История одного расследования

       Всем хорошо известно изречение: «Платон мне друг, но истина дороже!» А если он мне не только друг, но у нас ещё есть и общий враг? И я ищу доказательств  порочности этого врага, нахожу их у Платона, а потом обнаруживаю, что автор этих доказательств лжец? Более того, заведомая ложь обнаруживается лишь в одном, может и не самом важном эпизоде. Остальное очень похоже и может даже является правдой. Как быть? Впрочем, для меня здесь вопроса нет. Истина все равно дороже! Ложь должна быть обнародована, а единожды солгавший автор (единожды, потому что у нас нет других доказательств) не может быть для меня историческим свидетелем, в какие бы одежды он не рядился.

       Меня интересовало социалистическое строительство в 20-30-х годах ХХ века, связанное с индустриализацией и коллективизацией, осуществляемое под руководством Сталина. Материалы исследования должны были стать частью книги, которую я готовил к изданию. Хотелось найти объективные источники – свидетельства очевидцев, способных, с одной стороны, оценить всю полноту происходящих событий, с другой – не зашориных  идеологической коммунистической мишурой, имеющих возможность говорить правду без страха быть репрессированным, и, в то же время, это должны были быть люди, которым можно было бы доверять.

       И вот однажды мне показалось, что я такой источник нашёл. В Военно-историческом альманахе Виктора Суворова. Выпуск 1/В была опубликована статья Хмельницкого Д.С. под названием «Карл Иванович Альбрехт и его книга «Преданный социализм». Там же, был частично опубликован первоисточник Альбрехт К.И. «Разве это социалистическое строительство?» Глава из книги «Преданный социализм» Альманах выпущен издательством ООО «Издательство «Добрая книга» в 2012 году. На это издание мы и будем ссылаться, указывая номера страниц. Итак, по сути вопроса.

      Альбрехт К.И. ( настоящее имя – Карл Маттхойз Лёв) – человек увлекательной, и в то же время драматической судьбы. В 17 лет он оказался на фронте первой мировой войны, был много раз ранен, награждён Железными крестами первого и второго класса. После войны Альбрехт стал коммунистом. Получил образование лесного инженера. В 1924 году приехал в Советский Союз. Здесь он сделал просто головокружительную карьеру, пройдя путь от простого лесного инженера до члена ЦКК-РКИ (Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и Рабоче-крестьянской инспекции СССР) и руководителя секции лесного хозяйства и деревообрабатывающей промышленности при Рабоче-крестьянской инспекции. Под конец карьеры он стал заместителем руководителя Главного управления лесной, деревообрабатывающей, бумажной и целлюлозной промышленности СССР, из которой позже образовался Наркомат лесной и деревообрабатывающей промышленности. То есть он был в ранге заместителя наркома. В его ведении находилась вся лесная промышленность СССР. Лес в то время имел значение тождественное с сегодняшним российским ресурсом нефтью или газом. Он занимал второе место в СССР по валютным поступлениям, уступая первенство только зерну. В 1933 г. Альбрехт был арестован ГПУ и обвинён в шпионаже в пользу немецкого генерального штаба. В заключении провёл 18 месяцев. Прошёл пытки и голодовки, попытки вербовки. Однако своей вины он не признал. В конце концов был приговорён к смертной казни.

      После месячного пребывания в камере смертников Таганской тюрьмы, по-видимому благодаря сохранённому немецкому гражданству или какому-то другому чуду, его неожиданно помиловали и в апреле 1934 года выслали в Германию. Там он был арестован гестапо, провёл несколько месяцев в концентрационном лагере, допрашивался в тюрьме гестапо в Берлине и был наконец выпущен на свободу. Как бывший коммунист он не мог найти работу в Германии, поэтому эмигрировал сначала в Турцию, а затем в Швейцарию. В 1938 году вышла его 650-страничная книга «Преданный социализм. Десять лет в качестве высокого государственного чиновника в Советском Союзе». Во время войны общий тираж книги составил 2 млн. экземпляров и использовался Германией в качестве пропагандистского материала. В 1942 г. Одна из глав книги, «Красный экономический хаос» была переведена на русский язык под названием «Разве это социалистическое строительство?»  О дальнейших его превратностях судьбы вы можете узнать из статьи [Хмельницкий, 2012, с.327-332].

       Очевидно, что Альбрехт был одним из самых высокопоставленных, компетентных и умных чиновников СССР, оказавшихся в тот период за границей и получивших возможность изложить политические, экономические и бытовые аспекты жизни в СССР обобщённо и в конкретных деталях. Вот к этим деталям мы и перейдём.

        В качестве примера Альбрехт приводит результаты работы лесопилок Архангельской промышленной области, которые считались тогда самыми лучшими из всей очень плохо работавшей лесопильной промышленности.

В 1927-1928 хозяйственном году там было 33 лесопилки со 145 рамами (отчасти импортными), которые разрезанный на куски кругляк использовали всего лишь на 54%, а 46% ценнейшего леса уходило в щепу., которая специальными пароходами вывозилась в море и выбрасывалась.

        «При этом дело шло об исключительно первоклассном строевом лесе, так как в то время на лесопилки доставлялся только совершенно чистый товар без сучков, т.е. лишь нижняя часть срубленных стволов.

        Моё предложение сводилось к тому, чтобы основательно модернизировать и использовать все существовавшие на территории РСФСР в 1927-1928 году лесопилки с их 1031 рамой, в том числе и 33 лесопилки Архангельской области и таким образом привести их к нормальной продуктивности.

       В этом году общая продукция всех этих лесопилок достигала только 9 332 000 погонных метров кругляка. Таким образом и здесь выброшено было в щепу 6 550 000 кубометров первоклассного лесного материала!

        Пройди мои предложения, в одной только Архангельской бухте годовую промышленность её 33 лесопилок с их 145 рамами ( которые, может быть, пришлось бы отчасти заменить новыми) было бы возможно поднять с 1 684 000 кбм пиленого леса на 6 820 000 кубометров ( при двух сменах).

         На основании этих и других сравнительных данных я указывал, что продуктивность всех лесопилок и деревообделочных заводов всего СССР, которых было около 6 000, могла бы быть доведена до гигантской цифры. Эта продукция с лихвой перекрыла бы потребность в лесе всего советского хозяйства и намного увеличила бы экспортные возможности леса, если бы все эти предприятия были соответственно модернизированы и если бы были введены упорядоченные способы их хозяйственного управления и изменены жилищные и продовольственные условия для обслуживающего персонала и его семей.

         Однако, как и многие до меня и после меня, я должен был скоро прийти к заключению, что я ораторствую перед глухими.

         Обуянные неизлечимой манией величия, местные и центральные партийные шишки желали промышленных гигантов – любой ценой! Нужно было показать окружающему капиталистическому миру, что значит большевистская государственная и хозяйственная стройка.» [Альбрехт, 2012, с. 346-347].

        Однако пойдём далее: «При разработке и обсуждении первых планов пятилетки ещё видны были границы, внутри которых должна была осуществляться промышленная стройка. Здесь была равномерность и взаимная связанность хозяйственных целей как для разработки сырьевых источников, так и для стройки равномерно развитой крупной промышленности. Был разработан, - хотя только и теоретически, - вопрос о создании транспорта, необходимого для связи промышленных предприятий с рынками сырья и сбыта.

         В 1929/30 году, т.е. на третий год пятилетки, эта картина совершенно изменилась под вторжением подталкивающих радикальных элементов. Вводились гигантские, совершенно непредусмотренные планы расширения. Исходные планы стройки оказывались выброшенными за борт. Без всякого учёта наличия достаточной сырьевой базы строились гигантские предприятия. Потом, когда в эти предприятия была уже вложена огромная масса строительных материалов и денег, - многие из них пришлось «законсервировать». Однако, даже и это «консервирование» явилось только прикрытием, ибо никогда эти предприятия не могли бы быть закончены и пущены в ход, так как за это время успело выясниться, что воображаемых местных источников сырья никогда не существовало, а привозное сырье не могло быть доставлено по хозяйственным или транспортным причинам.

         С другой стороны – во многих местах с невероятными жертвами деньгами и человеческими силами строили в отдаленных, бездорожных местах гигантские электростанции, для тока которых ни сейчас, ни на десятки лет вперёд нельзя найти никакого сбыта и никакой возможности применения.

        В других очень многочисленных случаях торжественно праздновали пуск в ход законченных предприятий, но о их правильной работе нечего было и думать, так как не хватало квалифицированной рабочей силы.

       Предпринимались самые различные насильственные попытки пустить в ход эти предприятия при помощи неквалифицированной рабочей силы – и всё кончилось провалом. Следствием этого было то, что дорогие машины, купленные за границей на гроши голодающего народа, неквалифицированный персонал приводил в разрушение в течение нескольких недель, и такие же машины приходилось покупать вновь. Кроме того, значительно большая часть продукции, выработанной неквалифицированными рабочими, оказывалась совершеннейшим браком и шла в переработку.

        В бесчисленном количестве случаев проектные бюро, которые росли, как грибы после дождя, вырабатывали никуда не годные проекты сложнейших промышленных предприятий. На основании этих негодных или неполноценных планов ставилась масса машин, которые в производственном отношении совсем не подходили друг к другу.

        Силовые установки часто оказывались слишком слабыми для пуска в ход машин предприятия.

        Закупались дорогие транспортные средства, которые оказывались или непригодными для перевозок или вообще нерентабельными.

        Устанавливались сложнейшие автоматы или полуавтоматы, которые для данного производства оказывались абсолютно ненужными или чересчур дорогими в эксплуатации и которые уже по чисто хозяйственным соображениям сейчас же заменялись другими, более простыми.

        Советские составители проектов, опьяненные манией индустриализации, и их закупщики за границей заказывали станки, сверлильные и фрезерные машины и тысячи других предметов новейшей конструкции, для обслуживания которых не было нужных армий квалифицированных рабочих.

       Но строительные площадки в провинции, на которых, по замыслу охваченных манией величия полуграмотных людей, должны были по приказу вырастать из земли гиганты индустрии, - уже через несколько месяцев после начала работ походили на поля сражений. Здесь валялись полураспакованные ценные инструментальные станки из Германии, транспортеры из Англии, экскаваторы из Америки. А нужные для них проволочные каналы, закупленные в других странах «из соображений дешевизны», валялись где-то полузасыпанные землей. Дождь и снег, жара и холод сменяли друг друга и заботились о том, чтобы это, стоившее миллионы и лежащее теперь под открытым небом оборудование в самый короткий срок было приведено в полную негодность.

        Строительные работы продвигались очень медленно, так как в большинстве проектов вовсе не были учтены местные особенности. На местах, которые были предусмотрены для стройки, вместо равнины оказывались холмы и болота. Для подготовки строительной площадки проектируемых заводов приходилось сначала срывать холмы, засыпать ямы, осушать местность. Для всего этого нужны были огромные земляные работы, совершенно не предусмотренные проектами. Это не только замедляло работы, но и безмерно повышало их стоимость. Попытки специалистов передвинуть строительную площадку на более удобное место натыкались на тупое упрямство партийных шишек. Они демонстративно заявляли, что строить нужно именно на таких неудобных местах, перед которыми капиталистические предприниматели отступили бы в страхе. Это и называлось «большевистским упорством».

        Все это время непрерывно в срок пребывающие из-за границы машины лежали под открытым небом.

        И когда наконец стройка доходила до того момента, когда надо было устанавливать и монтировать иностранные машины, то оказывалось, что часть их или пришла в негодность, или испорчена до такой степени, что их снова приходилось отсылать фирмам для переделки или починки. Или выяснялось, что установки, собранные со всего света, большей частью совсем не подходят друг к другу.» [Там же, с. 348-351]

        Организационные огрехи прикрывались трескотнёй о новаторстве, стахановцах, о героизме трудовых масс, который единственный реально и спасал положение. «Почти при всех новостройках или при капитальной реконструкции предприятий фактически затраченные суммы далеко превосходили установленные и одобренные расходы.

        Поэтому какому-то хитрецу пришла в голову идея выровнять возросшие амортизационные расходы путем повышенного использования предприятия.

Несмотря на предостережения иностранных специалистов и многочисленные протесты добросовестных русских работников, по его предложению была введена «непрерывка», т.е. непрерывная работа.

        Из рабочих, которые до сих пор работали в две и три смены, была образована ещё и четвёртая.

        Таким образом, машины работали день и ночь без малейшего перерыва. Так как общее число рабочих, на основании плана,  в большинстве случаев не могло быть увеличено, то эти рабочие в продолжение восьми или шести часов должны были давать почти удвоенную продукцию, по сравнению с прежними рабочими нормами.

        Конечно, этого не могли выдержать ни машины, ни люди. Правда, людей можно было путём жесточайших принудительных мер использовать до полного исчерпания их физических сил, машины же работали до тех пор, пока они не ломались, часто калеча или убивая при этом несчастных рабочих…

        Так, на обследованной мной лесопилке «Мезень» шатун лесопильной рамы, не выдержав перенапряжения, лопнул. Со страшной силой разлетевшиеся осколки убили трех стоявших у рамы рабочих.

          Хотя в этом случае ответственность нес в первую очередь начальник главного лесного управления в Москве Фушман, который без всяких размышлений ввел во всех предприятиях лесной промышленности «непрерывку» (попробовал бы он этого не сделать! – примечание автора), - ответственным лицом за смерть трех рабочих, за поломку дорогих машин и за многомесячное уменьшение продукции был сделан старший инженер Спишарный, который жил в Москве, в 3000 километрах от места происшествия и в качестве технического руководителя отдела главного управления треста управлял 50-ю такими лесопилками.

       Спишарский был одним из самых энергичных и способных представителей старых специалистов лесопильной промышленности. Тотчас же он был арестован ГПУ и спустя несколько недель – расстрелян.

        Этот случай не был единичным. Так складывались дела повсюду в СССР. Сотни миллионов золотых рублей и миллиарды бумажных были в течение этих лет «распроектированы», т.е. растрачены совершенно бесполезно.

        Полуготовые промышленные стройки, бесчисленные кладбища машин, гигантские горы бракованной продукции, бесконечные протесты и жалобы со стороны населения на недоброкачественность продукции и полная дискредитация советских изделий на иностранных рынках – вот результат этого хозяйственного хаоса. Конечно, всех этих фактов на долгое время скрыть было нельзя.

        Для того, чтобы утаить от советского населения настоящие причины преступной бесхозяйственности, власть обратилась к испытанному средству всех неспособных деспотов: во что бы то ни стало нужно искать и найти «виновников». [Там же, с. 352-353]

        В короткие сроки тюрьмы были переполнены техническими специалистами и квалифицированными рабочими. Один судебный процесс сменялся другим. Очередная «гениальность» Сталина была им сформулирована в тезисе, что с развитием социализма классовая борьба нарастает. Враг поднял голову, чтобы сорвать его успехи в осчастливливании трудящихся Советского Союза.

        Эта травля технической интеллигенции имела весьма значимые последствия. «С 1930 – 1931 года началось повальное бегство технических сил в такие области, где не надо было иметь ни малейших технических познаний и где не требовалось никакой личной ответственности. Старшие инженеры стремились устроиться копировальщиками и чертежниками в малых предприятих или сторожами на строительных площадках.

Великолепно обученные плановики и экономисты, даже высшие работники плановых органов устраивались во всевозможных учреждениях переписчиками или конторщиками.

        Когда после катастрофических последствий этого «бегства от ответственности» обнаружился чудовищный недостаток технических сил и государство провело строжайшую проверку прошлой жизни и образования всех советских работников, - сбежавших специалистов можно было найти даже на постах простых милиционеров. Тем же путем шли и квалифицированные рабочие.

        Было выработано специальное законодательство, на основании которого отчаявшихся советских специалистов снимали с работы отовсюду, где бы они ни скрывались, снова назначали на ответственные посты и под страхом строжайших наказаний заставляли вернуться к той деятельности, которую они добровольно покинули.

        Таким образом, подготовка и знания интеллигенции и квалифицированных рабочих стали для них роковыми в самом буквальном смысле этого слова.

        К концу 1931 года все советское хозяйство находилось в состоянии полнейшего хаоса. Один спец сменял другого, один директор или заведующий заменялся другим. Для многих крупных, вновь построенных предприятий долгое время совершенно невозможно было найти подходящих людей для технического руководства.»[Там же, с.354]

        Особое место в книге уделено вопросам разбазаривания сырья и тому экологическому урону к которому приводил этот «эффективный» менеджмент: «В 1923 – 1924 году ещё можно было доставлять большую часть нужной лесной массы – около 40 миллионов кубометров в год – из мест, лежащих в 1-3 километрах от ближайших железнодорожных станций или сплавных пунктов. Но уже зимой 1929-1930 года лес приходилось привозить за 15 километров, потому что в более близких к транспортным путям местах все пригодные виды леса были в буквальном смысле слова выкорчеваны.

        Те леса, которые подвергались такой «разработке», после окончания зимних лесных работ были почти недоступны. Вдоль и поперек лежали друг на друге стволы. До трех четвертей срубленного леса оставалось лежать на земле, так как стволы были слишком тонки. Потом эти обесцененные древесные массы сжигались для «очистки» лесных площадей. Таким образом, возникали гигантские лесные пожары, истреблявшие на несколько поколений вперёд многие миллионы кубических метров драгоценного высокоствольного леса – этого огромного национального богатства.

        При самой скромной оценке можно утверждать, что бессмысленно и бесполезно сгноенные и сожженные массы древесины, во всяком случае, в два раза превышали использованное дерево.

        Добыча 1931 хозяйственного года была равна 250 млн. Кубометров. Если прибавить к этому обычные потери, то получится, что в действительности было вырублено больше 500 млн. Кубометров. А так как известно, что гектар русского нетронутого леса дает в среднем не больше 300 кубометров древесины, то добыча или вырубка 250 млн. Кубометров означала обнажение более 1,5 миллиона гектаров. Если бы на такой же основе велось лесное хозяйство, например, в Финляндии или – в Германии, то это означало бы, что в Финляндии, с ее 9 миллионами гектаров леса, и в Германии, с ее приблизительно 12 миллионами, в 6-8 лет было бы вырублено всё до последнего дерева.»[Там же, с.356-357].

        И далее: «Мне лично пришлось видеть, как на Крайнем Севере зимой 1928-1929 года вследствие плохого устройства цепного запора у устья р. Мезени, благодаря внезапному прорыву одного из запоров, три миллиона бревен было сразу выброшено в Белое море.

        Годом позже на Северной Двине из восьми миллионов пригнанных бревен половина была застигнута на реке зимою вследствие запоздания сплавных работ. Больше четырёх миллионов бревен вмерзло в речной лёд и с наступлением тёплой погоды, вместе с огромными глыбами льда, было выброшено рекою в море.

Это было, конечно, неплохим предприятием для некоторых скандинавских промышленников, которые на спасательных судах вылавливали огромные массы этого леса и привозили его в свои гавани…

        Это были огромные потери для советского хозяйства. Лесопилки простаивали целыми месяцами. Но ещё хуже было то, что договоры, заключенные с крупными английскими и голландскими фирмами, не могли быть выполнены, что привело к тяжёлым столкновениям и большим валютным потерям.

        Так как речь здесь шла только о первоклассном лесном материале, который должен дальше перерабатываться на доски и строительный лес, то потери этих восьми миллионов бревен означала потерю 3,5 миллионов кубометров первоклассного леса и соответствовала опустошению лесных площадей Севера ещё на 35 000 га.

        В этих северных районах, где вегетационный период очень короток и в лучших случаях длится с апреля по сентябрь, естественное восстановление этого леса требует 200-250 лет!»[Там же, с. 358]

        Даже сегодня, в век механизированной заготовки леса, такие масштабы потерь кажутся невероятными, а цена такого леса даже не в обработанном виде измеряется сотнями миллионов долларов.

        Ну и чтобы закончить с лесным хозяйством, ещё одна выдержка: «Вследствие обнажения гигантских лесных площадей во всех областях СССР неизбежно возникали природные катастрофы, стремительно увеличивавшиеся с каждым годом.

        Раньше берега глубоких и быстрых потоков зарастали до воды густой лесной порослью. Освобождённые таянием снегов водные массы впитывались, как губкою, гигантскими лесными массивами и потом медленно, как из естественного водоёма, равномерно стекали маленькими ручьями в реки.

        Но сейчас эти полые воды беспрепятственно вливаются в тающие реки и ручьи. Гигантские водные массы переполняют ложе ручьев и рек, наводняют и подмывают их обнаженные берега. В нижнем течении гигантские пенистые воды затопляют поля и страшными наводнениями смывают то, что создано человеческой заботой и человеческим трудом за десятки лет. С другой стороны обнаруживаются устрашающие последствия для всего сельского хозяйства. Лес, естественный регулятор воды, исчезает все больше и больше. Прекращается испарение накопленной в лесной чаще воды, так как, с одной стороны, уничтожены леса, с другой стороны, талая вода стекает полностью и немедленно. Громадные, до сих пор плодородные поля и луга ухудшаются из года в год. Во всех областях сельского хозяйства всё больше сказываются угрожающие последствия бессмысленного истребления лесов.

        Обнаженные площади, расположенные в низинах, заболачиваются и уже через несколько лет можно установить, что ещё недавно драгоценная, высококачественная почва девственного леса настолько заболочена, что в лесу приходится бродить по щиколотку или по колено в стоячей воде.

        Все попытки положить предел этому хозяйственному самоубийству, этому преступному разграблению народного богатства, все попытки указать ответственным лицам на роковые последствия этой грабительской хозяйственной политики, оставались безрезультатными. На предупреждающих людей смотрели как на назойливых советников и их немедленно устраняли.»[Там же, с. 359-360]

        Специально для молодого поколения уточняю, что под словом «устраняли» следует понимать не увольнение, не перемещение на другую работу, а арест и, в большинстве случаев, либо гибель на стройках коммунизма, либо быстротечный расстрел. Трудно сказать какой вариант был предпочтительнее.

        Для нас же важно уяснить другое. Здесь было бы парадоксальным рассуждать об эффективности или неэффективности такого хозяйствования. Всё это просто преступное разбазаривание ресурсов, природных богатств и человеческих жизней. И это разбазаривание не было предметом чьего-то незнания, непонимания, технических, экономических или организационных ошибок. Это была система! Система рабского подчинения воли диктатора. Проблема эффективности в эту систему вообще не вписывалась.

        Однако продолжим изложение свидетельских показаний: «Понимающий дело спец не имел права самостоятельно решать важнейшие технические вопросы. Они разрешались большевистскими чиновниками, не имевшими ни малейшего о них представления. Этот факт я знаю не только по бесчисленным примерам, но испробовал на самом себе.

        Разве не безумие было то, что Фушман, в прошлом маленький портной, только и умевший, что ставить заплатки и не имевший никакой теоретической подготовки, был назначен высшим «полтитически ответственным» руководителем всего лесного хозяйства и деревообрабатывающей промышленности СССР, и что он в качестве такового управлял более чем 8 000 лесничеств, свыше чем 6 000 промышленных предприятий с 5,5 – миллионным персоналом? В то же время я, получивший специальное образование и единственный творчески работающий в этой области партийный специалист, должен был нести полную ответственность за сделанные Фушманом распоряжения. Если эти распоряжения бывали неудачны, как это часто случалось, он отговаривался тем, что он-де, мол, не специалист, и всю вину перекладывал на мою голову.

        Как это было со мной, так было с десятками и сотнями других партийных спецов, которые в качестве технических руководителей долгие годы должны были нести всю тяжесть повседневной работы больших предприятий, в то время как неизвестно откуда вынырнувший комиссар, пользующийся неограниченным доверием партии, ставился во главе предприятия и разыгрывал роль начальника.

        Поэтому было само собой понятно, что советская индустрия и совхозяйство никогда не могли придти к нормальному развитию своей производительности. Начиная с самой маленькой лесопилки и кончая гигантскими комбинатами, всюду царит, как нигде, кроме СССР, невозможная бесхозяйственность.

        Работники типа Фушмана с первых шагов в своей должности постоянно заботились о том, чтобы в подчинённых им управлениях промышленных и хозяйственных предприятий люди, имевшие специальное образование, были отодвинуты на второй план или устранены, в то время как болтуны или политические всезнайки назначались директорами и заведующими предприятий. Таким образом, им предоставлялось неограниченное право распоряжаться хозяйством Советского Союза.

        Я долго старался найти какой-нибудь смысл такого поведения партийного руководства. Только начав сам активно работать в высших кругах партии, правительства и хозяйства, я узнал истинные причины таких мероприятий.

        Руководящие члены партии, Политбюро и ЦКК, которые почти все вышли из кругов «только политиков» и в большинстве случаев не имели никакого научно-технического образования, смотрели с ненавистью, как ускользает от них с началом индустриализации то огромное влияние, которое они имели раньше. Рабочие, служащие, инженеры и техники слушали имена только тех, которые стояли во главе промышленности и хозяйства. Говорили только о производственных достижениях, а не о политических «подвигах». При обсуждении хозяйственных мероприятий, при планировании стройки промышленных предприятий, каналов, дорог, стоящие вокруг Сталина, до сих пор господствовавшие круги должны были признаться в том, что вследствие недостаточности своих теоретических и практических знаний они не могут больше иметь никакого влияния на ход развития советского хозяйства. Они видели, что ведущая роль начинает переходить к тем партийцам, которые занимали командные посты в промышленности и хозяйстве. Они поняли, что образованный спец с укреплением хозяйства занял внутри партии сильную позицию, что неизбежно приведёт к проникновению его к самому руководству партии.

        Чтобы избежать этой опасности, они вклинили между представителями власти и представителями хозяйства особо доверенных людей, достаточно настойчивых и достаточно гибких для того, чтобы, не имея специальных знаний, обеспечить себе место в хозяйстве, а спецов использовать как техническую вспомогательную силу.[Там же, с. 378-379]

        Вот здесь мы должны уличить Альбрехта во лжи. Фушман Аркадий Моисеевич, на которого неоднократно он ссылается, никогда никакого отношения не имел к лесной промышленности. Биографическая справка, найденная мной на него через Интернет в Российской еврейской энциклопедии, говорит о том, что родился он в 1889 году. Окончил реальное училище в Екатеринославле. Реальное училище до революции давало среднее или неоконченное среднее образование с уклоном на технические и математические специальности. Данное училище давало 10-летнее образование. Это же училище закончил, например, известный революционер и политический деятел Сергеев (Артём) и учился он в нём с 1892 по 1901 год. То есть, это училище давало полноценное среднее образование. Причём поступить в реальное училище можно было только умея уже писать и считать. Тем самым, ложью является и 3-х годичное образоваие Фушмана. Однако пройдёмся по биографии дальше. С 1905 года член Бунда, с 1918 – член РКП(б). В 1919-1920 годах – в Красной Армии. В 1921 – 1923 – заместитель начальника и начальник Главкожи и зам. председателя  правления Промбанка. В 1924 – 1927 зам. председателя правления Текстильимпорта. С 1928 – член коллегии Наркомата рабоче-крестьянской инспекции. Именно в это время там работал и Альбрехт, и именно там могли пересекаться их пути. В 1930 – 1931 годах Фушман становится членом президиума, а затем и зам. председателя ВСНХ СССР. С 1932 зам. наркома легкой промышленности СССР. В 1935 – 1936 годах он начальник Главного управления вагонной промышленности. В 1936 году – начальник Главного управления транспортного машиностроения Наркомата тяжёлой промышленности СССР. В этом же году погиб в железнодорожной катастрофе. [rujen.ru/index.php/ФУШМАН_Аркадий_Моисеевич]

        Ничего в этой биографии не свидетельствует о том, что это был партийный выскочка. С 1921 года он постоянно находится на руководящей хозяйственной работе и, судя по перемещениям, справляется с ней вполне успешно. При той беспощадности сталинского спроса никакие уловки и переложение ответственности на технических специалистов в течении такого времени не сработали бы.

        Хмельницкий, автор статьи об Альбрехте предполагает, что текст книги не подвергся редактированию нацистов, и лишь в предисловии видны явные следы пропагандистской обработке текста. Там несколько раз встречаются выражения типа «жидовско-большевистские комиссары» и «иудейско-большевистские диктаторы»[Хмельницкий, 2012, с.330-331]. Однако недостоверное упоминание Фушмана в самом тексте, свидетельствует либо об обратном, либо о недобросовестности самого Альбрехта.

        Так кто же возглавлял в эти годы лесное хозяйство СССР?  Фамилии эти мы находим у Колданова В.Я., бывшего первого заместителя Министра лесного хозяйства СССР  в «Очерках истории советского лесного хозяйства»[Колданов, www.booksite.ru/fulltext/rusless/koldanovocerk/koldanov.htm]. В годы описываемые Альбрехтом Главлесхозом руководили сначала Андрей Гриневич, юрист по образованию, а затем Сергей Багдатьев, тоже без лесного образования. Однако Колданов характеризует их как людей с широкой эрудицией, высокой культурой, вызывающих «уважение к этим руководителям у всех сотрудников аппарата».

        В этой связи имеет смысл привести некоторые биографические данные самого Колданова Василия Яковлевича.

        В 1929 году будучи 26 лет от роду был назначен директором лесхоза с 3-х классным образованием в сельской школе. Затем закончил вечерний рабфак и поступил на заочный факультет Воронежского лесного института. В 1937г. получил диплом инженера лесного хозяйства. Весной 1939 года назначен заместителем наркома, а через год наркомом лесной промышленности РСФСР. Во время войны, оставаясь наркомом, был уполномоченным ГКО Московской области по снабжению фронта, промышленности и Москвы топливом. В 1947 г. утверждён первым заместителем Министра лесного хозяйства СССР. Защитил кандидатскую диссертацию. С 1956 года – на научной работе в Академии наук СССР.

        Как видим, на руководящую работу действительно часто привлекались люди с минимальным или вообще без образования. Но нам не следует путать то время и сегодняшнее. Люди, жившие в то время, были без образования не потому, что не хотели учиться, а потому, что условия, в которых они жили, часто не позволяли этого сделать. При этом отсутствие документов об образовании вовсе не свидетельствовало о их безграмотности. Часто это были одарённые самоучки в совершенстве овладевающие делом, которое им поручили.

        А вот дальнейшее использование воспоминаний Альбрехта пришлось прекратить. Материал оказался непригодным в качестве исторического документа. Весь выше изложенный материал оказался непригодным для книги. Но был ещё оболганный человек. Желание рассказать правду о нём побудило опубликовать меня этот материал.