Заклятый враг государства

На модерации Отложенный Заклятый враг государства

Сегодня

 

 

 

Свою предыдущую статью (она называлась «Репрессии в РККА. Информация к размышлению» и была отчасти посвящена генерал-майору авиации Кидалинскому Н. М.) я сопроводил вот этой фотографией.

 

 

 

В первоисточнике описательная часть коллективного портрета оканчивалась фразой: «Человек на портрете справа – Н.А. Вознесенский, председатель Государственной плановой комиссии при Совнаркоме (Совмине) СССР (осужден и расстрелян в 1950 г)».

Я попытался разобраться, за что в 1950 году был осужден и расстрелян председатель Госплана страны.

Итак, Вознесенский Николай Алексеевич, академик АН СССР, на пике своей карьеры входивший в состав Политбюро ЦК ВКП(б) и в 1947 году ставший лауреатом Сталинской премии 1-ой степени.

«… на Политбюро высказывались различные мнения о возможности производства удовлетворить запросы Генштаба. – Писал Дважды Герой Советского Союза Маршал Советского Союза Василевский. - Вносились различные предложения. Но самым авторитетным являлось слово члена ГКО, председателя Госплана СССР Н. А. Вознесенского. Он нередко не соглашался с мнением И. В. Сталина, других членов Политбюро и точно называл количество материально-технических средств, которые может дать промышленность для рассматриваемой операции. Его мнение являлось решающим. Н. А. Вознесенский прекрасно знал народное хозяйство, имел точные сведения о его работе и в своих суждениях, оценках почти никогда не ошибался.

Я сохранил о Н. А. Вознесенском самые лучшие воспоминания. Его отличало не только глубокое знание народного хозяйства, но и постоянная целеустремлённость, заряженность на работу. Он любил работать много и не уставал от дела. Николай Алексеевич обладал колоссальной энергией. Когда не позвонишь, неизменно найдёшь работающим. Н. А. Вознесенский являлся и сильным организатором: если поручалась какая-то задача, можно быть уверенным в том, что она будет решена. И ещё запомнился он как человек — обаятельный, доступный, благожелательный. Он был цельной и яркой натурой…»

27 октября 1949 года Вознесенский был арестован по «Ленинградскому делу».

«Составители Большой Российской энциклопедии – рассказывает Владимир Кузнечевский, кандидат философских наук, доктор исторических наук, профессор, действительный член Международной Академии Информатизации при Организации Объединенных Наций - из года в год в течение всех последних 30 лет названному выше явлению посвящают всего 13 строк без всяких при этом изменений (само собой разумеется, что в советский период, даже после 1953 года, не было и этого).

Вот эти 13 строчек:

«Ленинградское дело» — это серия дел, сфабрикованных в конце 40-х — начале 50-х гг., по обвинению ряда видных партийных, советских и хозяйственных работников в измене Родине, намерении превратить Ленинградскую парторганизацию в опору для борьбы с ЦК и т. п. Н. А. Вознесенский, М. И. Родионов, А. А. Кузнецов, П. С. Попков, Я. Ф. Капустин, П. Г. Лазутин приговорены к расстрелу, остальные — к длительным срокам тюремного заключения. Одновременно был осуществлён массированный разгром Ленинградского партийно-административного руководства. В последующем все реабилитированы, большинство посмертно»

Всё.

Расстреляно было в рамках «Ленинградского дела» совсем не шесть человек, как сообщает Большая российская энциклопедия, а в разы и разы больше. - Продолжает рассказывать Кузнечевский - Только в одном хранящемся в президентском архиве официальном письме министра госбезопасности СССР Сталину от 23 марта 1950 года В. Абакумов просит разрешить применить к арестованным по этому «Делу» «изменникам Родины, шпионам, подрывникам-диверсантам» в числе 85 человек ВМН (высшую меру наказания). Список открывается фамилией Н. А. Вознесенского. На письме наложена резолюция: «Согласен. И. Сталин».

Российская энциклопедия вводит в заблуждение своих читателей и по поводу того, что «ленинградцы» были обвинены в судебном решении в «измене Родине». Такую формулировку действительно предлагали использовать в проектах судебного решения Г. Маленков, Л. Берия и В. Абакумов. Но, как показывают архивные документы и мемуары современников тех лет, Генсек, получив эти предложения, грубо, в матерных выражениях, оборвал всех троих и приказал убрать из текста судебного решения эту клаузулу.

В конечном итоге, в Обвинительное заключение судебная коллегия во главе с генералом Матулевичем включила межеумочные, не говорящие ничего конкретного слова о том, что «по делу привлекаются к уголовной ответственности участники вражеской группы подрывников в партийном и советском аппарате». Нет в тексте этого документа ничего и о том, в чём конкретно заключалась эта так называемая «подрывная работа».

Не могу не поблагодарить Кузнечевского за то, что он обогатил мое словарный запас "клаузулой" и прилагательным "межеумочный".

События, в той или иной степени связанные с «Ленинградским делом», до сегодняшнего дня фактически пребывают в зоне умолчания. И это при том, что судебные и политические репрессии, связанные с ними, носили настолько масштабный характер…»

Кузнечевский считает, что «речь идёт не только о замалчивании этих событий в историческом плане, но и об искажении их. Более того, складывается впечатление, что даже в наши дни и то, и другое носит явно направленный характер».

Единственным человеком, которому после смерти Сталина удалось не только поработать с архивными документами «Ленинградского дела» в читальном зале КГБ СССР в советское время, но и побеседовать с ответственными сотрудниками Комитета партийного контроля при ЦК КПСС, которым при Хрущёве была поручена работа по пересмотру ряда сталинских политических процессов, в том числе и «Ленинградского дела», до сегодняшнего дня остаётся Л. А. Вознесенский — сын расстрелянного в 1950 году Александра Алексеевича Вознесенского, выдающегося государственного деятеля России, министра образования РСФСР, ректора Ленинградского государственного университета, родного брата Николая Вознесенского. – Рассказывает Кузнечевский. - В неоднократных личных беседах Лев Александрович рассказывал автору настоящей работы о содержании хранящихся в архивах документов и подробностях «Ленинградского дела».

Из упомянутых бесед и в результате моей собственной работы в архивах удалось выяснить, что часть архивных документов, относящихся к «Ленинградскому делу», была изъята из фондов Г. Маленковым, а часть уничтожена направленной в архивы командой, сформированной Н. Хрущёвым, который целенаправленно заметал свои следы в репрессиях 30-х годов и в «Ленинградском деле».

В советское время в последний раз «Ленинградское дело» было рассмотрено 5 марта 1988 года. В заключении Комитета партийного контроля (КПК) при ЦК КПСС отмечено: «Вопрос о преступной роли Г. М. Маленкова в организации так называемого «Ленинградского дела» был поставлен после июньского (1957 г.) пленума ЦК КПСС. Однако Г. М. Маленков, заметая следы преступлений, почти полностью уничтожил документы, относящиеся к «Ленинградскому делу». Подвергнутый в ходе этого рассмотрения допросу бывший заведующий Секретариатом Маленкова А. М. Петроковский рассказал, что в 1957 г. он произвёл опись документов, изъятых из сейфа помощника Маленкова Д. Суханова. Как оказалось, Г. Маленков хранил в сейфе специальную папку с надписью «Ленинградское дело». В ней находились объяснения первого секретаря (с 1949 г.) Ленинградского обкома В. М. Андрианова, подготовительные материалы выступления Маленкова в Ленинграде на партактиве по «Ленинградскому делу», проекты постановлений Политбюро ЦК об исключении из членов ЦК ВКП(б) Н. Вознесенского и других. В 1957 г., перед осуждением «антипартийной группы Маленкова, Молотова и др.», Г. Маленков многие материалы из этой папки брал домой (в папке сохранились записи о номерах изъятых листов), но когда в КПК при ЦК КПСС ему было предъявлено требование вернуть взятое, Г. Маленков заявил, что он эти листы уничтожил как личные документы».

Почему здесь «торчат уши» Маленкова?

В первые послевоенные годы главными фаворитами Сталина были Жданов и Маленков.

Их иерархическое место в советской властной элите подчеркивает то обстоятельство, что на пленуме ЦК 1946 года с докладами выступают только три человека: Сталин, Жданов и Маленков. Только эти трое избираются на Пленуме во все высшие органы партии — Политбюро, Оргбюро и Секретариат.

При этом между собой Жданов и Маленков пребывали в состоянии застарелого и непримиримого конфликта, который стартовал в далеком 1926 году.

Нижегородский край, руководителем губкома которого в 1924 году стал Жданов, в эти годы оказался на самом острие индустриализации и, как следствие, на пике рабочих забастовок, масштаб которых стал угрожать индустриализации страны. Стремясь глубоко разобраться в этой опасности, ЦК в 1926 году посылает в Нижний Новгород партийную комиссию, во главу которой был поставлен инструктор Организационно-распределительного отдела ЦК Георгий Маленков.

Молодой (24 года от роду) партаппаратчик из Кремля воспринял своё задание как шанс привлечь к самому себе внимание Генсека, а для этого надо было максимально дискредитировать работу первого секретаря губкома, показать его неумелость и непрофессионализм. Маленков, что называется, «рыл землю», чтобы доказать это.

В документе исполненном Маленковым и представленном в ЦК, ситуация с настроениями пролетариата в Нижнем Новгороде выглядела удручающе. По мнению руководителя парткомиссии ЦК, крайком не принимал никаких мер по привлечению низового актива к пропаганде политики партии, основная масса членов партии не посещала даже партийных собраний, не участвовала в общественной жизни и не платила членских взносов. Маленков отметил также большое количество растрат, краж и особенно пьянство.

Молодой инструктор Орграспреда ЦК, по-видимому, рассчитывал, что после его доклада в ЦК 30-летний секретарь Нижегородского губкома будет снят с должности.

Но этого не произошло.

12 сентября 1926 года Жданова вызвали с объяснениями на заседание Оргбюро ЦК, которое вёл Сталин.

«Сталину очень понравились не только компетентность руководителя края, но и сама манера держаться на высоком партийном суде. – Рассказывает Кузнечевский - А несколько косвенных вопросов Жданову и ответы на них показали Генсеку, что секретарь Нижегородского губкома надёжно контролирует обстановку в большом и сложном регионе центральной России».

Помните фрагмент из «Сына полка»?

«— Выходит дело, ты всем показался, только одному капитану Енакиеву не показался. — Да, дяденька. Всем показался, а капитану Енакиеву не показался».

Жданов своему «капитану Енакиеву» показался, и его карьера пошла вверх.

Но отношения друг к другу Маленкова и Жданова с тех пор можно было бы, пожалуй, описать цитатой из фильма «Мимино».

«…такую личную неприязнь я испитываю к потерпевшему, что кушать не могу».

Кстати, возможно и даже вполне вероятно, что, как ни парадоксально, но именно наличие этого конфликта помогло и одному и другому взлететь так высоко в партийной иерархии.

Взаимная неприязнь Маленкова и Жданова гарантировала Сталина от того, что эти двое никогда не смогут объединиться в гипотетической попытке перехватить у него власть, что эти двое, обладая мощнейшими ресурсными возможностям обоих, будут следить за каждым шагом друг друга.

По мере своего роста в партийной иерархии Жданов активно выдвигал на руководящие посты лично преданных себе людей.

В 1935 году, возглавляя парторганизацию Ленинграда, он «вытаскивает» туда из Сталино (ныне Донецк, Украина) руководителя группы планирования и учёта Комиссии советского контроля при СНК СССР 30-летнего Н. А. Вознесенского и ставит его во главу Ленинградской городской плановой комиссии, а потом выдвигает его на должность председателя горисполкома Ленинграда. В 1937 году освобождается должность председателя Государственной плановой комиссии при СНК СССР, и Жданов, по воспоминаниям А. Микояна, рекомендует Сталину поставить на эту должность Н. Вознесенского, что и происходит.

В это же время Жданов дал старт карьерам Косыгина и Устинова.

Жданова планомерно наращивал свое влияние в аппаратном сеторе и после войны. Сталин соглашается со Ждановым в том, чтобы первый секретарь Ленинградского обкома и горкома А. А. Кузнецов стал секретарём ЦК по вопросам кадровой политики партии (в Питере его сменяет П. С. Попков). Сталин даже идёт дальше и уже сам, без подачи со стороны Жданова, предлагает вменить Кузнецову и контроль над органами безопасности в стране, за который (контроль) с военного времени шла постоянная тяжба и “перетягивание каната” между министром госбезопасности (с 1946 года) В. Абакумовым и Берией.

Одновременно с Кузнецовым секретарём ЦК и членом Оргбюро, оставаясь первым секретарём МГК и МК ВКП(б) и председателем Моссовета, стал другой выдвиженец Жданова — Г. М. Попов. А через месяц новым секретарём ЦК и заведующим Организационно-инструкторским отделом ЦК стал ещё один выдвиженец Андрея Александровича, известный ему ещё со времени работы в Нижнем, — 38-летний Н. С. Патоличев.

Выходцы из ленинградской команды Жданова в этот период возглавят и целый ряд регионов страны. “Ленинградцы” займут ключевые посты во вновь созданных в 1944-1945 годах Псковской и Новгородской областях. Второй секретарь Ленинградского обкома Иосиф Турко возглавит Ярославскую область. Председатель Исполкома Леноблсовета Николай Соловьёв возглавит Крымскую область. Секретари Ленинградского горкома Георгий Кедров и Александр Вербицкий станут партийными руководителями соответственно Эстонской ССР и Мурманской области.

Кроме того, заместителем министра Вооружённых Сил СССР становится близкий Жданову человек, бывший командующий Ленфронтом маршал Л. Говоров, а начальником Главного политического управления Советской армии — генерал И. Уткин, бывший руководитель Горьковского автозавода. Были и другие назначения подобного рода.

Подавляющее большинство этих выдвиженцев Жданова и составят список фигурантов «Ленинградского дела».

Неприязнь Жданова к Маленкову проявлялась в том, что он не пропускал ни малейшей возможности нагадить «Максимильянычу».

В 1947 году в своей записной книжке Жданов записал: «Посмотреть список членов и кандидатов в члены ЦК... вывести Маленкова, Жукова...».

«Что касается маршала Жукова, здесь всё понятно: это сделать приказал Сталин. – Рассказывает Кузнечевский - А про Маленкова вождь ничего не говорил. Это Андрей Александрович решил сделать сам, что называется, под сурдинку. И в таком виде подал проект постановления Пленума вождю. Но вышла осечка, по поводу Жукова Сталин поручил Жданову сделать специальное выступление (что Андрей Александрович и выполнил на Пленуме), а фамилию Маленкова в список членов ЦК молча, ничего не объясняя, самолично вписал».

Был еще один знаковый эпизод, о котором нельзя не упомянуть.

Анастас Микоян вспоминает, что именно в этот период во время одного неформального ужина на Ближней даче Сталина, сопровождавшегося немалым возлиянием спиртного, вождь вслед за восклицанием о том, что власть нужно оставить более молодым, прямо сказал, что партийные дела он считает возможным оставить после себя Алексею Кузнецову, а с правительством может справиться Николай Вознесенский. И Хрущёв, и Микоян вспоминают, что присутствовавшие при этом Молотов, Берия, Хрущёв, Микоян, Жданов сопроводили эту реплику Генсека гробовым молчанием.

Собственно говоря, все выше сказанное объясняет, почему именно Маленков возглавил карательную акцию против фронды Жданова, но оставляет вопросы, почему эта карательная операция имела место быть и кто был ее инициатором.

В 1947 году Жданов делает очередной шаг упроченью своего влияния в партийном аппарате.

Возможно, к этому шагу Жданова подтолкнул тост, произнесенный Сталиным 24 мая 1945 года, на торжественном приёме в Кремле по случаю Великой Победы, который по сию пору так любят смаковать апостолы ньюсталинизма.

«Товарищи, разрешите мне поднять ещё один, последний тост.

Я, как представитель нашего Советского правительства, хотел бы поднять тост за здоровье нашего советского народа и, прежде всего, русского народа.

Я пью, прежде всего, за здоровье русского народа потому, что он является наиболее выдающейся нацией из всех наций, входящих в состав Советского Союза.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне и раньше заслужил звание, если хотите, руководящей силы нашего Советского Союза среди всех народов нашей страны.

Я поднимаю тост за здоровье русского народа не только потому, что он — руководящий народ, но и потому, что у него имеется здравый смысл, общеполитический здравый смысл и терпение.

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941 - 42 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города Украины, Белоруссии, Молдавии, Ленинградской области, Карело-Финской республики, покидала, потому что не было другого выхода. Какой-нибудь другой народ мог сказать: вы не оправдали наших надежд, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Это могло случиться, имейте в виду.

Но русский народ на это не пошёл, русский народ не пошёл на компромисс, он оказал безграничное доверие нашему правительству. Повторяю, у нас были ошибки, первые два года наша армия вынуждена была отступать, выходило так, что мы не овладели событиями, не совладали с создавшимся положением. Однако русский народ верил, терпел, выжидал и надеялся, что мы всё-таки с событиями справимся.

Вот за это доверие нашему правительству, которое русский народ нам оказал, спасибо ему великое!

За здоровье русского народа!»

А в 1946 году, если верить мемуарам сына Жданова, произошел еще один знаковый эпизод.

В самом конце 1946 года на квартире Сталина собрался узкий круг Политбюро, на котором был поднят вопрос о партийном съезде. «Анализируя итоги прошедшей войны, в узком кругу членов Политбюро Сталин неожиданно сказал: «Война показала, что в стране не было столько внутренних врагов, как нам докладывали и как мы считали. Многие пострадали напрасно. Народ должен был бы нас за это прогнать. Коленом под зад. Надо покаяться».

А еще Сталин 9 февраля 1946 года в своём первом после войны публичном выступлении обмолвился, что «материальный уровень жизни народа необходимо повышать и для этой цели следует развёртывать производство товаров народного потребления».

Сталин решением пленума ЦК ВКП(б) в рамках подготовки к очередному съезду поручил Жданову и Кузнецову возглавить комиссию по разработке Программы и Устава ВКП(б).

Проект Программы партии, написанный под непосредственным руководством Жданова, Н. Вознесенского и А. Кузнецова (в редактировании окончательной редакции приняли участие П. Н. Федосеев, М. Б. Митин, Л. А. Леонтьев, Д. Т. Шепилов), в августе 1947-го был представлен Сталину.

Жданов (уже по собственной инициативе) в дополнение к проекту Программы партии представил вождю текст «Генерального хозяйственного плана развития СССР на 1946-1965 годы», подготовленный специалистами Госплана СССР во главе с Н. А. Вознесенским.

Под руководством Жданова, Кузнецова и Н. Вознесенского был подготовлен такой проект Программы ВКП(б), в котором если не центральное место, то близко к этому занимала, как пишет А. Волынец, «новация в определении места и роли русской нации в СССР» в трактовке её государствообразующей роли.

Кузнечевский добавляет, что «в проекте Программы «красной тряпкой для быка» было не только придание характера политического фактора «общественному мнению», что вождь и на дух не принимал, но и была сформулирована мысль о всенародных голосованиях «по большинству важнейших вопросов государственной жизни как общеполитического, хозяйственного порядка, так и по вопросам быта и культурного строительства»».

Это и сейчас – крамола и повод заклеймить закоперщиков «дерьмократами», «либерастами» и поместить их в первый ряд «пятой колонны».

В связи с созданием текста проекта партийной Программы Жданов и Вознесенский «замахнулись» и на то, что одновременно с Программой партии и в соответствии с заложенными в ней идеями необходимо будет разработать и новую Конституцию СССР с упором на развитие идеи самоуправления в хозяйственной и общественной жизни, предоставления больших прав местным советам и гарантий развития мелкого частного хозяйства на селе и кустарного (частного!) сектора в городах.

А в Генеральный план хозяйственного развития Вознесенский заложил опережающие темпы роста отраслей промышленности группы «Б» (средства производства для лёгкой промышленности) по сравнению с отраслями промышленности группы «А» (средства производства для тяжёлой индустрии).

«Но главное в Генеральном плане развития до 1980 года заключалось не только в новом подходе к пропорции между развитием промышленности по группам «А» и «Б» (хотя Сталину не понравилось и это, и в октябре 1952 года он в своей работе «Экономические проблемы социализма в СССР» не оставил камня на камне от этого тезиса Вознесенского и Жданова). Главное было в том, что Вознесенский в своём Генеральном плане развития сделал особый акцент на широком развитии в СССР товарно-денежных отношений, сформулировал необходимость расширения товарооборота между городом и деревней, между районами и областями, между различными отраслями народного хозяйства и между хозяйствующими субъектами, необходимость конкурентных отношений в торговой системе, зафиксировал необходимость перестройки планирования и укрепления экономических рычагов организации производства и распределения — денег, цены, кредита, прибыли, премии, поставив в прямую зависимость от всех этих инструментов экономического развития подъём благосостояния советских людей.

Вот уж этого Сталин стерпеть не мог никак. - Делает заключение Кузнечевский.».

Сталин, как станет понятно уже после «Ленинградского погрома» с этим мнением был категорически не согласен. В своей вышедшей в свет в 1952 году работе «Экономические проблемы социализма в СССР» он выдвинул прямо противоположное положение об усилении значения государственной власти в ходе построения коммунизма.

Летом 2013 года в беседах со мной Лев Александрович Вознесенский, сын расстрелянного в октябре 1950 года министра образования РСФСР Александра Алексеевича Вознесенского, рассказывал, что в 1949 году Сталин, прочитав «Генеральный план развития СССР до 1965 года», много времени провёл в беседах с Николаем Алексеевичем Вознесенским (вызывая его в кремлёвский кабинет и в длительных пеших прогулках на Ближней даче). Николай Алексеевич в это время (за несколько месяцев перед арестом) много и упорно работал над своим главным, как он говорил, трудом — 850-страничной «Политической экономией коммунизма» и охотно делился со Сталиным своими мыслями по поводу этой работы.

При аресте Вознесенского в 1949 году рукопись главного труда Вознесенского была арестована и, как говорят, уничтожена.

По сути, Вознесенский в 1946 году разработал и предложил для внедрения модель экономики, которая теперь с успехом реализована в Китае.

Сталин же считал, что «мы должны прийти к такому положению, когда всю экономику будет охватывать «государственный сектор» как «единый общенародный (выделено Сталиным. — Вл. К.) хозяйственный орган» «с правом сначала учёта всей потребительской продукции страны, а с течением времени — также распределения продукции в порядке, скажем, продуктообмена».

О, как!

Не стану углубляться в экономические аспекты задумок Вознесенского. Скажу лишь, что его идеи были, вне всяких сомнений, революционными.

Другой представитель фронды Жданова, новоназнеченный председатель Совета Министров РСФСР Родионов обратился к Сталину с письмом о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР.

«В РСФСР нет Министерства государственной безопасности, внутренних дел, и республиканские органы лишены всякой информации по их линии.

В РСФСР нет своего печатного органа. Если напомнить, что все республики имеют свои печатные органы, то отсутствие печатного органа РСФСР трудно объяснимо.

Прошу ЦК ВКП(б) рассмотреть вопрос о создании Бюро ЦК ВКП(б) по РСФСР.

Председатель Совета Министров РСФСР

М. Родионов».

И вождь, highly likely, почувствовал в этих предложениях угрозу для целостности государства, ту самую о которой он говорил 7 ноября 1937 года в очень узком кругу единомышленников.

«Каждая часть, которая была бы оторвана от общего социалистического государства, не только бы нанесла ущерб последнему, но и не могла бы существовать самостоятельно и неизбежно попала бы в чужую кабалу. Поэтому каждый, кто попытается разрушить это единство социалистического государства, кто стремится к отделению от него отдельной части и национальности, он — враг, заклятый враг государства, народов СССР. И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью... беспощадно будем уничтожать».

Но была в этот период и другая угроза, угроза уже не государству, в непосредственно Сталину. Победив в такой страшной войне, население страны пребывало в огромном воодушевлении, а пройдя, куя эту Победу, по Европе, заметила разницу в уровнях жизни побежденных и победителей.

Существовала реальная угроза, что найдутся силы, которые предпримут попытку развернуть это народное воодушевление в нежелательное для Сталина направление.

Совершенно неслучайно, что именно в этот период возникло «дело авиаторов», главными фигурантами которого были нарком авиационной промышленности Шахурин и командующий ВВС Новиков, публичной порке подвергли «маршала Победы», расстреляли бывшего маршала СССР Кулика, генералов Гордова и Рыбальченко, и еще 38 генералов и адмиралов получили различные тюремные сроки.

В конце 1947 года нашелся повод, чтобы наехать на командование ВМФ. Главнокомандующий ВМФ адмирал Кузнецов, его заместитель адмирал Галлер, адмиралы Алафузов и Степанов стали фигурантами дела о передаче в 1942–1944 годах Великобритании и США секретной информации о вооружении кораблей ВМФ и секретных морских карт.

Газета «Правда» от 28 января 1949 года статьей «Об одной антипатриотической группе театральных критиков», в которой говорилось, «что есть люди, зараженные пережитками буржуазной идеологии, пытающиеся отравлять творческую атмосферу советского искусства своим тлетворным духом и наносящих ущерб развитию литературы и искусства», дала старт кампании закручивания гаек в литературной среде.

Победителями ощущали себя не только армейский и флотский генералитет, но «тыловые генералы» - высшие чины партийного и советского аппарата.

И именно они и были главной составляющей этой угрозы, что и продемонстрировали своими инициативами.

По-видимому, в голове Сталина все эти моменты накапливались, а результатом стало то, что, в конечном итоге, вождь отклонил все наработанные «группой» Жданова подготовительные материалы к созыву XIX съезда ВКП(б) в 1947 году, отправил их в архив, а потом отказался и от самой идеи созыва партийного съезда.

В один из июльских дней 1948 года Жданов по дороге в Кремль по вызову Сталина потерял сознание прямо в машине и вместо кабинета вождя оказался в реанимационном отделении Кремлёвской больницы.

После выписки из больницы Жданова отправили на два месяца на реабилитацию на Валдай, где он и умер от инфаркта еще до окончания своего восстановительного отпуска.

Большинство историков сходятся во мнении, что именно смерть Жданова стала спусковым крючком для «Ленинградского дела».

Но некоторые обстоятельства говорят, что и инфаркт, и последующая смерть Жданова могли быть следствием того, что тот распознал признаки начала своего конца.

1 июля 1948 года Сталин вернул Ждановского непримиримого антагониста - Маленкова на должность секретаря ЦК и ввёл в состав Орготдела.

А 5 июля Сталин самолично набросал постановление Политбюро «О реорганизации аппарата ЦК ВКП(б)», в котором многочисленные компетенции Жданова были распределены между пятью секретарями ЦК, и передал эти наброски для выработки окончательного текста постановления Маленкову как уже фактическому наследнику Жданова.

Так или иначе, но после смерти Жданова уже никто не помешал Маленкову начать полномасштабное наступление на его команду. Комиссия Комитета партийного контроля выявила пропажу в возглавляемом Николаем Вознесенским Госплане 236 секретных документов.

Те, кому положено, повнимательнее присмотрелись к проведенной в январе 1949 года в Ленинграде Всероссийскщй торговой оптовой ярмарке товаров народного потребления и продовольственных товаров.

Приглядевшись, те, кому положено посчитали, что ярмарку провели без предварительного согласования.

Кузнечевский, опровергая этот фрагмент обвинения, рассказывает.

14 октября 1948 года Бюро Совмина СССР под председательством Н. Вознесенского (председателем Бюро на тот момент был Сталин, а его заместителями, которые попеременно вели заседания, были Вознесенский, Маленков и Берия) приняло решение о разработке мероприятий по реализации неликвидов, скопившихся на складах Министерства торговли СССР стоимостью более 5 млрд. руб.

Кроме того, сам Маленков 11 ноября 1948 года подписал постановление Бюро Совмина СССР «О мероприятиях по улучшению торговли», где всем руководителям союзных республик и областей указывалось: «Организовать в ноябре-декабре 1948 года межобластные оптовые ярмарки, на которых произвести распродажу излишних товаров, разрешить свободный вывоз из одной области в другую купленных на ярмарке промышленных товаров».

Руководство РСФСР (предсовмина РСФСР Н. И. Родионов) вошло в Бюро Совета Министров СССР с предложением провести, в целях реализации этих неликвидов, 10-20 января 1949 года в Ленинграде выставку образцов скопившихся товаров, назвав эту выставку оптовой ярмаркой. В предложении выражалась просьба разрешить приглашение на участие в ярмарке торговых организаций союзных республик.

Бюро Совмина СССР предложение руководства РСФСР рассмотрело и приняло решение согласиться с ним. Председательствовал, в силу очередности, на этом заседании Бюро снова Н. Вознесенский.

Те, кому положено, установили, что организаторы оптовой ярмарки не смогли толком реализовать продовольственные товары, свезённые в Ленинград со всей страны, что привело к их порче и ущербу в четыре миллиарда рублей.

Вскрылся и еще один косяк Ленинградцев - нарушения в подсчёте голосов во время выборов партийных руководителей в Ленинграде в конце 1948 года.

Ленинград доложил о том, что все руководители выбраны единогласно. В ходе проверки, проведенной под руководством Маленкова выяснилось, что из 1200 проголосовавших против Попкова на партконференции было подано 4 голоса, против Бадаева — 2, против Лазутина — 2, против Капустина — 15.

Апостолы сталинизма и сейчас считают, что это было колоссальным преступлением, а потому и наказание за него (расстрел) адекватным содеянному.

Правда, заявляя это, они не упоминают за малозначительностью о казусе XVII съезда ВКП(б), прошедшего 26 января — 10 февраля 1934 года, так называемого «съезда победителей».

А на нем, по воспоминаниям одного из членов счётной комиссии этого съезда «Сталин, кажется, имел 122 или 123 голоса «против», а Молотов и Каганович — каждый более 100 голосов. Но все бюллетени «против» были уничтожены».

Постановлением Политбюро от 15 февраля 1949 года А. А. Кузнецов, М. И. Родионов, П. С. Попков были сняты со своих должностей.

Но, «что положено попу – то не положено дьякону» и 13 августа 1949 года Кузнецов, Попков, Родионов, Лазутин и Соловьёв были арестованы в кабинете Маленкова. Вознесенский арестован чуть позже на основании решения Пленума ЦК ВКП(б), проходившего 12-13 сентября 1949 г.

 

 

 

Теперь за дело принялись сотрудники следственного аппарата министерства государственной безопасности.

Правленая стенограмма выступления генерального прокурора Руденко на собрании актива ленинградской партийной организации о Постановлении ЦК КПСС по «Ленинградскому делу» от 6 мая 1954 г. проливает свет на то, как проходило это следствие.

«Теперь я доложу партийному активу, как возникло это дело, как оно фабриковалось.

Известно, что постановлением Центрального Комитета ВКП(б) в феврале 1949 года за нарушение государственной дисциплины и отдельные проступки Кузнецов, Попков, Родионов были сняты с занимаемых постов с наложением на них партийных взысканий.

Никакого поручения МГБ о производстве следствия по этим фактам ЦК не давал.

Враг Абакумов решил использовать эти факты отдельных нарушений и проступков со стороны Кузнецова, Попкова, Родионова и других для того, чтобы при помощи преступных методов следствия искусственно представить эти факты как изменнические действия и контрреволюционное вредительство, а себя изобразить разоблачителем антисоветского заговора.

Однако, так как по поводу этих фактов уже имелось исчерпывающее постановление ЦК, а поручения производить следствие МГБ дано не было, Абакумов решил некоторое время выждать и до июля 1949 года не проявлял никакой активности.

Для того, чтобы осуществить свой авантюристический вражеский замысел о фальсификации дела по поводу несуществующего «заговора», Абакумов решил представить бывшего секретаря Ленинградского горкома ВКП(б) Капустина английским шпионом.

21 июля 1949 г. Абакумов направил заведомо ложную информацию товарищу Сталину, в которой сообщал, что Капустин является агентом английской разведки.

По приказанию Абакумова Капустин был арестован и без санкции прокурора заключен 23 июля 1949 г. в тюрьму. Санкция на арест Капустина была получена у прокурора только 1 августа, т. е. через 8 дней после фактически произведенного ареста и после получения от Капустина так называемого «признания».

Бывший следователь Сорокин показал, что Абакумов требовал обязательно добиться любыми средствами показаний Капустина о том, что он английский шпион. Капустин на допросах отрицал свою принадлежность к английской разведке, что вызвало злобу и недовольство у Абакумова. После этого Абакумов приказал начать избивать Капустина.

Сорокин показал: «Мне было тогда же передано указание Абакумова о том, чтобы я не возвращался в министерство без показаний Капустина о шпионаже. После избиения Капустина он начал давать показания, что, находясь в командировке в Англии, он был завербован английской разведкой. Однако эти его показания были путаны и настолько нежизненны, что я не мог им поверить и не записал это в протоколе допроса».

Действительно, из материалов уголовного дела по обвинению Кузнецова, Капустина и других видно, что обвинение в шпионаже Капустину предъявлено не было, хотя [он] в этом преступлении и «сознался».

С 23 июля по 4 августа Капустин непрерывно допрашивался и 4 августа подписал сфальсифицированный протокол допроса о вражеской деятельности в Ленинграде, назвав ряд участников — Кузнецова, Попкова, Вознесенского и других.

Следствием по делу руководил лично Абакумов. Его ближайшим помощником являлся Комаров. Как показал Комаров, Капустин по указанию Абакумова подвергался избиениям. После получения от Капустина ложных показаний, были арестованы в августе 1949 г. остальные обвиняемые.

О методах следствия, о том, как получались «признания», дают представление показания Турко, Закржевской, Михеева.

Я зачту вам сейчас извлечение из показаний бывш. секретаря Ярославского обкома партии, а ранее второго секретаря Ленинградского обкома партии Турко, допрошенного мною.

Турко показал:

«… Действительно, на предварительном следствии я подписал протоколы, в которых признавал себя виновным в совершении ряда контрреволюционных преступлений и подтвердил свою виновность на суде, несмотря на то, что я никаких преступлений не совершал и виновным себя ни в чем не считал и не считаю. Показания же о якобы совершенных мною преступлениях я вынужден был дать в результате созданного мне тюремного режима, угроз со стороны следствия, помещения в карцер и систематических избиений.

Сразу же после ареста меня вызвал следователь Путинцев и, не предъявляя каких-либо обвинений, начал в грубой форме требовать от меня признаний в совершенных мною преступлениях. Я заявил следователю, что не знаю, за что я арестован, т. к. никаких преступлений я не совершал. На это мне Путинцев ответил: „Подумайте. А чтобы легче было думать, я вас отправлю в военную тюрьму". В тот же день я был отправлен в Лефортовскую тюрьму, где и проходило следствие.

Меня систематически в ночное время вызывал следователь Путинцев и требовал, чтобы я сознался во вражеской деятельности и угрожал, что если я не сознаюсь, меня будут бить. Путинцев говорил мне, что они не таких, как я, уламывали. Но так как я отрицал свою вину, Путинцев начал меня систематически избивать на допросах. Он бил меня по голове, по лицу, бил ногами. Однажды он меня так избил, что пошла из уха кровь. После таких избиений следователь направлял меня в карцер. Он угрожал уничтожить мою жену и детей, а меня осудить на 20 лет лагерей, если я не признаюсь.

Когда я заявлял следователю, что не знаю в чем я виноват, он говорил мне, что в своих показаниях я должен исходить из того, что существует вражеская антипартийная группа во главе с Кузнецовым и Попковым и что я являюсь участником этой группы. При этом Путинцев заявлял, что я арестован по указанию правительства и меня все равно осудят. Он заявлял мне, что следствие — это голос Центрального Комитета партии и, ведя борьбу со следствием, я веду борьбу с ЦК.

Несмотря на это, я продолжал отрицать свою вину. Однажды Путинцев повел меня в кабинет к полковнику Комарову, который начал на меня кричать и требовать, чтобы я сознался в совершенных преступлениях, заявляя, что все арестованные вместе со мной уже признались и остался лишь я один. На мой ответ Комарову, что я ни в чем не виноват, он схватил меня и ударил головой о стенку, после чего вызвал дежурного и отправил меня в камеру. Во время этих допросов никаких протоколов не велось.

Спустя некоторое время Путинцев вызвал меня и предложил подписать заранее составленный им протокол моего допроса. На мое замечание, что в этом протоколе все неправда и возводится клевета на А. А. Жданова, Путинцев заявил, что они ведут следствие невзирая на лица. Я отказался подписать этот протокол, тогда Путинцев меня избил и бросил в карцер.

В результате такого бесчеловечного обращения со мной, систематических избиений, применения карцера, лишения сна я потерял способность к сопротивлению и подписал все, что мне предлагал следователь…

Во время моих допросов в кабинет неоднократно заходил подполковник Рюмин, который также требовал, чтобы я давал показания, говорил, что меня нужно убить за то, что я отрицаю свою вину, а на мое заявление, что меня бьют, Рюмин ответил: „Мы бьем и этого ни от кого не скрываем"».

Об этом удивительном персонаже, который, будучи всего лишь подполковником, был назначен Сталиным на должность заместителя министра государственной безопасности по следствию я рассказывал в статье "Роковая ошибка кровавого карлика"

Проверкой показаний Турко было установлено, что с 26 августа по 29 октября 1949 года он вызывался на допросы 41 раз. Большинство вызовов происходило в ночное время, причем допросы длились до утра. Такой метод также служил целям физического и морального изматывания арестованного, т. к. согласно правил тюремного режима заключенные не имеют права спать в дневное время. Первый протокол допроса Турко с «признанием», причем не записанный от руки, а отпечатанный на пишущей машинке, датирован 30 октября. В этом протоколе Турко признал себя виновным в антисоветской вражеской деятельности и дал показания против других лиц.

Нужно указать, что 27 октября Турко был заключен на 5 суток в карцер. Он был освобожден из карцера досрочно 29 октября, после того как согласился подписать требовавшиеся от него фальсифицированные показания.

Бывший следователь Путинцев на вопрос о причинах заключения Турко в карцер показал:

«Признаю, что заключение в карцер Турко по указанию Комарова и Абакумова было с целью получения признательных показаний… Я признаю, что по делу Турко было допущено нарушение законности, применялись угрозы, я заявлял Турко, что „вас могут избить". Все это делалось на основании прямых указаний Абакумова и Комарова.

Если Комаров заходил на допросы Турко, то он, безусловно, его избивал, ибо это было у него обычным правилом… Должен откровенно признать, что я лично сомневался в обвинениях, предъявленных Турко и Закржевской. Но мы требовали такие показания в результате давления Абакумова».

Аналогичными приемами вымогались ложные показания и от привлеченной к ответственности по этому делу бывшей заведующей отделом партийно-комсомольских и профсоюзных органов Ленинградского обкома КПСС Закржевской.

Закржевская была арестована и заключена в тюрьму, будучи беременной.

В результате условий, в которых она находилась в тюрьме, у Закржевской произошел выкидыш. Несмотря на крайне тяжелое физическое и психическое состояние, Закржевская подвергалась систематическим вызовам на ночные допросы, во время которых от нее требовали признаться в якобы совершенных ею контрреволюционных преступлениях, а также изобличить в этом других лиц. На очной ставке с Закржевской Комаров показал, что, когда он впервые увидел Закржевскую на допросе, то обратил внимание на ее беременность и, приехав в министерство, доложил, что допросы беременной женщины производят ночью. Как показал Комаров:

«Абакумов грубо обрезал меня, заявив: „Нашелся мне тоже защитник. Врач не запрещает, а ты определяешь возможности ее допроса. Не вмешивайся в это и занимайся своими делами".

Закржевскую вызывали на допросы не только следователи, но и Абакумов, который требовал от нее ложных признаний о преступных связях с Кузнецовым. Через некоторое время Закржевской стали давать на подпись сфальсифицированные протоколы допросов. Доведенная до состояния морального и физического изнеможения, Закржевская подписала эти сфальсифицированные, лживые признания».

Михеев также подтвердил, что дал свои показания под воздействием незаконных методов следствия.

Перед судебным процессом Комаров по заданию Абакумова производил специальную усиленную подготовку подсудимых и вовлек в это преступное дело следователей. Так, Турко по этому поводу показал:

«Перед началом суда следователь Носов предупредил меня, чтобы я в суде показал все так, как записано в протоколах допроса. Он говорил, что вина моя небольшая и моя задача состоит в том, чтобы разоблачить подлость Кузнецова. Затем меня вызвал полковник Комаров и потребовал, чтобы я на суде повторил лишь то, что записано в протоколах допроса и с угрозой предупредил меня: „Суд идет и пройдет, а вы останетесь у нас". Я это понял так, что, если я в суде откажусь от показаний и расскажу о том, как со мной поступали на следствии, то меня снова будут бить… Накануне суда следователь Носов дал мне копию протокола моего допроса от 30 октября 1949 года и сказал, чтобы я хорошенько его прочел, запомнил и повторил на суде. Копию этого протокола я несколько раз прочел, зазубрил и повторил в суде. В перерывах судебного заседания ко мне приходили Комаров, Путинцев и Носов и говорили, что суду все ясно, что я должен на суде во всем признавать себя виновным и просить у суда пощады. Так я и сделал».

Подобные же показания о подготовке к судебному процессу дали Закржевская и Михеев.

Бывш. следователь МГБ Носов показал:

«Подготовка обвиняемых к судебному процессу имела место, ведущая роль в этом принадлежала Комарову».

«В августе 1950 года – рассказывает Кузнечевский - вождь приказал своему министру госбезопасности предоставить ему список обвиняемых по «Ленинградскому делу», и уже 10 августа такой список на 10 человек был Генсеку предоставлен. Прочитав список, вождь разгневался тем, что в списке были названы «всего лишь» 10 человек, в грубой форме и в матерных выражениях обругал Абакумова за «мягкотелость», потребовал увеличить список до 33 человек и приказал добиться от арестованных признательных показаний, а если они «не признаются» в своих «преступлениях», то их «нужно побить». Поскольку министр не знал, кого ещё включать в список, то Сталин лично вписал карандашом в список ещё 23 фамилии.

Главное обвинение, предъявленное «ленинградцам» со стороны Сталина, было обвинение в «русском национализме», которое, по его мнению, могло привести к распаду Советского Союза, а в этом вопросе Генсек о компромиссах не хотел даже слышать».

Маленков и Берия мысли Сталина в «Ленинградском деле» угадали и в проекте закрытого письма к членам ЦК написали прямо:

«Во вражеской группе Кузнецова неоднократно обсуждался и подготовлялся вопрос о необходимости создания РКП(б) и ЦК РКП(б), о переносе столицы РСФСР из Москвы в Ленинград. Эти мероприятия Кузнецов и др. мотивировали в своей среде клеветническими доводами, будто бы ЦК ВКП(б) и союзное правительство проводят антирусскую политику и осуществляют протекционизм в отношении других национальных республик за счёт русского народа. В группе было предусмотрено, что в случае осуществления их планов Кузнецов А. должен был занять пост первого секретаря ЦК РКП(б)...».

«Следует учесть, — писали Берия и Маленков, — что с одним из руководящих членов этой группы Капустиным, как выяснилось теперь, во время пребывания его в 1936 году в Лондоне установила связь английская разведка. Сейчас стало очевидным, что Кузнецов А. и Попков имели сведения об этом, но скрыли их от ЦК ВКП(б)».

Но тут они явно перестарались. Во-первых, Сталин не поверил в шпионскую связь Капустина с английской разведкой (Абакумов не смог предоставить Генсеку каких-либо доказательств на этот счёт, и этот сюжет не вошёл ни в обвинительное заключение по «делу», ни в приговор).

Маленков в проект письма членам ЦК внёс ещё три фамилии, не испросив на это разрешения у вождя. “Следует указать на неправильное поведение Косыгина А. Н., который оказался как член Политбюро не на высоте своих обязанностей, — внёс своей рукой в черновик документа Георгий Максимилианович. — Он не разглядел антипартийного, вражеского характера группы Кузнецова, не проявил необходимой политической бдительности и не сообщил в ЦК ВКП(б) о непартийных разговорах Кузнецова и др.

Политбюро считает также необходимым отметить ту политическую ответственность, которая ложится на Жданова А. А. за враждебную деятельность ленинградской верхушки... Сейчас трудно объяснить, как мог Жданов А. А. не разглядеть вражеского лица Кузнецова, Попкова, Капустина, Соловьёва и др., которых он настойчиво выдвигал...

Политбюро считает также нужным сказать, что наиболее влиятельные из лиц, замешанных во враждебной работе, являются людьми, близкими к тов. Молотову...

..Исходя из сказанного Политбюро выносит на рассмотрение Центрального Комитета ВКП(б)... предложения... Вывести из состава Политбюро тов. Косыгина А. Н.; обязать т. Молотова дать объяснения ЦК ВКП(б) в связи с тем, что касается изложенного в настоящем письме, и поручить Политбюро рассмотреть эти объяснения».

Синий карандаш вождя вычеркнул из текста всякое упоминание о Косыгине и Молотове (оба они были оставлены членами Политбюро ЦК). Судя по пометам на тексте, наибольшее мучение Сталину доставило определиться в отношении покойного уже бывшего его первого заместителя по Секретариату ЦК. Сначала Генсек на полях документа написал, что глава «преступной группы» «ленинградцев» А. А. Кузнецов «злоупотребил доверием тов. Жданова», потом зачеркнул этот пассаж и пометил: «кадровые назначения происходили при поддержке тов. Жданова, питавшего полное доверие к Кузнецову». Потом слово «полное» было им зачёркнуто и заменено на «безграничное доверие». В конце концов, Сталин дважды зачеркнул слово «безграничное», вновь заменил его на “полное” и так и оставил в конечном варианте.

Смерть Жданова, которую Маленков хотел использовать чтобы пнуть труп бывшего противника, Сталин решил использовать по-другому.

Она стала поводом к "делу врачей", о чем я рассказывал в статье "РОКОВАЯ ОШИБКА КРОВАВОГО КАРЛИКА. «Дело врачей»"

 

 

 

В конечном итоге, Сталин так и не решился направить такое письмо членам ЦК, написав на нём: «В архив», — и разрешил начать судебный процесс.

4 сентября 1950 года на стол вождю легла бумага за подписью министра МГБ В. С. Абакумова и Главного военного прокурора генерал-лейтенанта юстиции А. П. Вавилова:

“Сов. секретно

Центральный Комитет ВКП(б)

товарищу Сталину И. В.

При этом предоставляем обвинительное заключение по делу Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина, Родионова, Турко, Закржевской и Михеева. Всего в количестве девяти человек.

Считаем необходимым осудить всех их Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР, причём основных обвиняемых Кузнецова, Попкова, Вознесенского, Капустина, Лазутина и Родионова, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР от 12 января 1950 года, — к смертной казни — расстрелу, без права помилования, с немедленным приведением приговора суда в исполнение. Турко — к 15 годам тюрьмы, Закржевскую и Михеева — к 10 годам тюремного заключения каждого.

Состав суда определить: председательствующий — заместитель председателя Военной Коллегии Верховного Суда Союза ССР генерал-майор юстиции Матулевич И. О., члены суда — генерал-майор юстиции Зырянов И. М. и генерал-майор юстиции Детистов Ю. В.

Дело заслушать в Ленинграде без участия сторон (прокурора и адвокатов) в закрытом заседании, без опубликования в печати, но в присутствии 100-150 чел. из числа партийного актива ленинградской организации.

Слушание дела, с учётом необходимой тщательной подготовки судебного разбирательства, можно было, по нашему мнению, начать 25 сентября 1950 года.

Просим Ваших указаний.

Абакумов

Вавилов”.

На обвинительном заключении Сталин написал: “Во главе обвиняемых поставить Кузнецова, затем Попкова и потом Вознесенского”.

28 сентября обвинённым дали расписаться на обвинительном заключении. 29 и 30 сентября состоялось судебное заседание. В ночь на 1 октября было вынесено решение суда. Спустя час после оглашения приговора шесть обвинённых по распоряжению Матулевича были расстреляны, тела их зарыты на Левашовской пустоши под Ленинградом и засыпаны негашёной известью. Депутата Верховного Совета СССР, заместителя председателя Владимирского облисполкома И. М. Турко, заместителя заведующего Отделом партийных органов ЦК ВКП(б) Т. В. Закржевскую и депутата Верховного Совета СССР, заместителя председателя Владимирского облисполкома Ф. Е. Михеева осудили на длительные сроки тюремного заключения.

О ходе судебного разбирательства известно со слов члена Политбюро ЦК КПСС вплоть до октябрьского (1964 года) Пленума ЦК, первого секретаря Ленинградского обкома в 1950-е годы Ф. Р. Козлова.

«Судебное заседание шло 28-30 сентября 1950 года. Часто прерывалось на час-два. Во время этих перерывов председательствующий Матулевич связывался со Сталиным и докладывал детали и подробности о том, как ведут себя обвиняемые.

В первый же день, когда председательствующий спросил А. А. Кузнецова, признаёт ли он себя виновным, тот ответил твёрдо и решительно: «Нет, не признаю!» Не признали также себя виновными и Н. А. Вознесенский, М. И. Родионов, П. С. Попков.

Тогда заседание суда прервали и обвиняемых увели в тюрьму. Через день заседание суда возобновилось, обвиняемых Кузнецова, Попкова, Вознесенского ввели под руки, они были так избиты, что сами уже не могли двигаться. Их усадили в кресла и снова начали допрос. «Признаёте ли вы сейчас себя виновными?» — спросили снова у Кузнецова. Он уже не мог встать и, безжизненно махнув рукой, чуть слышно прохрипел: «Признаю!»

Признали себя виновными и все другие подсудимые. И лишь один Николай Алексеевич Вознесенский нашёл ещё в себе достаточно сил, чтобы сказать: «Нет! Не признаю. Можете меня расстрелять, но я не совершил никакого преступления!».

В заключение, напомню Вам фразу Сталина 1937 года.

«И мы будем уничтожать каждого такого врага, хотя бы был он и старым большевиком, мы будем уничтожать весь его род, его семью... беспощадно будем уничтожать».

И процитирую фрагмент справки, которую 10 декабря 1953 года председатель КГБ СССР Серов и министр МВД Круглов представили Н. Хрущёву.

«Так, например, осуждены Особым Совещанием МГБ на 5 лет ссылки мать бывшего секретаря Ленинградского обкома партии Бадаева в возрасте 67 лет и две его сестры, проживавшие самостоятельно. Осуждены в ссылку: отец бывшего секретаря Ленинградского горисполкома Бубнова в возрасте 72 лет, мать 66 лет, два брата и две сестры. У бывшей заведующей Отделом комсомольских и профсоюзных органов Ленинградского обкома Закржевской осуждены Особым Совещанием в ссылку три сестры и дочь одной из сестёр — Балашова Таисия в возрасте 20 лет. У бывшего секретаря Ленинградского горкома Лёвина осуждены на разные сроки лагерей и ссылки мать, жена и три брата. Причём все братья значительно старше Лёвина, а одному из них 60 лет. У бывшего заместителя председателя Ленгорисполкома Галкина, кроме его жены, осуждены брат с женой и сестра на 5 лет ссылки каждый и дочь брата на 3 года ссылки».

Мужик сказал –мужик сделал.