Легко ли быть отцом?

Уже много лет Саша (Исраэль) Демидов – один из самых известных и популярных израильских артистов театра и кино. Среди русскоязычных коллег он, вероятно, самый узнаваемый актер. Но не все знают, что Саша Демидов еще и многодетный отец. Его трое сыновей родились в браке с женой Светланой, тоже актрисой: Дани – 22 года, Гаю -19, Эммануэлю -16. А несколько лет тому назад в Израиль приехал старший сын от первого брака Женя, которому сейчас 25


Как сыновья чувствуют себя в роли детей знаменитого артиста?
Семь у нас актерская, и мы, разумеется, даже сами того не желая, влияем на них. Профессия накладывает свой отпечаток. В результате один из сыновей хочет стать актером, а второй готовится поступать на режиссерский факультет, он решил учиться в США. Еще один сын после армии тоже подумывает об актерстве. Я их отговариваю.

Почему?

Кроме театра существует много других профессий. Например, я по первой специальности инженер. Мне хочется донести до сыновей, что быть актером – это очень болезненно. Не спишь ночами и думаешь, как накануне ты сыграл спектакль перед залом, в котором сидели восемьсот зрителей, и они, возможно, тобой недовольны, ты вызвал у них раздражение. И ничего вернуть нельзя. И если спектакль ты можешь в следующий раз сыграть по-другому – лучше, то в кино ничего не изменишь. Фильм выходит на экраны, а ты думаешь: «Скорее бы он прошел, чтобы его никто не помнил». Поэтому я говорю сыновьям, что, может быть, стоит выбрать профессию, меньше трогающую за душу. Актер всякий раз продает себя: я вам нравлюсь или нет? Если он не нравится, ему плохо.

Если бы все вернуть все назад, вы бы стали актером?
Я бы хорошо подумал… Наверное, все-таки стал. Но тогда я бы знал, куда иду. Хотя, если бы можно было все начать сначала, я попытался бы стать ученым, заниматься физикой. Я очень любил этот предмет в школе. Мои друзья играли во дворе, а я с удовольствием решал задачи со «звездочкой», те, что самые трудные…

Когда сыновья учились в школе, вы им помогали решать задачи?
Пытался помочь. Сейчас совершенно иная программа, учат по-другому. Я решал их задачи, но совсем не тем способом, каким им показывали.

Вы находили время делать с детьми уроки?
Да, конечно. Нельзя сказать, что они были хорошими учениками, каждый в своем роде. Например, Эммануэль, который собирается стать режиссером, с чувством юмора, с острым языком, за что часто получает от старших братьев. Он снимает фильмы с 11-12 лет, сам их монтирует, озвучивает. А еще раньше он ставил спектакли в салоне нашей квартиры. Причем, это были сокращенные варианты того, что я играл в театре. По-моему, он талантливый…

Вы произнесли слово «талант», ваши сыновья им обладают?
Эммануэль, однозначно, да. Гай, который хочет стать актером, а сейчас служит в армии, тоже. Но Гай очень чувствительный, очень болезненно воспринимает отношение к себе. У нас, актеров, слегка искаженное восприятие действительности, мы иногда видим то, чего нет. Гай точно будет страдать, и хотя я говорю ему об этом, он отвечает: «Мне все равно, мне это нужно, это мое». А вот Дани собирался поступать в технический вуз, но в последнее время заговорил о том, что, может быть, подумает об актерском отделении. Не знаю, что из этого выйдет. Дани уравновешенный, весь в себе, но актерская природа бывает настолько разной, никогда не можешь представить, что получится.

А старшего сына миновала актерская лихорадка?
Женя окончил в Израиле университет, занимается финансами. Очень умный, гораздо умнее, чем я, крепко стоит на земле, светлый ум. Иногда я не знаю, как поступить – сниматься в фильме или нет, ехать куда-нибудь или не ехать. Я спрашиваю у сына, он дает мне внятный, аргументированный совет, и я чувствую, что он прав.

Если сыновья займутся вашим делом, каким вы будете зрителем?
У нас, актеров, есть богатый опыт, как разговаривать с коллегами. Ты должен их хвалить, в той или иной форме, говорить хорошее. Для актера это очень важно – услышать доброе слово после спектакля. Конечно, нужно дозировать восторги, чтобы человек не уловил фальши в твоих похвалах. Но мы видим и недостатки игры, которые заметны только со стороны. У меня есть определенный круг актеров и актрис, с которыми я могу спокойно об этом говорить. А есть люди, которые не хотят этого слышать, воспринимают все очень болезненно. Такова природа актера и человека, я не осуждаю. Их после спектакля буду только хвалить, чтобы не расстраивать.
Когда увижу своих мальчишек на сцене, вначале обязательно похвалю, а потом честно скажу, если что-то не понравилось. Но в такой форме, чтобы ни в коем случае не обидеть, чтобы мое замечание было конструктивным. Чтобы не осадить, а дать толчок к дальнейшей работе. 

Ваши мальчики похожи, или они все разные?

Они все очень разные, и мне это нравится. Общая у них некая глубина, нижний слой, дополнительный орган чувств, который в юности часто отсутствует. Мне кажется, что мои мальчики чувствуют чуть-чуть глубже, чем некоторые молодые люди. У них есть понимание, которое связывает сердце и мозг, я это ощущаю.

Что может дать ребенку папа?
Прежде всего, мужчина может дать только половину того, что ребенку нужно. Но я думаю, что отец должен дать ощущение связи времени. То, что переходит от прадеда к деду, от деда к отцу, а потом – к детям, особенно к сыновьям. Мне кажется, что мужчина – хранитель цепочки, которая передается в семье из поколения в поколение. Мой дед был большевиком с 1914 года, соратником Щерса, а в 1937 году его расстреляли. Я узнал об этом от папы, мы много разговаривали. Отец был очень начитанным человеком, сам мастерил полки, которые ломились от книг. Он изучал языки, хорошо знал английский, немецкий, чуть хуже французский и итальянский, в его блокноте я впервые увидел ивритские буквы. Когда Израиль победил в Шестидневной войне, в нашем доме был праздник. За закрытыми дверями. По профессии мой папа был инженером, а по содержанию – большим человеком. Дети тоже унаследовали любовь к книгам: Дани много читает, Эммануэль выбирает книги по режиссуре, ему это интересно.

Сыновья знают историю вашей семьи?
Да, я им рассказывал, как когда-то папа делился этим со мной. Удивительно, но им очень интересно. Они любят рассматривать фотографии деда и бабушки, которая была настоящей красавицей. В отличие от деда, она была из богатой семьи, любила наряжаться, чем шокировала окружающих в суровое довоенное время. Товарищи по партии даже просили деда, чтобы его жена одевалась скромнее. Бабушка выслушивала замечания и в следующей раз появлялась в еще более нарядном платье. А потом пришел 37-й год… Я думаю, что мои рассказы понятны сыновьям, есть в них нечто, помогающее осознать свои корни.

Они ощущают себя израильтянами или русскими?
Их воспринимают как русских. Хотя русский язык у них смешной, а иврит родной. Они этого не стесняются, даже наоборот. Гай сейчас служит в армии и считает особым шиком вставлять словечки из молодежного русского сленга. Он парень крупный, крепкий, и русские словечки становятся частью образа, ему нравится. При этом он самый чувствительный из моих сыновей, самый ранимый. Продолжая о влиянии отца, хочу сказать, что важны не слова – важен пример. Дети воспринимают нас целиком, и плохое, и хорошее. Например, свою способность зажечься, завестись с пол-оборота, доказывать, что я прав, а остальные не правы, я вижу в сыновьях. Хотя я, конечно, говорю, что не считаю это качество хорошим, и призываю с ним бороться.

С кем сыновья больше делятся своими проблемами – с вами или с мамой?
Думаю, что они больше делятся со Светой, с ней им проще. Это хорошо. Я тоже больше рассказывал маме. Но когда они хотят поведать то, что не расскажешь маме, то приходят ко мне. Я могу их понять, ведь я пережил то, что с ними сейчас происходит. Со мной происходит чуть-чуть по-другому, не так, как с мамой. Я заметил, что когда сыновья со мной разговаривают, им нужна некая дополнительная подготовка, несколько секунд. Они знают мои критерии, требования, и я не вижу в подготовке к разговору с отцом ничего плохого. Мой папа был такой же, гневливый, вспыльчивый, при этом очень меня любил. Я его боялся и тоже жутко любил. Особенно сейчас я это хорошо понимаю… Не то, чтобы боялся, робел перед ним. Мои тоже робеют, что не мешает нам общаться, смеяться, «фехтовать» словами – хорошо себя чувствовать друг с другом.

У вас очень напряженный график. Удается ли провести вместе с семьей отпуск, какие-то небольшие каникулы?
Мы стараемся это делать. Самые лучшие каникулы у нас были год назад. В августе мы всей семьей, правда без Жени, он был занят, поехали в Англию и Шотландию. Собралась очень хорошая группа, замечательные люди. Руководила поездкой удивительная и талантливая женщина, которая открыла нам целый мир. Это была не просто поездка в интересные страны, это было путешествие в отдельную реальность. Оно было необыкновенно выстроено, например, мы должны были поведать о себе, своих мыслях, настроениях. Рассказы наших сыновей очень впечатлили окружающих. Что не помешало Гаю и Эммануэлю через несколько дней подраться. Такой отдых много добавляет семье, дает дополнительную силу и родителям, и детям, это очень важно. Допустим, мы поедем со Светой отдыхать вдвоем – будет очень мило. Но если мы возьмем детей, это нас обогатит, дети нам не обуза, напротив.

Отцовство как-то помогает в работе, или вы четко разделяете семью, театр и кино?
Когда я что-то делаю, мне обязательно надо пропустить это через себя. Мои учителя, Андрей Александрович Гончаров, Марк Анатольевич Захаров и Евгений Михайлович Арье, учили нас наблюдать, копить опыт, чтобы использовать в работе. У нас были актерские задачи, например, поехать в метро, выбрать человека, сидящего напротив, и придумать ему биографию: как он разговаривает, кто по профессии, какая у него семья. Для жизненного опыта, который потом можно использовать. У меня в этом смысле то ли проблема, то ли просто другая природа. Я не могу копировать чужую интонацию, чужую пластику. Знаю актеров и актрис, которые здорово это делают, обогащая образ. Я могу только то, что у меня внутри рождается сейчас.

Значит, вы всегда играете одного человека?
Нет, все мои роли очень разные. Просто я ищу внутри себя нечто, что может пересечься с образом. Каждый из нас микромир, который включает все краски. Я знаю это из каббалы, которую изучаю очень давно. Но это не значит, что я говорю себе: «Полезу я в себя, допустим, налево, и извлеку то, что мне нужно». Когда мы репетировали известный спектакль «Деревушка», в котором я играл роль Йоси, у меня вдруг всплыл образ Гая, когда он был маленьким. Я не думал об этом, понял только потом. Играл роль и чувствовал, что получается определенный тип, не я. Оказалось, что это мой сын. Это было видно со стороны, начали даже происходить странные пластические вещи, появились не свойственные мне движения, изменился тембр голоса. Вот такое влияние детей на мою профессию…

Не могу не спросить: как вам, еврею, удалось так точно сыграть русского царя Ивана Грозного в телесериале А.Эшпая, который с успехом прошел по российскому телевидению?
  Мне было жутко интересно и ничто не мешало. Я актер, и для меня было удовольствием изучать такой тип, как Иван Грозный. Он был мощным, большим человеком, не только грозным правителем, но и поэтом, писал стихиры. Огромный диапазон личности, который является отличительной чертой больших людей. Для меня это был очень интересный опыт, увлекательная профессиональная работа.