Воспоминания пассажиров «Философского парохода»

На модерации Отложенный                             

29 сентября 1922 года из Петрограда отплыл пароход, который должен был доставить видных русских философов, профессоров, учёных и писателей в немецкий Штеттин.

Фёдор Степун, русский философ, социолог, историк, литературный критик, общественно-политический деятель: «Узнав, что всё оказалось правдой: что высылают — грустно, но что не ссылают, конечно, счастье; за границей не надо будет ежедневно бояться доносов, тюрьмы и ссылки.  Золотые вещи, драгоценные камни, за исключением венчальных колец, были к вывозу запрещены; даже и нательные кресты надо было снимать с шеи. Кроме вещей, разрешалось, впрочем, взять небольшое количество валюты, если не ошибаюсь, по 20 долларов на человека; но откуда её взять, когда за хранение её полагалась тюрьма, а в отдельных случаях даже и смертная казнь».

Профессор И. А. Ильин и князь С. Е. Трубецкой. Рисунок И. А. Матусевича. 1922 год.Профессор И. А. Ильин и князь С. Е. Трубецкой. Рисунок И. А. Матусевича. 1922 год. Источник: commons.wikimedia.org

Михаил Осоргин, писатель и журналист, один из организаторов Всероссийского союза журналистов: «Допрашивали нас в нескольких комнатах несколько следователей. За исключением умного Решетова, все эти следователи были малограмотны, самоуверенны и ни о ком из нас не имели никакого представления; какой-то там товарищ Бердяев, да товарищ Кизеветтер, да Новиков Михаил… Вы чем занимались? — Был ректором университета.— Вы что же, писатель? А чего вы пишете? — А вы, говорите, философ? А чем же занимаетесь? — Самый допрос был образцом канцелярской простоты и логики. Собственно допрашивать нас было не о чем — ни в чём мы не обвинялись. Я спросил Решетова: «Собственно, в чём мы обвиняемся?» — Он ответил: «Оставьте, товарищ, это не важно! Ни к чему задавать пустые вопросы». Другой следователь подвинул мне бумажку: — Вот распишитесь тут, что вам объявлено о задержании.— Нет! Этого я не подпишу. Мне сказал по телефону Решетов, что подушку можно не брать! — Да вы только подпишите, а там увидите, я вам дам другой документ. В другом документе просто сказано, что на основании моего допроса (которого ещё не было) я присуждён к высылке за границу на три года. И статья какая-то проставлена.— Да какого допроса? Вы ещё не допрашивали! — Это, товарищ, потом, а то там мы не успеваем. Вам-то ведь всё равно. Затем третий «документ», в котором кратко сказано, что в случае согласия уехать на свой счёт, освобождается с обязательством покинуть пределы РСФСР в пятидневный срок; в противном случае содержится в Особом отделе до высылки этапным порядком.— Вы как хотите уехать? Добровольно и на свой счёт? — Я вообще никак не хочу.— Он изумился.— Ну как же это не хотеть за границу! А я вам советую добровольно, а то сидеть придётся долго. Спорить не приходится: согласился добровольно. Писали что-то ещё. Всё-таки в одной бумажке оказалось изложение нашей вины: «нежелание примириться и работать с советской властью».

Князь Сергей Трубецкой, русский философ и литератор: «Когда после последнего моего допроса, на котором я подписал прошение о визе, я вернулся в свою камеру, митрополит Кирилл не поверил, что меня действительно высылают за границу. Он, конечно, не сказал этого мне, но я видел, что он считает куда более вероятным, что меня расстреляют.  Ещё раз встретиться с ним мне не было суждено: он скончался в ссылке, когда я был уже во Франции».

Пассажиры «Философского парохода».Пассажиры «Философского парохода». Источник: commons.wikimedia.com

Сергей Трубецкой: «Но вот, наконец, наступил час погрузки на пароход. «Oberbürgermeister Hagen» стоял на Невской пристани. Таможенный досмотр (количество вещей было строго ограничено, и мы должны были заранее дать на утверждение их список), потом — погрузка. Мы сели на пароход днём, но он должен был идти только на следующий день рано утром. Вместе с нами на пароход взошли и несколько чекистов. Я говорю про чекистов в форме, секретные агенты, конечно, тоже были… Наши паспорта нам на руки выданы не были, они остались у чекистов.

Неужели мы всё же уедем и ничто нас не задержит? Неужели это не сон? — думалось мне…

Вот вырисовывается Кронштадт и Толбухин маяк. От нашего парохода на ходу отваливает лодка, в ней наши чекисты… Пароход ускоряет ход. <…>

Тяжёлый камень сваливается с моего сердца — слава Богу! — мы едем… В то же время нет и лёгкого чувства радости, щемящая тоска охватывает меня. Я впиваюсь глазами в последний краешек родной земли. Безнадёжное серое небо, серое море, серый профиль маяка. Даже чайки почему-то кажутся серыми. Грусть, тоска, безнадёжность!.. Но это — Россия, страна наших отцов и дедов. Сердце сжимается… Неужели навеки?! ».

Философский пароход.Философский пароход. Источник: commons.wikimedia.org

Николай Бердяев, русский философ, представитель русского экзистенциализмa и персонализма: «Я не испытывал подавленности от изгнания, но у меня всё время была тоска по России. Первое тяжёлое впечатление у меня было связано со столкновениями с эмиграцией. Большая часть эмиграции встретила группу высланных подозрительно и недоброжелательно. Были даже такие, которые позволяли себе говорить, что это не высланные, а подосланные для разложения эмиграции. Вскоре после моего приезда в Берлин произошла встреча некоторых высланных с некоторыми представителями эмиграции, принадлежавшими к так называемому белому движению. Во главе этой группы белой эмиграции стоял П. Струве, с которым меня связывали старые отношения. Со Струве я разошёлся радикально, и, в конце концов, мы перестали встречаться и прекратили всякое общение.  Я относился совершенно отрицательно к свержению большевизма путём интервенции. В белое движение я не верил и не имел к нему симпатии. Это движение представлялось мне безвозвратно ушедшим в прошлое, лишённым всякого значения и даже вредным. Я уповал лишь на внутреннее преодоление большевизма. Русский народ сам освободит себя. Я был убеждён, что мы вступаем в совершенно новую историческую эпоху».