Слово о небыдлирике

 В последние дни многие недоумевают: почему протесты на нашей половине глобуса есть, а новых великих песен протеста – не слышно? Где гимны, подобные «Варшавянке» и «Мы ждём перемен»? Почему даже в России, где восстал креативный класс – он поёт с айпада всё ту же «Варшавянку»? Что вообще стало с лирикой в XXI столетии?

 Ответ есть, друзья мои, и сейчас я его скажу.

 Неправильно думать, будто искусство, приятное платежеспособным классам, болтается как-то отдельно от их жизненных ценностей. Такого не было никогда. Художники Возрождения вовсе не обожали рисовать своих спонсоров среди бесконечных святых и портьер – однако именно такие шедевры составляют девять десятых наследия Ренессанса. Сегодня наиболее продаваемое искусство тоже изо всех струн выражает ценности тех, кто его покупает.

 На постсоветском пространстве, где среди молодёжи образованное меньшинство с вузом за плечами зашкаливает за 57% -- правящим в искусстве классом является т.н. небыдло. Как давно установлено наукой, единственный отличительный признак небыдла – его склонность заниматься собой с ревнивым вниманием (достаточно заметить, что «быдло», своего антипода -- небыдло определяет как общность, собою не занимающуюся. Быдло, согласно легендам, Хавает Что Дают, Носит Что Попало и Слушает Что Крутят).

 Отыскав главный духовный нерв небыдла, перейдём к обслуживающему этот класс искусству. Как легко понять – это искусство представляет собой жанр т.н. «небыдлирики».

Небыдлирика, коротко говоря – вся повествует о том, как герои занимаются собой. Если герой занимается собой один – это небыдлирика философская. Если два героя занимаются собой и чудесным образом друг другу не мешают – это любовная небыдлирика. Если герою (или героям) мешает вволю заниматься собой какая-нибудь внешняя сила – это небыдлирика гражданская.

 В качестве иллюстрации рассмотрим две песни эпохи победившей стабильности, одну из которых сочинила бард З.Рамазанова, а другую бард В.Массква.

З.Рамазанова рассказывает: «В понедельник я болею. Во вторник открываю глаза. В среду работа работа. Пробки работа четверг. Авария солнце желание жить это пятница Москва колбасится. По субботам мы валяемся в постели целый день. По воскресеньям я пишу отличные песни».

 В.Массква, в свою очередь, сообщает: «С тобой мы такие разные, словно понедельник и пятница, и я люблю спать до двенадцати, а ты у нас птица ранняя. Я редко читаю истории, а ты же глотаешь их пачками. Я часто хожу в Якиторию, а ты не умеешь есть палочками. Но люди все узнали, люди все узнали, наверное, прочитали в твоем живом журнале о том, что мы с тобою действительно попали, и что у нас с тобой любовь надолго, наверняка.»

 Из этих поразительно одинаковых баллад с беспощадной ясностью следует, в чём состоит любовь, смысл жизни и всякое такое у небыдлирических героев. Оно состоит в уходе за собой и преодолении значительных и незначительных препятствий в этом занятии.

 Гражданская небыдлирика состоит, как уже упоминалось, в том, что героям мешают заниматься собой внешние силы. Мощнейшим произведением этого жанра на сегодня является стих, продекламированный всё той же З.Рамазановой в ответ на планы города Москвы застроить бывшую фабрику «Красный Октябрь», одно из помещений которой бард занимает под студию:

 «Могу сказать только, что 
Если у меня отнимут студию, то 
Больше в этой стране 
Мне 
Ловить нечего.

И, пожалуй, я просто её 
Покину. Как, в общем-то, 
И планировала – до того, 
Как у меня 
Эта студия 
Появилась.»

 В этом коротком верлибре дышит готовность небыдлирической героини послать свою Родину на -- из-за смешной, казалось бы, причины. Но эта причина смешна только для нормального человека. Для небыдлирика ничего священнее занятия собой просто нет. Поэтому, становясь гражданским небыдлириком, – он продолжает оставаться верен своей главной теме: ведь никаких других для него не существует.

 Восставая против чего-нибудь вроде государства, небыдлирик пытается приписать ему именно вторжение в его процесс занятий собой. Так, бард Е.Гордон (привожу её за неимением новых песен З.Рамазановой уже в течение 5 лет) призывает: «Выбери с кем целоваться, танцевать или еб***ться, с кем дружить, а с кем гулять не дай им сделать выбор за тебя не дай им сделать выбор за тебя».

 Даже очень кровавой гэбне, разумеется, не придёт в голову заниматься решением вопроса, с кем совокупляться Е.Гордон. Однако вторжение Посторонней Силы в узенькое пространство ухода за собой – единственный раздражитель, который у небыдлириков вообще действует. Поэтому небыдлирикам приходится пририсовывать государству большой шипастый вторгательный аппарат.

 В небыдлирике – как и в идеологии породившего её небыдла – неслучайно существует одно нерушимое табу. Это табу на всякий воспитательный процесс. Он воспринимается как процесс изготовления из детей с помощью мясорубки каких-то шагающих молотков. Между тем, на самом деле именно отсутствие воспитания делает людей плачевно никакущими. Ибо это люди, не обученные заниматься ничем, кроме себя. И даже не знающие, каковы на самом деле задачи и возможности огромных коллективов и держав.

В реальности эти задачи и возможности отнюдь не сводятся к тому, чтобы индивидуумы ухаживали за собой всё лучше и лучше. Коллективы любят всё большое: создавать новые города, отвоёвывать у запустения новые пространства для жизни, наращивать свою силу и умения. Попытка засушить высшую форму коллективизации – государство – до дружественного интерфейса при индивидуальном пользователе привела именно к тому горькому катаклизму, который мы сейчас повсеместно наблюдаем.

  ..К сказанному остаётся добавить: из всех способов ухода от реальности уход за собой наиболее популярен. Однако и он – конечен: человек может заниматься собой лишь до тех пор, пока кто-то другой выполняет за него его обязанности атланта по поддержанию мира на плечах. Если же коллективный атлант расправляет плечи, перекладывая эту задачу на т.н. профессиональных атлантов – те рано или поздно заваливают всё дело.

 Поэтому ответ на вопрос, почему великих песен ещё не слышно – очень прост: настоящих массовых движений ещё нет. Покуда человек будет ходить на протесты ради себя – всё, что он из себя выдавит, будет виктимными фантазиями о нагибающей его сверхсиле. А ходить на протесты ради других он научится лишь тогда, когда вообще научится понимать природу, интересы и задачи явления под названием «мы». То есть, проще говоря, воспитает себя.

 Покуда же вся небыдлирика будет сводиться к пересказу испуганных мальтузианских антиутопий XX века – новых песен ждать нечего. Про то, что охота смутно чего-то, - В.Цой уже спел.