовала изменить ситуацию: «Нормы столовой и особенно Коминтерна необходимо пересмотреть в сторону значительного их сокращения, приняв во внимание общее положение с продовольствием». Предлагалось ликвидировать особые привилегии для больных руководителей, что неизбежно должно было привести к устранению контингента «постоянно больных». Относительно выдачи продуктов со складов Комиссия предложила установить определенный лимит. Довольно серьезным было предложение Комиссии поставить ее доклад на Х партийном съезде, «дабы тем самым устранить всякие кривотолки».

Все это показывает, что негативные настроения партийных «низов» в отношении льгот и привилегий партверхушки были довольно сильны, и игнорировать их было невозможно.

Совет народных комиссаров принял 4 января 1921 года постановление «Об отмене привилегированных пайков для отдельных категорий советских служащих и о снятии с фронтового и тылового красноармейских пайков всех как состоящих, так и не состоящих на действительной военной службе военнослужащих учреждений, управлений и заведений военного ведомства, не расположенных на фронтах», а 8 февраля новое постановление «О сокращении выдач привилегированных продовольственных пайков», в котором была установлена норма снабжения продовольствием «особо ответственных и незаменимых работников центральных учреждений».

Доклад комиссии был направлен в адрес руководства ЦК РКП(б) и Президиума ВЦИК, то есть тем самым жителям кремлевских квартир и посетителям складов и «кремлевки». Естественно, доклада Комиссии на Х съезде никто не допустил. И не удивительно — именно в это время внутрипартийная полемика в отношении борьбы с привилегиями партноменклатуры вылилась в открытые обвинения «рабочей оппозицией» высших эшелонов партии в перерождении, отрыве от пролетариата и партийных низов.

Еще более тревожным симптомом для власти стали массовые выступления рабочих предприятий Петрограда в январе-марте 1921 года, и особенно Кронштадтское восстание. Но система партийно-государственных номенклатурных льгот и привилегий отнюдь не была отменена, несмотря на возмущение правлением большевиков в обществе. Напротив, она быстро приобретала упорядоченность и стройность.

Решающее значение здесь имела XIIпартийная конференция РКП(б), которая в августе 1922 года рассмотрела два однородных, но, как оказалось, вполне самостоятельных вопроса: «Об улучшении материального положения членов РКП(б)» и «О материальном положении активных партработников». Обратим внимание на саму формулировку этих документов. «Об улучшении материального положения» речь идет в отношении простых членов партии, а в отношении партаппарата название носит констатирующий, статичный характер. Но в содержании этих документов как раз все наоборот. В первом говорится, что партия «не может и не в состоянии взять на себя функции по обеспечению простых коммунистов»[3].

Иначе дело обстояло с «активными партработниками», материальное положение которых было оценено как «крайне неудовлетворительное». Здесь было поручено «немедленно принять меры» к повышению окладов, а также обеспечению «в жилищном отношении… в отношении медицинской помощи», «в отношении воспитания и образования детей». Во исполнение данного постановления в июле 1923 года Политбюро ЦК приняло решение, предусматривавшее «облегчение условий поступления в вузы детей ответственных работников»[4]. Была утверждена и своего рода «табель о рангах», по которой должна была повышаться зарплата по существовавшей тарифной сетке. К высшему, 17-му разряду были отнесены члены ЦК РКП(б), члены ЦКК, заведующие отделами ЦК, члены Оргбюро, секретари обкомов и губкомов; к 16-му разряду — зам. зав. отделами ЦК, ответственные инструкторы, члены губернских контрольных комиссий и т.д. Высшие руководители страны (члены и кандидаты в члены Политбюро, секретари ЦК) находились вне «табели о рангах» и пребывали на полном государственном обеспечении. Не были забыты в постановлении и работники комсомола, которым должны были платить на два разряда меньше, чем соответствующей квалификации партработникам.

Характерно, что в сентябре 1924 года Сталин жалуется Молотову (и направляет копии В.В. Куйбышеву и А.С. Енукидзе), что на отпуск ему, а также Дзержинскому, Аванесову и Лашевичу выдано одной суммой «только» 5000 руб. В то же время Зиновьеву было выплачено 2500 руб., и он получил «по другим каналам» еще 10 000 руб., равно как и Троцкий. Все эти суммы проходили как секретные. Сталин в связи с этим предлагал упорядочить выдачу отпускных средств, сделать ее несекретной и строго индивидуальной. И просил выделить ему на поездку в Крым дополнительно 400-500 руб. (РГАСПИ, ф. 558, оп. 1, д. 766, л. 18-19). Заметим, что речь идет о золотых рублях эпохи нэпа. Десять таких рублей составляли знаменитый золотой червонец, который обменивался свободно на 4,8 доллара США. Месячная зарплата рабочего в среднем составляла 20-30 таких рублей и редко достигала 45-50.

В 1932 году был отменен и введенный при Ленине партмаксимум. Для отставных и пенсионеров сохранялось льготное продовольственное, санаторно-лечебное и иное обслуживание. Все это делало партаппарат, по сути, новым сословием.

Сами представители нового державного класса считали такое положение дел вполне нормальным. Племянник Сталина В.С. Аллилуев в этой связи отмечал: «Я бы не рискнул это назвать привилегиями. Это была дань уважения ветеранам, которые отдали делу революции и строительству нового общества все свои лучшие годы, силы, здоровье, умения»[5]. Автор, видимо, забыл, что свои лучшие годы, силы, свое здоровье, умения отдали в то время стране и десятки миллионов простых людей, живших совсем в иных, и близко несопоставимых с партэлитой условиях. И уж поистине оторванными от реальной жизни звучат его утверждения о том, что в обществе сталинского «изобилия» продукты были вполне доступны всем: «Те, кому сегодня 40 и меньше, вообще, наверное, не представляют, какими были наши магазины в предвоенные и послевоенные годы… Десятки сортов колбас, сыров, ветчина, окорок, буженина, карбонат, икра черная зернистая, икра черная паюсная, икра красная, всевозможная рыба — от осетрины, севрюги до роскошной воблы… крабы, которых никто не брал, любые свежие продукты — весь этот набор был характерен для любого города, не только для столицы. И цены на эти продукты после трехкратного их снижения были вполне приемлемы». О том, почему «никто не брал» этих продуктов, автор, пользовавшийся всеми благами спецжизни, видимо, и не догадывался. А причина была проста — глубочайшая нищета подавляющего большинства граждан Страны Советов.

Становление системы льгот и привилегий в СССР происходило в то время, когда в руководстве страны шла ожесточенная борьба за власть. Привилегии и льготы в этих условиях становились своего рода платой за лояльность Вождю. Вожди приходили и уходили, но они платили за лояльность себе и режиму по той же системе, какую создал Ленин и довел до совершенства Сталин в первые послереволюционные годы. Система эта в почти неизменном виде просуществовала вплоть до крушения КПСС и СССР в 1991 году.

 http://www.novayagazeta.ru/comments/53299.html