Разделка

Александр ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

— А почему мандоеды?
— Да потому что они манду съели.
Большего ты в ответ не дождёшься.
Это про людей из конкретного села. И все так про них говорят, а больше никак. Ну, так принято. Сейчас Федя собирался на разделку рыбы, просто попросили, местное начальство. Горбуши нынче до хрена. И сёмги, конечно, тоже, но сёмгу бы и так брали из ловушек. И свозили трактором в Малые Кеды на разделку.

Горбуша же здесь сорная рыба, завезённая. Её пока не брали, этот год первый. Размножилась. Интересно, будут там манн..., майдя?.. нет, лучше мандоеды, конечно. Будут, несомненно. Там от Кедов близко. Соседнее село, один совхоз. Но не будешь же ты каждого спрашивать: «Ты мандоед?» Кораблик, а точнее, м.р.б., пыхтел вдоль берега. Всего-то двадцать км по прямой. Ну, вдоль берега немного, ну, раза в полтора больше. Прямо сейчас Федя скучал на палубе. Жёлтое море, никак не Белое, быстро наскучило. Берег высокий, обрывистый тоже не баловал интересными видами — стена до неба, и всё. Куликов-сорок он уже всех раньше разглядел, а других нет. Ещё топляк по кромке, где прилив кончается — вот и все виды. Пасмурно. Позвали есть. Так сказать, в кают-компанию или в кубрик, или куда-то ещё. В общем, всё равно одно помещение. По краям его места для сна, они же для сидения, в центре стол. На обед, как водится, зубатка с макаронами.
Зубатка здесь вообще-то двусмысленная — это и рыба, и зуботычина. «Выписать зубатку», значит, по роже дать. Дело обычное, ну, точнее, практикуемое. Можно сказать, иногда бытовое. Вот на обелёвку ребята с трёх сёл по весне собираются и все в одну гостиницу, обычно за неделю «до». Гостиница — бревенчатый барак, поделённый на номера дощатыми перегородками, длинный такой. В конце его на втором этаже сортир, чистый, приличный — моют. Трубы там под очком в вечную мерзлоту уходят. Бумажку кинешь, она вверх поднимается. Удобство. Там же и помойка — баки.
 Обелёвка обычно в первых числах апреля, когда ещё снега по пояс. Никуда особенно не пойдёшь. Все пьют в номерах — сначала коньяк, потом водку, потом «Сашу» — одеколон, и пустую тару в эту помойку складывают. Когда ещё по бакам только водочные бутылки появляются, начинают поминать друг другу всякие грехи, и делают это за пределами номеров в коридоре. Мочат друг друга прямо у тебя под дверью.
 Выйдешь к ним:
— Ну, мужики!
Посмотрят на тебя оловянными, и давай опять друг друга месить. Потом побитых поднимают, обнимаются как друзья, и обратно в свои номера идут: «А я тебе говорил... А ты мне обещал... А я всё помню...». —Опа, вошли в номер. Но десять-пятнадцать минут пройдёт, опять они в коридоре друг друга «зубатками» угощают. И так с неделю. Потом их соберут перед вольерами с серками, прочтут речь — председатель или его зам. И всё… Идите в гостиницу, начался сухой закон, теперь даже одеколон после конца всего забоя.
— Ты что? Они же ножами все порежутся, знаешь, какие острые.
Ответил зам на Федин вопрос, почему они не завтра к разделке приступать будут.
— Им ещё очиститься надо, поспать денёк. Потом пойдут шкурки снимать без брака. А то себя порежут, шкурки испортят. Нет, пусть день отдохнут.

Зубатка с макаронами кончилась. Теперь позвали наверх тюленя смотреть. Капитан корабля его в бинокль высмотрел, но и без бинокля видно — голова торчит, на корабль смотрит.
— Лярга это.
— Кто, кто?
— Лярга, морской заяц, он сейчас нырнёт, а потом опять появится. Смотреть будет на нас. Любопытный.
Голова действительно исчезла, но скоро появилась снова ещё ближе. Даже без бинокля усатую морду видать, смотрит. Так он нырял ещё раза три, потом уплыл. Опять стало скучно. Шура тоже скучает, тюленя посмотрел и спать вниз пошёл. Он тоже свой, московский. Вообще-то, их трое тут из Москвы, но инженера Славку оставили оборудование налаживать, они за тем и приехали, а их двоих, до поры почти ненужных, на разделку рыбы попросили — помочь. О, речка в море впадает. Каботажное плавание закончено.
Как только приехали, сразу на разделку, в избу. Поставили на самое лёгкое место для лохов. В самом начале длинного жёлоба, в который рыбу чистить. Потом вдоль жёлоба ещё несколько чистильщиков стоит, а конечный — бригадир — у него своё корыто, персональное, там он «хорошую» сёмгу для Кремля чистит. Ему такую с двух желобов подают. Главное, ей у горла последний сантиметр не прорезать, а то сразу второй сорт. Горбуша вся вторым сортом. 
А так процесс, в общем-то, несложный. Берёшь рыбину, распарываешь снизу доверху — всё брюхо до последнего сантиметра, его оставляешь, вынимаешь икру и кишки. Кишки в жёлоб и в реку, прямо под окно, чайки там пируют. Икру тоже туда же. Ну, если только хорошей икры самому хочется, тогда не в жёлоб её, а в трёхлитровую банку, а так — в жёлоб. Федю страшно занимал вопрос: почему красную икру чайкам на корм, она же дорого в Москве стоит.
— А ты посчитай, — посоветовал зам и убедил.

Икры в рыбе не так чтобы много, и только в самках, половина ни с чем, с молоками. Причём у горбуши лучше, надо ещё выбрать. Потом вынуть, почистить, промыть, заготовить, чтобы не гнила — это отдельный цех нужен. Людей на это надо, довольно много. А прибыли, считай, нет, всё в колхозе на выделку уйдёт. Да что там, они сёмгу по 17 коп штука сдают. И неважно — 40 кило рыбина или два. Всё равно 17 копеек! А ведь из каждого сосудика кровь ещё надо выжать, горло не дорезать, и целом снять весь целиком, без порезов мышц. Нет, правильно, что икра для собственного удовольствия только, остальное чайкам, в жёлоб! А сёмга отсюда в Кремль идёт.
Как раз пора ужинать. Будильник зазвонил, иначе не понять — ночь от дня почти не отличается, белые. Сегодня Федя с Шурой мало работали, зато завтра им с утра до самого вечера. Напоследок зашли в соседнюю комнату, откуда вся рыба — и сёмга, и горбуша. Ледник это! Настоящий ледник! Гора снего-льда посреди комнаты, а рыба вся на ней.

Электричество только для лампочки на 40 ватт. Всё остальное лёд делает. В середине июля! Он здесь с зимы! Тает, конечно, но медленно. 
Ладно, сейчас Федя узнает, чем тут кормят, небось, тоже зубаткой? Ужинать стали в соседней комнате, длинный стол, стулья, около десятка ребят — весь контингент. Помыли руки. О как! Не зубатка. На ужин принесли пару больших тарелок, накрытых толстым слоем марли. А под марлей варёная горбуша кусками. Это здорово! Тут Федю главный сюрприз приёма пищи ждал. Горбушу не просто съесть, её из-под марли вытащишь, и пока до рта донесёшь, сотни мух в конкуренцию со всех сторон облепляют. Приходится сдувать их, и уж потом — быстро в рот. В количестве горбуши не ограничивали. Хлеба тоже много, и чай.

После ужина ребята все в соседнюю комнату ушли, легли прямо на полу, побазарить о службе в армии, послушать радио. Кстати, приёмник у них только один — у бригадира. Они всё время его слушают и только одну программу, церковную. С утра до ночи. Федя устроился читать, пока свет не гасят, если выключить, не то чтобы темно, но слегка смеркается — всё-таки ночь, хоть и белая. Спать им с Шурой предложено на раскладушках в столовой, всё-таки лучше, чем на полу. Наконец, свет вырубили, Федя лёг. Вот тут-то и началось.
Мухи спать не собирались. Они десятками скользили по лицу, так что некуда спрятаться. И на правый бок, и на левый, на живот мордой вниз. Всё равно пробираются. Лучше всего получалось спать под вафельным полотенцем. Но тоже минут пятнадцать, потом скидываешь, чтобы подышать. Он не сдавался почти час, потом плюнул, встал и пошёл в тундру. На улице светло, тундра как тундра. Деревьев нет. Он просто шёл прямо от берега, оставив за спиной разделочный цех, сарай с генератором, и чаек при жёлобе. Шёл себе и шёл. Непонятно, как это Шура спит?
Птички всё-таки спали. Нет, они были, конечно, прикидывались перед ним раненными, всякие трясогузки и варакушки, но не столько, сколько в разгаре дня. Так он дошёл до ближайших озерков. Тоже озерки как озерки. Две штуки. Небольшие. Метров по сто в диаметре. Такими озерками вся тундра усеяна. Он наклонился и сорвал затерявшуюся тут морошку. Помнил, как учил его зам председателя — рвать только так, чтобы не повредить основание, можно сказать — снимать, иначе потом в этом месте морошки лет тридцать не будет. Когда отправлял ягодку в рот, заметил двух водоплавающих. Гуси, что ль? Точно, гуси, на него таращатся. Он тоже посмотрел, потом дальше пошёл. Гуси не слетали, так и плавали парочкой.

  
Белое море с озерками. Фото А.Беленького

Дойдя до самого конца дальнего озерка, повернул назад. В избу идти было бессмысленно. Прошёл мимо, к берегу моря. Стала попадаться морошка. Здесь её на берегу много, соберёшь горсть — и всю в рот. Жаль, солнце пока призрачное, морошка на нём тёплой становится, как яблоко. Вот и самый край — тридцать или больше метров, такие тут берега. Море чистое, как всегда желтоватое. Кругом море. Посетила мысль — лечь прямо здесь посреди морошки и поспать часок. В прошлый раз, когда в тундре плутали со Славкой, так ведь и сделал, когда на берег вышли. За час замечательно выспался.
Сейчас отказался, ещё работу проспит. Искать его будут. Двинулся дальше по берегу над морем. И не зря. Берег другим стал. Теперь он к морю спускался уступами. Широкие уступы метров по десять каждый, и на них песочек настоящий. Ставь палатку и живи. Он бы так и сделал. И погода стала лучше, вчера было пасмурно, а сейчас начинает прижаривать. День будет хороший. И морошки много — спелая. Ему захотелось на уступ. Быстро спустился, благо не трудно здесь. Постоял на уступе, попробовал чистый песок — хороший, морской. Интересно, откуда он здесь? Неужели море добивает? Теперь-то до него метров пятнадцать. Всего-то. Надо искупаться, пока никто не видит.
Раздевался на берегу у воды, полностью. Море холодное — градусов восемь —и мелкое. Отлив, что ли? Шёл-шёл минут десять-пятнадцать, зашёл по пояс, замёрз. Сел прямо на задницу, чтобы стало по горло. Искупался. Теперь и в Белом море тоже. Он вообще-то всегда купался в водоёмах, которые посещал. Только Белое оставалось исключением. Нет, в озерках-то он купался, там двадцать сантиметров вполне приемлемо по температуре, а ноги в холоде, если глубже. Теперь и Белое море охвачено. Дойти бы до берега. Дошёл, пора на работу, не пропустить бы завтрак. Успел. Опять горбуша варёная. За завтраком разговорились. Спрашивали, куда ходил. Оживились, когда помянул гусей.
— Гуси? Рано ведь. — Он занервничал. Не хватало ещё, чтобы на них охотились, здесь все охотники. К счастью, гуси оказались гагарами, слава Богу!

Через три дня Федя с Шурой собрались домой. Горбуша практически кончилась. С собой прихватили подарки, отличные головы сёмги по две штуки на брата. И по паре трёх литровых банок с икрой. А больше вряд ли бы унесли. О мандоедах вот он только напрочь забыл, вспомнил только на обратном пути, когда уже было поздно. Речку они с провожатым переходили, топь на самом деле, а не речка. По вешкам и не останавливаться. Как ковёр под ногами, на воде лежит. Вот он почему-то тогда и вспомнил. Ни к селу. Ну и ладно, были они там, конечно, были, как всегда. Но и хорошо, что забыл.

11. 01. 2025

На обложке: рыбаки во время приема лосося на фабрике береговой обработки рыбы рыболовецкого колхоза имени В.Ленина в Петропавловске-Камчатском. Фото: Александр Пирагис, РИА Новости