Бенкендорф, мастер перлюстрации. Или всё будет как при дедушке

180 лет назад, 23 сентября 1844 г. умер Александр Христофорович Бенкендорф, шеф жандармов и тайной канцелярии императора Николая I.
 

«Примерное служение, усердие <…> должно предпочесть просвещению неопытному,
безнравственному и бесполезному». Бенкендорф

Царь молвил — из конца в конец,
По ближним улицам и дальним,
В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ. — 

Отмечал Пушкин в неопубликованном и цензурируемом государем «Медном всаднике» катастрофическое затопление в Питере 1824 г. В каком-то метафизическом смысле наряду с иными напастями подкосившее предшественника Николая Павловича — императора Александра I. С чего и прилипла к нему как вирус, как жуткая болезнь — чёрная вселенская хандра. Вскоре приведшая к смерти.

Дежурный по городу

7 ноября 1824-го дежурный по столице генерал-адъютант Александр Христофорович Бенкендорф присутствовал в Зимнем дворце. Когда вдруг стремительно по улицам пошла, выйдя из берегов, бушующая Нева. Сметая деревянные строения, на крышах которых безумно кричали утопающие люди. «Дорого бы я дал, если бы мог спасти сих несчастных», — выронил скупую слезу Александр Павлович. Чего было достаточно Бенкендорфу. С мичманом Беляевым тут же рванувшим к воде. И — вплавь добравшись до дворцового катера (именно «катер» упоминается в дневниках декабриста Н. Розена, мною используемых), — ринулись спасать тонущий народ.
Причём мемуарист уточняет, что спасли они в тот день всех(!). [Видимо, находящихся в зоне доступа катера. Ведь наводнение — гигантское, более четырёх метров высоты! Залившее весь град Петра.] Бенкердорф не думал тогда о себе. Насквозь промокший явился к государю с донесением, дескать, желание последнего исполнено. Александр тепло обнял его. Крикнул челядь подать бельё. Сдёрнув с плеча, накинул на подданного личный мундир. Плеснул для сугреву водки. Велев канцелярии одарить храброго вельможу по-царски. 
Награда состояла из нескольких пунктов:

• табакерка с портретом Александра I;
• денежная премия в 50 тыс. руб.; 
• зачёт некоего изрядного казённого долга; 
• также Б. назначили временным военным губернатором Васильевского о-ва. В обязанности входила помощь пострадавшим от шальной стихии наводнения. [Каковых Питер претерпел немало.]

Увы, столь щедрые дары не повлияли на, в общем-то, холодное отношение императора к отличившемуся генерал-адъютанту. Чего нельзя сказать о преемнике — Николае Первом. Души в нём не чаявшем. 

Ничего не меняется

Любопытно, но Россия проживает сейчас некий цензурный николаевский повтор 200-летней давности: «Из-под палки». Кстати, не забыли? — президент однажды изрёк на встрече с работниками культуры, мол, теперь «всё будет как при бабушке». — Шутейно стрельнув крылатым афоризмом Александра I насчёт слабости к либеральным постулатам. (В увертюре правления А. I.) Так вот, находя прямые аналогии деятельности Бенкендорфа на посту начальника III Отделения с днём сегодняшним, мне захотелось назвать данную заметку «Теперь всё будет как при дедушке Николае Павловиче». — Имея в виду стилистику нынешней власти. «Связь ряда журналистов с III отделением — не досадное исключение, обусловленное низкими моральными качествами этих людей, а закономерное явление, демонстрирующее специфические черты российской литературной системы того времени», — пишет советский российский социолог А. Рейтблат. Верный последователь крупного биографа, историка журналистики М. Лемке — современника Жуковского, Вяземского, Пушкина. [По которому на протяжении всей недолгой жизни ответственно велось большое обособленное Дело «Об Александре Сергеевиче Пушкине».]
Ровно 100 лет назад, в 1920-х, исследования деяний тайной полиции первой половины XIX в. получили новый толчок, импульс — за счёт доступа к ряду (уже советских) архивных фондов. В 1930 г. отметился проф. И. М. Троцкий (расстрелян по делу Кирова). Саккумулировавший практически весь накопленный к той поре материал. Возвышение Бенкендорфа 1826 г. связано с тем, что в конце царствования Александра I он не был вовлечён ни в одну влиятельную придворную (элитную, — как сейчас говорят) группировку. Плюс искренняя преданность преемнику — Николаю. 
Притом что дружба «навек» — наиважнейшая здесь ипостась. 

Сексоты и вербовка

С 1827 г. III Отделение ежегодно представляет на рассмотрение императора отчёты. Включающие ретроспективу основных происшествий. А также приложения к ним: некие нравственно ориентированные частные сентенции. Узловыми источниками коим служили донесения жандармских штаб-офицеров и чиновников. Регулярно командируемых во внутренние губернии России — и в загранку. Также — материалы перлюстрации. Непосредственно агентурные сведения и шифровки. Эти аналитические обзоры общественного мнения и давали объёмную картину Николаю, расстановку социально-политических сил. И главное: реакцию населения на правительственные мероприятия. «Он (Николай I, — авт.) полагает, что Бенкендорф не может обмануться», — занёс В. А. Жуковский в блокнотик (1830). 
Скрупулёзно проштудировав отчёты с мест, Бенкендорф вручал их Императору. Помимо официоза систематически слал Николаю донесения сугубо личностного характера, — написанные по-французски. Усыпанные карандашными метами. [Ныне — сконцентрированные в фонде Зимнего дворца: Госархиве РФ (ГАРФ).] Содержащие живейшие оперативные сводки-отклики на разнообразнейшие события в стране и мире. Помогая выстраивать Государю цельную линию владения ситуацией. Внутри Империи — и вовне её. Мемуары покойного Бенкендорфа обнаружил князь А. Ф. Орлов. (Преемник Б. на посту шефа жандармов: 1845–1856.) И передал Николаю. Который направил их в б-ку Зимнего. Чем и руководствовались в дальнейшем библиографы: М. Корф, Н. Шильдер, П. Лакруа, Э. Доде etc. Николай же назвал заметки Бенкендорфа очень верным и живым изображением эпохи, «своего царствования».
Естественно, по всей территории, от края до края усиленно трудилась сеть завербованных сексотов. Это и фабрично-заводская агентура, и литературно-журналистская — наподобие Ф. Булгарина. Военно-морская. Докладывались высшие чиновники — ген.-фельдмаршал И. Паскевич; «гений разведки» И. Витт; самый «долгоиграющий» министр иностранных дел К. Нессельроде, мн.-мн. др. Почтовики, разумеется, — вскрывающие корреспонденцию. [Чем даже и без вербовки баловались московский и питерский почт-директора Булгаковы — братья Александр с Константином.

«Добчинский и Бобчинский» — нарёк их Вересаев.] Суетились европейские агенты, — их много. Являясь командующим Императорской главной квартирой (1826–1844), А. Бенкердорф (задолго до отъезда) подготавливал зарубежные вояжи царя. Сопровождая его в каждом путешествии. Тщательно фиксируя всё в документации по истории ведомства. 

Эпистолярий, мемуаристика

Граф Бенкердорф — прекрасный мемуарист. Его перу принадлежат доподлинно бесценные дневники заграничных походов, начиная с 1802 г. и далее. Дневники Отечественной войны. С обстоятельнейшими подробностями действий собственного отряда. Также «летучего корпуса» будущего «Героя 1812 г.» — Ф. Винцингероде. У которого Б. был правой рукой. 
Упоминал знаменитого гусара-поэта Дениса Давыдова. С его блестящим употреблением принципов и уставов Петра Великого, — применяя небезызвестные петровские «ертаул» и «корволант»: быстродейственные приёмы партизанской войны. Касался освобождения Нидерландов 1813 г. Именитый военный историк А. Михайловский-Данилевский пользовался материалами Бенкендорфа в монументальном труде «Описание Отечественной войны в 1812 г.». 
А например, переписка Б. с сестрой, — супругой русского посла в Англии князя Х. Ливена: — рассказывает о важном месте Дарьи Христофоровны в политической жизни Лондона. Позже — Парижа. Где её салон посещали ведущие деятели бомонда, дипломаты. Большинство её корреспонденций брату является красочно детализированной рисовкой придворных интриг, главных новостей политкухни двух стран. Бесспорно, что для Б. сестрины «разведческие» сведения лились сладким елеем на душу. [Письма хранятся в Отделе манускриптов Британской б-ки.] Интересен тот факт, что библиографы-современники отзываются о Бенкендорфе по-всякому. Затронутый выше однокашка Александра Сергеича — М. Корф — обругивает Б. «недалёким» и «без знания дела». Хотя стоит вспомнить отнюдь не комплиментарную его «Записку» о «французике»-Пушкине. Дабы понять неоднозначное, порой ревностное и неоправданно негативное отношение к разным историческим персоналиям. А ведь внушительный эпистолярий Б. на отменном литературном французском подтверждает обратное. [Страсть к письмам-докладам на фр. привила ему в детстве мать.]
Адъютант Бенкендорфа, — известный композитор и архитектор А. Львов, — показывает шефа человеком прямым, благородным. Но — вторит Корфу насчёт неумелости в житейских, публицистических (беда с русской грамматикой), околонаучных тяжбах. [Что говорит лишь об отсутствии в детстве систематики гуманитарного патроната. Хоть и учился в престижном иезуитском пансионе аббата Нико́ля. Но — был уличён в шалостях.] В свою очередь Н. И. Греч, Л. Дубельт, цензор А. Никитенко считали Бенкендорфа довольно образованным и целенаправленным. «Проклятый этот Француз не вперил ни в кого из них (кроме Бенкендорфа) ни малейшей амбиции, ни желания быть когда-либо значащими и полезными членами общества», — скептически отражал граф М. С. Воронцов воспитательные методы аббата. После войны 1812 г., точнее, вслед блестящей голландской операции (кампания по освобождению Нидерландов-1813, подготовка к разгрому Наполеона 1814-го) имя Б. твёрдо встало в пантеон российской гордости: Кутузов, Барклай-де-Толли, А. Чернышёв, Д. Давыдов, М. Воронцов, М. Милорадович, мн.-мн. др.

Лучшие друзья

Наряду с преданностью, чрезвычайная компетентность в разработках и планах тайных декабристских обществ позволила быстро возвыситься при Николае I. Можно схематично акцентировать их с Николаем сходство. Что и повлияло на многолетнюю дружбу и беспрецедентную верность присяге генерала от кавалерии Бенкендорфа:

• Схожий круг понятий о долге и чести. Предательстве и союзничестве. 
• Схожая «недообразованность» в детстве. Восполняемая диктаторскими стремлениями-наклонностями. 
• Беспрекословное подчинение служебной дисциплине. Требование сего от нижестоящих. 
• Пристрастие к повсеместному запаху казармы. К строевому режиму подготовки.
• Оба обладали врождённой галантностью. Светскостью в общении (при необходимости), обращении с женщинами (оба — любвеобильны). И наоборот — крайней жестокостью в принятии «нужных» решений. 
• Знание «глубинной» России. Частое посещение Европы. Знание обычаев Запада, характерных маркеров ситуативного поведения.
• Воспитанное армейской дисциплиной умение мыслить, рассуждать государственными категориями. 
• Оба не имели приверженности к прогрессистско-философскому движению эпохи. В приоритете были не популярные трактаты идеалистической шеллингианской «немчуры». А — реальное представление придворных перипетий. Встроенность в провинциальный быт и нравы: нищета, волнения, вольнодумство, мошенничество. [Как пример — внезапное появление жандарма в финале гоголевского «Ревизора».]
• И наконец — общая симпатия к тайной полиции. Чему способствовали «Положения о Корпусе жандармов» 1827, 1836 гг. (С размежеванием по округам и губерниям.)

У страха глаза велики

При Бенкендорфе укрепились позиции, скажем по-современному модно: тотально экстремального элитаризма. За счёт «глубинного» упрочения патриархальных начал. При Бенкендорфе справедливость торжествовала не в судах. А — у трона. Под троном. Реляции принимались единолично верховной властью, без совещаний с министерствами. При Бенкендорфе штаб-офицеры по всей Руси-матушке абсолютно не руководствовались никакими официально-печатными законами, инструкциями. Лишь воззрением безоговорочного теневого вмешательства в чужие дома, чужую жизнь. Чужую семью. При Бенкендорфе стукачество, осведомительство, — причём бесплатные, неоплачиваемые, — стали обыденностью: от простолюдина до вельмож. «Патриотизм» в кавычках — шиворот-навыворот. При Бенкендорфе политическая конструкция тайной слежки выстраивалась не институционально. А по индивидуальным чертам, привязанностям и достижениям людей, её поддерживающих. [Скончался Б. — качнулся конструкт.] Дискурс наличествовал только на уровне споров приближённых элит. И то меж собой: втихаря. Не дай бог услышит Сам…
И вишенкой на торте. При Бенкендорфе тайная технология доносительств, — не имеющая аналогов в Европе: — была совершенно(!) не бюрократизирована и не напрягала казну. Ввиду аномального отсутствия вертикальных, да и горизонтальных коррупционных связей. Во всяком случае, «наверху», — не на гоголевской ярмарке тщеславия: лжецов и подлецов. Всё решалось по «законам шариата». Или лучше сказать — по велению блатного пахана: царя-батюшки. Каким ребром поставит вопрос — так и будет.

Игорь фунт