Власть делает всё,чтобы имена Елены Боннер и Сахарова молодёжь не знала

«In Memoriam. Elena Bonner». Так назывался вечер, собравший в пятницу 16 сентября в Нью-Йорке людей, знавших Елену Георгиевну Боннэр, любящих и ценящих ее, ее взгляды и убеждения, борьбу за человеческое достоинство и демократические ценности.

Вдова Андрея Дмитриевича Сахарова скончалась в Бостоне 18 июня этого года на 89-м году жизни. В мемориальном вечере, проходившим в конференц-зале юридического факультета Нью-Йоркского университета на Вашингтон-сквер, приняли участие американские политологи, ученые, дипломаты, переводчики, правозащитники, родственники и друзья Елены Боннэр.

На сцене – портрет Елены Боннэр, корзина свежих цветов и стенд с цитатой: «Сегодня, подытоживая мою жизнь (а в возрасте 86 лет я пытаюсь подытоживать жизнь каждый день, пока жива), я могу это сделать в трех словах. Моя жизнь типична, трагична и прекрасна».

Об этой большой и насыщенной жизни, воистину трагичной и прекрасной, говорили выступавшие. Представлял их Скотт Хортон, адвокат, правозащитник, бывший президент Международной лиги по правам человека, консультировавший Сахарова и Боннэр по юридическим вопросам и ставший их другом.

«Еленой восхищаются не только те, кто ее знал лично, - сказал, в частности Хортон, – кто, как я, часто бывал в их с Сахаровым уютной, теплой квартире в Москве на улице Чкалова, но и миллионы людей, не знавших ее, но безмерно уважавших за неустанную борьбу за правду, демократию и справедливость».

Конечно, за два с половиной часа прозвучало много теплых, комплиментарных, восторженных слов. Но никого, похоже, не смущала их повторяемость применительно к уникальной личности Елены Георгиевны Боннэр. И, разумеется, почти каждый выступавший стремился вспомнить живые, нередко трогательные и полу-комические подробности, характеризовавшие ее личность, убеждения, взгляды, вкусы и темперамент.

Роберт Бернстин, возглавлявший издательство Random House четверть века и основавший Human Rights Watch, познакомился с Еленой Боннэр в 70-е годы в Италии. По его словам, она приехала туда в поисках хорошего глазного хирурга, поскольку у нее возникли серьезные проблемы со зрением.

Бернстина поразил ее ответ, когда он спросил, почему она не могла сделать операцию на родине. «У меня есть хороший знакомый доктор, – объяснила она, – но если операция будет успешной, то власти ему это не простят. А другие, незнакомые хирурги могут сделать операцию заведомо неудачно, чтобы потрафить режиму».

Переводчик Нина Буис говорила о страстной любви Елены Георгиевны к чтению. «Она была жадным и эклектичным читателем, – сказала Буис. – Диапазон ее интереса простирался от русской поэзии до детективов про Ниро Вульфа. Она любила беседовать о писателях, которых любила. Но еще больше она любила писать о том, что знала и что ее волновало. Она написала две книги, которые изданы в США на английском языке, и еще несколько книг, опубликованных на русском».

Ряд выступавших поверять гармонию личности Елены Боннэр алгеброй, зачитав научные определения ключевых понятий, взятых из академических словарей. Профессор математики Дэвид Чудновский привел дефиницию «порядочность» и пришел к заключению, что Елена Георгиевна идеально ему соответствовала. В присланном выступлении политолога Марка Крамера, специалиста по эпохе «холодной войны», содержалось определение понятия «герой». Героика жизни Боннэр, как считает Крамер, – в самоотверженном, бескорыстном служении истине, в постоянной борьбе с тоталитаризмом, в защите униженных и дискриминируемых.

Еще одно послание, в формате видео, прислал не сумевший приехать из Израиля известный политик и легендарный правозащитник Натан Щаранский. Елена Боннэр, как заметила чуть позже в своей речи ее дочь Татьяна Янкелевич, всегда была убежденным защитником Израиля. Что касается лично Щаранского, то когда он был арестован и находился в заключении в советской тюрьме и колонии, она активно включилась в кампанию по его освобождению.

Правозащитник и публицист Павел Литвинов, один из «великолепной семерки», вышедшей на Красную площадь с протестом против вторжения советских войск в Чехословакию в 1968 году, говорил об огромном вкладе Боннэр в защиту прав человека как в советское время, так и после краха СССР. «Я с ней не всегда соглашался, бывало, спорил, – сказал Литвинов. – Но всегда относился к ее позиции с уважением и интересом. Это были очень конструктивные дискуссии».

Журналист и правозащитник Кэтрин Фитцпатрик подчеркнула, что Боннэр и Сахарову противостоял мощный и многоопытный враг – советская идеологическая и репрессивная система, и как главный инструмент подавления инакомыслия и преследования диссидентов – КГБ. Фитцпатрик привела ироническую реплику Елены Георгиевны: «Они (КГБ) – профессионалы, а мы – любители». И тем не менее, бесстрашная женщина была несгибаема в отстаивании правды, несмотря на все опасности и тяготы, которые сопровождали их с Сахаровым жизнь в Советском Союзе.

Главный редактор журнала New Yorker Дэвид Ремник работал в Москве на закате советской эпохи корреспондентом газеты The Washington Post. Он с юмором вспоминал о рассекреченной стенограмме заседания Политбюро, на котором обсуждалась ситуация с Сахаровым, который находился тогда в ссылке в Горьком. Что, в частности, делать с Боннэр? Коммунистических боссов очень беспокоило ее влияние на Сахарова, и они искали пути нейтрализовать «зверюгу в юбке, ставленницу империализма», как ее назвал секретарь ЦК Зимянин. Ее авторитет в стране и мире очень беспокоил и тогдашнего главу КГБ Чебрикова. «Я полюбил Елену Георгиевну еще больше, – сказал Ремник, – когда осознал всю степень страха, который она внушала всесильным членам Политбюро».

Алексей Семенов, сын Елены Боннэр от первого брака, живет в Вашингтоне. У него трое детей и двое внуков. Семенов работает консультантом по информационным технологиям, а в качестве хобби вместе с женой Лизой дает уроки танго. «Я не собирался уезжать из России, – сказал Алексей Семенов «Голосу Америки». – Меня из России грубо выталкивали. Выгнали с пятого курса университета будто бы за плохую успеваемость, хотя я получал повышенную стипендию за успехи в учебе. Грозили забрать меня в армию, причем грозили не мне, я-то к этому относился спокойно, а Андрею
Дмитриевичу и маме. Сегодня в России преобладает равнодушие по отношению к диссидентам, борцам с советским режимом. Печально, но молодежь просто не знает, кто такие Сахаров и Боннэр».

«Ушла Боннэр, уходят последние ветераны правозащитного движения советской эпохи, – сказал «Голосу Америки» профессор истории Пенсильванского университета Бенджамин Нейтанс. – Сегодня авторитет диссидентского движения в России весьма низок. В обществе преобладают прагматичные настроения – люди стремятся устроить материальную сторону своей жизни, и мало кто может позволить себе роскошь заниматься политической борьбой. Впрочем, недавно в московском метро какая-то группа молодежи расклеивала листовки с изображением Сахарова».