Наука как трагедия

Наука как трагедия

 (Вдали от закона сохранения живой души)

1

Гляжу на эти слова, и сам себе не верю - мог ли я подумать, что на исходе жизни приду к такому абсурду? Не моя ли персональная это трагедия и больше никого? Всю свою жизнь я потратил на какое-то знание-понимание, и вот – на тебе: все это время я работал непонятно на что, на собственное разочарование и безрадостность. А ведь предупреждал меня Боженька, запретив нашему предтече Адаму постигать, что хорошо, что плохо, касаться всем известного дерева познания добра и зла. Вот, теперь я возвращаюсь к запрету и думаю: как же, Боженька, ты был прав! Человек стал само понимание, и – что? Он понял, как защитить себя от стужи, но ныне в печальной зависимости от этой защиты. Он понял, как взлететь над землей или вовсе улететь от Земли, но это стоило ему стократной тяжести земных забот; он понял, как поднять урожай, но сделанный по уму урожай перестал быть благом, уступил суррогату; он понял, как овладеть чудовищными энергиями Земли, но это понимание стоит ему угрозы потери самой Земли, своей космической родины, и т. д.  Неужто это судьба человека с его  отчаянным знанием?

С другой стороны,  понимание Земли, как же без него? Не ошибся ли Бог, не понимал ли он, куда меня бросил?! Земная стужа не пряник, как  можно запретить мне познавать мир застывшей в веществе смерти, ведь непонимание обезоруживает меня, обрекает на гибель? Не зная, не понимая  устройства Земли, как мог я прикоснуться к ее животворным силам и слабостям?

Бог всемогущ и всевидящ, Бог, но не я. Что-то здесь не так, размышляю в растерянности, при всей своей умности-разумности чего-то я не понимаю в самом факте Запрета, а значит и в самом себе. Я должен расследовать это дело до мелочей, иначе мне останется лишь только отчаяться в Боге и собственном появлении на тверди земной.

Итак, начинаю допытываться, вхожу в самый важный детектив моей жизни. С чего начать? Я, такой умный, не первый; первым был Адам, с него и начну. Место происшествия: территория сада Эдем. Антураж: «И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла». Действующие лица: человек, его подруга, их общий Создатель, Бог-отец. Вот, они стоят друг перед дружкой, Творец разглядывает только что сотворенное. Он решает, что это не букашки, а люди, существа подобные Ему самому. «И сотворил Бог человека по образу Своему, по образу Божию сотворил его…»  Еще Бог убежден, что созданы первые, начальные, люди безупречно, как и все остальное: «И увидел Бог все, что Он создал, и вот хорошо весьма». Какие же  первые напутствия Бога этим шедеврам зодчества?

«И заповедал Господь Бог человеку, говоря: от всякого дерева в саду ты будешь есть, а от дерева познания добра и зла, не ешь от него, ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»…

Вот она, стартовая позиция моих злоключений. Очень похоже на божескую провокацию, испытание человека на непослушание, отвагу или решительность, или на ощущение освобождения, или на сыновью самостоятельность, или на все вместе. Испытание в каком-то смысле для человека вполне успешное. Но…  Как только добро и зло поймешь, так и помрешь…  А что, если все это всерьез? Если  же всерьез, то что за «страшилка»? Отчего же - не наоборот, ведь правда зеркальна? Если кто-то не понимает пользы от ультрафиолета, он зачахнет как фиалка на свету; если кто не сведущ о коварстве радиации, то уж наверное погибнет раньше того, кто сведущ! Любая опасность перестает быть угрозой наполовину, как только она понята! Это не моя догадка, не мой домысел, это общий опыт нашей жизни, и я не могу ему не доверять!

В то же время я не могу не доверять Сверхсуществу, меня создавшему, поверить в то, что мое сохранение не является его задачей, не приносит Богу радости.

Где логика, где выход из невыносимой нелепицы?

Альтернативы, одна лучше другой: либо нас «дурят», водят за нос, заведомо обрекают на пропадание, следовательно, Бог совсем не то существо, за которое себя выдает,

либо…

Это второе «либо» совершенно немыслимо, умопомрачительно, невероятно: …либо человек не то существо, за которое себя принимает.

А принимает он себя за человека ума, высокого понимания, той же науки: homo sapiens.

К слову, не Бог, а сам человек выбрал себя таким, а не другим - в тот момент, когда  пренебрег Запретом. Человек стал другим не потому, что допустил непослушание –  Бог-творец дал ему полную свободу, - а потому, что впитал в себя ресурс-энергию знания. Если бы Бог ничего не запрещал, а Адам откусил, все было бы точно так же. Человек стал небогоугодным потому, что стал небогоподобным – только так, никак не наоборот.  И сделался он, человек, не таким, как надо, в тот самый первый момент, когда понял все выгоды своего первого понимания слабостей Мира.

Мы знаем, что было дальше: за первым пониманием пришло второе, за ним – третье…  Пришло время, человек взял в руки палку, после - каменный топор, и пошло, поехало.

Наше нынешнее богоподобие совсем уж мумифицировано, отличается от исходного так же, как шагающий экскаватор от того каменного топора. Больше того, оно вообще вошло в отрицание Бога, то есть, самое себя, стало анти-богоподобием.

По глупости этим и кичится.

Но вернусь к нашей загадке. Логично думать, что создавший нас Бог видит в каждом из нас что-то поважнее недолговечной игрушки, удобной тем, что в уходе от ее «хорошо весьма» сама себя и ломает. Это значит, что Он наш истинный Отец, Благодетель и Друг. Но если благодетель, то как Бог мог требовать от нас невозможного, для нас убийственного? Никак. На что же Он рассчитывал, поглядывая на Землю, на дерево познания и на нас?

Положим, на то, чего не видим мы.

Не видим – где или в чем?

Определенно не на дереве познания, не на Земле - эту мы изучили, отмахнувшись от Бога, на то и наука.

Остается – в нас грешных.

Чего же мы не видим в собственных «конструкциях»?

Понятно, чего: тайной палочки-выручалочки, позволившей бы нам встать перед грозной Землей голенькими и не замерзнуть, взлететь без титановых крыльев, насытиться семью хлебами, идти по морю как то по суху и т.д.

Что это за «мистика», что за ресурс, где искать то и то, не ведет ли к ним научное знание?

Вопросы дикие, но они, только они, ведут к разгадке тайны.

Не ведет ли к тайне научное знание? Куда и к чему ведет знание, мы уже догадались: наука постижения что хорошо, что плохо окрест нас самих, эта наука все складывает в механическую тарелочку, лишает все живое души, животворящего чувства. Наука есть познание добра и зла, окружившего человека, касающегося его своими смертными телесами, словом, познание смертного Мира, его спасающих щелей и его щупалец, схвативших человека за горло. Но познание этой Смерти умом – это отщипывание шагреневой кожи, убивание только что сохраненного, словом, зловредно для познающего. Уводя от его первозданной модели, космического существа, знание приводит человека к модели похожей, но другой, в живости зеркальной – к плотской, механической аналогии.

В усердии механического мироосознания человек отодвигает Мир от себя, находит в нем зверя, встает во фронт к нему, ищет палку (устройство, машину, механизм вплоть до ракеты и атомной электростанции), которой можно было бы ткнуть зверя в морду и тем защитить себя.

Он и защищает себя. Но уже полумертвого.

Наука создает человеку ресурс противодействия Смерти, затем схватывает человека этим, сугубо физическим, ресурсом намертво, превращая его, повелителя всякой плоти, в раба плоти собственной. В науке человек «животворит» не себя, а этот свой самодеятельный ресурс, свои руки-ноги-механизмы. Он наделяет их своей физической силой, добавляя к ней многократно. Он делает механизм умнее себя самого. В поте лица путем науки человек делает собственное механическое подобие… и пристегивает себя к нему наручниками. Это уподобление бесконечно добавляет к разумности человека, но отнимает от животворного духа, сохраняющего чувства.

В труде познания Мира смерти человек уходит от себя первозданного: в разуме – ввысь; в чувстве, одухотворенности – вниз и вниз.

С чем поведешься, от того и возьмешь.

В познании божеской Тверди человек и приближает себя к образу этой Тверди. 

…Не то, «смертью умрешь!» - к тому и идет.

Наше исходное богоподобие как видно сыграло с нами злую шутку: инстинкт  богоподобия принудил человека делать… собственное подобие.

Разумеется, из глины, вещества. И все то было бы не так плохо, если бы при этом человек в своем божеском образе оставался таким же или еще «прибавлял». Увы, играя в игру познания, он все больше становится подобием своего первоначального богоподобия. И это – беда, потому что подобие богоподобия нежизнеспособно.

Что касается самой «глиняной» игрушки, которую человек делает, то, конечно же,  он еще попытается сделать это свое подобие живым. Мы не поняли главного: живое может родить живое, но не сделать его; «сделать» живое можно, лишь отдав ему свою собственную душу, а это смерть.  Вероятно, таков «закон сохранения живых душ».  Ныне человек лишает себя именно этого – живой души. Трудом механического познания человек делает  искусственного человека дважды: себя - в отвратном механоподобии, в поделке - в живоподобии и человекоподобии. То и другое лишает нас сохраняющей энергии жизни.

«И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в лицо его дыхание жизни, и стал человек душою живою»…

Вот же, убывающее дыхание жизни; душа живая, перестающая ею быть. 

Ну, хорошо, рассуждаю я, с наукой все ясно, она благо лишь постольку, поскольку понимает меру своей ничтожности. Ныне эта мера никакая, и хотя самой науке сулит победу и процветание, эта победа выталкивает нас, умных, из жизни, значит, сулит неминуемое поражение человеку Земли как космическому виду.

Но что - взамен?

Знает один Боженька, к нему и возвратимся.

2

Я снова воображаю себя не мумифицированным Алимом, но только что «испеченным» Адамом. Передо мной яблонька, с которой мои предтечи так промахнулись. Ее было трогать никак нельзя. Это понимал Бог, ныне понял и я. И вот сейчас я ищу глазами альтернативу – что бы такое мне съесть в этом саду без ущерба для исторического здоровья, богоподобной перспективы? С каким бы еще деревом мне подружиться и взять от него без опасений за собственное сохранение?

Ага, вот и оно: ««И произрастил Господь Бог из земли всякое дерево, приятное на вид и хорошее для пищи, и дерево жизни посреди рая, и дерево познания добра и зла»…

Дерево жизни?

Указано первым. Не замечено в запрещениях. Что за деревце такое, какое мое поползновение оно символизирует и что мне дает?

Читаем дальше: «И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно»…

Все непонятно и странно, но ясно одно: это то, что я ищу: дерево жизни сулит мне жизнь. Возможно, даже вечную. Удивительно то, что Боженька забыл запретить его вместе с яблонькой! Но если не забыл, то запрета и не было; стало быть, брать от дерева было можно, а после яблоньки стало нельзя.

Что случилось в промежутке?

В промежутке я пренебрег Господом, взял от запретного дерева и толику поумнел. А поумнев в стороне от дерева жизни, отнял от себя частичку первоначальной души - чего-то сугубо человеческого и живонесущего, причем, животворящего без опосредований. Теперь уж мне от вечной жизни никак не взять: на вахте у дерева Жизни стоит охрана: «И изгнал Адама, и поставил на востоке у сада эдемского херувима и пламенный меч обращающийся, чтобы охранять путь к дереву жизни».

В чем мой промах?

Мне приходит в голову, что ничего такого не случилось бы, умудрившись я переставить свою самодеятельность задом наперед: сначала вкусить от вечной жизни, от ее закона сохранения душ, а уж затем - от  ума, от его закона несохранения  моей живости-подлинности.  В такой последовательности  действий небольшой избыток живости-вечности, полученный мной в прикасании первом, компенсировался бы ее, живости, убытком в прикасании к земной Смерти, и я остался бы при своей драгоценной непорочности. Значит, все дело в выборе, точнее, в ошибочном первом движении, в идиотском первобытийном предпочтении. Не удивительно: сей приоритет выбран не предпочтением Бога, не моими любовью да совестью, а писком утробы плюс  инстинктом понимания, и только ими.

Это что уже - эврика?

Может быть. Но еще не победа. Я ни на йоту не понимаю, чем и как прикасаться к этому зеленому столпу животворности.

Чем же?

3

Собственно, выбор у меня небольшой, поскольку сделан я из ума  и отодвигаемого умом   чувства. Стало быть, однажды я возомнил себя голым умом; чем все закончится, лучше бы я не знал. Остается вторая, незадействованная, коммуникация – чувство.

Чувство, ощущение – какое или чего?

Умно думать, что это чувство удовольствия от прикасания к жизни и вечности, чувство любви к этой самой Жизни, прячущейся за символом Бог-Творец. Все это понятно. Но помилуй, Боженька, что дает мне голому посреди стужи это мое удовольствие от прикасания к Вечности и бессмертию, моя любовь к Богу и Жизни - что дают они мне без понимания, без рассудка?

Нетрудно догадаться, что ничего. Значит, ум-рассудок, наука, всякое понимание во всех случаях должны быть со мной.

Но… вторыми по важности.

Вот и весь секрет.

Весь, да не весь. Это новое прозрение, но еще не победа. Я понимаю, что к дереву жизни должен прикасаться умом и чувством вместе, больше чувством, меньше умом. Но ведь чувство и разум как будто не терпят друг дружку, не собираются в согревающий луч, не смещшиваются в прозрачный раствор!? Как ими прикасаться к чему-то,  что ли поочередно?

Вот здесь-то я и вспоминаю о главной коммуникации, данной мне Жизнью в особой, сугубо человеческой, исключительности. Данный исключительный луч прислонения  моего существа к остальному Миру прекрасно вмещает мое понимание в оболочку любви к Жизни.

Что за штука такая?

Это – моя вера.

Вот же, почти победа. «Почти» потому, что все еще неясно, как может вера в Жизнь вечную противостоять стуже, поднять на крыльях или насытить. Примеры есть, но они принадлежат Сыну Бога, сверхчеловеку, существу нерядовому. Непонятно само это слово: вера. Непонятен ее спектр возможностей, физическая мощь-немощь. Непонятно здесь все. И для большинства неощутимо.

Но ведь и Адам не понимал, как устроен синхрофазотрон!

В отношении веры мы те же подслеповатые адамы. Это значит, что мы можем прибавить.  Что, случись нам остаться живыми, мы научимся вере, осилим ее в чувстве и разуме.

И вот это умение верить  станет нашей победой.

Научиться верить и все такое. Все это прекрасно… Однако же, для чего поставлен Херувим, - уходя, уходи? Неужто Творец считает, что мы безнадежны? Такое противоречит нашему общему с Ним закону надежды. Жизнь, конечно, строга, неужто и беспощадна? Что, собственно, сулит нам, совестно обесцвеченным, возвращение на пути праведные, какое такое воскресение? Быть может, оно невозможно, и нам остается лишь быть последовательными в своей дури, что значит оставлять все, как есть?

Ответа не знает никто. Даже время, которое делает эту нашу правду-кривду. Не привести ли нам к головокружению само времечко, уйдя от нашего деревянного ума к ничего уже не обещающей праведности?

Наш долг «идти на амбразуры» своей духовной немощи.

А там что будет, то и будет.

***** 

PS

Что касается ресурса веры, этого колосса я уже слегка касался, разумеется, в меру своего убогого понимания.

У второго грехопадения

Плеть небесной любви

О реальности виртуальных материй

Наука невесомости

 "Чушь собачья" как вектор интеллектуального прорыва

http://gidepark.ru/community/603/content/816592;

а еще раньше - в Ресурсах Вечности: https://sites.google.com/site/alimvagram/