Уровень доверия, или прикладная правометрия

В физической науке, которой я занимаюсь, результат любого измерения обычно представляют не в виде одного значения, а в виде интервала, в котором это значение находится с определённой вероятностью. Эту вероятность называют доверительным уровнем. Она представляет собой уровень доверия самого исследователя к своему результату. Например, если физик говорит, что некая величина равна 10 плюс-минус 1, он обычно имеет в виду, что она находится между 9 и 11 с вероятностью примерно 68% . В отличие от политиков и судей, учёные практически никогда не делают утверждений об окружающем мире на стопроцентном доверительном уровне. Но, в отличие от учёных, остальным надо не просто делать утверждения, но и принимать на их основе решения, которые уже не имеют вероятностного характера.

Например, если суд сажает человека в тюрьму, он его сажает совершенно определённо. Крайним пределом определённости является смертная казнь. Вообще, любое реальное человеческое решение есть волевой акт, лишь частично обоснованный знанием. Но если существует прогресс человеческой культуры, он идёт в направлении от произвола первобытной дикости к максимальному усилению обоснованности решений. В этом свете прогресс правосудия в мире выглядит неустойчивым, и его деградация в определённые периоды истории очевидна. Юриспруденция основана на довольно архаичном представлении о познании как о некоем магическом ритуале, выполнение которого изменяет реальность. Если проведена судебная процедура, человек по определению становится преступником. Если же эту процедуру не удаётся провести, он невиновен. Это чем-то напоминает шаманские ритуалы, из которых, в конечном счёте, и выросло современное законодательство. Наука тоже когда-то начиналась с шаманизма, но она прошла с тех пор серьёзную модернизацию и научилась оценивать вероятность ошибочности своих выводов. В частности, научные работники различают всегда неточное знание и объективную реальность, и поэтому понимают, что виновный по решению суда человек может быть невиновен фактически. Юристы же обычно считают, что вина — это не факт объективной реальности, а результат судебной процедуры.

Тем не менее, вся мировая юриспруденция никак не отменяет того факта, что любые наши знания имеют ограниченный уровень доверия. И приговор суда, какой бы он ни был окончательный и определённый, всё равно основан на выводах, имеющих вероятностный характер. Поэтому оценка уровня доверия к вынесенному судебному приговору, сделанная независимым экспертом или коллективом, может служить мерой качества суда и мерой доверия к такому суду в будущем. Я полагаю разумным учредить для этого новую область общественной науки и назвать её, например, правометрией. Она оставляет в стороне вопросы законодательных формулировок, а изучает лишь вероятность того, что человек по действующему законодательству осуждён ложно. Это позволяет давать сравнительные оценки качества следствия и суда в странах с разными законами и вырабатывать единую международно признаваемую методику судебных доказательств, не обращаясь к терминологии прав человека, которые каждый народ понимает по-своему.

В самых простых случаях уровень доверия к суду равен доверительному уровню научной экспертизы, на основании которой вынесен приговор. Скажем, если анализ ДНК подтверждает чьё-то отцовство с вероятностью 99.999%, то и решение суда имеет точно такой же уровень доверия. Это — пример качественной научной экспертизы, которая указывает вероятность правильности её вывода. В этой ситуации, если кого-то заставят платить алименты, вероятность реальной невиновности обвинённого будет 0.001%. Это всё равно не ноль, но эта вероятность уже много ниже обычных рисков серьёзного убытка, которым каждый человек подвергается ежечасно. Поэтому такая вероятность ошибки суда ещё вполне приемлима.

В любой современной невоюющей стране большинство приговоров имеют высокий доверительный уровень (выше 90%), поскольку касаются простейших бытовых преступлений, в которых виновность очевидна, а у сторон нет возможности манипулировать судом. Но даже один приговор с низким доверительным уровнем, который упорно не исправляется, доказывает несостоятельность всей судебной системы снизу доверху и её опасность для граждан соответствующей страны.

Другой простой пример, когда несложно оценить уровень доверия к решению суда — это случай полной неопределённости. Например, обвиняемый сначала сказал, что он виновен, а потом сказал, что он невиновен. Если у суда ничего нет, кроме предварительного признания обвиняемым своей вины, от которого он отказывается в суде, мы имеем два взаимоисключающих утверждения из одного источника. Ни одно из этих утверждений не имеет преимуществ перед другим. Следовательно, вероятность истинности каждого из них равна 50% . Вынесение приговора в такой ситуации подобно гаданию подброшенной монетой, такой суд следует признать случайным и крайне низкоквалифицированным.

Примером такого судебного решения, по-видимому, является приговор Виктору Буту. Он сказал провокаторам ЦРУ на видеокамеру, что собирается продать оружие врагам США, а в американском суде сказал, что ничего такого не собирался, а просто пытался заинтересовать потенциальных покупателей самолётов. Поскольку профессиональная ложь для всякого торговца совершенно естественна, нет никакого научного способа выбрать из двух его утверждений более вероятное. Таким образом, уровень доверия к приговору американского суда в данном случае равен уровню доверия к показаниям самого Виктора Бута, то есть ровно 50%. Стоило ли тратить деньги налогоплательщиков на процедуру, равноценную подбрасыванию монеты, непонятно. Но приговор такого качества уже говорит о больших проблемах в американском правосудии, которое продемонстрировало средневековый уровень обоснованности решения.

Ещё более одиозно выглядят приговоры, доверительный уровень которых можно оценить ниже 50%. Это значит, что из материалов суда с большей вероятностью следует невиновность обвиняемого, чем его виновность, а он всё-таки осуждён.

Такого рода случаем выглядит приговор Ходорковскому. Конечно, никто из наблюдателей не может анализировать тонны бухгалтерской отчётности, фигурирующие в суде. Но ведь за все годы судебной эпопеи ни разу не была опубликована ни одна внятная схема хищения, в котором обвиняют бывшего главу ЮКОС, и ни разу не было объяснено, зачем вообще миллиардеру воровать то, что давно было у него в кармане благодаря государству. На основе доступной из СМИ информации я интуитивно оцениваю вероятность уголовной невиновности Ходорковского в 75% . Причём остальные 25% вероятности его виновности (составляющие уровень доверия к приговору) следуют не из материалов суда, а из моей личной предубеждённости в том, что все сырьевые гиганты в постсоветских странах появились в результате грабежа народной собственности, в котором участвовали главным образом личности, не признающие для себя правил и законов. Однако, сажать людей в тюрьму на основе столь слабо обоснованного подозрения в мирное время никак нельзя. Суд, который так поступает, уже явно не является независимым, а выступает исполнителем воли иных ветвей власти или представляет собой орудие клановой войны.

И уж совершенно вызывающими являются приговоры, в отношнении которых можно с вероятностью выше 90% утверждать о невиновности осуждённого, то есть приговоры с доверительным уровнем ниже 10% . Приговоры с таким низким уровнем доверия к ним — это уже просто целенаправленные судебные расправы. В частности, это относится к приговорам, сделанным на основе экспертизы, которая потом была опровергнута другой, явно более квалифицированной экспертизой. Например, красноярский физик Валентин Данилов был посажен на 13 лет на основании экспертного заключения какого-то дилетанта о том, что Данилов якобы совершил измену Родине путём выдачи Китаю секретных космических технологий. Все последующие экспертизы, проведённые как узкими специалистами по данной тематике, так и квалифицированным семинаром под руководством академиков Гинзбурга и Рыжова, категорически опровергли это обвинение. Валентин Данилов не располагал теми секретными знаниями, в попытке передачи которых его обвинили.

На основании этих заключений и элементарной логики, не вдаваясь в изучение процессуальных нарушений и угадывание социальных технологий, с помощью которых засадили физика, я могу оценить вероятность его невиновности в 99.9% . Одну десятую процента доверия к суду придётся оставить, чтобы учесть вероятность того, что Данилов чисто случайно и по другому поводу что-нибудь секретное китайцам всё-таки сдал, но об этом до сих пор никому ничего не известно. Такой вызывающе неправосудный приговор можно объяснить только намерением спецслужб публично доказать, что они стоят выше науки и выше всей её объективной истины. Наверное, кто-то в ФСБ испытал глубокое удовлетворение от того, что научное сообщество России по этому поводу практически промолчало и ограничилось очередной массовой эмиграцией лучших умов. Но просто смешно, что после этого руководство страны ещё и рассуждает о высокотехнологичной модернизации. Одновременно демонстрировать презрение к истине и надеяться на научный прогресс — это довольно глупо. И вообще, настоящая измена Родине — это как раз проведение враждебных спецопераций против своих сограждан, после которых они в страхе бегут куда подальше.

Рейтинг моего недоверия к судебному решению можно продолжить случаями, когда уже само обвинение выглядит совершенно абсурдно. Так, юрист профсоюза китайско-казахстанской нефтяной компании Наталья Соколова в разгар забастовки рабочих арестована и посажена в тюрьму «за разжигание социальной розни» на шесть лет. Причём всё это «разжигание» состояло в том, что Наталья призывала казахских рабочих быть крепкими духом и бороться за равноправие. Поскольку очевидно, что для юриста профсоюза такой призыв отражает его обязательную профессиональную позицию, я оцениваю вероятность невиновности Соколовой в 99.999% . Одна тысячная процента доверия к суду остаётся на случай, если она незаметно напечатала миллион листовок с якобинским лозунгом «Аристократов на фонарь!», но весь тираж до сих пор лежит в тайном месте и никем не найден. Данное судебное решение казахстанских властей является, очевидно, средством запугивания забастовщиков по просьбе китайских совладельцев. Именно для этого обычно и нужны такие вызывающе неправосудные приговоры — для демонстрации силы и жестокости с целью запугать определённый круг людей, вынужденных жить в беззаконной среде.

Завершает мой список на сегодняшний день недавнее загадочное решение суда Таджикистана о заключении на 8 с половиной лет лётчиков Владимира Садовничего и Алексея Руденко за нарушение границы Таджикистана и «контрабанду» изношенного авиадвигателя, загруженного в один из двух самолётов Ан-72. При всех возможных спорах о собственности на эти самолёты, пилоты в принципе не могут быть виновны в том, в чём их обвиняют. Они выполняли полностью согласованный полёт из Афганистана по приказу своего руководства, и вынужденно приземлились в таджикском аэропорту после неожиданного отказа этого же аэропорта принять борт, потому что не могли вернуться без топлива. Вероятность невиновности лётчиков также оценивается мною сегодня в 99.999% , потому что они не сделали ни одного шага против лётных инструкций, не говоря уже о законах. Если авиационные власти будут провокационно отменять своё разрешение на полёт, когда самолёт уже заканчивает рейс с пустыми баками, самолёты будут просто падать.

Возможно, эта судебная расправа связана со спором хозяйствующих субъектов из-за самолётов. Но такое вызывающее манипулирование судом объективно действует как публичная угроза с целью заставить других лётчиков в будущем повиноваться в полёте посторонней воле, а не профессиональному долгу. А угроза всем лётчикам - это уже угроза и каждому потенциальному пассажиру. Как и вообще любой очевидно неправосудный приговор с уровнем доверия около 50% или ниже — это в конечном счёте акт запугивания каждого, кто имеет дело с соответствующей страной.