КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС. Часть 3 из 4

КВАРТИРНЫЙ ВОПРОС

часть 3 из 4

2.3 Николаич

Следующие наши хозяева, в доме 18 - Иван Николаевич и Антонина Михайловна. Фамилия И.Н. была, кажется, Колесников, но в моей памяти он остался просто как Николаич. Но начнем мы не с персоналий, а с жилищных условий.

На этой квартире шагом вперед было отсутствие общей кухни - жилье от хозяев было полностью отдельным. Дом Николаича, как и многие в том районе, имел полуподвал с выходом на улицу, в котором и размещалась однокомнатная квартира на сдачу, и еще одна квартирка была наверху, рядом с хозяевами. Нам сдали полуподвал.

При квартире имелся крохотный дворик 2 на 2 метра, в котором я, набив землей несколько деревянных ящиков, пытался выращивать зелень на предмет поесть. Из-за недостатка солнца укроп и прочая петрушка получались рахитично-тонкими, но на пару салатов в сезон хватало...

Сама квартира начиналась с довольно большого холодного коридора, потом - узкий коридор, он же кухня - и комната с тремя окошками. Отопление было весьма оригинальным - когда-то квартирка обогревалась печкой на дровах, затем в нее вставили газовую форсунку. На кухне нужно было зажечь газ в глубине печки, и он нагревал стенку на кухне и часть стены в комнате - "зеркало". За одной из стен квартиры был хозяйский погреб, что обеспечивало вечную прохладу и сырость. Мыши на кухне ходили, что называется, пешком, пока мы не завели кота Сэма. Удобств не было - туалет в хозяйском дворе (нужно было выйти на улицу и войти в их ворота), слива тоже - из стены одиноко торчал кран.

Квартирка выглядела жутенько, поэтому переговоры с хозяевами начались с обсуждения проблемы ремонта. Мы, со своим годичным уже опытом (да и родители мои подсказали кое-что) при слове "ремонт" сказали так - ОК, ремонт мы делаем сами, но - материалы ваши и за первый месяц, включающий в себя ремонт, мы не платим. По рукам? Николаич и А.М. с таким хамством, видимо, столкнулись впервые, поэтому согласились. (Позже мы узнали, что перессказывая эти переговоры Алексеевне, А.М. сказала: "Солопановы вели себя вызывающе!"). В качестве дополнительных условий из уст Николаича прозвучало: "Ну, поможешь там иногда по хозяйству..." - имелся ввиду земельный участок-сад во дворе. Я не придал этому большого значения - и напрасно...

Отвлечемся немного от нас - где-то через год переехал и Серж, но не в общагу, а снова на частную - на параллельную улицу Белинского, к хозяйке по имени Мария Михайловна. Досталась ему полуподвальная комната, она же кухня (газовая плита стояла прямо напротив кровати), в углу имелась раковина. Комната была на двоих. Я попал туда чуть ли не в день его переезда, дело было в конце лета. Осмотрев аппартаменты, я спросил Сержа - а как эта комната отапливается? Сержу это раньше в голову не приходило - а действительно, как? Батарей в комнате не имелось. На следующий день он задал этот вопрос хозяйке. Ответ был: "А батареи С ТОЙ СТОРОНЫ..." (то есть за стенкой тоже квартиранты, и вот у них-то радиаторы висят). "А еще можно духовкой обогреваться - зажигаешь газ, открываешь дверцу и греешься..." - добавила М.М. Еще у хозяйки была дача за городом, и помнится, она усиленно намекала, что неплохо бы двум здоровенным парням-квартирантам съездить со старушкой на "фазенду", помочь...

Я привожу эти похожие друг на друга примеры, чтобы показать, что отношения "хозяин-квартирант" имеют свои характерные особенности независимо от личностей людей, в эти отношения вступающих. То есть все эти жуткие, с точки зрения нормального человека, выходки - типа вскрывания писем и отопления жилья духовкой - не есть исключения из правил, не есть функция паршивого характера конкретного хозяина. Потому что примерам таким - несть числа, и скорее нормальные, деловые и уважительные отношения сторон при съеме-сдачи квартиры в России - исключение из грустных правил... Чтобы не увязать в рассуждениях, приведу цитату из собственной повести "Три дня Глеба Сухова" (хоть это и моветон - цитировать самого себя).

"- Дэн, но ведь это - не-нор-маль-но! - стукнул кулаком по столу Глеб. На столе звякнуло.

- Я тебе вот что скажу, - закуривая, сказал Димка, - в английском есть такое слово - privacy. Не спрашивай меня, как его перевести на русский - все варианты будут неудачны. И знаешь почему? В русском нет слова для этого понятия, потому что нет самого понятия. Privacy - это та граница вокруг тебя, которую никто и никогда не переступает, понимаешь? Privacy - это невскрытые письма, неперерытые вещи в комнате... Privacy - это то, чего у нас нет... Ты вот знаешь, например, что на Западе не принято спрашивать человека, сколько он зарабатывает? Это - неприлично, не-нор-маль-но! А у нас - нормально!"

Жизнь на квартире у Николаича началась с решения туалетного вопроса. На хозяйский двор через двое ворот не набегаешься, да и встречаться около скворешни ни с кем неохота, поэтому было принято разумное и традиционное для России решение - ведро в сенях. Через несколько лет я прочту где-то стишок, который поразит меня своей жизненной правдой:

 Я люблю ходить в ведро, 

 Поднимать над ним бедро, 

 Писать, какать, а потом

  Возвращаться в теплый дом...

Параллельно была разработана технология, которая помогала бороться с неприятными запахами - в ведро наливалась малая толика керосина, который образовывал пленку на поверхности и не пропускал запахи, да еще служил своеобразным консервантом, поскольку ведро выносилось раз в день, по темноте, дабы не позориться.

Итак, помои и нечистоты выносились в будку туалета во дворе - а что же бытовой мусор? В районах частного сектора Воронежа мусор утилизировался (полагаю, утилизируется так и по сей день) следующим образом: на стыке нескольких улиц выбирается место, куда в течение недели жители сносят как крупный мусор, так и свои ведра и бачки с чем придется, и все это стоит под открытым небом и ждет условного дня. В хозяйстве для этого используются специальные старые и дырявые ведра, которых не жалко, если украдут, но в советское время, как правило, не воровали. Раз в неделю на эту импровизированную свалку приезжает машина от муниципалитета. В этот же день и час жильцы обязаны прийти туда, чтобы забросить мусор в машину - в обязанности водителя входит только подогнать транспорт и открыть специальную дверцу сбоку контейнера. Многие хранят мусор у себя во дворах и несут его сразу к машине.

Надо сказать, что ни Алексеевна, ни Николаич услугами города по утилизации отходов не пользовались. Алексеевна поступала вообще до крайности оригинально. Поселившись у нее, мы первое время порывались помогать старушке в выносе мусора, она же упорно отказывалась, делая это сама. Мы долго не понимали, в чем дело, но в конце концов ситуация прояснилась. Сразу за забором участка Алексеевны начинался крутой обрыв вниз, и до следующего двора было довольно далеко и высоко. Догадливая старушка не утруждала себя походами за два квартала к машине - она просто сбрасывала мусор вниз. Он расползался по горе, в конце концов сыпался на чей-то двор, гнил и вонял по весне и в дождь, хозяева снизу ругались - но кому до этого дело... в таких случаях старушка прикидывалась глухой, как пень.

Николаич же, как серьезный и хозяйственный мужчина, мусор утилизировал научно - бумагу было велено сжигать в особом месте во дворе, а весь остальной мусор закапывался на участке. После заполнения яма засыпалась, на ней разбивались грядки, а в нетронутом месте копали следующую (я лично выкопал как минимум одну такую яму).

Надо сказать, что нам повезло, и период пользования ведром в сенях был весьма коротким - каких-то несколько месяцев. Как уже было сказано выше, на улице Шевченко в тот год обновили канализацию, и почти все хозяева заодно улучшили свои санитарные условия. Николаич и сам до этого имел на своей половине только воду со сливом. А в тот год, вскоре после нашего переезда к нему в мае месяце, он сильно потратился и провел к себе наверх канализацию, и к нам, жильцам, заодно. Проблемы было две - во-первых, элементарное отсутствие места для туалета. Во-вторых - как и в полуподвале Алексеевны, уровень пола, на котором предполагалось поставить унитаз, был ниже уровня коммуникаций. Тогда было принято командирское решение - унитаз водрузили на... кухне, рядом с плитой и раковиной. И встал он не на пол, а построили для него специальный постамент, обложенный кафельной плиткой, и на постаменте этом воздвиглось фаянсовое чудо с высоким, под самый потолок, бачком. Сидя на нем, ты действительно ощущал себя горным орлом на вершине Кавказа - вся кухня была открыта твоему взору, сбоку грела печка, на плите побулькивал обед... Это было счастье - ходить на унитаз, а не на ведро в холодные сени, и абсурдность самой ситуации - туалет на кухне - совершенно не портила нам праздника. Правда, бачок вскоре испортился и починке практически не подлежал, так как для того, чтобы просто в него залезть, нужно было бы разбирать вообще всю систему. Поэтому для смыва было заведено специальное ведро. А чтобы все-таки как-то отделить унитаз от кухни, на него клался большой квадраный кусок ДСП, и унитаз превращался в дополнительную поверхность - на него можно было ставить посуду во время мытья...

Мытье посуды... отдельная песня. Сейчас, тем более вне России, уже трудно себе представить, что когда-то не было ни специального жидкого мыла, ни мочалок для посуды, ни даже - в описываемых условиях! - горячей воды. А была просто тряпка - чаще всего старый носок или кусок майки, и коричневый кусок хозяйственного мыла. Чтобы все-таки отмывать жир, в посуду сразу после употребления наливали горячую воду из чайника. Желательно было бы и мыть сразу, но не всегда получалось - так хотя бы залить... Иногда, для оттирки сковородок и кастрюль, применялся старый полевой метод чистки песком.

У самого Николаича положение было не сильно лучше - и унитаз, и ванная встали тоже на кухне, и были отгорожены просто занавесочкой.

Теперь перейдем от быта к нашему главному достоянию - к людям. Кто же были наши новые хозяева? Николаич был весьма пожилым, лет эдак за семьдесят, человеком. Даже согбенный годами, опирающийся на палку, он оставался огромного роста (минимум на голову выше меня, а я и сам немаленький, 187 см). Обувь он носил размера пятьдесят-плюс, в его располневшей фигуре угадывалась утраченная гора мышц. За те несколько лет (с 1991 по 1994), что мы жили у него, он сильно сдал, но в начале нашего "романа" еще бодрился, ковырялся в огороде и саду, был полон планов. Меня он воспринимал как дармовую рабсилу - напомню, что одним из условий съема квартиры было - "ну, поможешь когда по хозяйству"...

Вручая мне ключ от квартиры, он сказал что-то вроде - у меня, дескать, копия остается, не волнуйтесь, если и зайду когда, ценного ничего не украду... вот ручку хорошую могу взять! - и залился скрежещущим смехом... Существовал он в отдельной комнате наверху, невероятно захламленной - из мебели там были кровать, большой письменный стол, холодильник и шкаф, все остальное пространство было заполнено неизвестно чем - два телевизора (работал из них только один), какие-то ящики, тряпье... Стол был завален папками с бумагами и общими тетрадями.

История жизни Николаича, восстановленная по его отрывочным рассказам, выглядит приблизительно так. Родился он вскоре после революции, и родители его прочили мальчику духовную карьеру - уже в детстве он принимал участие в службе в местном храме, помогая облачаться батюшке (уж не знаю, как сия должность называется). Однако репрессии против духовенства докатились и до провинциального Воронежа, и юному Николаичу (тогда еще просто Ване) пришлось пойти по мирской стезе - стал он, кажется, строителем. На фронте он не был, после войны вернулся в разрушенный Воронеж и заново отстроил родительский дом, при этом работая прорабом на стройках города, где основной рабочей силой были немецкие военнопленные. Из его рассказов у меня сложилось впечатление, что он был каким-то образом близок к чекистским структурам - по крайней мере, он упоминал свои дружеские отношения с каким-то большим чином НКВД в послевоенном Воронеже.

С женщинами отношения у Николаича складывались непросто - А.М. была у него то ли четвертой, то ли пятой официальной женой. По рассказам Алексеевны, с которой мы иногда общались, уже съехав от нее, Николаич в молодости был ревнив до ужаса и как-то гонял одну из своих жен по ночной улице в одном белье с криками "Убью!". Детей у него было немного - то ли один, то ли двое, кто-то из них жил в Воронеже, но практически не появлялся на Шевченко - помню только, как приходил разок внук - мускулистый подросток, который самозабвенно молотил боксерскую грушу в дедушкином дворе. В другом конце этого двора в это время я копал мусорную яму, и маразм данной ситуации весьма меня забавлял.

Постоянно в доме появлялся сын А.М., Володька, которого Николаич, можно сказать, вырастил. Сам он с непонятной мне гордостью говорил: "Раньше-то мы с Володькой как скандалили - аж на топорах рубились!". Володька держал на участке отчима гараж, в котором, как выяснилось позже, собирал из запчастей старые машины на продажу, делая таким образом свой гешефт. Отношения с Николаичем у него со времен рубки на топорах сильно не улучшились, насколько я понимал, и Володька в доме почти не появлялся - разве что мать проведать, и все время крутился в гараже. Мы его прозвали Углук - по имени одного из персонажей Толкиена (Углук, если кто не помнит, был одним из предводителей орков (гоблинов) - весьма гнусное создание).

Интеллигентом Николаича было назвать трудно, но сам себя он именовал "духовным человеком". В первую очередь он имел ввиду свой проснувшийся интерес к религии - по его словам, он писал какие-то письма в Епархию и вообще полагал, что его детство, проведенное при храме, как-то выделяет его из общей серой массы. Однажды он признался, что завал бумаг на его столе объясняется в частности тем, что он, читая газеты и просматривая телепрограммы, просто-напросто конспектирует все, что успевает запомнить. "Мне уже скоро восемьдесят, - говорил он, посмеиваясь, - и я должне все знать, даже про английскую королеву - во сколько она сегодня встала, пила ли чай...".

Кроме духовной жизни, Николаич был весьма увлечен жизнью материальной - его участок носил следы хоть и беспорядочной, но кипучей хозяйской деятельности - кроме классических грядок, яблонь и виноградных лоз на участке стоял летний домик, прямо в саду под открытым небом была оборудована самая настоящая барная стойка с высокими стульями, имелся даже некий самодельный фонтан, на моей памяти не работавший ни разу. Видно было, что в советские времена Николаич тащил все подряд и отовсюду - больше всего меня поразила крашеная серебрянкой городская урна для мусора, в которой росли цветы...

В адрес жены своей Николаич презрительно цедил: "Интеллигентка...", и на ее "половине", то есть в гостиной, появлялся только с целью пообедать. А.М. действительно была интеллигентная женщина, бывшая преподавательница музыки. Несмотря на свой немалый тогда уже возраст, она все еще давала частные уроки и играла сама, для тренировки, а по ночам иногда подрабатывала, где-то что-то сторожа.

После столь затянувшегося описания перейдем, собственно, к главному - какое вообще отношение имела ко мне вся эта чужая нелепая жизнь, неумолимо катящаяся к своему печальному закату? Мне-то казалось, что единственно нормальным положением вещей является то, что я снимаю жилплощадь, плачу за это деньги - и до свидания. Я не желал вникать в подробности духовной жизни Николаича и не собирался с ним откровенничать, и даже был готов вырыть яму-другую и вскопать пару грядок, лишь бы тезис Николаича "Мы с квартирантами - как одна семья!" - не стал былью. Я хотел жить своей жизнью в своей семье - но не стоит смеяться над моей наивностью, ведь мне тогда было всего двадцать лет...

Поначалу все было достаточно нормально - я появлялся у старика раз в месяц, вручая деньги, выслушивал его упреки на тему "чего не заходишь", если не удавалось отвертеться - получал какое-то необременительное задание по хозяйству, которое тут же и выполнял, после чего забывал о существовании "духовного человека" еще на месяц. Но даже в эти редкие встречи больше всего угнетала не обязанность что-то делать в чужом дворе, а та беспардонность, с которой Николаич считал себя вправе со мной общаться. "Ну-ка расскажи мне, Василий, - говорил он, - часто ты со своей женой ругаешься?". Я от таких вопросов просто "ехал" - во-первых, с женой мы тогда жили дружно и не ругались, но в любом случае - ему-то что за дело? "Да не ругаемся мы..." - мялся я. "Да? - вскидывал клочковатые брови старик. - Да не может быть! Вот до вас были жильцы, тоже семья молодая - он, бывало, ко мне частенько захаживал, милиционером он работает, ага... так вот он прямо все рассказывал, как он там со своей скандалит... А ты чего-то крутишь тут мне...". Иногда он спрашивал, хитро прищурившись: "А вот скажи мне, какую вам, например, стипендию в вашем университете платят?" Или - "Ну-ка, запиши мне на бумажке, на какой ты кафедре учишься, кто твой руководитель - я ведь должен такие вещи знать?". И писал ведь - а куда денешься?

Надворные работы я выполнял без особого рвения, хотя Николаич все стремился произвести меня в "начальники участка", как он сам выражался. Порой, все же затащив меня для вскапывания грядок и тому подобных работ, Николаич сидел рядом на переносной скамеечке и журил: "Без души ты, Василий, работаешь, без души...".

Инфляция в те годы шагала семимильными шагами, цены на все росли чуть ли не ежемесячно, а уж ежеквартально - точно. Так же примерно вела себя и плата за квартиру. Справедливости ради надо отметить, что в смысле цен Николаич не зверствовал, но поражал он меня другим - на полном серьезе он говорил мне - вот, дескать, все дорожает, цены растут... ты бы поспрашивал у соседей, кто сколько платит, а то и вашу плату уже менять пора... То есть, надо полагать, старик тем самым выказывал мне доверие - типа, "и денег, и белья, и дел моих рачитель". Он просто не понимал сам, что говорит - предлагал мне, студенту, живущему на скудную стипендию и на зарплату дворника, хлопотать об увеличении СОБСТВЕННОЙ платы за жилье...

Кстати, о дворнике. Наверное, это тема для отдельной статьи, но упомяну вкратце - с началом жизни у Николаича я устроился работать дворником во двор жилого дома, находившегося рядом и с нашим теперешним жильем, и с универом. Это было удобно - я вставал около шести утра, шел на участок, прибирался там, как получится, в начале восьмого возвращался домой, мылся в кухонной раковине по пояс - опять же как придется, завтракал и к восьми был уже в универе. Иногда работал и по вечерам, после учебы. Фишка была в том, что в этом доме находился гастроном, куда постоянно ходили А.М. и Алексеевна - а от них моя подработка тщательным образом скрывалась. Рассуждал я просто - видя мои дополнительные доходы, хозяин потребует от них свою долю в виде увеличения квартплаты, а так можно было косить на скудость студенческой стипендии (зарплата дворника, кстати, тогда примерно равнялась этой самой стипендии, не больше, но кто бы стал разбираться?). В мои обязанности входила уборка тротуара перед самым крыльцом гастронома, и работая там, я всегда был предельно внимателен - если на горизонте появлялась грузная фигура А.М. или маячила щуплая Алексеевна - я шустро нырял в подворотню и там пережидал...

Время шло, и здоровье как Николаича, так и А.М., ухудшалось. Старик уже практически совсем не мог работать в саду, а для А.М. стали тяжелы походы по магазинам, да и времена на дворе стояли - начало девяностых, пустые полки гастрономов пугали призраком самого настоящего голода, и даже получить свою норму по талонам было очень непросто - воронежские старики говаривали, что даже в войну, с карточками, было легче. Это было время, когда я в подарок на свой двадцатый день рождения  получил, в частности, несколько банок рыбных консервов (минтай в масле) и был счастлив... 

Почему-то в особую проблему превратился сахар - его продавали не просто по талонам, но еще и в определенных магазинах, по месту жительства. Практически это выглядело так - в ближайшем к нам гастрономе были заведены гроссбухи со списками всех прикрепленных, с их паспортными данными, и нужно было прийти с лентой талонов и с паспортом, против твоей фамилии ставили галочку, ты расписывался - и тогда получал свою месячную норму. Теоретически предполагалось, что каждый должен приходить сам, но практически позволялось прийти одному члену семьи, показать паспорта и взять на всех, прописанных по данному адресу.

Старики-хозяева уже несколько раз повышали квартплату, но деньги в те времена всех проблем не решали - да и какие там деньги, даже по максимуму, можно было взять за сырой полуподвал?.. И тогда Николаич сделал ход конем - в один совсем не прекрасный месяц нам было объявлено, что мы, увы, не оправдали их надежд - от меня помощи немного, жена моя вообще имеет наглость к хозяевам носа не казать - так что съезжайте, товарищи дорогие. Честно говоря, я растерялся. Съезжать нам было некуда - в округе никто не хотел сдавать квартиру молодой семье (причины описаны выше), у моих родителей в их небольшой квартирке места не было (то есть... если очень захотеть... исходя из того, что и на меньшей площади живали по три поколения... но это была бы уже не жизнь, так что такой вариант мы и не рассматривали), а мы на тот момент еще даже дипломов не получили... Но Николаич не стал нас долго томить - когда он увидел, что "клиент дозрел", то выставил новые условия - конечно, можно вас оставить, но... плату немножко повысим - но это ладно, это дело житейское... Но помогать вы нам будете уже по-серьезному. Раза два в неделю минимум - зайти, спросить, надо ли что сделать, по необходимости сходить за покупками - вы же понимаете, за стариками надо ухаживать... Помню, как я стоял в дверях Николаичевой комнаты, он не без удовольствия описывал детали нашего нового "договора", рядом стояла, согласно кивая, А.М., а проходивший мимо Углук подыграл - "Соглашайся, соглашайся...". Никто никого не заставлял, разумеется, все на все соглашались сами - также и я тогда добровольно подписался на рабство, на роль прислужника, да еще и платил за это...

Во всем мире это называется - шантаж. В нашем случае это никак не называлось...

Так прошел год, мы закончили универ, получили дипломы. Жена стала работать учительницей биологии в школе, я, спасаясь от армии, протиснулся в дневную аспирантуру. По логике российской жизни пора было обзаводиться потомством, но представить себе, что ребенок из роддома попадает в сырой подвал усадьбы Николаича - это было слишком даже для моего, ко многому привыкшего, воображения. Кроме того, старики сдавали на глазах, и было понятно, что если им потребуется сиделка в прямом смысле этого слова, то эта роль достанется нам, и никому другому. Мы решили съезжать, и нам повезло - нашлась все же квартирка... Впрочем, с этого мы начнем следующую главу, поскольку изменится все - с "низов" мы переберемся в город, полуподвал сменим на ЗГТ (вы не знаете, читатель, что такое ЗГТ и ОГТ? Слушайте меня на здесь, и я вам таки да расскажу...). Но сначала - закончим историю Николаича, раз он уж так вольготно расположился на этих страницах.

Конец его был поистине ужасен. После нас к нему вселилась очередная молодая пара - все на тех же кабальных условиях, так что в этом смысле он ничего не потерял. Но сам Николаич становился все хуже и хуже, и не только физически, но и "на голову". Неизвестно, сколько бы он еще продержался, но, как выразился его сосед Миша, рассказавший мне эту историю - "старика жадность погубила". Летом 1995 года Николаич нашел в своем холодильнике пасхальное яичко (!!!) - и съел его. Яйцо, пролежавшее с апреля месяца, стало, конечно, ядовитым. Николаич умирал мучительно, в течение нескольких дней, из-под него текло, и ходила за ним, конечно же, сменившая нас жиличка. Никому не пожелаешь такого страшного и позорного конца. Прости, Господи, Николаича-грешника...

А.М. пережила мужа лет примерно на шесть - племянница моей (теперь уже бывшей) жены, будучи студенткой музучилища, в конце 90-х тоже мыкалась по Воронежу в поисках жилья, и судьба на каком-то этапе привела ее к А.М. - правда, поселилась она в другую сдаваемую квартиру, наверху. А.М. как хозяйка была добра и даже занималась с девушкой музыкой. Где-то в районе 2000 года А.М. скончалась, и последнее, что я знаю о доме Николаича - это то, что он то ли разрушен, то ли коренным образом перестроен. Наверное, Углук стал новым владельцем, а может - все продано в чужие руки, и даже памяти не осталось от долгой жизни...

И под самый конец главы хочется отвлечься от собственной биографии и поговорить о других. Кстати, эпизод, который я хочу упомянуть, тоже вписывается в историю семьи. В доперестроечной еще России существовала такая форма решения жилищного вопроса, как юридическое оформление ухода за одиноким стариком с правом бесплатного проживания в его квартире, а позже, после его смерти - официального наследования квартиры. Я слышал, что такие сделки заключаются и сейчас (я не имею ввиду случаи откровенного жульничества и криминала). Так вот, где-то в начале-середине девяностых одна моя не очень дальняя родственница, примерно моих лет, будучи уже замужем и с ребенком, тоже оказалась перед разверстой пастью жилищного кризиса. Они с мужем избрали упомянутый выше путь - заключили сделку с одинокой старушкой, владелицей двухкомнатной квартиры в центре Воронежа. Вскоре у них родился еще один ребенок. То, что я знаю о них на 2004 год - старушка по-прежнему жива и весьма привередлива во всем, семья из 4 человек живет в одной комнате. Чужой комнате...

Упомянутая выше студентка музучилища тоже прошла несколько кругов квартирного ада - училище общежития не имело, денег у семьи, чтобы содержать девушку по высшему разряду, не было. От А.М. наша героиня переехала в достаточно неплохую квартирку - однокомнатную, где ей полагался угол, а старушка-хозяйка жила здесь же. Проблема, в общем-то, была одна - я бы назвал ее скорее эстетической - у старушки были нелады с желудком, поэтому каждое утро она начинала с шумной рвоты в ванной... Потом была жизнь в приживалках в богатой семье у подруги - нашу героиню взяли с целью присматривать за не очень дисциплинированной дочкой - и старший брат этой самой подруги, который приживалкой был недоволен и однажды просто вышвырнул ее из дома, едва не избив... Потом - роман с земляком-ровесником неопределенных занятий, зато можно было жить вместе с ним в доме его бабушки, совершенно бесплатно... Сейчас, я слышал, она вернулась на свою малую родину, вышла замуж за шофера, молодые строят дом...

И наконец, по времени забегая вперед, но желая разделаться с историей воронежских "низов" - еще о нашем друге Серже с физфака и о его последней частной квартире. От упоминавшейся ранее Марии Михайловны Серж переехал в соседний переулочек, в дом к нестарому еще хозяину, сдававшему две из трех, кажется, комнат своего дома парням-студентам. Такая, знаете ли, коммуналка... Звали хозяина, по-моему, Петрович... ну да неважно, пусть будет Петрович. Брал Петрович по тем временам не много, но и не мало - по 2 тысячи рублей с носа (я затрудняюсь воспроизвести здесь масштаб цен того, 1994, года, но конкретная сумма имеет смысл в нашем повествовании, потому я ее и привожу). Жилось Сержу у Петровича неплохо - дядька он был в целом невредный, и соседи попались ничего. Но однажды произошло следующее. В Воронеже, на Центральном рынке, есть такой уголок, где еще с советских времен висят платные доски объявлений об обмене-сдаче-продаже-покупке квартир. До перестройки основной формой смены недвижимости был именно обмен (о, это еще одна тема для исследования - но увы, мне оно не по плечу - слишком мал я был в те годы, когда родители меняли квартиру, общались с подпольными маклерами - людьми профессии опасной и героической - и материала, материала достоверного не найти... а жаль. Еще один уникальный пласт советской истории уходит в небытие...). После же перестройки активизировались и другие формы - в частности, сдача. Около этих досок всегда тусовались заинтересованные люди - маклера, сдающие, снимающие... Последних, ясное дело, было больше. Так вот, однажды Петрович, прогуливаясь по рынку, заглянул на этот пятачок - то ли просто так, то ли цены сверить - не дешевит ли... И тут же подошли к нему двое кавказцев - дескать, отец, нет ли у тебя комнатки на сдачу? Увы, ответил Петрович, все сдано. А почем сдаешь? - спросили те. По два куска за койку, ответил Петрович. Отец, мы тебе двадцать дадим - только сдай, очень надо! Но Петрович был честный и порядочный человек - он отказал кавказцам, не стал выгонять студентов, но про себя подумал: "Эге...". Придя домой, в тот же вечер он собрал своих жильцов на кухне и сказал - вот такая история, ребята, за коечку мою с панцирной сеточкой на свободном - подчеркиваю: свободном! - рынке двадцать тысяч дают. А не две. Так что со следующего месяца новая цена - рыночная. Если кто не согласен - ну что ж, было приятно делить с вами кров... Серж был не согласен и переехал в общагу.

Я еще раз акцентирую ваше внимание на последней истории, уже без изысков: за ОДИН вечер цена на квартиру поднялась В ДЕСЯТЬ РАЗ.

...В нашей группе училась дочка одного из факультетских преподавателей - что называется, девочка из хорошей семьи (по крайней мере, в смысле материального обеспечения). И вот однажды, слушая рассказы товарищей о незавидной жизни студента в чужих стенах, она совершенно искренне сказала:

- Ну не понимаю, откуда вы все эти ужасы берете... Вот я помню, когда-то мои родители тоже комнату студентам сдавали - так мы с ними мирно жили, никаких проблем никогда не было...

Нам всем оставалось только печально улыбнуться...