Они пришли нас убивать. Что России делать с взятыми в плен наёмниками

Специальная военная операция России на Украине длится уже два с половиной года. За это время мы привыкли, что против нас там сражаются не только граждане Украины, но и наёмники из разных стран.

Они участвуют в боевых действиях на стороне ВСУ, фактически их можно считать гастарбайтерами — нанятой государством Украина «рабочей силой». Только работа у этой «силы» весьма специфическая — заключается в том, чтобы убивать солдат российской армии. По существу, это профессиональные убийцы, люди (?), нанятые, чтобы убивать других людей.

Сколько конкретно наёмников воюет на стороне Украины — доподлинно неизвестно. Предположительно — пара десятков тысяч. Тут и грузины, и поляки, и французы, и колумбийцы, и американцы — пёстрый интернациональный сброд, готовый за деньги убивать тех, на кого укажет «работодатель».

Работа, понятное дело, очень даже пыльная — особенно в нашем случае. Если эти профессионалы войны рассчитывают на вариант «сафари», то, побывав в реальном деле, они быстро теряют свои иллюзии.

Ещё и потому, что, в отличие от военных ВСУ, не защищены никаким международным правом, а их командировка на фронт в любом случае является билетом в один конец.

Вот что говорится на счёт наёмников в базовом международно-правовом документе: «Дополнительный протокол к Женевским конвенциям от 12 августа 1949 года, касающийся защиты жертв международных вооруженных конфликтов, от 8 июня 1977 г. (Протокол I) (с изменениями и дополнениями):

Статья 47 — Наёмники.

1. Наемник не имеет права на статус комбатанта или военнопленного.

Это означает, что люди, прибывшие на Украину для участия в боевых действиях против российской армии за немалые деньги — это те, кто фактически вычеркнул себя из списка живых, реально существующих членов общечеловеческой семьи.

Они — никто и звать их никак. Даже при том, что, как правило, все они — граждане того или иного государства, с определёнными имена и фамилиями, с семейными связями, правами и гарантиями. Но только там, у себя дома. А здесь, на территории Украины они — объект пристрастной «охоты» со стороны наших бойцов, в не меньшей степени, чем охоты на натовскую технику («Абрамсы», «Леопарды» и пр.). Даже учитывая, что за уничтожение или поимку наёмника никто вроде бы дополнительных материальных стимулов нашим бойцам до сих пор не предлагал. А, возможно, стоило бы эту практику внедрить.

Хотя есть одно обстоятельство, над которым стоит поразмыслить.

Если наёмник — не комбатант, но участвует в бою и в какой-то момент сдаётся в расчёте на сохранение жизни, то каков его статус, если он не является военнопленным? Как с ним должен обращаться наш боец, который, к примеру, только что потерял своих товарищей, убитых в бою конкретно с этим существом?

Есть вариант: под влиянием естественного чувства ненависти пристрелить его, даже если он с поднятыми вверх руками молит о пощаде.

Вариант, абсолютно допустимый с юридической точки зрения, но непростой с точки зрения морально-гуманитарной. Одно дело — убивать вооружённого врага в бою, когда ситуация предельно проста: либо ты его, либо он тебя. Как говорится — a la guerre come a la guerre. И совсем другое — убивать безоружного, да к тому же ещё не будучи уверенным, что это точно наёмник.

Но если сомнений не остаётся — это точно наёмник, есть соблазн, памятуя запечатлённые на видео издевательства грузинских наёмников над нашими пленными, ответить тем же. И, говоря по совести, я не решусь осудить наших бойцов, поступающих так. Если кто-то решается убить наёмного убийцу, отнявшего жизни наших бойцов только потому, что этим он зарабатывает, то это — целиком и полностью его решение. Никакие абстрактные соображения в духе заповеди «Не убий!» в таком случае к делу не применимы.

Человек на войне — для того, чтобы убивать. Ни нормы морали, действующие в обычной мирной жизни, ни идеологические принципы — скажем, пацифизм, ни даже религиозные убеждения на войне по определению не применимы.

Другое дело, что каждый наедине с самим собой сам решает, что для него допустимо даже на войне. Ведь бывают ситуации, когда и в отношении комбатантов с вражеской стороны перед атакой раздаётся приказ командира: «Пленных не брать!»

В армии приказ начальника — закон для подчинённого.

Но, допустим, условному наёмнику повезло — его не прикончил на месте наш боец. Что делать с этим персонажем? Он не может считаться военнопленным и не подлежит процедурам, описанным в упомянутой выше Женевской конвенции. Стало быть, ни в лагерь для военнопленных его не пошлёшь, ни в обменные списки включить невозможно. Тем более, нет никаких гарантий, что после обмена он опять не завербуется на войну против нас.

Нужно некое третье решение. Им может стать следующий вариант.

Пойманного наёмника необходимо привлечь к суду — максимально публичному, чтобы профессиональным следствием были выявлены и продемонстрированы все его преступные деяния. Чтобы мог быть вынесен справедливый и адекватный содеянному приговор, необходимо будет отменить (хотя бы частично, в отношении категории «наёмник») мораторий на высшую меру наказания, введённый в 90-е годы, чтобы Россия могла вступить в Совет Европы.

Если же такая частичная ad hoc отмена будет признана юридически невозможной, нужно будет отменять мораторий целиком.

Я понимаю, что полностью и до конца практику наёмничества искоренить невозможно — «солдаты удачи» были, есть и будут. Но нам есть смысл задуматься над тем, что мы можем предпринять, чтобы повлиять на желающих поучаствовать в «украинском сафари» за приличные бабки.

Каждый, кто подумывает над тем, не «поохотиться» ли ему на русских под благовидным предлогом «защиты демократии», должен знать: даже если у него получится сдаться в условный «плен», дальше — только суд. И, скорее всего, — смертная казнь.