СЛОМ ЭПОХ
В распространенном теперь мировом климате «затягивания поясов» (ре)индустриализация выглядит неоправданной роскошью. В самом деле, можно ли говорить о серьезных вложениях куда бы то ни было, когда бюджеты стран хронически не сходятся и руки конгрессменов, конвульсивно дергаясь, тянутся к «ножницам»? Нужна ли реиндустриализация, когда технологий и так навалом, на дефляционном фоне недостачи платежеспособного спроса и роста бедности купить можно все, что хочешь, причем намного дешевле, чем произвести. И вообще зачем производить, если перестают покупать даже у лучших мировых производителей?
настроения расползаются по миру, достигая доминанта эпохи, США, где конгресс занят лихорадочной резкой бюджета путем активного сокращения рабочих мест. Спрашивается: каковы же результаты? Ответ: не так чтоб очень вдохновляющие.
Исторически существовали три возможности избежать реиндустриализации начала века с целью сокращения расходов в условиях неработающей экономики. Нет роста, и непонятно, как его добыть. Первый вариант — уморить население, поскольку значительная часть его неконкурентоспособна и требует значительных социальных затрат. Второй — подождать, пока страну завоюют, что автоматически переложит ответственность на новые элиты. И, наконец, третий вариант — выждать, пока кризис изживет себя, глубочайший развал дойдет «до основанья, а затем...» из хаоса начнут вырабатываться новые жизнеспособные структуры.
ДОМИНАНТ ХИРЕЕТ_
Это отнюдь не шутка, а печальная реальность. Все эти варианты многократно прорабатывались исторически, как правило, с неизменно плачевными результатами. Как ни странно, наиболее эффективным оказывался последний вариант. Первые два варианта — это очевидная попытка избежать ответственности, когда традиционные решения уже перестали работать. В конечном итоге после долгих и упорных попыток обойтись первыми двумя решениями разражались мировые войны и приводили к крушению существующего порядка. В качестве побочного эффекта внерыночными методами отбирались и отрабатывались новые технологии, еще не готовые для мирных применений. Перефразируя Клаузевица, война становилась продолжением экономики, когда последняя становилась невозможной.
Первый вариант наиболее типичен для доминанта эпохи. Сейчас он поднят на щит активистами «чайной» партии и правого крыла республиканцев. Как ни удивительно, от Рима периода упадка и вплоть до сегодняшнего дня доминант всегда делал одно и то же, с более или менее идентичными результатами. С целью снизить расходы в условиях падающей маржи и коммодитизации/универсализации основных технологий эпохи шел массивный аутсорсинг в регионы более дешевого труда и более обильных ресурсов.
Исторически это приводило к демографическому коллапсу стареющего доминанта, активно заполняемого встречным иммиграционным валом. Известны демографические проблемы Рима, когда императоры стали заниматься программами стимулирования рождаемости, как водится, с сомнительным успехом. Сегодня в США стимул не сработал, велика безработица, растет долг. Остается одно — резать бюджет. В то же время доля латинского населения среди детей до семи лет превышает 50%.
Как это было всегда, сокращая производство в США, за собственные же инвестиции, развиваем конкурентов в Китае. Увольняем своих дорогостоящих программистов, финансируем дешевую софтверную индустрию Индии. В качестве побочного эффекта безработные не платят налогов, нуждаются в социальных программах, усиливают бюджетный дефицит, причем в режиме нелинейного ускорения.
Начало любой эпохи всегда одинаково. Аутсорсеры растут, доминант хиреет, набирает долги и бесплатно передает лучшие технологии своему могильщику, будущему доминанту, до поры до времени экспортеру ресурсов и дешевого аутсорсера. Например, Франция XVI века выросла как дешевый поставщик товаров для богатой Испании, галеонны-ми флотами гребущей золото и серебро Нового Света. Кольбер, министр Генриха IV, которому Париж стоил обедни, заявил, что ему не нужны копи Потоси, коль есть у него трудолюбивый французский крестьянин, которого можно обложить налогами. Ему вторил Жан Боден, восхищавшийся предприимчивостью соотечественников-французов, охотно тачающих сапоги и плавящих железо для ленивых и богатых идальго.
ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО
Как выясняется, массивная деиндустриализация доминанта и прочих развитых стран периода, которую сегодня, по загадочным причинам, называют постиндустриальной экономикой с преобладанием сервисов над «реальным» производством, повторяется в конце каждой эпохи. Явление было впервые замечено известным английским историком Эриком Хобсбаумом на примере Британской империи после пика инфляции 1860-х. Он не увидел в этом ничего постиндустриального и назвал, не без причины, совсем по-другому — «пустотелой» экономикой. Доминант вывозит производство, сворачивает реальную экономику, и оставшаяся выеденная скорлупка переходит на управление мировыми потоками глобальной системы «центр — сателлиты».
У второго варианта есть своя ярко выраженная специфика, в данном случае ресурсного сателлита. Эта версия отыгрывалась в регионах ближней и не очень периферии, которая благодаря ресурсному богатству зачастую становилась предметом вожделения стареющего доминанта, все еще безусловного лидера эпохи в технологическом и военном отношении. Исторически этот вариант постепенно, за десятилетие-другое имел тенденцию переходить в анархию. Например, начинается с выращивания моджахедов, а результат, увы, что-то типа 11 сентября, только еще масштабнее. Кто сегодня знает, что Аларих, первым покоривший Рим, состоял на службе у императора. Или что турки, взявшие Константинополь в 1453 году, были выпестованы самими византийцами в противовес персам, их исконным противникам в биполярном мире, до боли напоминающем противостояние СССР и США.
В процессе технологического перевооружения начала века под давлением военной угрозы отдельные технологически продвинутые новички обретали несвойственную им ранее прыть и принимались активно уничтожать основные производственные активы уходящей эпохи. Увы, это тоже лейтмотив и, по-видимому, необходимый этап списания старых активов и расчистки площадки для новых технологий, еще неконкурентоспособных вне военной сферы. Например, подлодки Германии нанесли непоправимый урон сети угольных станций мировой торговли начала XX века. Этим была подорвана гегемония Британии на морях. Это же задернуло занавес угольной эпохи первой индустриальной революции под эгидой Британии. В самом деле, кто в здравом уме и твердой памяти списал бы такие ценные активы, как работающие сети угольных станций по всему миру? Начиная с инноваций во флоте, по жесткой необходимости быстрое освоение США стало возможным после появления тандартного дома. После перехода на на дизель, постепенно выкристаллизовалась новая эпоха нефтяного транспорта. Лидером стали США, бывший экспортер в рамках британской мировой торговли центр — сателлиты. Кстати, страна перепрыгнула из мира дерева прямо в высокотехнологичный мир пластмасс и стали, пропустив эпоху железа.
МОМЕНТ ИСТИНЫ_
Жесткую заданность исторических сценариев можно, конечно, объяснить тупостью доминанта.
Но поскольку это повторялось так много раз, проще принять тезис жесткой необходимости. Доминант старый, система сложилась, изменить ее нельзя, можно только сломать и выбросить. В конечном итоге, несмотря на разнообразие действующих лиц и исполнителей, дело кончалось третьим вариантом, который как раз и имеет смысл в качестве последнего аккорда затянувшейся драмы.
Из этого следует, что реиндустриализации избежать нельзя, поскольку третий вариант возрождения феникса из пепла ровно и означает реиндустриализацию. Гак возвращаемся на круги своя... Это дарвинистский момент истории, резкое ужесточение конкуренции всех против всех. Старые технологии рано или поздно вымарываются из бытия дефляционным прессом. Исторически именно так, с большей или меньшей степенью жестокости, и происходил переход к новому технологическому укладу, о котором пишет Глазьев. Сидит Кржижановский и на коленке ваяет план ГОЭЛРО: нет не только электричества, а даже угля, нет способа подвезти что-нибудь куда-нибудь в голодной разрушенной стране. Но есть торф, вонючий и местный, в любой луже или болоте, значит, возможна лампочка в крестьянской стране, с массовой электрификацией, опережающей мировые стандарты.
Метроном истории отбивается долей заработной платы в ВВП страны, и (ре)индустриализация происходит регулярно, в конце каждой технологической эпохи. Решается только одна задача — накормить людей, а вовсе не поставить новую тысячу станков, которые работают только на бумаге. Эта задача встает после того, как маржа, получаемая от старой технологической базы, упала, и она перестала кормить. Отныне пропитание обеспечивается исключительно за счет распила, то есть банального растаскивания того, что уже наработано и обречено закончиться. Растащат в надежде разбежаться, но исторически бежать оказывалось некуда. Более научно распил называется статусной рентой: от должности, доступа к начальству, ранга в криминалитете. В современной западной литературе это признанная черта старого общества (Мокир).
Тащат, как могут, и сегодня, плюнув на мечты о прекрасном постиндустриальном обществе белых воротничков в чистых офисах и белых халатов в стерильных лабораториях. Мечты уже лопнули или лопнут, надежды на мудрого дядю со стороны не оправдались или не оправдаются — он занят собственными проблемами того же сорта. В этот период распил идет везде, по обе стороны океана, с разной интенсивностью и с разным законодательным обеспечением, в просторечии крышей, в зависимости от этнических норм, привычек и особенностей. Например, поймали мелкую рыбешку Мэйдоффа за какие-то чахлые 50 миллиардов, в то время как капитаны индустрии съели экономический стимул всей страны, это уже триллионы, но вполне легально, значит, все в порядке.
Проблема у всех простая: у старой экономики низкая отдача, всем не хватит, значит, нужно социальное размежевание, возникает сверхконкуренция — за рабочие места (понижающая зарплаты как в абсолютном размере, так и в отношении к ВНП), социальные статусы элиты, ренты разного типа и т. п.
Исторически у, казалось бы, чисто русского распила было много ликов. Например, в традиционном обществе работали периодические династические циклы (Голдстоун), в конце которых крестьяне уходили в разбойники или же в солдаты, которые были заняты ловлей разбойников. В конечном итоге от непропорционального перерастания контрольного слоя и сверхконкуренции элит прежде всего страдает сама элита. Технологические эпохи заканчивались списанием, то бишь кровавой бойней, где элиты истреблялись физически. Например, после Гражданской войны публичные дома Шанхая были заполнены русскими аристократками, а таксисты были в фуражках и с титулами.
ОТРЕЧЕМСЯ ОТ СТАРОГО МИРА
В этом смысле развал СССР и текущий кризис западного мира па удивление идентичны. При всей внешней несхожести это кризис модели массового производства XX века, по мере падения ее отдачи. СССР пал первым, в 1980—1990-х, по причине более низкой производительности. Затем закон убывающей отдачи Рикардо поразил и США, остатки биполярного мира прошлого века. В этом смысле (ре)индустриализация — это возвращение на круги своя, поиск новой пищевой базы по мере исчерпания старой. Основная задача — перейти от удушающей рентной экономики старого мира, то бишь распила, к производящей экономике создания рабочих мест, типичной для молодого растущего общества. Не то чтобы рента плоха сама по себе — если она сравнительно невелика и служит для обеспечения контролеров, а не душит производителей.
Но рабочие места не нужны никому, если они проедают больше, чем создают. Значит, основная проблема формирования новой эпохи в скачке производительности труда, в том, чтобы создавать больше, чем проедать. В этом плане каждая новая технологическая эпоха создает возможности для резкого удешевления производства и жизнеобеспечения.
Быстрое освоение США стало возможным после появления дешевого стандартного дома (balloon house на дешевой и простой рамочной конструкции, сколоченной из досок гвоздями). Это случилось в 1830-х по мере роста высокотехнологических отраслей времени: лесопилок, обеспечивающих дешевые стандартные доски, и заводов, выпускающих такие же дешевые стандартные гвозди. Или, скажем, рабочие Британии получили доступ к углю и могли прожить в городах, в то время как французы продолжали зависеть от дерева и сидели в своих деревнях. Аналогично выход США на лидирующие позиции XX века связан с отработкой крупной дизельной технологии землероющих машин перед Первой мировой войной во время строительства стратегического Панамского канала. Эта технология сделала суперконкурентоспособными угольные карьеры США в 1920-х, ровно тогда, когда глубокие шахты Европы уже утратили конкурентоспособность.
В этом смысле для России основной является задача удешевления жизнеобеспечения и наиболее критических производств, прежде всего технологий для высокорентабельных ресурсных отраслей. (Ре)индустриализация — это главным образом машиностроение, связанное с появлением принципиально нового поколения намного более производительных и дешевых машин на основе роста миниатюризации и точности. Цель — прорывные отрасли глубокого бурения в океане, зоне вечной мерзлоты, космоса, вооружения... Для этого придется решать параллельные задачи жизнеобеспечения в суровых уголках планеты. На уровне крупномасштабной массовой технологии XX века это оказалось слишком дорогостоящим и в конечном итоге разорило СССР. Стоит вопрос резкого удешевления за счет компьютеризации, распознавания образов и прочих высокотехнологичных отраслей в добыче ресурсов, сельском хозяйстве, строительстве жилищ, здравоохранении, супердешевого и суперкачественного компьютерного образования по Интернету, транспорта и т. п. А «тянуть» чужие открытия и патенты — традиционно черта молодого общества (см., например, Китай).
Одним словом, ничто не ново под луной. Вместе со всем миром заходим в очередной вираж цикла (ре)индустриализации. А кто из этого и с каким багажом выйдет — это уж время покажет...
Реиндустриализация - это главным образом машиностроение, связанное с появлением нового поколения более производительных и дешевых машин.
Комментарии