Академик Иван Петрович Павлов - реальный прототип профессора Преображенского - его реальное отношение к Советской власти.

Академик Иван Петрович Павлов - реальный прототип профессора Преображенского - его реальное отношение к Советской власти.

          Академик Павлов открыл условные рефлексы, после чего стал первым русским лауреатом Нобелевской премии. Он родился 14 (26) сентября 1849 году в Рязани в многодетной семье священника и как старший сын был призван продолжить дело отца. 

          Он учился в духовной семинарии, и торжественные службы напоминали ему о самой счастливой для человека поре детства и юности. На Рождество и Пасху Павлов ходил в колтушскую церковь Петра и Павла, что подтверждается множеством очевидцев. Об этом свидетельствует ученик Павлова академик Л. А. Орбели, ссылаясь на слова самого Ивана Петровича: «Знаете, я ужасно люблю службу пасхальную. Все-таки хожу иногда на заутреню. Во-первых, замечательное пение, во-вторых, это воспоминание детства. Я живо вспоминаю, как в четверг на страстной неделе мать снаряжала меня и братьев в церковь, давала свечку с собой, говорила, что там во время церковной службы надо свечку зажечь, а потом нести ее домой, — и вот мы шли и боялись, как бы не потухла свечка. И эти воспоминания меня всегда так радуют, что я все-таки иногда под Рождество и на Пасху хожу в церковь». 

Обучаясь в семинарии, Иван предпочитал читать не духовную литературу, а книги о природе, о строении Земли и человеческого тела.

          Павлов поступил на естественный факультет Петербургского университета. Он успешно окончил учение с медалью и получил звание доктора медицины. Он был лучшим учеником Ильи Циона и Сергея Боткина. Между прочим, он писал сыну: «Я был довольно близок с Александром Ульяновым в студенческие годы».

При советской власти посещение церкви служило и формой его протеста против гонения на религию, но оставался атеистом. Так, например, став председателем Общества русских врачей, отменил ежегодную панихиду по своему наставнику Боткину. А потом жалел: «Какого я дурака свалял! Мне не хотелось нюхать ладан, а я не подумал о том, что чувствуют члены семьи. Я неверующий, но должен считаться с чувствами верующих!». Уже в конце жизни, отвечая вместе с другими представителями науки на вопросы анкеты архиепископа Кентерберийского, он написал, что не верит в Бога, но на вопрос «Считаете ли вы религию совместимой с наукой?» ответил так: «Да, считаю. Многие выдающиеся учёные были верующими, значит, это совместимо».

Он критически относился к любой власти и не считал нужным этого скрывать. В 1905-м говорил коллегам-профессорам: «На троне сидит вырожденец. Только революция может спасти Россию!» В 1917-м так же сурово отзывался о премьер-министре Александре Керенском: «Паршивый адвокатишка! Такая сопля во главе государства – он же загубит всё!»

О Советской власти Павлов отзывался еще более сурово. Один из его друзей вспоминал: «Он говорил постоянно о гибели родины, враждебно и недоверчиво относился к большевикам, открыто выражая своё неудовольствие к различным их мероприятиям».

Назло большевикам в конце жизни крестился на все церковные купола. 

Неудивительно что из-за всего этого отношения Ивана Петровича с новой властью не заладились: его дважды арестовывала ЧК, но за него заступался нарком просвещения Луначарский; он же спас учёного от квартирного «уплотнения». Впрочем, печальный опыт Павлова не «образумил», и он продолжал в публичных лекциях резать правду-матку – обличать большевистский режим, «ведущий страну к одичанию». Можно не сомневаться, что именно Иван Петрович стал главным прототипом булгаковского профессора Филиппа Филипповича Преображенского.

В 1918 году он сказал на лекции в Военно-медицинской академии: «Если то, что делают большевики с Россией, есть эксперимент, то для таких опытов я пожалел бы дать даже лягушку».

          24 января 1921 года Ленин подписал Декрет о создании условий для жизни и работы Павлова- это уникальное постановление, которое гарантировало Ивану Петровичу особое место в советской науке. Оно предписывало издать его труды в России и за границей, выделить его семье двойной академический паёк, обставить его квартиру и лаборатории «максимальными удобствами».

Спецпаёк Павлова был по тем временам роскошным: в месяц он составлял 70 фунтов муки, 25 фунтов мяса, 12 фунтов рыбы, 750 штук папирос и так далее. Приставленный к нему в качестве секретаря товарищ Алейников заботливо наставлял: «Напишите вашим зарубежным коллегам, что ни в чем не нуждаетесь».

Но Павлов – неслыханное дело! – отказался от царского, то есть ленинского подарка: «Мы с женой находим для себя неприемлемым быть в привилегированном положении сравнительно с нашими ближайшими товарищами». Власть верно поняла сигнал: вскоре учёные Петрограда, лишённые карточек как «нетрудовые элементы», тоже были обеспечены пайками, хоть и менее обильными.

А в 1925 году специально «под Павлова» был основан Институт физиологии АН СССР, который он возглавил. Под Ленинградом, в Колтушах, появилась биологическая станция – настоящий город науки – на которую правительство выделило 12 млн рублей. Ежегодно там работали десятки советских и зарубежных физиологов – стажироваться у Павлова считалось почётным во всём научном мире.

Во время одного особенно жаркого спора В И Вернадский выступил за то, чтобы принять настойчивые указания компартии и голосовать за баллотирующихся кандидатов не персонально, а по спискам Павлов взорвался "То, что вы предлагаете, -- это лакейство!" Попытки успокоить его не увенчались успехом "Павлов почти кричал, что мы должны заявить о себе большевикам, что нечего их бояться, что не нужно никаких предварительных переговоров, что каждый может и должен действовать самостоятельно и т.д. Сергей (Ольденбург) решительно заявил, что ему, Ивану Павлову, позволено говорить все, что угодно, его не тронут, поскольку он находится в привилегированном положении, поскольку, как всем известно и как утверждают сами большевики, он идейный лидер их партии. Павлов снова вскипел. Это было ужасно!"

После этого инцидента Иван Петрович до конца своей жизни не посетил ни одного общего собрания Академии наук, считая поведение своих академических коллег в 1928--1929 гг штрейкбрехерством и капитуляцией перед грубой силой.

          «Когда мы любим, гордимся отечеством, — писал Павлов в 1930 году, — это значит, что мы гордимся великими его людьми, т.е. теми, которые сделали отечество и сильным, и уважаемым на исторической сцене».

          В 1934 году в письме председателю Совнаркома Вячеславу Молотову академик даже обвинил власть в насаждении фашизма, заключив: «Тем, которые злобно приговаривают к смерти массы себе подобных и с удовлетворением приводят это в исполнение, едва ли возможно остаться существами, чувствующими и думающими человечно». Молотов сухо ответил, что уважаемый академик, как видно, совершенно не разбирается в политике, в отличие от физиологии.

          Но Павлов продолжал перечить «генеральной линии», заступаясь за арестованных и высланных из Ленинграда учёных (некоторых благодаря ему вернули). Что ему за это было? А ничего. Так же, как и многим сотням и тысячам других нормальных и просто порядочных людей, которые не сочли возможным смириться с репрессивным безумием 30-х.

И ведь не все эти нормальные и порядочные были вдобавок мировыми знаменитостями или, на худой конец, «безобидными эксцентричными старичками».

          К 1934 г. он был озабочен угрозой фашизма, который, как он предостерегал Молотова, начинает распространяться в Европе. Ученый публично аплодировал официальной политике общественной безопасности, проводимой Советским Союзом: «Это открывает блестящие перспективы перед развитием науки в нашей стране. Мы хотим не воевать, а творить... Г-н Гитлер хочет воевать... Дай только г-ну Гитлеру свободные руки, и он немедленно попытается и нас и кого угодно проглотить как мух. Вот почему мы особенно должны сочувствовать и способствовать борьбе нашего правительства за мир...»

          Один провинциальный ученый, в 1920-х гг . обменивавшийся с Павловым и его сотрудниками антисоветскими шутками, обнаружил, что все изменилось: когда он рассказал подобный анекдот в 1934 г., Павлов перебил его: «Подлец тот , кто в трудные для Родины минуты подрывает могущество ее правительства».

          4 октября 1934 г. он писал в Совнарком: “Я очень желаю жить и дальше — и применю для этого как мои знания о животном организме, так и всю мою волю — прежде всего, чтобы видеть на возможно большем периоде результат Вашего грандиозного эксперимента. Результат этого эксперимента, по моему разумению, конечно, далеко еще не определился. А он ведь касается судьбы родины!”

          Когда в 1935-м, после убийства Кирова в Питере проводили операцию «бывшие люди» и выселяли обитателей города десятками тысяч, Павлов сказал: «Как это может происходить такая вещь на 18-м году революции? Арестовывают только за аристократическое происхождение. Это люди науки и искусства. Я только что стал оптимистом, полагал, что жизнь идет к лучшему, а теперь я в прострации, и даже гнетет меня то, что я являюсь гражданином такого государства».

          В 1935 году в Ленинграде состоялся XIV конгресс физиологов, где Павлова – первого и до сих пор единственного среди учёных – увенчали званием «старейшины физиологов мира». Там он выступил с докладом, где изложил выводы своих последних изысканий. А заодно нашёл наконец-то добрые слова и для Советской власти – не удержавшись, конечно, от иронии: «Наука занимает в моём Отечестве исключительно благоприятное положение… Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство – тоже экспериментатор, только несравненно более высокой категории...»

          Ознакомившись с проектом первой советской Конституции, Иван Петрович стал надеяться на “приближение зари демократической эры в СССР”, о чем сказал на собрании своих сотрудников: “Я много раз жаловался на тягость жизни. Теперь хочу сказать другое. Мне кажется, что в нашей жизни наступает хорошее .... Сколько раз мне приходилось сетовать на тяжелое положение обывателя, когда его всяческими мерами принуждали голосовать за что угодно. Теперь это отменено … я хочу верить, что действительно происходит поворот к нормальному строю жизни”. В этих словах не чувствуется уверенности, но в них присутствует надежда, которую заронил в его душу Бухарин, один из основных авторов Конституции. Позднее не менее сильное влияние на Ивана Петровича стал оказывать другой видный партийный и государственный деятель — Г.Н.Каминский, о котором Павлов говорил: “Умный большевик, с ним все охотно сотрудничают”.

          Однако сильнее словесных убеждений этих людей действовали на Павлова факты. Только им он доверял и в лаборатории, и в повседневной жизни. А факты были таковы, что весь мир называл в 30-е годы “русским чудом” колоссальные темпы индустриализации страны и достижения в новом устройстве общества. Это отметил профессор Эдинбургского университета Д.Барджер в своей речи на заключительном пленарном заседании XV Международного конгресса в Московской консерватории 17 августа 1935 г.; именно в этой речи Павлов был назван “первым из физиологов мира” — “princeps physiologorum mundi”.

Поведение Павлова на конгрессе в присутствии 1500 человек невозможно интерпретировать иначе как признание заслуг советского правительства и убеждение, что “большевистский эксперимент” заслуживает право на проведение.

В 1935 г. (до конгресса) Павлов говорил И.М.Майскому, советскому послу в Лондоне: “Пожалуй, ведь вы, большевики, своего добьетесь. Я раньше в этом сомневался, но сейчас уверен — вы выиграете”

17 августа 1935 г., вечером в Московском Кремле, на приеме делегатов XV Международного физиологического конгресса, в присутствии 1500 человек Павлов произнес краткую речь, в которой были такие слова: “Вся моя жизнь состояла из экспериментов. Наше правительство тоже экспериментатор, только несравненно более высокой категории. Я страстно желаю жить, чтобы увидеть победное завершение этого исторического социального эксперимента”. Сказав это, он под бурные аплодисменты провозгласил тост: “За великих социальных экспериментаторов!”

21 февраля 1936 года стало последним рабочим днем Павлова. Ночью поднялась температура до 38,2 градусов. Срочно прибыла бригада профессуры. На этот раз не смогла помочь даже любовь и поддержка Петровой. 27 февраля 1936 года в 02.52 Иван Петрович Павлов скончался.

Он оставил нам «в наследство» более 250 отечественных и более 30 зарубежных своих последователей. Можно ещё долго перечислять все его успехи, названия научных Обществ, университетов и стран, где он был избран членом-корреспондентом, пересчитывать его награды со всего мира. Бухарин в «Известиях» писал после его ухода из жизни: «Павлов наш целиком, и мы его никому не отдадим. Наш потому, что его учение приобретает материалистическую точку зрения в решающих пунктах».

Из биографии Павлова можно сделать определенные выводы:

1. Павлов был атеистом всю свою жизнь. При этом хорошо знал Писание, посещал и любил церковные службы и уважал веру и Христианскую Церковь целиком.
2. Павлов был авторитетным ученым для всего мира и для большевиков.
3. Иван Петрович был критиком любой власти, в том числе и власти большевиков.
4. Павлов революцию большевиков принял враждебно и враждебно относился к большевикам много лет и говорил об этом публично и, даже, материальная и административная поддержка не остановила его враждебную к большевикам критику.
5. В конце своей жизни он поддерживал власть большевиков в своей научной среде довольно жестко и о своей поддержке говорил публично и много.
6. За свою жизнь спас множество судеб и жизней не только своими открытиями, но и непосредственно своим заступничеством.
7. «Этот не станет пинать ногой, но и сам никого не боится, а не боится потому, что вечно сыт. Он умственного труда господин, с культурной остроконечной бородкой и усами седыми, пушистыми и лихими, как у французских рыцарей, но запах по метели от него летит скверный, больницей», — таким появляется перед бездомным псом профессор Филипп Филиппович Преображенский, герой повести Булгакова «Собачье сердце» - самый близкий к этому описанию и поведению прототип профессора – это академик Павлов.
8. Очень важен исторический контекст при жизни Павлова в Стране Советов в мировом масштабе: