Гражданская война "в миниатюре"

Гражданская война «в миниатюре»,
Или возвращение к октябрьским событиям 1993 года.

Беседа с помощником президента РФ Львом Сухановым.

– Лев Евгеньевич, ваш прогноз, сделанный в предыдущем интервью, к сожалению, полностью подтвердился: воинствующая оппозиция, развязав мятеж, начала с того, чего от неё можно было ожидать – насилия, крови, жестокости. Но это была кульминация, все началось ведь гораздо раньше...
– Уже на VIII съезде народных депутатов чаша весов опасно колебалась. Начало 1993 года прошло под знаком консолидации непримиримой оппозиции. Фашистская свастика прихотливо сплелась с серпом и молотом. Более дикое сочетание трудно себе вообразить.
Я присутствовал почти на всех заседаниях и сессиях Верховного Совета Рос-сии. Все, что творилось здесь, походило на жуткий паноптикум - беспощадный, абсурдный, ни к чему не ведущий. Хасбулатов, подкупив членов Президиума, вертел ими, как хотел. А хотел он многого, ибо амбиции у него похлещи, чем у Иосифа Виссарионовича. Почти все зако-нодательные инициативы, которые выдвигал Хасбулатов или кто-нибудь из его ареопага, принимались без обсуждения и с недопустимыми, непростительными нарушениями регламента.
Думается, и то, что произошло в Чечне, – переворот, организованный Хасбулатовым. Дудаев был исполнителем. К нам приходили люди и рассказывали о чеченском банке, который работает в подполье, там крутятся баснословные  деньги.
Эти средства идут и для привлечения своих людей. В таких условиях ВС про-валивал все предложения президента. Всё рациональное губилось на корню. Все предложения и замечания Ельцина отвергались без обсуждения. Любая мало-мальски реформистская мысль раскритиковывалась в пух и прах и в конце концов отметалась. От силы набиралось десятка полтора депутатов, которые голосовали "за", 170 – всегда "против", даже когда Исаков потребовал создания медицинской комиссии, которая должна дать заключение о состоянии здоровья Бориса Николаевича, его безоговорочно поддержали.
Почти на всех заседаниях Верховного Совета присутствовал вожак коммунис-те Зюганов. Он часто посещал кабинет Хасбулатова, Воронина и многие вопросы обсуждались кулуарно. А затем выносились на рассмотрение парламента.
– Вы сказали, что Президиум был подкуплен Хасбулатовым. В чем это выражалось?
– Известно, что председатели региональных Советов приезжали к Хасбулатову, плакались, что, мол, не хватает средств для трудящихся, трудно вести работу. И "добрый дядюшка" спикер из своего фонда выделял по 20 миллионов рублей. Наиболее верноподданным областям подбрасывалось по сорок, пятьдесят даже по двести миллионов рублей, денег не жалели, естественно, и для себя. До роспуска парламента зарплата члена президиума ВС равнялась 328 тысячам рублей. Кстати, у президента она – 160 тысяч. В середине года Хасбулатов каждому депутату выделил премию в размере двух миллионов рублей. А какие апартаменты они имели в Москве?! Какие машины, какие возможности, влияние! Разве это не подкуп? А расставаться с такой воистину райской жизнью никому не хоте-ть. Но и этого им было мало. Например, Челноков, который представлял наиболeе оголтелую часть депутатского корпуса, выпрашивал себе должность замминистра, хотя ни черта в тех делах не соображал. Его, естественно, послали куда подальше, а он в отместку стал еще более ярым врагом Ельцина и Гайдара.
Я разговаривал с бывшим председателем Совета Краснопресненского района Москвы Красновым, который откры-тым текстом сказал мне:"Лев Евгеньевич, имейте в виду: если надо на кого-то из депутатов повлиять, мы это сделаем без проблем".
Я сначала не мог сообразить, о чем идет речь. Оказывается, речь шла о депутатской группе "Смена", где тон задавали Муравьев, Полозков, Головин. Эти депутаты, по выражению Краснова, "кормились у нас".
Ясно, что им платили деньги, ставя задачу протащить закон о Москве, кото-рый угоден Моссовету. И "Смена", надо полагать, не осталась в накладе, стойко сражаясь за этот закон. Хасбулатов тоже гарантировал им эту поддержку. На IX съезде приняли решение голосовать за импичмент. Были мобилизованы все оппозиционные силы, а кое-кто уже спал и видел себя в качестве президента.
– Вы имеете в виду господина Руцкого?
– Он, разумеется, надеялся и верил, что импичмент состоится. Он ждал этого и не скрывал особо своих вожделений. Его корысть била в глаза и только сам Александр Владимирович делал вид, что более святого и честного человека, чем он, на свете не существует.
Оппозиция добилась своего: вопрос об отрешении Ельцина от власти был поставлен на голосование. Во время голо-сования Борис Николаевич находился у себя в кабинете, а мы с комендантом Кремля Михаилом Барсуковым – в комнате президиума, который находится за трибуной съезда. Наши люди, участвовавшие в подсчете голосов, беспрерывно давали информацию.
– После голосования все руководство России оказалось на митинге, у стен Кремля. Народ ликовал, да и сам президент не скрывал своего удовлетворения. А ведь все могло обернуться иначе, не набери Ельцин необходимого минимума бюллетеней. Хасбулатову не хватило всего-то 60 голосов. Был ли у президента какой-нибудь "запасной вариант" на случай победы оппозиции?
– Такого не могло случиться, чтобы президента, избранного всенародно, снимали депутаты, избранные, по существу, в другой стране и в другую эпоху. Конечно, были приняты все меры на случай "форс-мажорных" обстоятельств. Уже во время съезда проводились консультации с министром обороны Грачевым, Шапош-никовым, главой службы безопасности Баранниковым, министром МВД Ериным... Никто бы не позволил развиваться собы-тиям спонтанно. Во всяком случае, у меня тогда сложилось именно такое впечатле-ние...
– Вы назвали Баранникова в числе тех, кто "в случае чего" мог встать на сторону Ельцина...
– Тогда, в марте, у меня на его счет никаких сомнений не было. Все силовые министерства обязательно поддержали бы президента. То, что позже случилось с Баранниковым, объяснить трудно. При этом не надо забывать, что в августе 1991 года Баранников твердо занимал пропре-зидентскую позицию. И Ельцин с этим, конечно же, считался.
– Вы лично знакомы с Баранниковым?
– Чисто внешне – это открытый, жизнерадостный, располагающий к себе человек. Я думаю, что многое в судьбе Баранникова подпортила его жена. В печати рассказывалось, как она за границей покупала шубы по 80 тысяч долларов. Как бы там ни получилось, президенту было не просто принять решение об отставке Баранникова. Сначала он даже не мог поверить в его моральную нечистоплотность, но когда ему показали доку-менты, ознакомили с фактической стороной дела... Что ж – иначе нельзя. Министр безопасности был отстранен от должности за нарушение этических норм.
– Возможно, мятеж и участие в нем для Баранникова было единственным выходом из создавшейся ситуации?
– Ходит много разных слухов и даже говорят, что он был одним из организаторов путча. Я в это не верю. Не верю, не хочется верить, что он замышлял что-то против Ельцина. Конечно, при этом воз-никает вопрос: почему же тогда он  остался  в «Белом доме» с Хасбулатовым и Руцким? Порядочный человек мог находиться, где угодно, только не ТАМ и не с ТЕМИ.
– Создается впечатление, что со стороны Хасбулатова велась против Ельцина не только политическая, но и психологическая война. Его постоянно провоцировали все, кому не лень. Как вы думаете, такие ходы тоже просчитывались оппозицией или это шло от скудоумия поли-тиканов и необузданной их амбициозности? Например, последний штрих, когда Хасбулатов красноречивым жестом щелкнул себя по горлу, явно адресуя этот жест президенту… Причем сделано это было с учетом телевидения, многомиллионной зрительской аудитории.
– Я не думаю, что это скоморошество со стороны спикера было заранее просчитано. Это скорее всего хамство самого Хасбулатова. Максимальная его распущенность. Он ведь большой любитель играть на публику. Тогда же он назвал президента мужиком и, видимо, полагал, что очень удачно сострил.
– По-моему, у Руслана Имрановича было очень мало шансов стать вице-президентом...
– Наоборот, больше, чем у кого бы то ни было. В1991 году он еще "не засветился" и ходил вроде бы как в соратниках Бориса Николаевича. Он был первым замом Ельцина, имея нелояльных замес-тителей – Исаева, Горячеву... У Хасбулатова тогда позиция в ВС была довольно шаткая: в Чечне его отозвали из депутатов, среди народных депутатов России тоже зрело недовольство. И он, конечно, понимал, что в любой момент может пре-вратиться в политического бомжа. И тог-да единственным выходом для Хасбулатова стали выборы на пост вице-прези-дента. Но Бурбулис приложил руку, что-бы вбить клин между Хасбулатовым и Ельциным. Геннадий Эдуардович очень умный человек, но по натуре больше разрушитель, нежели созидатель. Он работал скорее на себя, чем на президента. Так возник опасный треугольник: Хасбулатов – Бурбулис – Руцкой. Три непримиримые величины. И я очень удивился, когда Руцкой резко пошел на сближение с Хасбулатовым. Но, наверное, не от хорошей жизни – так уже диктовала ситуация и деваться было некуда. Предательство не остается безнаказанным...
– Вообще это весьма любопытные фигуры. Руцкой выступает с "сенсационными" разоблачениями, после чего в печати появляется компромат на самого разоблачителя. Хасбулатов грозится подвергнуть президента тесту на алкоголь, а самого, если верить прессе, выводят в дымину пьяным из зала заседаний ВС.

Кажется, вожди непримиримой оппозиции не могли похвастать высокой моралью, несмотря на все их разглагольствования на этот счет...
–Я часто по делам заходил к Хасбулатову и видел на его столе как минимум две табакерки и трубку. В кабинете стоял удивительно «противоречивый» аромат. Говорят, дымок от "травки" пахнет зловонно и потому, чтобы это скрыть,  его заглушают духовитыми табаками. У него часто были остекленевшие глаза, что многие объясняли чрезмерной усталостью. Сидит в президиуме, поза вальяжная, широко улыбается и говорит такое, о чем в при-личном обществе и упоминать не полагается. Догадайся, что за этим кроется. Он постоянно менял секретарей, поменял четырех начальников охраны. Возможно, делалось это с профилактической целью, чтобы ближнее окружение не догадалось о его пристрастиях...
Был случай, когда в кабинете у Хасбулатова загорелся телевизор. Сам он в это время был почти нетранспортабелен. Так что "Белый дом" мог запылать куда раньше... Затем – скандал во время поездки в Лондон, где он на официальном приеме позволил себе "накушаться" до рвотных позывов... Кто бы говорил о морали, но уж только не Хасбулатов с Руцким.
– Надо полагать, разведка президента тоже находилась среди оккупировавших "Белый дом"?
– Разумеется, там были люди Барсукова и начальника охраны президента Александра Коржакова. Кстати, это под его непосредственным руководством был произведен арест Руцкого, Хасбулатова и Макашова... Но нам также было важно знать о настроениях депутатов, о принятых ими решениях. Мы направили туда лояльных депутатов, откуда они нас по-стоянно информировали. Естественно, это не афишировалось. Правда, после того, как и там отключили связь, нарушились и контакты с нашими людьми. Я пошел к Барсукову и попросил его, чтобы он выделил два номера АТС-2. Так что в одной из комнат Верховного Совета исправно работали телефоны, по которым я и получал информацию. Я ее записывал и отдавал Ельцину.
Да и от других служб вся информация незамедлительно поступала президенту. Отслеживалось также поведение руково-дителей регионов в масштабах России. Особое внимание было сосредоточено на передвижении вооруженных групп, которые потенциально могли развязать террор.
Между прочим, пророческими оказались слова депутата Исакова: кто первым прольет кровь, тот и проиграет...
– Но и в "Белом доме" отнюдь не все шло как по маслу, вопреки желанию лидеров оппозиции.
– То, чем они занимались, обязательно должно было обернуться глубоким внутренним кризисом. Депутат Соколов обвинил во всем Хасбулатова и потребовал от депутатов принять решение о компромиссе с Ельциным и об отставке спикера. Однако съезд опять вынес вердикт: Хасбулатова не трогать!
– 3 октября вы находились в Кремле?
– Утром Борис Николаевич работал в Кремле и провел совещание с правительством. Выслушал всех и все доводы. Примерно в 12 часов он покинул свою резиденцию. Всё вроде бы было спокойно и все разъехались. В половине второго я тоже отправился домой, откуда с женой поехал на огород – обычные мирские хлопоты: она сажала в парнике чеснок, тюльпаны, а я возил на тележке навоз. Без пяти шесть за мной прибыла машина, и водитель Саша сказал, что в Кремле введено чрезвычайное положение. Причем все это говорилось в каком-то предположительном смысле: вроде бы введено, вроде бы штурмуют мэрию. Я у него спрашиваю: так штурмуют или вроде штурмуют? Вроде штурмуют... Из машины позвонил в приемную президента и поинтересовался – что же там происходит? Мне велели незамедлительно прибыть в Кремль.
Никогда после августовского путча столь плотного потока машин не было. С сиреной, зажженными фарами, на форса-же, мы направились в Москву. По Калининскому проспекту проехали нормально; по радио услышали, что действительно идет штурм мэрии. Пролилась кровь, есть убитые и раненые. Боевики собираются штурмовать Останкино. Дома переоделся, захватил зубную щетку и в Кремль. Когда въехали на его территорию, там уже стояли два вертолета. Было без двадцати семь. Прихожу в приемную и узнаю, что Ельцин у себя в кабинете. По ТВ показывают, как БТРы с красными флагами направляются в туннель – я насчитал несколько машин. Непонятно, в чем дело. Еще по дороге в Москву я узнал, что ОМОН отвели от "Белого дома", и это я расценил, как подготовку к штурму Дома Советов.
Было ясно, что БТРы захвачены у МВД и на них направляются штурмовать Останкино. Картина не для слабонервных... И все сразу увидели воочию и поняли – кто есть кто: Руцкой призывает брать Останкино, Хасбулатов – "Идем брать Кремль!"
– Была ли в те дни  прямая угроза Кремлю?
– В воротах Спасской башни стоял груженый КАМАЗ, не пробить. На территории Кремля имелось все, чтобы отбить любой штурм. Полк охраны был настроен весьма решительно.
Президентский пульт связи работал без пауз. Ельцин все время с кем-то разговаривал. То с министром МВД Ериным, то с Минобороны Грачевым, то с Голушко. Я отправился к себе в кабинет. Телефоны звонили беспрерывно – в Кремль пробивались со всех концов России. Я всем отвечал, что президент на месте и все будет нормально. В один из моментов я зашел к Ельцину и сказал: наверное,  час пробил, Борис Николаевич.
– А как отнестись к информации, которая потом появилась в одной из газет: мол, с трех часов 3 октября в Кремле царила паника и не было никакого руководства?
– Тот, кто так написал, не вхож в те кабинеты, где принимаются решения. Он просто не мог знать об истинном положении вещей.
Вместе с Тарпищевым мы пошли к Барсукову, чтобы прояснить ситуацию в Москве. Он как раз разговаривал с Ериным - тот послал к Останкино восемь или девять БТР. Министр МВД заверил: Останкино "не отдадим". Около восьми часов приехал Лужков.
– А правда ли, что Ельцин не мог сразу найти общего языка с Грачевым?
– В ту ночь у многих возникали вопросы относительно армии. Радио "Свобода" передало, что, мол, Тульская дивизия уже входит в Москву. И что войска движутся по Киевскому и Варшавскому шоссе. У меня тоже возникал вопрос: сколько же нужно времени, чтобы дойти до центра Москвы? От Теплого стана или Нарофоминска, расположенного в 70 км от столицы? И многие звонившие спрашивали: где же наша доблестная армия?
С заведующим нашей канцелярии позвонили генералу  Константину Кобецу и спросили – что с армией? Где она? Он ответил, что армия стоит у Кольцевой дороги, поскольку есть запрет президента относительно ввода бронетанковой техники в Москву.
Звонит мне представитель президента по Московской области Веретенников и говорит, что побывал в Таманской дивизии. Он хотел на месте разобраться, что к чему, но был выдворен за ворота части. Я пообещал выяснить ситуацию. А в это время по ТВ шло выступление Гайдара, призывавшего народ прийти к Моссовету. Мне звонит Войков и говорит, что пришла пора вооружать людей. Я ему, естественно, возражаю – как можно вооружать совершенно неподготовленных людей?
– Так что же произошло с армией? Какая неувязка помешала ей вмешаться в конфликт на первой стадии мятежа? Может, тогда и жертв было бы намного меньше...
– Страна находилась на грани гражданской войны, и это понимали все, потому решения старались принимать взвешенные. Ельцин вместе с Черномырдиным ездил в Министерство обороны, к Грачеву. Видимо, этот визит был чем-то продиктован, ничего другого нельзя было сделать. И там шел острый разговор, хотя его нюансы мне и неизвестны. Но не трудно догадаться, что если бы все было однозначно в отношениях президента и Грачева, то не было бы нужды президенту отправляться на переговоры к министру. Но так или иначе, примерно, к четырем часам утра договоренность между ними была достигнута. Именно в это время Борис Николаевич вернулся в Кремль.
Тогда же я пошел к Александру Коржакову и проинформировал его о звонке Веретенникова. Вместе с Сашей мы пошли в кабинет Ельцина. Я рассказал Борису Николаевичу о выступлении по ТВ Явлинского, Ахеджаковой, выступившей по ТВ так эмоционально и убедительно, что, как потом выяснилось, многие люди тут же пошли к Моссовету.. О международной поддержке президента,  о том, что более 30 тысяч москвичей собрались у Моссовета. "Где же наша армия?" - спросил я у Бориса Николаевича. Он снял при нас трубку правительственного телефона и стал разговаривать с Грачевым. И по этому разговору я понял, что наконец-то долгожданное решение принято. И то, что мы рассказали президенту, лишь укрепило его в правильности его действий.
– После штурма Останкино, когда уже выступили по ТВ Гайдар и Лужков, все ждали появления на экранах телевизоров Бориса Ельцина. А он молчал до самого утра…
– Так он решил. Избрал именно такую, а не иную линию поведения. У него свой взгляд на всё. Раз так решил, значит, так лучше. Он доверяет своей интуиции и я не раз убеждался в ее безотказности. И если Ельцин посчитал, что предпринимать какие-то шаги еще рано, то все понимали – надо выжидать…

Москва, Кремль.
22 ОКТЯБРЯ 1993 ГОДА.

Оригинальный заголовок этого интервью («Где был Ельцин с 3-го на 4-е октября?») заменен, все остальное осталось в том виде, в каком данная беседа была опубликована в Латвийском еженедельнике «Совершенно откровенно» в октябре 1993 года, №43.