Поход по советским магазинам

Рейд по магазинам начинается с большого "Гастронома", расположенного наискось от метро; это - Мекка всех окрестных домохозяек. К одиннадцати часам они уже проснулись и под завязку наводнили торговые залы. Магазин растянулся во всю длину дома, здесь есть секции бакалейно-кондитерская, винно-фруктовая, гастрономическая, мясо-рыба и отдельно хлеб; в промежутках непрерывно вертятся стеклянные двери, впуская и выпуская покупателей. Одна из дверей заперта, и туда ежесекундно с обеих сторон тычутся люди. В каждой секции работают одна-две кассы, украшенные длиннейшими очередями; люди мечутся из конца в конец магазина, отыскивают наименее загруженную кассу и пристраиваются там.

Главная давка всегда царит в гастрономии. Здесь работают три прилавка: молоко-яйца, сыр и колбасы; первый из них, благодаря штучному товару, обслуживает очередь довольно быстро, но вот два других немилосердно "тормозят", как выразились бы нынешние подростки. Впрочем, этих продавщиц в голубеньких фартуках и пилотках, и без того уже озверевших, трудно винить: расфасованных товаров на прилавке почти нет, каждый требуется отрезать, взвесить, завернуть в бумагу да еще вычислить требуемую сумму; но нет и счетных машинок, девушки щелкают счетами, а покупатель, от напряжения пуская дым из ушей, в свою очередь пытается решить ту же задачку в уме. Иная старуха вдруг начинает гомонить, что она просила не двести пятьдесят граммов сыра, а только двести, и не того, а вот этого; начинаются новые отрезания и перевешивания; очередь недовольно гудит, иногда возникают открытые перепалки. Передо мной стояло восемь человек и вдруг сделалось одиннадцать: значит, некоторые "занимали очередь" и "отходили" постоять у других прилавков, играя, словно гроссмейстеры, на десяти досках сразу.

Вычислив цену, продавщица размашисто отмечает ее на свертке, а покупатель спешит в другую очередь, к кассе, если ее некому было "занять". На кассовых аппаратах еще нет табло, где платящий видит выбиваемую сумму; он наконец проталкивается к окошечку и поскорее, чтобы не задерживать очередь, перечисляет колбасу за 1.40, молоко за 20 копеек, сыр за 98 копеек, а также заодно хлеб за 18 копеек и вино за 1.76 в другие секции, и протягивает синенькую "пятерку". Старая кассирша в очках, в свою очередь, щелкает счетами, и у нее получается 5 рублей 52 копейки. Покупатель между тем уже заранее насчитал в уме как раз на рубль меньше и готов спорить. Налицо классический прием обсчета, основанный на знании человеческой психологии: опасаясь обмана, человек начинает судорожно высчитывать копейки, а рубли между тем оставляет без внимания; поэтому ему говорят правильную сумму в копейках, а рубли завышают; общая же сумма, пробитая в нескольких чеках, адресованных в разные секции, верна; и тогда нигде не учтенный рубль ложится в карман кассира.

Старая кассирша, вздернув брови, недовольно возражает, но покупатель уперся на своем. Вследствие паузы очередь сзади начинает роптать, и это также работает на руку кассиру. Все же ей приходится вновь браться за счеты, покупатель следит за движениями костяшек, словно кошка за мышью, старуха уже не рискует манипулировать с цифрами и, не извинившись, соглашается на 4 рубля 52 копейки, но сдачу в отместку отсчитывает пригоршней меди. Покупатель, вытерев лоб, устремляется обратно к прилавку, где параллельно главной очереди вытянулась еще одна - с чеками.

Продавщица взвесит кому-нибудь сыр и потом быстренько отпустит тех, которые с чеками, ибо "они уже свое отстояли".

Насилу выбравшись из круговерти "гастронома", особенно остро чувствуешь красоту падающего снега. Отец поворачивает к переходу через проспект, ибо наша дорога ведет в "рыбный". Там недавно устроили "самообслуживание", так что все очереди переместились к кассовым аппаратам на выходе. "Селедку идут покупать!" - с отчаянием догадываюсь я. Действительно, целый прилавок завален прозрачными пакетами с жирными темными рыбинами, вокруг растекаются ручейки мерзко пахнущего рассола. Родители выбирают между "сельдью тихоокеанской" и "атлантической", но тут я оказываю сопротивление такой силы, что они, остерегаясь привлечь внимание посторонних, уходят к стеллажам с мелкими банками и останавливаются на сельди кусочками в пряном соусе, хотя она гораздо дороже. Я удовлетворенно молчу, потому что это - наименее вонючий вариант; по крайней мере, селедку им не придется чистить, что обычно делается прямо за столом на газете; при самом начале этой операции я пулей вылетаю за дверь. Также для меня покупают банку мелких сардин, которых я с некоторыми оговорками согласен есть. В дальнем конце магазина есть большой аквариум, где плавают живые карпы; мужик в грязном белом халате привлекает наше внимание к самому толстому, но отец качает головой, и мы удаляемся.

Напоследок остается заглянуть в "Овощи-фрукты", потому что покупки, сделанные там, всегда бывают самыми тяжелыми. Слева от двери раскинулась фруктовая секция, где много дорогих апельсинов и мало народа, справа же - овощная, в такой степени переполненная покупателями, что ее также сделали "самообслуживанием" и установили второй кассовый аппарат. Сейчас к обоим тянутся долгие хвосты. Картошку продают в 3-кг пакетах за 34 копейки: килограмм картошки стоит гривенник, и четыре копейки - мятый бумажный пакет, как будто он сам по себе кому-то нужен. В огромных решетчатых контейнерах навалены вялая морковь, подмороженная капуста, свекла, облепленная комьями грязи, и более аккуратный лук; отец ради разнообразия вытаскивает из угла пучок мелкой и дорогой редиски. Мать занимает очередь в кассу, я умудряюсь втиснуть в узкую сумку два пакета картошки, а большой кочан ложится в папину "авоську". У кассы между тем вышла заминка: цена каждого кочна капусты проставлена чернилами на ее кочерыжке, там значится "6", но кассир полагает, что это "9". Покупатель, побагровев, требует перевесить; на шум является грузчик в кошмарном халате и уносит спорный кочан за кулисы; стоящие сзади наперебой предлагают обиженному другие кочны, чтобы он скорее уходил; и наконец, обремененные поклажей, мы поворачиваем к дому.

Значит, погуляли. Мне остается лишь радоваться тому, что сегодня - воскресенье, и закрыты промтоварные магазины, иначе бы я так легко не отделался. В принципе, никто не заставляет меня таскаться вслед за родителями от прилавка к прилавку, но так повелось с самого детства, и я пока не осмеливаюсь "отколоться" от них и идти своей дорогой. Кроме того, тяжесть накупленных продуктов действительно требует еще одних рук.

Автор: Михаил Глебов, октябрь 2003