Воспоминания о советском детстве

Все нормальные советские дети ездили летом в пионерские лагеря. Там они мазали друг друга зубной пастой, влюблялись в вожатых и пели под гитару. Во всяком случае, об этом мне рассказывали друзья по осени. Я сама ни разу в пионерлагере не побывала. Сначала развалился Союз, а потом уж и возраст стал "непризывной"... Жалею, канеш.

Каждое лето я ездила к бабушке в деревню... Деревней, конечно, Поворино не было совсем. Вполне себе районный центр, узловая железнодорожная станция с большим депо и большим же заводом радиодеталей. Но для меня тогда мир делился на Большой город с  метро и троллейбусами и деревни, где люди живут в домиках с  печками, а утром можно даже услышать вопли петуха. В настоящей же деревне я бывала всего два раза в жизни - четко осознала, что насквозь испорчена урбаном и прониклась нечеловеческим уважением к тем, кто живет в оных населенных пунктах.

А Поворино... что в  Воронежской области... 

Когда меня, совершенно мелкую и ни черта еще не соображавшую, первый раз привезли на лето к бабушке, город жил полной жизнью. Тогда там начали строить первые пятиэтажки. Район по традиции назывался "Черемушки" и казался чем-то наподобие Нью-Йорка по сравнению с послевоенными домиками, в  которых жили поворинцы. Домики эти были обязательно с наличниками. Чем вычурнее был наличник, чем узорчатее был он, тем понтовее. Перед домом у всех имелся палисадник, в котором росли георгины, бархотки и циннии.  Самый непритязательный и пролетарский вариант - золотые шары, вымахивавшие на плодородной почве центрально-черноземного района до небес. Или это я  была маленькая... А еще флоксы и мальвы. До сих пор не могу спокойно смотреть на стебли мальв, тянущиеся вверх... Детством веет, щемит где-то внутри.

Город жил. По субботам рано утром горожане шли на рынок. Наряженные шли, красивые. И рынок был здоровенный... И все друг друга знали. 

И никакой поганой барахолки там не было тогда. Не было этих клетчатых баулов с китайским ширпотребом. А были магазины, в которых бабушка покупала мне сандалики и платьица, негодуя, что мама вечно на лето отправляет ребенка в рванине. Бабушке ведь хотелось похвалицца нарядной внучкой. 

Местных алкашей и тунеядцев напересчет знал весь городок. После очередной получки они куролесили и ровнехонько на следующий день мели центральную площадь под надзором милиционера. 

- Вот, смотри, это Петрович, - говорила мне бабушка, - Опять напился и подрался. Стекло разбил в магазине. Теперь вот наказан. Позор-то какой. Все время на доске позора висит
На Петровича я смотрела с суеверным ужасом, силясь понять, зачем же взрослый человек вытворяет такие ужасные вещи. А Петрович хмурился и отворачивался. Кому ж приятно, когда тобой детишек пугают. 

Была в Поворино и дискотека. Так только-только стали называть мероприятие, ранее именовавшееся "танцами". В большом парке, рядом с нехитрыми аттракционами стояла большая крытая сцена, на которой размещал свое музыкальное богатство местный диск-жокей. Понятное дело, в столь юном возрасте меня туда никто не пускал.

Но соседские дочки, преступившие порог пубертата, не пропускали ни одной дискотеки. Ходили на них разукрашенные, как индейцы. Хотя нет, не ходили. Девчонок возили на мотоциклах "женихи", за что пенсионерская полиция нравов во главе с моей бабушкой называлаих непутевыми. Беззлобно в общем-то. 

Путевые девушки частенько квартирничали у моей бабушки. Приезжали из совсем уж маленьких деревушек учицца в училище или работать на заводе, а жили у моей бабушки. Та никаких денег, конечно, не брала... Пусть бы молодые голоса звучали, все не так одиноко. Впрочем подолгу они у бабушки не задерживались - выходили замуж. В нашем доме свадьбы игрались регулярнейше...

А ведь была еще одна примета того времени. На заборах многих домов  рядом с номером прибивались красные звезды. Это значило, что здесь живет человек, прошедший войну. Это было... как... я даже не могу объяснить. Это было что-то по-настоящему важное.

Я все помню очень хорошо. И кондитеский цех, пахнущий умопомрачительно на два квартала, и "дом приезжих", в  котором останавливались самые разные люди, и почтальона, разносившего пенсию в большой сумке... И очень хорошо помню маминых друзей и одноклассников. Дядя Слава и дядя Игорь собирали большие компании с детьми, собаками, кошками и возили на речку. Свинцовка поближе, а до Хопра подальше... Как же там было хорошо.

Я взрослела, а  городок умирал. Закрылся завод, сократили депо. Женщины начали вязать пуховые платки в промышленных масштабах на продажу. А мужики начали пить. Страшно. Безбожно. Молодежь либо рванула в Воронеж, Саратов, Волгоград, Москву, либо спилась... Тот самый Петрович не перенес вседозволенности, ведь за поддавон больше никто не заставлял мести площадь. Сразу же опился паленой водки и умер. Не дожил до 50ти дядя Игорь по той же самой причине. А дядя Слава, весельчак и балагур, любимец женщин и вечная душа компании, повесился. Вот так тупо и от безысходности. Соседи наши, те, что девчонок на дискотеки отпускали... Одна перепила денатурату, другая по пьяни сгорела, уснув на электроплитке. Дядя Юра умер от цирроза, дядя Толя загремел в тюрьму. Сами же девчонки улетели при первой же возможности из городка. 

Магазины закрылись, им на смену пришла барахолка. Закрылся кинотеатр... А уж во что превратилась дискотека... Это совершенно отдельный разговор.

Звезд красных уж нет на заборах, как нет и самих ветеранов. Их дети и внуки вахтовым методом работают в подмосковье на пищевке. 

Но живет вокзал. Торгует платками, пирожками, газировкой, сигаретами, водкой... Пассажирские потоки не слишком оскудели, чтобы нельзя было сделать свой барыш на самой примитивной спекуляции, которую нынче называют частным предпринимательством. 

Зато открылось второе кладбище. 

И закрылась единственная больница. Династия врачей Ишиных канула в лету. Все. Теперь с аппендицитом либо в Борисоглебск, либо на погост. Что уж говорить о стариках...

Последний раз я была там лет 5 назад. Зимой. Два дня по делам. Уезжала, как бегством спасалась. Ощущение безнадеги давило еще долго.

Быть может, что-нибудь изменилось с тех пор?