О корнях «русской русофобии»: как нас приучали презирать самих себя

На модерации Отложенный


О корнях «русской русофобии»: как нас приучали презирать самих себя

Сергей Газетный

В последнее время наше общество вернулось к активному обсуждению всякого рода «деятелей» из среды так называемой творческой интеллигенции. То скромно и без всякой помпы, почти что тайком, прокралась в страну Пугачёва, пока её муж Галкин пел дифирамбы своему новоиспечённому ближневосточному отечеству, то бывший чиновник федерального уровня снаряжает караван с гуманитарной помощью… нет-нет, не нашим бойцам, а защитникам новой родины вышеназванного звёздного семейства. К слову, самое неприятное заключается в том, что деньги для такого щедрого и благородного шага данный чиновник явно заработал (заработал ведь?) где-то гораздо севернее Израиля. Или вот ещё персонаж, ассоциирующийся с аппетитной яичницей на кусочке сливочного масла (я про программу «Смак» на Первом канале, если что), а по совместительству «легендарный» музыкант Макаревич желает удачи «нашим мальчикам», под нашими почему-то подразумевая неких израильских воителей, а не русских солдат. Подобные примеры, к сожалению, можно приводить чуть ли не до бесконечности.

Что объединяет всех этих людей? Русский язык, российский паспорт, слава и деньги, обретённые в России. А ещё откровенное презрение и ненависть к своей настоящей Родине. Именно на последний пункт более всего сетует обыватель. Но давайте будем честны перед собой, разве только кучка беглых предателей транслирует это презрение? Разве с кино- и телеэкранов и страниц многочисленных изданий не исходит то же самое? Оглянитесь, вся наша современная популярная культура построена на уничижении образа России. Достаточно посмотреть самые популярные комедийные программы на известнейшем телеканале. Львиная доля юмора в них строится на издевательстве и подтрунивании над всем отечественным. Но главное даже не это, а то, что многомиллионная публика это с удовольствием принимает.

Думается, каждый сможет вспомнить в своём окружении хотя бы одного человека, который использует фразочки типа «Это Россия» или «Забыл, в какой стране живём?», с помощью которых такой индивид выражает своё перманентное неудовольствие теми или иными сторонами русской жизни. А кто не слышал про «самый пьющий народ в мире» и не принимал этот лживый тезис охотно и всерьёз? Кто не сталкивался с разговорами про лень, плохие дороги и дураков? Людей, не знакомых с проявлениями бытовой русофобии в среде русского же народа, просто не найдётся. Так чего мы хотим от элиты и уж тем более от всякого рода «украинцев»?

Многим этот разговор придётся не по вкусу, но нужно признать, что русофобия, то есть ненависть и презрение к России и всему русскому, глубоко укоренена в части нашего общества. Это печальный и крайне неприятный факт. Но у этого факта есть причины и истоки. О них и пойдёт речь.

Мы редко задумываемся над тем, что наше представление о действительности складывается не в объективных условиях, а под мощным воздействием определённой информации. И то, что мы воспринимаем как объективную данность, на самом деле является результатом информационной обработки массового сознания. Пример подобного мы упоминали в одной из своих статей: речь о том, как советская историография умело вычленила из части русского народа некие отдельные национальности под названием «украинцы» и «белорусы». И большая часть населения в это разделение до сих пор свято верит. Ещё бы, ведь так написано в учебниках и энциклопедиях! И это при том, что ещё в дореволюционных трудах отечественных историков, скажем, у М. Любавского, говорится лишь о западной ветви русского народа.

Навязывание определённых представлений с помощью печати и системы образования происходит очень давно. Ярчайшим образцом этого является на протяжении столетий (!) распространяемое убеждение о некой вековечной отсталости России. Да-да, именно столетий, и корни того комплекса неполноценности русского народа, который местами трансформируется в злокачественную русофобию (особенно присущую интеллигенции), нужно искать в глубине веков.

Но для начала зададимся вопросом: от кого же Россия так безнадёжно всё это время отстаёт? И в чём заключается эта отсталость? На первый вопрос ответ очевиден: конечно же, от «священного» Запада. Самое интересное, что данное умозаключение принадлежит самому Западу. Многочисленные европейские путешественники и искатели удачи XVI–XVII вв. оставили обширное наследство в виде текстов-воспоминаний о Московии. Стоит ли говорить, что сии фолианты пронизаны презрением и злобой ко всему русскому. Посол Англии Джильс Флетчер, лекарь царя Алексея Михайловича Сэмюэл Коллинз, чешский путешественник Бернгард Леопольд Таннер, немецкий путешественник Адам Олеарий и многие другие представители западного мира наперебой уверяют читателя в том, что русские «сплошь невежды, надувалы, вероломцы и человекоубийцы».

Как отмечает историк Борис Керженцев в книге «Окаянное время. Россия в XVII–XVIII веках»: «Вообще в описаниях иноземцев русские и их государство предстают в самых мрачных образах. Так что, если бы кто-нибудь задался целью доказать, что Московское государство и его обитатели 16–17 веков были воплощением зла и невежества, и для доказательства решил опереться на свидетельства современников-европейцев, выполнение такой задачи было бы самым лёгким делом. Для этого достаточно открыть почти любое из иностранных сочинений о России наугад». Но ведь именно на эти сочинения будут позднее опираться русские либеральные историки, творцы современной картины нашего исторического прошлого! К примеру, вышеупомянутый Любавский в своих трудах активно цитирует европейских путешественников и использует их тексты в качестве доказательной базы. Будет этим заниматься и Лев Троцкий, который был не только политиком-революционером, но и талантливым писателем-публицистом. Стоит ли удивляться появлению в ХХ веке отечественных учёных-русофобов, таких как Михаил Покровский.

Но попробуем разобраться во втором вопросе: что же так возмущало европейцев в жизни Москвы? В книге Бориса Керженцева содержатся любопытные свидетельства того, как на Руси относились к иностранцам. Отношение это было весьма недоверчивое и настороженное. Чужаки были чужды православной культуре, а значит, по законам истинной христианской церкви были еретиками и безбожниками. Иноземцев не пускали в православные храмы, тщательно выметали за ними пол как за нечистыми, а в избу, где таковым доводилось ночевать, обязательно приглашали священника, чтобы тот после них освятил жилище. При царском дворе и вовсе был своеобразный обычай: «Допустив иностранного посланника к целованию руки, царь непременно и здесь же омывал руку в золотой чаше и вытирал насухо полотенцем. Это делалось для того, чтобы смыть, как полагали, оскверняющее православного государя прикосновение еретика. Обычай, возможно, имел целью и предусмотрительность в медицинском смысле, поскольку в Москве были наслышаны о неприятных болезнях европейцев».

Иными словами, европейцы в порыве негодования называли русских «варварами» за то, что те, считая себя благочестивыми христианами, смотрели на них как на нечистых, тем самым оскорбляя высокомерных и гордых жителей Запада. Именно в вопросе отношения к христианству и вере кроется та громадная пропасть, что уже тогда разделяла русских и европейцев.

Действительно, Московское царство образца XV — начала XVII века — глубоко религиозное государство. Чужеземцев поражало то, с каким тщанием русские люди держат пост и соблюдают все христианские обычаи и обряды. Причём данное наблюдение относилось не только к простому народу, но и к представителям высшего сословия, к самому царю, который также постился и совершал молитву. Вспомним Ивана Грозного, который цитировал Священное Писание наизусть. Русские люди крестились на купола церквей, крестились, входя в дом, непременным атрибутом которого была икона (образ) в красном углу. Глубокая христианская традиция искренне удивляла приезжих. Павел Аллепский сказал о жителях Москвы: «Они превзошли подвижников в пустынях».

Сразу вспоминается роман-эпопея Л. Толстого «Война и мир». Александр I направляет с письмом к Наполеону министра полиции Балашова, на обеде между посланником русского императора и Бонапартом состоялся следующий диалог:

— Сколько жителей в Москве, сколько домов? Правда ли, что Moscou называют Moscou la sainte? Сколько церквей в Moscou? — спрашивал он.

И на ответ, что церквей более двухсот, он сказал:

— К чему такая бездна церквей?

— Русские очень набожны, — отвечал Балашов.

— Впрочем, большое количество монастырей и церквей есть всегда признак отсталости народа, — сказал Наполеон, оглядываясь на Коленкура за оценкой этого суждения.

Балашов почтительно позволил себе не согласиться с мнением французского императора.

— У каждой страны свои нравы, — сказал он.

— Но уже нигде в Европе нет ничего подобного, — сказал Наполеон.

Итак, жителей Московского царства отличали набожность и христианская аскетичность. И русские люди гордились этим, считая себя прямыми и единственными наследниками греко-византийской культуры. Именно в эпоху царства возникает концепция «Москва — третий Рим», или новый Царьград, то есть единственный истинный центр христианского мира. И дело тут не в тщеславной прихоти русских правителей: все другие восточно-христианские земли, включая Византию, Сербию и Болгарию, захватили иноверцы-мусульмане, они стали частью Османской империи.

Ну а западный Рим? Рим погряз во грехе. В Москве хорошо знали, какой упадок нравов был в Западной Европе. Двор почти любого европейского короля, по воспоминаниям очевидцев, мало чем отличался от борделя. Ну а папа римский стал символом главного грешника Европы. Причём не какой-то конкретный, а каждый последующий. Достаточно вспомнить знаменитое семейство Борджиа. Разврат, распущенность, пьянство, постоянная жажда наживы и обогащения, коварство, взяточничество, заказные убийства, откровенное и неприкрытое богохульство и осквернение святынь — вот чем была знаменита Римская церковь.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что и сами европейские христиане выступили против такого чудовищного попрания основ христианской веры. Этот благородный порыв получил название Реформации. Во многих землях реформаторам удалось победить. Но процесс нравственного разложения западного общества, наряженный в красивую обёртку «освобождения личности», уже было не остановить.

Новая литература, такая как «Любовная история галлов» Роже де Бюсси-Рабутена или «Жизнеописание галантных дам» Пьера де Брантома, описывающая половые похождения придворной знати и бесконечные супружеские измены (что чуть позже, в XVIII веке, приведёт к появлению чудовищных по своему содержанию творений маркиза де Сада), изображение обнажённого тела в скульптуре и живописи, театр, маскарады, карнавалы, распущенность нравов… Всё это принципиально контрастировало с русской жизнью Московского царства.

Нет ничего удивительного в том, что после европейца русскому человеку хотелось вымыть пол и освятить жилище. Но нужно признать, что получение мирских удовольствий и жизнь, посвящённая получению этих удовольствий, выглядят гораздо привлекательнее христианской аскезы во имя спасения души. Поэтому проникновение новой европейской жизненной философии и ценностей на Русь не могло не запустить определённых процессов в русском обществе.

Соблазн плоти, удовлетворения земных желаний возобладали в части московской элиты, тесно познакомившейся с западным миром. Свобода личности, поэзия, театр, новомодные наряды и обычаи (например, бритьё бороды) привлекали всё новых и новых адептов из среды русского правящего сословия. Одновременно с очарованием новыми европейскими ценностями приходили презрение и неприязнь к родной культуре, не предполагавшей такого уровня нравственных свобод.

И вот уже в XVII веке появляются первые соотечественники-русофобы. Например, Григорий Котошихин, чиновник Посольского приказа, или дипломатического ведомства, как сказали бы в наше время. Сначала предал страну, убежав в Польшу на службу к королю Яну Казимиру. Затем, волею судеб получив тайное послание для московского царя, сбегает с ним в Швецию, где и остаётся. Переходит в протестантизм и в довершение ко всему пишет для шведского правительства обширное сочинение о Московском государстве, в котором, конечно же, многократно унижает русский народ и русскую жизнь. Как это знакомо, не правда ли?

Выше мы описали лишь самое начало процессов, которые породили нынешнее состояние нашего общества. Продолжение же будет в следующей статье.

Сергей Газетный,
специально для alternatio.org
О корнях «русской русофобии»: как нас приучали презирать самих себя. Ч 2

О корнях «русской русофобии»: как нас приучали презирать самих себя. Часть 2 

В прошлой статье мы затронули проблему русофобии внутри самого русскогообщества. Проблему, уходящую своими корнями в глубокое прошлое нашей страны. Проблему, которую многие не замечают или стараются не замечать, считая, что недовольство теми или иными сторонами русской жизни и истории вполне обоснованно, что наша отсталость от Запада есть факт неоспоримый, а коли так, самоуничижение и самобичевание не должны никого смущать.

Культура, построенная на пренебрежении к историческому прошлому и настоящему? Норма. Бытовая самоирония, переходящая в болезненный комплекс неполноценности? Почему бы и нет? Этнические соседи, щеголяющие своим мнимым превосходством? Конечно, они и правда лучше нас. Такого рода представления являются естественными для очень многих людей. Что ж, продолжим разговор об истоках этого явления.

II

В предыдущей беседе мы пришли к выводу, что первые крупные зёрна пренебрежения к национальному русскому быту и культуре были заронены в XVII столетии и в этом же столетии дали свои первые ростки. Действительно, XVII век является переломным для нашей истории. Начало этой эпохи ознаменовано кризисом государственности и международной военной интервенцией во главе с поляками и шведами, более известной как Смутное время. В результате этих событий к власти в России пришла новая династия — Романовы.

Явление это уже само по себе является символом мощного сдвига, который в дальнейшем принципиальным образом изменит жизнь нашего Отечества. Именно представители этой династии запустили тектонические процессы, которым было суждено полностью трансформировать Россию. Результаты этой трансформации кто-то восторженно принимает, а кто-то считает их самой фатальной ошибкой в русской истории, но так или иначе мы все живём в реальности, которая является следствием этих преобразований. И проблема внутренней русофобии тоже проистекает из них.

Безусловно, в данном разговоре нужно учитывать и то, что у носителей неприязни или даже ненависти к своей культуре всегда были противники, которые решительно не принимали те преобразования и взгляды, что противоречили русскому национальному духу. Поэтому уместно вести речь не только о «русской русофобии», но и о грандиозном гражданском общественном конфликте, который, пожалуй, не завершился до сих пор.

Зримое начало этого конфликта легко просматривается в середине XVII века и носит общепринятое имя церковного Раскола, который начался в 1650-е годы после реформ, инициированных патриархом Никоном.

Формально суть реформы сводилась к правке богослужебных книг и замене двуперстного крестного знамения на троеперстное для более полного соответствия новогреческому православному обряду. Большинство людей в наше время совершенно не понимает, как можно было прийти к непримиримому кровавому столкновению из-за таких, казалось бы, мелочей. Действительно, такая ли уж большая разница в том, чтобы два или три раза произносить «аллилуйя» и двумя или тремя пальцами креститься? В действительности всё не так просто, и причины, расколовшие русское общество на многие столетия, имеют гораздо более глубокий характер.

В предыдущей статье мы уже упоминали про концепцию «Москва — Третий Рим», суть которой заключается в том, что Москва — это единственный центр истинного христианства и православия. Земли бывшей Византии, включая Царьград/Константинополь/Второй Рим, а также православные Балканы были захвачены мусульманской Османской империей; Западная Русь, включая крупный православный центр Киев, входила в состав католического Польского государства, которое откровенно боролось с восточным христианством на своей территории. Вот и получается, что единственным местом, где древнее восточное православие могло свободно существовать и развиваться, было Московское царство.

Концепция эта отражена в памятнике древнерусской литературы — «Повести о белом клобуке», в которой в легендарной форме повествуется о клобуке, то есть специальном облачении священнослужителя, который от первого христианского правителя Константина попал к папе Сильвестру, от того — к константинопольскому патриарху (ибо Рим впал в католическую ересь), а от патриарха константинопольского попадает на Русь (изначально в Новгород). Именно в одной из редакций данного произведения и содержится упоминание о «Москве — Третьем Риме».

Закрепляет уникальность и особую роль Русской церкви и знаменитый Стоглавый собор 1551 года. Это было собрание высшего духовенства и аристократии при участии самого царя Ивана Грозного. Этот совещательный орган выработал и закрепил решения по важнейшим культурным и экономическим вопросам того времени. Продуктом его деятельности стал так называемый «Стоглав» — литературный памятник, состоящий из 100 глав-решений собора. В этом тексте русский церковный обряд признавался самым правильным, особая, главенствующая, роль отводилась русским святым.

Наконец, в 1589 году учреждается Московский патриархат, а в 1593 собор восточных иерархов в Константинополе подтверждает (в том числе документально) учреждение в Москве института патриаршества и признаёт первого русского патриарха. Проще говоря, с этого момента русская церковь становится полностью самостоятельной и независимой, так как до этого на Руси был лишь митрополит, который подчинялся константинопольскому, то есть греческому, патриарху. Иными словами, Москва и правда стала Третьим Римом, то есть самостоятельным (и крупнейшим) центром восточного христианства.

Не стоит забывать и о том, что представители греческой церкви вереницами ездили на Русь за милостыней и дарами, неизменно отмечая могущество и богатство Москвы. И конечно же, признавая её уникальную роль в восточном христианстве. А сама греческая церковь запятнала себя Флорентийской унией — объединением с католическим Римом. К тому же Царьград/Константинополь был под властью турок, и мусульманские правители распоряжались делами восточной церкви как им вздумается. К примеру, отбирали храмы за долги и превращали их в мечети.

Не лучше дела обстояли и у православия Западной Руси. Там на юридически польских землях в XVI веке началась активная борьба между католиками и протестантами, и, конечно, в этой борьбе двух западных концепций не было места восточному христианству. Вот что об этом пишет известный славист и историк русской культуры Сергей Александрович Зеньковский в своей книге «Русское старообрядчество: духовные движения семнадцатого века»: «Польские, литовские, русские, немецкие и даже английские кальвинистские проповедники наводняли всю страну, открывали школы, издавали религиозные памфлеты и книги, уговаривали перешедших в кальвинизм или ещё колеблющихся дворян закрывать православные… храмы или превращать их в кальвинистические молитвенные дома. В 1562 году вышло первое русское издание катехизиса Кальвина. Насколько решителен был успех кальвинизма в Польско-Литовском государстве, можно наблюдать по религиозной статистике Новогрудского воеводства и центральной Белоруссии. Там были закрыты или обращены в храмы кальвинистов шестьсот пятьдесят православных церквей. В том же воеводстве из 600 наиболее богатых дворянских русских семей, только шестнадцать остались верны вере своих предков». Но и после победы католической контрреформации западнорусскому православию не стало легче дышать. Западноримское давление было ничуть не меньше, чем протестантское, и результатом его стала знаменитая Брестская уния 1596 года.

Таким образом, Московское царство было единственным крупным независимым православным государством. А Русская церковь была наиболее самостоятельной из всех восточнохристианских церквей и единственной, не подписавшей никаких уний с Римом. Поэтому русские люди не без основания считали свой обряд и свою религиозную культуру наиболее чистыми и правильными, в наименьшей степени подвергшимися деструктивному влиянию католичества и других внешних сил.

А теперь представим, что должен был чувствовать православный народ Московской Руси, когда ему в 1650-х годах неожиданно объявили, что его обрядовая культура ошибочна и что авторитет Стоглавого собора (утверждавшего двуперстие) ничего не значит. Дело даже не в символике как таковой, а в том, что, во-первых, впервые русская культура была публично унижена (причём своими же руками и добровольно), а во-вторых, унижена абсолютно несправедливо.

Почему несправедливо? Дело в том, что целью Никоновской реформы была унификация обрядовых систем московского православия и западнорусского. Речь шла ни много ни мало о присоединении исконных русских земель (это было время русско-польской войны и восстания Богдана Хмельницкого), и Никон чаял видеть себя главой огромной православной империи. Звучит, безусловно, заманчиво. Вот только унификация эта должна была происходить по новогреческому образу и подобию. Но, как мы убедились выше, греческая церковь образца середины XVII века не могла обладать должным авторитетом в вопросах обрядовой чистоты. И действительно, русские книжники довольно быстро и убедительно доказали, что двуперстие и многие другие детали были бережно сохранены Русской церковью ещё со времён древней Византии. И это именно греческая церковь за время бесконечных сношений с католиками и турками-османами утратила и извратила элементы истинного «древлего» православия. Иными словами, греки обвиняли нас в том, в чём были грешны сами.

Импульсивный и честолюбивый Никон и сам в скором времени осознал ошибочность и незрелость своей реформы. Но к тому моменту, когда он это понял, его уже отдалили от власти.

Реформой теперь заведовал сам царь Алексей Михайлович. Побывавший во время войны в западных землях, он полностью проникся и духом западной культуры, в том числе идеей секуляризации. Поэтому, вернувшись в Москву, он, во-первых, открыл возможности к широкой вестернизации русского высшего общества, а во-вторых, решил продолжить реформу, которая была западнической по своему смыслу и содержанию, а также помогала побороть самых ярких и одиозных церковных лидеров и их потуги на высшую власть в государстве.

Для этих целей царь созывает собор восточных патриархов 1666–1667 годов в Москве. Иначе говоря, призывает иностранцев (!) судить Русскую церковь. Самое печальное в этой ситуации то, что призванные греки в своей массе были откровенными авантюристами и прохиндеями. Содомия, азартные игры, казнокрадство и многое другое числилось за этими «патриархами». Более того, даже в Константинополе не признали законность их поездки в Москву. Вот что пишет по этому поводу С. А. Зеньковский в книге «Русское старообрядчество»: «Двух других приехавших в Москву патриархов привели туда тоже не заботы о русской церкви, а просто желание получить от русского правительства соответствующую мзду за осуждение своего же собрата по сану. В этом отношении они не ошиблись, и за свою услугу государю каждый из них лично получил из русской казны мехов, золота и подарков на 200 000 рублей по курсу 1900 года. Когда у них появлялись какие-либо сомнения или угрызения совести, то таковые легко устранялись соответствующим финансовым давлением. Каноническое право этих двух восточных патриархов на участие в русском соборе было крайне сомнительным. Возмущенный их поездкой на суд Никона патриарх Парфений и созванный им собор добились у турецкого правительства смещения этих обоих неколлегиальных владык под предлогом оставления ими паствы и церкви без разрешения властей. Вообще, оба патриарха были постоянно в долгах и денежных перипетиях, а патриарх Паисий по возвращении из России на Восток попал в тюрьму по обвинению в присвоении колоссальной по тому времени суммы в 70 000 золотых… митрополит Паисий Лигарид, в свою очередь, был проклят и отлучен от церкви своим же владыкой, патриархом Нектарием Иерусалимским, а за свои нехристианские поступки и измену православию, скорее, заслуживал находиться на скамье подсудимых, чем среди судей… Другой греческий иерарх, митрополит Афанасий Иконийский, в свою очередь, был под следствием за подделку полномочий, и после собора был прямо отправлен в монастырь в заключение. Таковы были воротилы греческой части собора, которые вызвались судить русского патриарха и русские обряды».

И там же: «Ввиду таких сложных канонических обстоятельств, царь и проводившие собор представители двора должны были особенно ценить помощь и сотрудничество греческих прелатов, а те, несмотря на свое неясное юридическое положение, считали себя вправе на вполне ощутимое и конкретное выражение государевой благодарности и старались не упустить возможности действовать на соборе как господа положения. Несмотря на старую дружбу с Никоном и принципиальные симпатии к его грекофильству, восточные патриархи не поколебались осудить его самого, а вслед за этим русский обряд, русский стиль православия и прошлое русской церкви».

Таким образом, кучка религиозных проходимцев публично унизила древнюю и самобытную русскую церковную культуру, а вместе с ней и весь русский народ. (К примеру, известны факты содомии греческих «святил» прямо в алтаре одной из московских церквей или грубое нарушение обряда крестного хода греческими священнослужителями во время праздничного и всенародного богослужения, постоянные оскорбления в адрес русских книг и т. д. и т. п.)

И это при том, что, как подчеркивал Зеньковский, «заключения собора стали ныне свидетельством не русской отсталости, а печальным памятником греческой заносчивости и забвения ими своего собственного старого предания».

Церковная реформа XVII века явилась первым и чудовищным актом самоизнасилования и самобичевания русского общества. И к сожалению, не последним. Но об этом в следующей статье.