При крепостном праве, за барином, мужику легче жилось

Евгений Лебедев в роли Фирса. Спектакль "Вишнёвый сад" . Режиссёр Лев Додин. СДТ, С.-Петербург. (1994)

Тем, кто читал чеховский «Вишнёвый сад», наверняка, памятны знаменитые слова старика Фирса, сказанные им во втором действии пьесы:

Фирс. Перед несчастьем то же было: и сова кричала, и самовар гудел бесперечь.
Гаев. Перед каким несчастьем?
Фирс. Перед волей.

Вот те раз!
Освобождение крестьян по манифесту 1861 году 87-летний лакей называл «несчастьем»?
Помню, что в 80-х годах на уроках литературы мы, советские школьники, тогда негодовали, разбирая эту реплику. Мол, «рабская психология» у этого человека. Вот, привык быть холопом всю жизнь, а потому и не представлял себе никакой другой жизни, кроме покорной. Отсюда и результат. Для него, человека «старой формации», всё укладывалось в «одну линейку» - служить своим господам.
Фирс – это типичный портрет слуги старых времён. Ему бы чуть пораньше жить, при «матушке Екатерине», и прислуживать такому вельможе как грибоедовский Максим Петрович, который

… не то на серебре,
На золоте едал; сто человек к услугам;
Весь в орденах; езжал‑то вечно цугом;
Век при дворе, да при каком дворе!

Кроме хозяев у старика Фирса под конец жизни никого не осталось, он даже не обзавёлся собственной семьёй! Им, господам, он отдал все силы и здоровье. Свобода ему попросту не нужна, он не знает, что с ней делать в конце своего земного пути. По сути, свобода – это улица, нищенство и подзаборная смерть.
Чуть позже в разговоре с Лопахиным эта тема получила своё развитие. Фирс поясняет, в чём раньше заключался порядок:

Лопахин. Прежде очень хорошо было. По крайней мере, драли.
Фирс (не расслышав). А ещё бы. Мужики при господах, господа при мужиках, а теперь всё враздробь, не поймешь ничего.

В общем, прежде всё было ладно да складно (по крайней мере, «драли»).
Фирс всю жизнь прожил крепостным - а тут сломалась вся его привычная жизнь. При этом он был «дворовым», т.е. человеком, приближенным к помещику - в поле не горбатился, жил «при господах», во флигеле и чувствовал себя выше прочих деревенских крестьян.
Помню, как в начале 90-х годов, при развале Советского Союза, мы, молодые ребята 20-ти с небольшим лет, жарко спорили со своими родителями, которые сетовали на разрушение основ прежней жизни. Тогда мы, молодёжь, не понимали родителей, которым исполнилось полвека и они свыклись с размеренным советским темпом жизни. Нам же хотелось перемен и пьянящий «воздух свободы», исходящий от перестройки, наполнял наши груди такой энергией, которую было некуда девать. То было наше время.

В пьесе Чехова, которую он сам определил как комедия, нет счастливых людей – здесь повсюду царит атмосфера всеобщего неблагополучия, которая усиливается ощущением всеобщего одиночества. Осознание разрыва между прошлым, настоящим и будущем присуще почти каждому персонажу. Здесь жизнью недовольны все герои, среди которых нет ни положительных, ни отрицательных.
Тема, что «при прежней жизни было лучше», продолжилась и у М. Горького в «Жизни Клима Самгина»:
«… В пекарне колебался приглушенный шумок, часть плотников укладывалась спать на полу, Григорий Иванович влез на печь, в приямке подогревали самовар, несколько человек сидело за столом, слушая сверлящий голос.
- Единодушность надобна, а картошка единодушность тогда показывает, когда ее, картошку, в землю закопают. У нас деревня шестьдесят три двора, а богато живет только Евсей Петров Кожин, бездонно брюхо, мужик длинной руки, охватистого ума. Имеются еще трое, ну, они вроде подручных ему, как ундера - полковнику. Он, Евсей, весной знает, что осенью будет, как жизнь пойдет и какая чему цена. Попросишь его: дай на семена! Он - дает...
- Эти фокусы - известны.
- То-то вот. Дяде моему восемьдесят семь лет, так он говорит: при крепостном праве, за барином, мужику легче жилось...
- Эдак многие старики говорят...
- Ну вот. Откуда же, Осип, единодушность явится?...».

А ведь с отмены крепостного права прошло уже почти 50 лет!
И тут Горький вслед за Чеховым повторяет как прописную истину – «многие старики» (т.е. люди в возрасте) сожалеют об ушедшем прошлом! Им, пожившим и повидавшим, умеющим сравнивать, видится, что много лет назад было намного лучше!

В чём же заключалась сложность жизни после 1861 года и почему «за барином, мужику легче жилось»?
Всё просто. Тогда «ответственность» брал на себя барин. Как они думали. А в случае чего, можно было и на него, хозяина, свалить – мол, в гневе крут оказался. Потому и работа не зашла. Оказалось, что «на дядю» работать проще, чем рисковать самому.
Почти такая же ситуация сложилась и после распада  СССР. Первые лет 10-15 всевозможные опросы показывали, что рисковать и получать по результату, а не по проведённому на рабочем месте времени, готовы далеко не все. Если людям предлагали на выбор работу с небольшим, но регулярно выплачиваемым окладом, или проценты, в зависимости от результатов (пусть даже многократно превосходящего оклад), то они выбирали первое! Привычка жить «по-советски» перевешивала.
Перефразируя Ленина, «лучше меньше да регулярно».
Не об этом ли поётся в знаменитой революционной песне «Дубинушка»:

Англичанин мудрец, чтоб в работе помочь
Изобрёл из машины машину
А наш русской мужик
Коль работать не вмочь
он затянет родную дубину

Поэтому у них там, уже были «Мерседесы» и «Фарманы», а у нас – Толстой и Достоевский.
У Чехова Фирс был одиночкой, дворовым. Горький же описывает «единодушность» в деревне, где царит общий порядок, община.
Лично я со школы не люблю всяких собраний. Отрыжку у меня вызывали различные комсомольские и прочие сборища, где ханжески разбирали поведение отдельных товарищей в духе «строителей коммунизма».
Вспомним, с каким комизмом этот момент показан в комедии «Афоня», где разбирали «за драку на танцах» поведение слесаря-сантехника Афанасия Борщова. С подачи шутников, не слушавший оратора сотрудник ЖЭКа Владимир Иванович (актёр В. Басов), предлагает объявить Борщову благодарность «за рыцарское отношение к дамам».
Горький даёт меткое определение народа – «картошка»:
«… Народ - картошка, его все едят: и барин ест, и заяц ест.
- Заяц - не ест, червь ест.
- Сказывай! Грызёт и заяц.
- Жук - тоже.
- Народ всех боле сам себя жрёт…».
Последние слова наиболее обидны, но они полностью отражают то, что названо в «Жизни Клима Самгина» отсутствием «единодушности» в русской деревне.
Русский государственный деятель 1-й половины XVIII века, кабинет-министр Императрицы Анны Иоанновны Артемий Волынский, казнённый за участие в заговоре против Бирона, как-то сказал: «Нам, русским, не надобен хлеб: мы друг друга едим, и от этого сыты бываем».