Африканские страны начинают колоть на части

Черный континент ждет новый парад суверенитетов по суданским лекалам. Признание Южного Судана напомнило историю признания Восточного Тимора: устав от гражданской войны, метрополия решила отпустить на волю мятежную провинцию. Но если Восточный Тимор — остров, лишенный полезных ископаемых, то Южный Судан расположен в центре Африки, в верховьях Белого Нила, и там находится 5% африканских нефтяных запасов.

Увы, цивилизованного развода не получилось. Незадолго до запланированного на 9 июля провозглашения независимости Юга и сразу после достижения соглашения о выводе войск из города Абьея, столицы спорного вилайата (штата) Южный Кордофан, в нем начались столкновения между силами Северного и Южного Судана. Провозглашение независимости не привело к примирению, напротив, суданские ВВС подвергли Южный Кордофан интенсивным бомбардировкам. По оценкам ООН, примерно 140 тыс. человек стали беженцами.

Наконец, несколько дней назад президент Судана Омар аль-Башир в интервью BBC заявил, что считает Южный Кордофан территорией, принадлежащей Северу, и что любые попытки Юга изменить статус этой территории могут привести к новой войне. О проведение референдума речь уже не шла. Оно и понятно: здесь добывается 70% всей суданской нефти.

Конфликт в Судане поставил перед его участниками ряд проблем общего характера, далеко выходящих за его пределы. Арабский мир, избалованный ролью «потерпевших от мирового империализма», столкнулся с ситуацией, когда в роли угнетателя и империалиста выступает одна из его составляющих. Негритянское население Судана воспринимает арабов как потомков оккупантов и работорговцев, что исторически соответствует действительности. На идее избавления от всего арабского — не европейского, к британским властям у граждан новоявленного государства претензий нет, а именно арабского — построена вся государственная идеология Южного Судана. На африканском континенте мало-помалу формируется полюс силы, готовой противостоять исламской экспансии. И за возможности влиять на нее уже сейчас идет жестокая борьба.

Два Судана

Само по себе отделение смотрится вполне естественно. Арабский и исламский север Судана и его негритянский юг, отчасти анимистический, отчасти христианский, всегда были чужды друг другу. Во времена британского владычества они управлялись отдельными администрациями, а чтобы попасть из одной провинции в другую, требовалась виза. Тем не менее в 1956 году Судан получил независимость как единое государство со столицей в Хартуме. Это привело к гражданской войне, которую южане вели 17 лет, и проиграли. И хотя Хартум предоставил мятежной территории широкую автономию и значительное самоуправление, это не принесло прочного мира. При первом же ужесточении курса на исламизацию страны война вспыхнула вновь и продолжалась 22 года.

Конец ей положило соглашение, подписанное 9 января 2005 года в Кении. Лидер повстанцев Джон Гаранг стал вице-президентом Судана. Южный Судан получил право после шести лет автономии провести референдум о своей независимости. Доходы от добычи нефти в переходный период должны были делиться поровну между Джубой и Хартумом. Это была победа Джубы, однако ситуация оставалась сложной. Богатый нефтью регион Южный Кордофан оказался спорной территорией. Ситуацию усугубила и гибель Джона Гаранга в вертолетной аварии. Обстановка в регионе снова стала накаляться. В 2007 году решением ООН в зону конфликта были введены миротворческие силы, однако это лишь немного снизило остроту проблем.

И все же ни Хартум, ни Джуба не желали третьей гражданской войны. Референдум прошел с 9 по 15 января 2011 года во всех районах Южного Судана, кроме Южного Кордофана — города Абьей и его окрестностей, где он был отложен из-за напряженной обстановки.

За отделение Южного Судана было подано 98,83% голосов, однако неопределенность с Южным Кордофаном вызвала новый рост напряженности. В отличие от остального Южного Судана там проживает множество общин, часть которых поддерживает Север, а часть — Юг.

Неисламский африканский мир в очередной раз прочувствовал полное равнодушие «цивилизованных стран» к своим проблемам. Степень поддержки тем или иным государством одной или другой стороны в суданском конфликте определялась исключительно экономическими причинами. Американские нефтяные компании имеют интересы в Южном Судане — и США поддерживают Джубу. Французские и китайские нефтяные компании присутствуют в Дарфуре — и выступают адвокатами Хартума. Россия поддерживает Хартум в дарфурском конфликте, так как поставляет ему большую часть вооружений, но заинтересована в сотрудничестве с Южным Суданом, поскольку вклиниться в нефтяной бизнес на севере уже нельзя, а на юге есть незанятые ниши. Что касается числа жертв и прав человека, то эти материи волнуют зарубежных политиков исключительно на словах.

Следующий вывод касается влияния геологии на политгеографию. В случае с Суданом право на самоопределение было истолковано не совсем канонично. Дело в том, что южане представляют собой конгломерат племен, говорящих на разных, хотя и родственных языках, поклоняющихся различным богам и имеющим разный жизненный уклад. По большому счету их объединяет только общий враг (и если говорить об элитах — нефтяной бизнес). Так что о самоопределяющейся нации говорить не приходится. Соответственно, о какой-либо позитивной государственной идеологии тоже речь не идет. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в Джубе не сочли нужным даже дать вновь провозглашенному государству приличествующее название. Экватория, к примеру (это слово имеет исторические коннотации — раздел этой провинции на три спровоцировал войну за независимость Юга), или Нилотия (нилотами называют негроидные племена, живущие в бассейне Верхнего и Среднего Нила). Наконец, древнее и легендарное Нубия, не говоря о массе других вариантов.

Не имея ни экономики, ни развитого сельского хозяйства, ни банковского сектора, Южный Судан рискует пополнить список недееспособных держав. Здесь достаточно отметить обычный для континента уровень коррупции и неравномерное распределение доходов от продажи нефти между штатами.

Впрочем, может быть и того хуже — распад может продолжиться, если правительство не сумеет выстроить эффективную национальную политику. Ключевые государственные посты занимают представители народа динка, включая и первого президента страны Джона Гаранга, и нынешнего главу государства Салву Киира. Это крупнейшая из этнических групп страны (три из восьми миллионов человек), но с соблюдением прав меньшинств в Африке всегда было худо, и это нередко оканчивалось большой кровью.

Надо заметить, самым эффективным интегратором нового государства и гарантом его стабильности будет оставаться нефтедобыча — то есть интересы внешних сил. И здесь напрашивается еще один вывод: Черный континент вполне может ожидать новый парад суверенитетов, скроенных по суданским лекалам. Не исключено, что этот сценарий будет использован в Ливии. Де-факто независимая от Марокко Западная Сахара может обрести суверенитет де-юре. Наиболее успешные провинции Сомали, по всей видимости, также станут признанными государствами. Еще раз может пострадать и сам Судан, если мировые игроки сочтут, что развод — единственный выход из ситуации, сложившейся в провинции Дарфур, где с 2003 года продолжается этнический конфликт на фоне разведанных запасов нефти. Коктейль из сепаратизма и природных ресурсов оказался эффективным методом государственного строительства.