Где взять все лучшее?

1.

14 июня на заседании Госдумы случился казус, который получил широкий отклик в СМИ России. Спикер Госдумы единоросс В. Володин заявил, что, развивая наше высшее образование, необходимо «учитывать опыт царской России».

«Огромное количество ученых с мировым именем, которые реально совершили открытия, совершившие развитие многих отраслей, прошли подготовку в школах, вузах того времени. И сегодня мы используем их открытия, достижения», – сказал он. Эти его слова растиражировали газеты, новостные агентства, интернет-издания. Журналисты, просто читатели стали задавать резонные вопросы: «Какой же опыт нужно учитывать и какие традиции возрождать?» Появились эти вопросы и у меня. Так уж получилось, что история и философия университетского образования – это одна из сфер моих научных интересов. Я даже написал книгу об университетах, читаю студентам соответствующий спецкурс. Смею надеяться, что я имею представление о том, что из себя представляла система -университетов дореволюционной России… 

2.

Начал бы я с того, что университеты в России были созданы лишь в середине XVIII века (Московский университет – в 1755 году). Технические специализированные вузы, так называемые «школы», возникли чуть раньше – при Петре Великом. Наша университетская традиция – очень молодая, в Европе первые университеты появились аж в X–XI веках. Строго говоря, «наша» традиция полностью скопирована с западной, точнее – с немецкой. Петр Первый во время своих поездок за границу встречался с философом Лейбницем, затем переписывался с ним и тот дал царю-реформатору ряд ценных советов относительно обустройства в России Академии наук и высших школ. Основатель Московского университета Михаил Васильевич Ломоносов сам учился в Германии, у ученика Лейбница – Христиана Вольфа (последний, как и Лейбниц, состоял также в переписке с Петром Первым). Да и первое время в русских университетах преподавали почти сплошь немцы. В начале XIX века в Московском университете преподавали 11 профессоров из университетов Германии – Рейс, Рейнгард, Гольдбах, Турнейзен и др. Русским языком они не владели и читали лекции на немецком и на латыни. 

Свои собственные традиции высшего образования стали складываться  у нас довольно поздно, и надо заметить, были они очень своеобразными. Если Европа, прежде всего, в лице немецких университетов, шла к автономии высшей школы, то у нас все было наоборот. В Германии в начале  XIX века Вильгельмом фон Гумбольдтом была произведена знаменитая университетская реформа, и немецкие вузы вскоре стали образцами для других стран Европы и США. Смысл реформы состоял в том, что в высшей школе должен царить дух свободного научного поиска. Студенты выбирали себе преподавателей и предметы, исследовали научные вопросы, а гос-экзамены, дарующие ученую степень и право на должность, были вынесены за стены университета – в министерства. По мысли Гумбольдта, студент должен был идти в университет за знаниями, а не ради карьерного роста, ведь знания и сами по себе – высокая ценность. Такой подход превратил Германию в ведущую научную державу мира.  

В России, наоборот, вузы были включены в систему госслужбы, программы спускались из министерств, студенты были лишены выбора, подчинены строжайшей дисциплине (они попадали в карцер даже за небрежное ношение мундира). После окончания студенты получали чин по Табели о рангах. Российские университеты готовили чиновников, а не думающих людей, и юноши, увы, шли туда в основном не за знаниями, а чтоб получить вожделенный чин, а потом должность. Об этом с возмущением говорили революционные демократы. Дмитрий Писарев в статье «Наша университетская наука» писал про современных ему студентов: «...действительного стремления к образованию молодой человек не чувствует... Для бедного и незнатного человека университет составляет кратчайшую дорогу к чинам... наслаждениям жизни. Молодые люди идут завоевывать себе счастье, но не знания». Это признавали и царские министры, например, фон Кауфман, который заявил в начале ХХ века, что в России, собственно, университетов в европейском смысле нет, так именуются высшие школы по подготовке госслужащих. 

Кстати, вопреки убеждению Володина никакого огромного количества ученых российские вузы до революции не готовили. Во-первых, в Российской империи было до неприличия мало высших школ. В 1913 году в Российской империи проживало около 170 миллионов человек. На все эти 170 миллионов было всего лишь... 12 университетов. В Германии того же периода насчитывалось 67 миллионов жителей – на 100 миллионов меньше, чем в России, и было 22 университета. 

Крупнейший исследователь университетов А.Ю. Андреев приводит такие цифры: к концу XIX века в Российской империи  было всего лишь...

1204 профессора. Понятно, далеко не все они были выдающимися учеными. В итоге на 150-миллионную (в конце XIX века) империю набиралось от силы пару сотен ученых, которые обладали высоким авторитетом в международном научном сообществе... Откуда уж господин Володин вынес мнение об «огромном количестве», нам неведомо...  

Да и как их могло быть у нас много? 70% населения России в начале ХХ века были неграмотны и лишены возможности получить не только высшее, но и среднее образование. Специальными циркулярами («О кухаркиных детях») дети бедноты не допускались в гимназии, окончание которых только и давало право на поступление в университет. С эпохи Николая Первого правительство сознательно повышало плату за обучение в вузах. Власти были не заинтересованы в том, чтобы выходцы из низов попадали в элиту, к тому же среди студентов-разночинцев было немало революционеров. А как из тонкого слоя элиты могло бы выйти «огромное количество ученых»?

Есть и вторая причина. Российские университеты просто не были предназначены для подготовки научных кадров. Как я уже говорил, это были не университеты в европейском смысле, то есть центры науки, а высшие школы для обучения госслужащих. Так было записано и в уставах. Устав Московского университета от 1804 года гласил: «Императорский Московский Университет есть вышнее ученое сословие, для преподавания наук учрежденное. В нем приуготовляется юношество для вступления в различные звания государственной службы». Потому в российских университетах до 1917 года не было своей аспирантуры. Для подготовки диссертации выпускники были вынуждены ехать за границу, прежде всего, в Германию. Это, конечно, могли себе позволить далеко не все, а стипендию на это также получить было непросто. 

Кроме того, в Российской империи не было высшего женского образования. Во второй половине XIX века в крупных городах  (Санкт-Петербург, Москва, Казань, Киев) появились созданные энтузиастами Высшие женские курсы. Но количество их слушательниц было мизерным (в 1885 году на курсах Герье в Москве училось чуть больше 200 девушек), и эти курсы, как правило, не давали полноценного высшего образования. Поэтому женщины были вынуждены ехать учиться за границу, как Софья Ковалевская. 

Имелись ограничения и для так называемых «инородцев» (то есть подданных нерусского происхождения и неправославного вероисповедания). Так, в 1887 году министр просвещения Делянов (тот самый, который прославился «Циркуляром о кухаркиных детях») подписал другой циркуляр, согласно которому огранивалось количество евреев, которых могли принять в вузы империи: в черте оседлости допускалось не выше 10%, а за чертой оседлостии того меньше – 5%. Очевидно, такого рода дискриминация тоже не способствовала развитию российской науки.

Таковы были реалии высшего образования Российской империи. Осталось лишь поинтересоваться у господ единороссов: что они собираются заимствовать из этого опыта? Постоянное повышение платы за учебу? Сведение количества российских университетов до 12? Запрет высшего образования для женщин? Процентные ограничения при приеме лиц нерусского происхождения? Упразднение аспирантуры в российских вузах? К сожалению, господин Володин не конкретизировал свою мысль...

3.

Конечно, были у дореволюционных университетов и свои положительные стороны, достойные того, чтоб их перенять и даже развить. Это и сделала советская власть, которая действительно взяла от них все лучшее. К примеру, до революции в России была создана система госраспределения для выпускников вузов, которые учлись за счет госбюджета (их называли тогда казеннокоштными студентами). Студент, который все 4 года учебы (именно столько учились до революции) получал стипендию от государства и не платил за обучение, обязан был отработать после окончания 6 лет там, где укажет Министерство просвещения... В СССР эта практика стала повсеместной (поскольку коммерческих, «своекоштных» студентов в СССР не было). Называлась она госраспределение выпускников. При Ельцине распределение было упразднено и возрождать его вроде бы единороссы не собираются. Между тем отмена распределения была серьезным ударом по российским вузам. Исчезла обратная связь с производством. Вузы стали  выпускать специалистов, не зная, сколько и куда их нужно, стремясь лишь получить деньги за обучение... 

Итак, чтобы взять все лучшее от дореволюционной системы образования, нужно бы возродить советскую, которая все лучшее и вобрала. Но в нынешних условиях это просто невозможно. Депутат Горячева, с которой дискутировал Володин, вообще-то была права: поскольку базисом советской системы образования служила социалистическая плановая экономика, для воссоздания советских вузов нужно вернуться к ней. А для возрождения социалистической экономики – добавим мы – нужно прежде всего, чтоб  покинули свои должности и кабинеты разного рода капиталисты, «эффективные менеджеры» и единороссы. 

Рустем ВАХИТОВ