Либерализм и труд

Трудом (работой) в рыночной экономике называется всякая деятельность (или бездеятельность), осуществляемая в интересах владельца финансового капитала (нанимателя) за денежное вознаграждение, являющееся предметом договора между работодателем и работником (исполнителем).

   Попросту говоря, сегодня работой принято называть любые действия, в результате которых появляются деньги. Процесс созидания реальных товаров и услуг охватывается денежными транзакциями в самой незначительной мере.

   Можно утверждать, что большинство граждан в условиях современного рыночного хозяйства не работают, а обслуживают потребности владельцев финансового капитала.

   Реальный сектор экономики занимает (по разным оценкам) всего несколько процентов в полном объеме денежно-финансовых отношений, являясь слабым и полностью зависимым младшим партнером финансового капитала.

   Такая ситуация очень близко подходит к ницшевскому описанию «восстания рабов в морали», когда в результате переоценки традиционных нравственных ценностей, слабые и униженные берут верх над гордыми и сильными:

   «Все, что было затеяно на земле против «знатных», «могущественных», «господ», не идет ни в малейшее сравнение с тем, что затеяли против них евреи; евреи, этот жреческий народ, умевший, в конце концов, брать реванш над своими врагами и победителями лишь путем радикальной переоценки их ценностей, стало быть, путем акта духовной мести. Так единственно и подобало жреческому народу, народу наиболее вытесненной жреческой мстительности. Именно евреи рискнули с ужасающей последовательностью вывернуть наизнанку аристократическое уравнение ценности (хороший=знатный=могущественный=прекрасный=счастливый=боговозлюбленный) – и вцепились в это зубами бездонной ненависти (ненависти бессилия), именно: «только одни отверженные являются хорошими; только бедные, бессильные, незнатные являются хорошими; только страждущие, терпящие лишения, больные, уродливые суть единственно благочестивые, единственно набожные, им только и принадлежит блаженство, - вы же, знатные и могущественные, вы, на веки вечные злые, жестокие, похотливые, ненасытные, безбожные, и вы до скончания времен будете злосчастными, проклятыми и осужденными».

   (Ф. Ницше. М. Мысль.1990 г. Сочинения в двух томах. Т.2, с.422).

   Хозяйство во все времена призвано служить обеспечению жизни людей и быть средством сопротивления космическому натиску смерти.

   Сколько бы современные либералы не заявляли о внеморальности экономического оборота, о якобы исключительно рациональной природе финансового капитала, в действительности экономика всегда обслуживает потребности тех или иных групп людей. Именно поэтому хозяйственная структура любого общества полностью подчинена внутренней морально-правовой основе этого общества.

   Всякое изменение нравственных устоев, правил повседневного поведения людей, порождает равноценное изменение условий хозяйствования.

   Открытое Ницше перевертывание ценностей, сопровождавшее переход человечества от морали античности, формировавшей элиту в основном по воинскому признаку, к морали средних веков, когда христианство в Европе полностью определяло весь строй обыденной жизни, как знати, так и простолюдинов, означало обнаружение бомбы замедленного действия.

   Даже та небольшая свобода, которую все-таки сумел захватить рядовой маленький человек, позволила ему явить миру весь свой идиотизм.

   В психике массового человека быстро, всего за несколько десятков поколений, утвердились предпосылки будущего «демократического» возвеличивания маленького массового человека.

   Раз бог всех людей любит одинаково, значит, перед богом все люди равны.

В результате человеческая масса самоорганизуется и объединяется по христианскому признаку. Жизнеспособность иудео-христианской цивилизации сохранялась почти две тысячи лет.

    Импульс ресентимента, этого почти космического начала злобы, ненависти и тайного недоброжелательства, докатился до экономических отношений только к эпохе Возрождения, когда вместе с удивительным расцветом наук и искусств, началось освобождение мятежного и творческого иудейского духа, шлифовавшегося еврейскими жрецами в еврейских гетто на протяжении многих веков Средневековья.

   Мы видим, что переворот в морали произошел примерно на полторы тысячи лет раньше переворота в экономике.

   Создание колоссальной финансовой власти началось с эмансипации еврейства. Сама эта эмансипация также растянулась на несколько веков и удивительным образом оказалась хорошо скоррелированной с рядом либеральных революций в Европе.

   Характерным признаком еврейской эмансипации является формирование в странах проживания слоя прозелитов среди местной элиты и приспособление ее в качестве приводных ремней для целей финансового управления государствами.

   С тех пор весь калейдоскоп «демократически» и законодательно сменяемой публичной власти неуклонно способствовал проникновению во все общественно-государственные структуры и всемерному укреплению законодательной несменяемости тайной финансовой власти.

*  *  *

   Для сообщества людей в целом только труд является источником благосостояния. Однако для составляющих наше сообщество групп и отдельных лиц таких источников уже становится два – собственно труд и деятельность по распределению, а также и присвоению результатов этого труда.

   Исторически  возможность продуктивного распределения, включающего в себя выгодный обмен, появилась только в эпоху неолита, т.е. примерно пять-шесть тысяч лет тому назад, когда чистое потребление даров природы сменилось созиданием все более разнообразных жизненных благ.

   По некоторым оценкам производительность труда при переходе от собирательства к земледелию увеличилась в десятки раз, а замена охоты животноводством увеличила эту производительность в сотни раз. Величина общественного пирога начала приобретать привлекательные размеры.

        Можно предположить, что так называемые корыстные отношения, являющиеся основой обмена,  не могли появиться в более ранние времена, так как делить и накапливать было практически нечего – все добытое практически сразу же потреблялось.

    Насколько нам сейчас известно, в те времена не существовало групп людей, либо отдельных лиц, сумевших сосредоточить в своих руках политически значимую часть процессов обмена в общественно созидаемом продукте. Необходимая для овладения стихийным обменом, спекулятивная сила абстракции потребовала длительного культурного развития начал цивилизации, сложившихся в эпоху неолита.

   Труд и сознательное усвоение его результатов подразумевают возможность символического представления всех материальных субстратов, связанных с трудовой деятельностью.

    Без несовпадающих интерпретаций всего процесса труда и отдельных его звеньев у различных групп общества, невозможно обосновать царящий сегодня во всех общественных отношениях неэквивалентный обмен, являющийся исходной основой всей структуры современной власти.

   Вместе с тем одного только развитого интеллекта для господства отношений обмена, типичного для нашего времени, над всеми остальными человеческими отношениями все же недостаточно.

    Нужна еще определенная концентрация численности населения, чтобы подавляющее большинство людей не имело никакой физической возможности вступать в человечески близкие отношения друг с другом. Тогда всякий среднестатистический персонаж является для другого персонажа абстрактным посторонним – «чужим», в отношении которого моральные обязательства не имеют статуса доминирующей силы.

    Любой случайный, наугад выхваченный из толпы, человек имеет для нас  только отвлеченную ценность, так как нет никакой  реальной возможности сопереживать ему. Именно поэтому большая масса людей («толпа») равнодушна, агрессивна и жестока.

   Только в случае указанной возможности абстрагирования от моральной основы человеческих отношений возможен по-настоящему универсальный и глобальный обмен.

   Как раз по этой причине современная, пропагандируемая на каждом рыночном углу, глобализация есть всего лишь паллиатив настоящей проблемы – проблемы целостности всего человечества. Люди, путем сознательного отключения моральных принципов, разделены на враждующие  потребительские группировки, рыскающие по рынкам в погоне за идиотскими рекламными брэндами.

   Всякая мораль исходно является набором, прежде всего, принципов запрета, разного рода ограничений на свободу действий всякой отдельно взятой личности – не убий, не укради, не лжесвидетельствуй и других общеизвестных правил поведения. Очевидно, что такого рода правила не допускают свободный экономический обмен во многие сферы межчеловеческих отношений, т.е. являются объективными препятствиями глобализации.

   Действительно, если информация и знания могут быть разделены между неограниченным числом участников (хотя современное законодательство в области охраны авторских прав пытается ограничить обмен культурными ценностями в угоду экономическим интересам), то испытывать любовь и дружбу к большому числу конкретных людей невозможно. В этом смысле человеческие чувства также редки, как и экономические ресурсы. Всегда приходится выбирать -  к кому их можно применить.

   «Экономия чувств» совершенно неизбежна при достаточно широком проникновении отношений обмена в человеческий социум.

   Свобода либерала есть, прежде всего, свобода отношений обмена, а, следовательно, и максимальная свобода движения финансового капитала, но в то же время это и свобода перемещения наемного работника в погоне за тем же самым капиталом.

   Прежде чем проследовать далее в общих рассуждениях, почему-то очень хочется спросить (после похмелья общих рассуждений) – отчего это все, безо всякого исключения, либералы принадлежат к самому обеспеченному классу, т.е. имеет полную свободу от закрепощающего труда?

   Вы можете себе представить либерального шофера, официанта, шахтера или, например, либерального дворника?

   Мне все более кажется, что последним воплощением свободы в либеральном мировоззрении является свобода от труда.

    Избранные баловни либерализма гнет трудовой заботы о повседневности научились виртуозно перекладывать на остальное население.

   Присматриваясь к корыстным ухищрениям победившего либерализма, начинаешь подозревать, что повседневным бытовым лозунгом этих людей является формула – терпение и труд в дурдом приведут.

   Истинный либерал ищет не просто свое место в этой жизни, он непременно ищет доходное место,

т.е. такое место в системе человеческих отношений, когда можно жить за счет чужого труда.

  Современных либералов охватил пафос «свободного» распределения чужого имущества, имущества созданного чужим трудом. Когда средства к жизни приобретаются не в результате собственных усилий, а путем разнообразных манипуляций с ценностями, созданными другими, неизбежно возникает соблазн легкой траты, эффект трофея, добытого силой либо обманом.

   Следующим шагом на этом сомнительном пути является возможность удовлетворения такого рода желаний, которые практически никак не связаны с компенсацией трудовых усилий по созиданию средств к жизни. Таким образом, закладывается основа потребительского, по моему убеждению,  криминального, отношения к жизни.

   Созидающий труд бесцеремонно уничижается потребителем. Настоящая ценность труда становится неизвестной величиной.

   Сегодняшний потребитель дает своеобразный импульс самым разнообразным видам производительного труда. Сложившаяся ситуация почти точно воспроизводит старую дискуссию о необходимости злодеев и преступников для нормального функционирования общества.

   В великолепном изложении К.Маркса это звучит так:

   «Преступник производит … всю полицию и всю уголовную юстицию, сыщиков, судей, палачей, присяжных и т.д., и все эти различные профессии, каждая из которых представляет собой определенную категорию общественного разделения труда, развивают различные способности человеческого духа, создают новые потребности и новые способы их удовлетворения. Уже одни только пытки дали толчок к остроумнейшим механическим изобретениям и обеспечили работой множество почтовых ремесленников, обратившихся к производству орудий пыток».

   (К. Маркс. Теории прибавочной стоимости. (IV том «Капитала») М.1955 г.,

     с. 371).

   Указанные Марксом орудия пыток более всего напоминают современные мобильные телефоны. Трудно себе даже представить величину производительных сил, замешанных в изготовлении средств беспроводной передачи человеческой речи, обеспечивающих беспрепятственное распространение всего того безумия, которое свойственно современному массовому человеку.

   Беспрецедентное унижение роли созидательного труда в рыночной цивилизации свидетельствует о ее все углубляющемся упадке.

   Совсем иначе осознавали для себя роль труда лидеры эпохи Возрождения.

Открывающий эту важнейшую в истории человечества эпоху, Франческо Петрарка писал одному из своих друзей:

«… без труда жизнь не жизнь, а вялое и бесполезное времяпрепровождение»

И далее:

 «Постоянный труд и напряженное усилие – питание моей души; как только успокоюсь и обленюсь, перестану и жить»

   Нижеследующий отрывок характеризует прямо-таки ненасытное отношение к труду этого выдающегося человека:

   «… не довольствуясь огромными начатыми мной трудами, для которых этой краткой жизни явно мало и, продлись она еще столько же, все равно будет мало, я каждый день берусь за новые и посторонние работы, - так ненавистны мне сон и вялый покой».

   (Петрарка.Стихи. Сонеты. Размышления. М. Рипол классик, 2002, с.666,

    668, 669).

*  *  *

   Знаменитый фантаст Герберт Уэллс, между прочим один из основателей современной политологии, как-то заметил:

 – Наш либерализм уже не был философией – он превратился в щедрую праздность.

   Интересную трансформацию в новейшее время получило и само понятие «труд». Сегодня повсеместно можно услышать, что гражданин А, отобравший у гражданина Б или организации Х, допустим, с применением оружия или путем обмана, такие-то денежные средства, эти средства ЗАРАБОТАЛ. Тем самым остро криминальная деятельность негодяев объявляется трудом.

  Однако здесь нет ничего удивительного, т.к. согласно фундаментальным концепциям экономического либерализма:

   «Там, где нет денежных цен, нет и таких вещей, как экономические величины».

    (Л.фон Мизес «Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории». М, Экономика, 2000, с. 198).

   Иными словами, именно деньги делают мир экономических отношений зримым.

   В этих условиях весь процесс труда опосредован денежными отношениями, т.е. деньги, по факту, выше людей (и результатов их труда). Это означает почти открытое одобрение любой деятельности, направленной на завладение денежными средствами.

   Конечно, такой выдающийся экономист и обществовед как фон Мизес знает, что:

    «Материализм фондовой биржи и бухгалтерского учета никому не запрещает следовать нормам Фомы Кемпийского или умереть во имя благородного дела». (Там же, с. 204).

    Однако во времена написания наиболее полного трактата по экономическому либерализму (середина ХХ века) никто и представить себе не мог, что собственность целых стран может быть украдена (извините, приватизирована) у их населения и «благополучно» распродана узким кругом лиц под предлогом заботы об интересах того же самого населения.

   Тот же фон Мизес говорит:

  «Деловой человек может обратить свою собственность в деньги, а страна не может». (Там же, с. 205).

  В первой половине января  2007 г. официальная российская пропаганда впервые открыто сообщила, что доходы 500  самых богатых людей России в2006 г. в два раза превзошли расходы всего федерального бюджета за этот же период. С этого времени обыкновенная человеческая скромность превратилась в ненужное украшение. Комментарии застревают где-то на уровне трахеи.

  Мягкая оценка ситуации означает, что деловая и политическая элита России преимущественно занята обращением собственности страны в иностранные деньги, в полном противоречии с азами либеральной теории.

  Необходимо отметить, что те или иные политические и экономические теории никогда не были практическим инструментом действия для правящей элиты, что бы не утверждали по этому поводу учебники экономики и политологии.

    Настоящая власть исключительно субъективна. Еще Платон высказался: «Друзья мои, не давайте никому себя убедить, будто государство может легче и скорее изменить свои законы другим каким-то путем, чем под руководством властителей, нигде этого не случится ни теперь, ни впредь».

      Платон «Законы», книга IV.

   Я настаиваю на том, что современный либерализм уникально необъективен, т.е. является разновидностью субъективизма, когда частные мнения и желания крошечного меньшинства «чужих» навязываются всему обществу в качестве правильных и обязательных руководств к действию.

   Например, как уже выше отмечалось, всякая деятельность по овладению денежными средствами объявляется трудом.

   Если принять подобную точку зрения, то самыми трудолюбивыми окажутся владельцы ФРС (американской частной федеральной резервной системы) – т.к. у них денег больше, чем у всех «остальных», а если им «не хватает», то они всегда могут «напечатать» еще, обладая «правом» практически неограниченной эмиссии.

   Значит, самый главный эмиссионер и есть главный Герой труда.

   С другой стороны, я не думаю, что протестными настроениями людей управляет обостренное чувство справедливости. Грустно это или смешно, но

большинство трудящихся граждан ненавидит капитализм за то, что им слишком мало достается от его плодов. Большая грусть охватывает большие массы населения еще и оттого, что им не хватает места в телевизоре.

   Большой соблазн, умноженный на несложный квалифицированный обман,

способен быстро заполнить нужный Майдан.

   Сегодня имена вырвались из-под власти породивших их вещей. Мир имен и мир вещей разделились. У каждого из них появилась возможность жить независимо, по-своему.

   С практической точки зрения это означает, в частности, возможность управлять образом любых событий в обществе в интересах практически любых состоятельных групп влияния.

   Мир, лишенный статуса объективности, открыт для лжи и насилия.

   Понятия «либерализм» и «труд» также выскользнули из обязывающих объятий объективности. Сегодня первичной единицей измерения, как степени либерализма, так и меры труда является денежная единица.

   Похоже, что равновероятно и успешно можно «профинансировать» как дальнейшее укрепление экономического либерализма, так и возвращение Советской власти у нас в России, да и в любой другой стране мира. Единственное условие успеха – так называемая открытость экономики, с набившими оскомину байками про инвестиционную привлекательность и свободными рынками чего угодно – от политических партий до унитазов.

   Свобода при капитализме – это беспрепятственное обращение денежных единиц.

  Свобода такого рода ведет к возможности присвоить своеобразную капиталистическую метку – денежный знак любому как материальному, так и идеальному событию в общественной жизни.

  «Чужие» метят территорию.

   Если же вам не присвоили денежную метку, т.е. у вас НЕТ денег, значит вы вне игры, вы не записаны в книгу жизни «чужих» и обязательно быстро и мучительно умрете. Ну, может быть, побомжуете всласть на московских трех вокзалах пару лет.

   Действительно, в сегодняшней жизни лишить любой  проект финансирования, т.е. денег, даже такой природный (для верующих божий) проект как Человек, значит сознательно его убить.

   Согласившийся на роль наемника Капитала работник, превращается в существо, чья смерть проплачена. Не сомневайтесь, что проплаченная жизнь равносильна проплаченной смерти.

   Ничем не ограниченная свобода Капитала означает поражение в правах нанятого им обслуживающего персонала.

   Отзовитесь, правозащитнички!