Прав захотели? Это, граждане, правонарушение!

Вообще-то я девятой собиралась выйти на одиночное пикетирование. Как часто из-за моей нерасторопности бывает, не успела девятой.  Видите ли, не только мои права нарушаются, я не одна такая. Пикетчики придерживаются строгого порядка: никакой самодеятельности, и разумеется, никакого нарушения законов.

              «Пока», -  говорю, - «Лера, на пикет иду». Она от удивления рот раскрыла, а закрыть забыла. Лера – моя ворона. А может быть ворон, мала ещё, да и в вороньих полах я не разбираюсь, а она сама не признаётся. Любит  всякие дамские штучки, поэтому пол мы на семейном совете определили ей женский. Вот она, кстати, и сама.              Не любит одна оставаться. Стоит всем выйти из комнаты, как начинает кричать: «Где? кто?»  Кричит, пока кто-нибудь голос свой не подаст.

              Пошла я на пикет, солнце яркое прямо в глаза светит, как летом. Что за дурная манера: опять опаздываю. Беру такси. Четыре минуты - и я на месте. Беру плакат. Хотела сама нарисовать. Потом, думаю, зачем, если есть готовые.   Листовки об уважении к Конституции загодя с  официального сайта  Соцпреображения в интернете скачала,  с  собой взяла.

              Ребята – правозащитники  подбросили на машине к прокуратуре. Без четырёх десять, пикет начался. Листовки, как горячие пирожки с печи, вмиг расхватали. Предлагала прокурорским работникам, идущим на работу. Но – они, видимо, Конституцию на дух не выносят, а с её текстом явно не знакомились. Шарахались от листовок,  на своих лицах изображая  что-то вроде брезгливости.

           Полиции  вроде больше в городе делать нечего, - тут как тут нарисовалась. Люди в общем вроде даже культурные, но излишне напористые: лишнего слова не скажи, сразу в драку могут полезть.  Я конечно люблю тигров дрессировать, но решила не будить в них звериные начала. Не зря же по  скрюингу  «отлично» имела.  Да и кто эти парни? Борзые, которым сказали «фас»? Хозяева  их – за высоким забором.

             За  их забор не пошла. Хоть  прокуратура и общественное место, но вздумается прокурорам представить её своей собственностью, а я, значит, - народ, гражданка, - на их территорию без их высокого благословения. На обочине тротуара куда лучше. Акция – она не только и не столько для прокуроров, сколько для  пробуждения  сознания граждан.

               Из полицейской машины вышли двое, не глядя на проезжающий транспорт, перешли дорогу. Подошли ко мне, просят предъявить документы. Я в свою очередь интересуюсь, кто они такие, по какой нужде пристают ко мне. Один из них ответил, что на их пульт управления поступил звонок из прокуратуры о нарушении общественного  порядка. Я выражаю  показное удивление.

              Возле прокуратуры за магазинчиком курят  дети, ученики школы №12. Естественно, прокуратуре и полиции до них дела нет. Дети  же не убивают, не насилуют, просто курят. Попросили парня лет двадцати пяти купить им сигарет, он безропотно купил, вот детки отоварились  и курят.

               одну меня аж четыре полицейских приехало. Спрашиваю: экстремиста поймали? Оружие обнаружили? Неловко полицейским.  «Нет!»   – отвечают, - «не экстремиста».

               Полиция почему-то останавливалась всегда   у здания федерального суда, хотя пикеты к суду отношения не имеют, проходят возле прокуратуры.  Машина полиции  ни  за что не подъезжает к прокуратуре, а практически насильственно полицейские ведут пикетчиков к зданию суда, кстати, сами каждый раз беспрепятственно нарушая правила дорожного движения. Говорят, - им положено. Странное утверждение, если к тому же учесть то обстоятельство, что  перед законом все равны.

              Я не захотела нарушать ПДД – не имею привычки -  поэтому пришлось идти в обход, до улицы Советской, затем возвращаться к машине. Один из полицейских меня сопровождал, а я несла плакат, подняв его над головой. Полицейский, шагая рядом, при встрече с жителями города  слегка скукоживался – ему было неловко перед  ними.

              На одну меня аж четыре полицейских приехало. Спрашиваю: экстремиста поймали? Оружие обнаружили? Неловко полицейским.  «Нет!»   – отвечают, - «не экстремиста».

              Один, подходя ко мне,  представился  как надо, честь честью. Документы свои показал, должность обозначил. Сам грустный такой, если не сказать, печальный.

               Другой -  ни за что не желал свою фамилию озвучивать, а уж о своих  документах и вовсе не вспоминал. Пререкался, как школьник.  Глаза жуликоватые, но тоже грустные, будто вот-вот расплачется.  Может, в полицию переодели, а зарплату забыли увеличить.

               О правах моих, кстати сказать,  ни один из полицейских даже не заикнулся. Видно, своих-то даже прав не знают. А если и знают, пользоваться ими не имеют права.

Но жить нужно, семью кормить нужно.  Я предупредила, что действую на основании Конституции.  А что им Конституция – пустой звук.

               Мой паспорт аж измочалили, изучили наизусть, сделали себе пометки. Пикет  мой  прервали, хоть права и не имели. 16 минут  одиннадцатого  села я под их волевым напором в машину.  Хоть я и права, но не драться же с ними. Привезли в УМВД. Название чудное. Раньше УВД  это ведомство называлось.  Передали в руки дежурного.

                           Дежурный - юнец совсем. Но – старательный. Винтик хорошо отлаженной карательной машины.  Как говорили иностранцы: никакой особой карательной машины в России и придумывать не надо. Никакого дополнительного вооружения. Расставить винтики в лице этого самого народа и эти винтики сделают всё, как надо, в лучшем виде. Они сами «съедят» Россию.

             Дежурный  в моём Объяснении добросовестно записал всё сам так, как я исправляла или уточняла.   Но в своих материалах к Протоколу уже юлил. Так, написал, что я  находилась непосредственно на территории суда. Именно этот момент я и попросила его исправить  в Объяснении:  непосредственно на территории суда я  НЕ находилась.  Извините, конечно, но  к этому зданию – зданию суда - я стояла «предметом, о котором писали поэты».

              Писал полицейский старательно, тщательно, долго: по всем их правилам.  А что, писать в тепле сидя, - не бандитов и террористов ловить!

               Потом, посовещавшись со своим  начальством, он  решил отобрать плакат. Сами понимаете, отдать пришлось. Правда, Акт  об изъятии по моему настоянию всё же нацарапали. Полицейский сходил, поискал, кого бы в понятые взять. Привёл двоих, по их виду было ясно: почти насильственно. Один, парень из Вильгорта, такой, «на всё согласный», вмиг, не вдаваясь в подробности, под  Актом свою каракульку нарисовал: удостоверил, так сказать, изъятие вещдока.

              А вот второй «понятой» -  молодая женщина.  Прочитав содержание плаката, узнав, в чём дело,  она попеняла дежурному: зачем, мол, притащили меня,  Вы,  мол, совсем не то  говорили!  Вот,  такие в России бывают сознательные граждане.  Даже в стенах полиции  не гнушаются  иметь гражданскую свою позицию. И ни в какую не согласилась подписывать, с её точки зрения,  неправомерно состряпанную писульку. Так потешно убрала руки под мышки. Дежурный  взглянул на неё недовольно,  но ничего не сказал. Других граждан  стать понятыми  видимо не нашлось.

              После долгого-долгого разбирательства  материалы на меня, гражданку  России, посягнувшую заявить  о своих правах, были готовы.

              Дежурный препроводил меня на четвёртый этаж.  В кабинете  начальственного лица было занято. Стояли минут пятнадцать, ожидая, когда начальство между собой посовещается. Из-за дверей раздавались  какие-то нервные  смешки. Где-то  назойливо  зудела дрель.  Наконец, дверь открылась, выкатились  два  чина, похожих на колобков. Если в кабинете раздавались смешки, то сейчас на лицах слуг народа проскальзывала изничтожающая ненависть, какой-то звериный оскал. Колобки укатили, нам разрешили войти.  За столом сидел молодой зам. начальника.

             Несколько минут совещался с кем-то по телефону, шаря одной рукой под столом, и внимательно вслушиваясь.

             Наконец, снизошёл и до меня. Пара-тройка минут, протокол подписан. Неестественно улыбаясь, произнёс: «Мы не решаем ничего, суд, мировой суд».

            Суд так суд. Разве удивишь россиянина волокитой!  Некоторые из пикетчиков говорили, что их спрашивали, сколько платят правозащитники за выход на пикет. Но разве всё измеряется в деньгах! Те, кто выходил на пикеты в защиту конституционных прав граждан, их  не опечалит  этот безвозмездный порыв  души.  Мне такого вопроса не задавали,  видимо по причине явной его бессмысленности.

             Так закончилась моя история «хождения за правом».  

             Вернулась домой, обувь снимаю, а Лера кричит из комнаты:  «Кто там? Кто там?». Я. Не там, а здесь уже,  дома. Лера сидела в своей клетке, молча, до вечера  не выходила, будто боялась, чтоб не заняли её жилище. Или нарушителем не признали бы. Может, полицейско-прокурорской аурой прониклась…