Недозрелые претензии, или Пособие по критическому словоблудию

…всякое стремление быть выше себя, выше своих средств, есть не благородный порыв сознающей себя силы, а претензия жалкой посредственности и бедного самолюбия украситься внешним блеском.

В. Г. Белинский

НЕДОЗРЕЛЫЕ ПРЕТЕНЗИИ,

ИЛИ пОСОБИЕ ПО КРИТИЧЕСКОМУ

СЛОВОБЛУДИЮ

О новой книге Валерия Редькина

Когда в 1998 г. вышла в свет книга «Поэтическое Верхневолжье» профессора ТвГУ Валерия Редькина, она, несмотря на явную размытость единой стержневой идеи, лоскутность композиции и расхристанность стиля, в целом выглядела вполне серьёзной и местами даже казалась глубокой. Другие аналогичные издания тогда и в проекте не прорисовывались, так что сравнивать эти «очерки о современной тверской поэзии 70–90-х годов» было не с чем; хотя уже в то время некоторые критики (сначала М. Петров и В. Кузьмин, затем Е. Васильчук) отметили претенциозность, сырость и недоработанность этого «труда».

Вторым дублем «Поэтического Верхневолжья» спустя 12 лет стало уже учебное пособие того же В. Редькина «Тверская поэзия на рубеже XX–XXI веков» (Тверь: Твер. гос. ун-т, 2010. – 188 с.). Здесь его автор не только повторил все вопиющие ошибки, все недостатки, все изъяны своей первой книги о тверских поэтах, но и добавил к ним массу новых.

Потенциальной аудиторией этого учебного пособия определены, как водится, студенты гуманитарных специальностей, учителя и широкий круг читателей; заявленный жанр требует соблюдения канонов научного стиля, системности, чёткости и логичности изложения, рациональной обоснованности суждений и выводов… Однако уже во «Введении» Редькин принимается учить как-то странно: «Вряд ли рационально можно объяснить, почему наше Верхневолжье так поэтично. Красота среднерусской природы? Седая старина национальной истории, легенд и сказаний? Серединность в составе русской, славянской земли? Исток великой Волги? Имена А. Пушкина, Н. Гумилёва и А. Ахматовой, неразрывно связанные с нашей землёй? Да, всё это вкупе, в единстве, во взаимодействии, но и ещё что-то большее, иррациональное, таинственно непостижимое. Я бы сказал, Божья Благодать».

С этими словами можно согласиться, но с одной оговоркой: если прекрасные стихотворения многих настоящих тверских поэтов действительно отмечены Божьей благодатью, то новая книга В. Редькина – это Божья немилость по отношению к ним.

Рубеж веков… Какими временными границами он обозначается? По общепринятой в литературоведении практике – обычно 10–15 лет в одну и другую сторону. Стало быть, в нашем случае (с учётом года издания книги) речь должна вестись о творчестве тех поэтов, которые активно работали и/или работают в тверской литературе с конца 1980-х и по 2009 год включительно. Однако при отборе персоналий В. Редькин руководствуется принципом, не имеющим ничего общего с наукой: «Но поговорим о ныне здравствующих…» Непонятно только, как попали в эту когорту «ныне здравствующих» усопшие несколько лет назад В. Токмаков и В. Артюшатский…

Итак, критерий отбора ясен: не величина таланта, не вклад в русскую поэзию Твери, не степень влияния на современный литературный процесс в регионе, а лишь факт телесного здравия конкретного человека, пишущего стихи, стал основанием для включения его в сонм избранных и любимых В. Редькиным авторов. Но в результате этой квазилитературоведческой «селекции» живое лицо тверской поэзии рубежа веков в его «учебном пособии» перекосилось, обезобразилось и сделалось отнюдь не таким, какое оно есть на самом деле.

Плачевные последствия этой избирательной «методологии» видны сразу. Читатель не найдёт в книге глав о творчестве Михаила Суворова, Владимира Соловьёва и Галины Безруковой. Да, они завершили свой творческий путь в 1998-м и 1999-м годах соответственно. Но разве можно выбрасывать их из тверской поэзии конца ХХ века? Разве можно игнорировать их влияние на молодых стихотворцев? Нельзя, разумеется, ни в коей мере.

Кого же из «ныне здравствующих» В. Редькин предложил взамен, выдвинул на место региональных классиков? Конечно, Олега Горлова, своего заместителя по руководству в Тверском региональном отделении Союза писателей России. Как не порадеть родному человечку! Только стихи-то Горлова поэзией не являются, хотя и штампует он книгу за книгой, и хвалебные рецензии на них в областных газетах успешно организует. Ставить Горлова в один ряд с Александром Гевелингом – это всё равно, что уравнять по таланту какого-нибудь Василия Попугаева с Александром Пушкиным.

Второй «классик» – удомельская поэтесса Галина Брюквина. В члены СП РФ она вступила, книг выпустила тоже много, а настоящей поэзии в них, как и у О. Горлова, сами понимаете… Но слухами земля полнится: говорят, Брюквина организовала очень размашистые презентации своих нетленок, неизменно венчающиеся сытным угощением и обильным возлиянием, чем надолго обеспечила устойчивое благорасположение нужных людей.

Несмотря на это, Горлов и Брюквина, в отличие от М. Суворова и Г. Безруковой, даже будучи во здравии, обретаются лишь на периферии местной поэзии, а отнюдь не в первых её рядах. Если, конечно, судить по гамбургскому счёту, а не по приближённости к руководству местного писательского отделения, превратившегося в частную лавочку для прикормленных подпевал. И обстоятельно писать, на мой взгляд, В. Редькину надо было бы не о Блюхере и милорде глупом, а о Гайде Лагздынь (о ней в книге ни строки), Владимире Круссе, Василии и Михаиле Рысенковых, Николае Капитанове (на каждого из них где-то в конце книги отведено по полстраницы), Леониде Нечаеве (как поэте), Евгении Сигарёве, Анатолии Устьянцеве, Лилии Сокуренко, Надежде Веселовой, Сергее Петрове.

Отдельные и наиболее крупные главы книги вновь посвящены Александру Гевелингу, Константину Рябенькому, Владимиру Львову, Галине Киселёвой, где в основном рассматриваются их произведения 30–40-летней давности, т.е. В. Редькин повторил уже сказанное им в 1998 году. При этом незавидную участь – отсутствие всякого критического анализа – разделили сборники «Дорога» (1997) и «Листопад» (2005) А. Гевелинга, «Соловьиный омут» (2005), «Зарубки памяти» (2005), «Глоток журавлиного неба» (2008) и «Откровенный разговор» (2009) К. Рябенького, «Хранитель трёх ключей» (2006) и «Пожня» (2009) В. Львова, «Берег юности моей» (2003) и «Уездный городок» (2008) Г. Киселёвой. Такое ощущение, что представить и проанализировать новые черты их лирики начала XXI века В. Редькину было просто лень или недосуг. А эти новые черты налицо: так, А. Гевелинг блеснул неожиданными гранями своего высокого мастерства – выступил в книге «Листопад» как социальный сатирик и миниатюрист, а К. Рябенький и Г. Киселёва как поэты (а были ли они ими?) деградировали, скатились в пустое мелкотемье, образную муть и занудные перепевы однообразных мотивов: первый о том, что скоро Богу душу отдаст, вторая – о деревянном вине, без меры употребляемом под ошалевшими звёздами.

Правда, в этом «учебном пособии» впервые появились отдельные главки о творчестве Анны Кулаковой, Валентина Штубова, Валерия Токарева, Евгения Карасёва, Людмилы Прозоровой, Веры Грибниковой. Но читатель, если понадеется на серьёзный и подробный разбор их творчества, будет сильно и окончательно разочарован. Что существенного можно сказать, к примеру, о своеобразии и многогранности поэзии А. Кулаковой на трёх страницах? Раздельцы о Г. Брюквиной (две с половиной страницы), Л. Прозоровой и В. Грибниковой (по три с половиной) называть главами – курам на смех. К тому же, В. Редькин проигнорировал все последние сборники этих поэтов… Чего ради стоило браться за неподъёмную ношу и производить на свет Божий жалкий критический обрубыш?

Поспешная надёрганность цитат, усталая обрывочность суждений, исчезновение в большинстве глав остатков основательности – всё это неизбежно отразилось в самом стиле книги, которая перенасыщена окатанными, напоминающими груду серой гальки фразами типа: «Рябенький продолжает создавать лирические портреты бабушки, матери, тёти Клавы, друзей. Стихи о матери особенно трогательны. Замечательно стихотворение «Фронтовики»; «Стихи А. Кулаковой своеобразны, но, так или иначе, а лирика это женская»; «Галина Брюквина всегда искренна». Не обольщайтесь: от В. Редькина вы не узнаете ни об особенностях лирических портретов К. Рябенького, ни о своеобразии женственности в лирике А. Кулаковой, ни о том, почему всегда искренна именно Г. Брюквина, а не кто-либо иной. Остальные поэты, следовательно, искренны не всегда. Или всегда неискренны. Так выстроена практически вся книга – вроде бы говорится о многом, а в реальности – мало о чём.

Больше того. В. Редькин изобретает собственные клише, которыми, как клеймами, одинаково метит совершенно разных поэтов. На 97-й странице, к примеру, написано: «В стихах Галины Брюквиной переданы чувства грусти и радости, одиночества и боли, любви и тревоги за нынешнее состояние Родины-Руси». А, достигнув 160-й страницы, испытываешь ощущение дежа-вю: «В стихах В. Крусса переданы чувства грусти и радости, одиночества и боли, любви и тревоги за нынешнее состояние России».

Подобные сухие штампы применимы к любому поэту. А вот в чём отличие чувства грусти и радости в стихах В. Крусса от такого же чувства в стихах Г. Брюквиной мы из книги при всём старании так и не выудим.

Такой же бессодержательной жвачкой напичканы и другие страницы «пособия»: «У Прозоровой есть и философия чувства, и философия истории, и философия природы». Какой благодатный посыл для дельных критических рассуждений, для раскрытия творческой индивидуальности хорошего поэта! Но ничего даже похожего за ним не последовало, одно голословье.

Об Анне Кулаковой сказано: «У неё в стихах явно преобладает славяно-языческое начало. Её стихотворение “Пан” в этом смысле можно считать кредо поэта». Конкретную особенность, свойственную одному стихотворению, сразу переносить на всю лирику? Не знаю, не знаю…

В чём же всё-таки, по В. Редькину, заключается упомянутое «славяно-языческое начало»? Конечно, в этом: «Создание стихотворения она [А. Кулакова] представляет, как акт зачатья. Здесь и страсть, и сладость, и боль, и всегда самопознанье, самооткрытие, когда осмысливается потаённое, подсознательное…» Как ни смотрю, язычества в упор не наблюдаю… Ах, да вот же оно: «Поэтому, глядя на окружающий мир, она [А. Кулакова] искренне восклицает: “Господи, прекрасно как! Просто слёзы на глазах”».

Ещё одно глубоко философическое высказывание В. Редькина: «Не каждый человек, имеющий русскую душу, (запятые, выделяющие причастный оборот, мои. – А. Б.) может выразить её русским поэтическим словом» (с. 173). Дураку понятно, что не каждый: даже графоманов в современной России на сотню порядков меньше, чем людей с русской душой, которые пока ещё сохраняют нашу землю реальными трудами и крепостью духа, а не надоедливо гнусят в рифму о её «гибели».

Целиком и полностью разделяю следующую мысль В. Редькина: «Беда, когда критики не стремятся разобраться в особенностях творчества поэта, а пытаются продемонстрировать свой изощрённый ум, обращаясь для этого, честно говоря, к словоблудию».

Вот он – корень зла! Индивидуально-авторское словоблудие (=блудословие) навозной жижей широко растеклось по всему «учебному пособию» В. Редькина: «поэтический дух поэта нетленен» (с. 13), «для поэта-реалиста поэзия – это святое ремесло» (для поэта-романтика, значит, не святое?) (с. 32), «финтиКлюшки» (с. 76), «работа на БайкАнуре» (с. 148), «издание стихов в издательстве ТОКЖИ (т.е. в Тверском областном книжно-журнальном издательстве. – А. Б.)» (с. 148), «сборник избранной лирики» (с. 150), «создаётся впечатлениЯ импровизации» (с. 155), «…А. П. Белоусову, мЕру (вместо мэру) Твери (с. 176) и т.д. Беззастенчиво перевраны цитаты из произведений А. Ахматовой, С. Дрожжина, М. Цветаевой, Н. Гумилёва… A propos, в угаре местнического литературно-краеведческого патриотизма, В. Редькин безо всяких на то резонов привязал строки Н. Гумилёва «Я ребёнком любил большие, // Мёдом пахнущие луга, // Перелески, травы сухие // И меж трав бычачьи рога» к селу Слепнёво Бежецкого уезда, не ведая, очевидно, что в них отразились детские впечатления поэта от его пребывания в имении «Берёзки» Рязанской губернии. В Слепнёво Гумилёв впервые приехал лишь летом 1908 г., в возрасте 22 лет, т.е. далеко не ребёнком. Чего не отчебучишь ради получения Гумилёвской премии…

Добавим сюда и невежественное искажение фамилий некоторых поэтов: «Е. Бручилиной» вместо Бурчилиной (с. 165), «Е. Бернштейна» вместо Беренштейна (с. 168). Да и себя самого автор «Редкиным» нарёк (с. 65). Книгу В. Штубова «Двенадцать струн» (1998) В. Редькин ни с того, ни с сего переиначил в «Семь струн» (с. 106). Куда ещё пять подевал? Виват научному редактору и двум свадебным рецензентам с учёными степенями! Да только что могут знать эти рецензенты о тверской поэзии, если один из них живёт и работает в Калуге, а второй – в Екатеринбурге? Скорее всего, они эту книгу и в глаза не видели, и фамилии их Редькин поставил для галочки: дескать, у нас всё как в лучших домах Лондóна.

О научном редакторе книги, докторе филологических наук, профессоре ТвГУ С. Ю. Николаевой – разговор особый. 26 марта с.г. в газете «Тверские ведомости» она высказалась на тему «Тверской книге нужен редактор!» – именно так, громко и категорично, с восклицательным знаком. В качестве предмета своей «критики» сия продвинутая профессорша выбрала «Тверской литературный альманах», который, по её словам, «тиражирует безграмотность и бескультурье». Разумеется, ни одного факта «безграмотности» или «бескультурья», якобы тиражируемых этим изданием, Николаева не привела, но этими безосновательными упрёками уподобилась известной унтер-офицерской вдове, которая сама себя высекла. Дело в том, что на официальном сайте кафедры филологических основ издательского дела и документоведения ТвГУ можно прочесть следующее: «При кафедре студентами отделения издательского дела издаётся “Тверской литературный альманах”». Из того же источника явствует, что специальностью «Издательское дело и редактирование», т.е. обучением студентов вышеупомянутого отделения, руководит… опять она – С. Ю. Николаева. А коли так, то кто же виноват? Кафедральный абсурд, доходящий до грации…

Ну, а сколько действительной безграмотности, постыдного невежества и неприкрытого бескультурья царит в рецензируемой книге В. Редькина под «научной» редакцией С. Николаевой – о том смотри выше. И на десерт предлагаю самую-самую перловочку – пальчики оближешь и язык проглотишь!

В 1988 году возник поэтический «Орден Куртуазных Маньеристов», был обнародован соответствующий манифест. Редькин с Николаевой окрестили его несколько иначе: «есть такое направление – мОньеризм» (с. 132), «течение “мОньеристов”» (с. 185). Кстати, понятия «направление» и «течение» в литературоведении существенно различаются. Как видим, профессиональная самонадеянность подводит даже профессуру… И редакционно-издательское управление ТвГУ обе эти персоны крепко подставили.

Как и в «Поэтическом Верхневолжье», так и в этой книге В. Редькина присутствует обзорно-панорамная, собирательная глава «От сохи – до звёздных замыслов…»: основные тенденции в развитии поэзии Верхневолжья на рубеже веков». Как и в книге предыдущей, так и здесь правит бал всё тот же содержательный сумбур, щедро сдобренный умозрительностью, хотя В. Редькин и попытался, свалив в одну кучу и нескольких настоящих поэтов, и многочисленных графоманов, рассортировать их по «направлениям». Этот направленческий подход вкупе с методом научного тыка показал, что современную тверскую поэзию В. Редькин знает слабо. Так, Е. Карасёва с его мрачной лагерно-тюремной темой он ни с того, ни с сего записал в… поэты-романтики (с. 157). Интересно, в какой параше профессор откопал «тип романтизма», якобы свойственный лирике Карасёва?

Конёк В. Редькина в литературе – духовный реализм (не обнаруженный им пока разве что у Карла Маркса) и потому он стремится обязательно сыскать оный и в тверской поэзии. Но поскольку духовного реализма в ней чего-то не наскребается, то Редькин пишет: «Фактически (??? – А.Б.) к духовному реализму пришли такие тверские поэты, как Константин Рябенький, Галина Брюквина, Татьяна Большакова и др.». Мысль эта ничем не аргументирована и складывается впечатление о существовании в «концепции» В. Редькина некой разнарядки, согласно которой эти авторы за неимением иных, более достойных (даже Горлова и то всего лишь в романтики пропихнул) и угодили в духовные реалисты. Куда же Редькину без Брюквиной…

Впрочем, угодили не только они, ибо профессор с присущей ему научной и творческой скромностью далее молвит: «К духовному реализму я отношу и собственное поэтическое творчество». Вай-вай-вай, как чудесно! Поэт и литературовед в одном лице – недосягаемая методологическая вершина: сам стишки ваяю, сам и в нужную тенденцию их вправляю.

Не случайно в принципиально значимой для себя последней главе «пособия» с подзаголовком «Тверская критика о поэзии начала XXI века» (а где же конец века ХХ?) В. Редькин выразил своё искреннее негодование в адрес «злобствующих критиков», не пожалевших и его собственных стихотворных книг. Ну, можно понять графоманствующего профессора: сам за себя не заступишься, никто не заступится. Хотя как оценить романтизм таких его строк: «Из восточных изысканных блюд // Что-то новое мне подают, // С хрустом я откусил эту жуть – // Вздрогнул: собственный фаллос жую…»

Или: «Девочка писала (ударение на первом слоге. – А. Б.) стоя, // Ей всего годика три, // И как у неё всё устроено // Исподтишка я смотрю».

Крепко обиделся Редькин на неблагодарных критиков, коли до сих пор плачется: дескать, выразил он в этих строфах «свои ценностные ориентиры», трепетно проник поджаренным до хруста фаллосом, простите, поэтическим взором в самую духовность, т.е. передал ощущение «мира, как Божьего чуда, “ангела за плечом”, Неба как высшей духовности», а в их архи-пакостных статейках содержание его сборника «Из семейного альбома» (1999) «было не просто искажено – оно извращено…» «Как в дверь небесную вместиться хочешь!» (протопоп Аввакум).

Правильно всё-таки сказал о главном духовном реалисте Твери один известный человек: «Поэты ищут тропочку свою, // А я устал, я фаллосы жую».

Прошу извинить меня за тавтологию, но эта глава о критике никакой критики не выдерживает. Уже фактически завершается 2010-й год, а у В. Редькина ссылки на самые свежие критические отзывы о тверских поэтах датированы… 2002-м. Следовательно, ни о каком реальном анализе и даже беглом обзоре местных литературно-критических публикаций начала XXI века говорить не приходится. Нет его, как такового. А что же есть? Есть зудящее желание отмстить неразумным критикам-оппонентам, которое и побудило В. Редькина написать: «Много претензий у профессиональных поэтов к критическим статьям А. М. Бойникова. Субъективизм и бездоказательность характерны для его отзывов о творчестве Г. Киселёвой, В. Львова, Н. Лосевой, Л. Соломоновой, Г. Степанченко, о деятельности руководства Тверской писательской организации». Das also war des Pudels Kern!

В чём субъективизм и бездоказательность моих критических отзывов (всегда подтверждаемых развёрнутым цитированием и лингвостилистическим анализом творений объектов критики) и какое отношение к поэзии имеют мои справедливые негативные суждения о деятельности руководства Тверской писательской организации, Редькин даже мало-мальски пояснить не удосужился. В который раз и ничего оригинального: приклеил походя привычный ярлычок «необъективности» и доволен по уши. Господи, как же скучно! Хотя ранее в этой же книжке он утверждал нечто противоположное: «Объективно представил новые стихи В. Львова А. Бойников» (с. 76), «А. Бойников довольно объективно оценил сборник В. Кокина «Стриптиз поэта» (с. 176). Вы уж, разберитесь, уважаемый профессор, в своих объективных симпатиях и необъективных антипатиях, а то получается, как в третьесортном водевиле.

Но сильно огорчаться не стоит. Всё не так уж и плохо. Книга профессора Валерия Редькина «Тверская поэзия на рубеже XX–XXI веков», безусловно, останется в истории местной литературной критики. Останется, как ярчайший пример учебного пособия. По критическому словоблудию.

2010