Сталинщина в воспоминаниях русских крестьян. Сборник №3.

Здесь воспоминания крестьян - очевидцев коллективизации и раскулачивания преимущественно в Кемеровской и Новосибирской областях, а также Алтайском крае и некоторых других регионах СССР. Некоторые воспоминания дополнены соответствующими архивными документами.
В данном сборнике: Скопенко В.П., Абросимова М.С., Бондаренко Г.И., Осипов Г.Ф., Рубцов Д.Е.

Скопенко Варвара Петровна
родилась в 1905 г. на украинском хуторе в Черниговской области. Рассказ записала правнучка Шайдирова Надежда в 1999 г.
"Наша семья состояла из семи человек: отец, мать, две дочки и три сына. Родители были, как сейчас называют, середняками. То есть, жили не богато, но и не бедствовали. Работать не ленились, вот и жили справно.
В 18 лет меня отдали замуж. Мужа я увидела в первый раз, когда сваты пришли. Я любила другого. Гуляли мы с ним. Я и замуж за него уже было собралась. Но отец об этом и думать запретил. После свадьбы переехала жить к мужу. Да что там, собственно, переезжать было! Не то, что вы сейчас. Родителей стала видеть редко.
С мужем жили дружно. За всю жизнь мы с ним поругались только один раз. Поэтому я совсем не жалею, что отец выдал меня за него (его Иваном звали), а не за того, с кем я гуляла.

Муж со своими двумя братовьями разрабатывали землю: выкорчевывали деревья, пахали. Мы там сеяли рожь. Хлеб был свой, скотина тоже своя. Но не долго мы так жили. Когда советская власть стала к нам ближе подступать, муж с братом уехали в Сибирь. Мы побаивались этой власти. Не нравилась она нам и пугала. Ведь нас называли кулаками. А как с кулаками советская власть обходилась?! Один Бог знает, да те, кто пережил всё это! Кто такой кулак был в их понятии? – наживший богатство на чужом труде. А на самом деле это был тот, кто своим горбом все заработал. А кто не работал, тот и беден был. Кто же ему мешал землю разрабатывать, пахать, сеять? Работал бы как следует, и он был бы богатым.

Я одна дома была, когда раскулачивать пришли. А было-то у нас две лошади, четыре коровы, три свиньи, овец голов 10, куры да гуси. Пришёл председатель тамошнего колхоза да два его помощника. Они, кстати, раньше в бедняках числились, в батраках всю жизнь ходили, своего хозяйства не держали. Забрали у нас лошадей, зерно. А коров с баранами должны были на следующий день забрать. Я, недолго думая, продала коров, перерезала баранов. Часть отдала родителям, часть продала, а что-то взяла с собой в дорогу. Поехала к мужу в Сибирь. Помню, брат мой младший, Вася, сильно со мной просился. Но я его отговорила. Ведь сама не знала куда еду. Потом очень жалела, что не взяла его с собой. В войну потом его убили.

В поезде меня обокрали, украли чемодан с продуктами. Но люди добрые помогли. Приехала я на Барзас. Там меня муж встретил. К тому времени он уже успел дом срубить, пасеку завести. Советская власть сюда пока не дошла. Но потом и в Сибирь пришла коллективизация...

Ивана моего забрали в 1941 г. на войну. А в 1942 г. я получила на него похоронку. Так и осталась я в свои 37 лет одна с четырьмя детьми. Ох, и трудно без мужа! Деваться было некуда, пошла и я в колхоз. Дети хоть и ходили в школу, закончили по четыре класса, но работали в колхозе наравне с взрослыми. В войну был голод, дети ходили в лес за грибами, ягодами.

Во время войны мужиков мало осталось в деревне. Не очень-то прибавилось их и после войны: большая часть мужиков погибла. Женщина в то время забыла про себя. Она была и трактористом и пахарем, и дояркой. Работали мы от зари до захода солнца. Некоторые не выдерживали, в город бежали. Да куда от власти убежишь?! Паспорта ведь нам не выдавали. Беглецов возвращали назад.

После войны вроде полегче стало. Старший сын и средняя дочь уехали в город. Дочь сначала было нанялась сиделкой у сестры нашего председателя колхоза. А потом в шахту пошла работать. А сын женился и уехал в другую деревню.

Как кто виноват, что деревня не может выбраться из нищеты до сих пор?!
Да тот, кто делал советскую власть, тот и виноват!"



Абросимова Матрена Спиридоновна
родилась в 1909 в д.Усть-Кум нынешней Новосибирской области. Рассказ записала Павлова Светлана в 1999 г. (г. Кемерово)
"В семье было 11 человек. Жили небогато: шесть коров, три лошади, овцы, гуси, куры. В деревне были дворы и побогаче. Но были и совсем бедные. Бедняками считались те, кто работать не хотел. Была, например, у нас одна такая бедняцкая семья из семи человек. Отец у них не работал, а только собак вешал. Снимал с них шкуры и шил шапки. Жили у нас и совсем зажиточные семьи. Их называли кулаками. Помню одну из них с какой-то волчьей фамилией, что-то вроде Волкодавы. У них было всего больше нашего раза в три. Была даже своя молотилка. Работали они сами, специальных работников не нанимали. Но на них часто работали те крестьяне, которые пользовались их молотилкой.

У нас было заведено помогать друг другу в уборке урожая. Между собой жили хорошо, спокойно, уважительно. Поэтому и двери никто и никогда не закрывал на засовы и замки. Воровство в деревне случалось очень редко, да и то после образования колхозов. Эти случаи помню все.
Однажды у одних украли рыбу из снастей. Воров поймали, обвешали рыбой и прогнали в таком виде через всю деревню. В другой раз сено украли. Воров обвязали пучками сена и провели по деревне (сено было колхозное). Для людей это был большой позор. Как-то раз из стада пропал бык. Его искали три дня. Но нашли во дворе одного дома только бычью шкуру. Там же нашлось и мясо. Это Петр Кошелев с дружками зарезал быка, а мясо приготовил продать. Петра обернули в шкуру, нацепили рога на лоб и гнали, как собаку, по всей деревне. После этого он из деревни уехал. Вот такие у нас были суды – настоящие, народные!

Как организовывали колхоз, я не помню. Помню только, что три дня скотина ревела. Её согнали в один двор и продержали без корма и дойки три дня. Со стороны крестьян было какое-то недовольство (высказывали начальству) и скотину распустили по домам.

Ещё я помню раскулачивание. Из нашей деревни сослали много семей. Семью Волкодавов сослали в Нарым. А их имущество отошло колхозу. Часть вещей была выставлена на продажу и была раскуплена бедняками. Мы покупать те вещи не стали. Отец и мать сказали: «Как же можно чужое добро брать?!». Судьба высланных нам была неизвестна. Кроме одного случая. Двенадцатилетний мальчик Алексей сбежал (так он сказал в деревне) от сосланных родителей и устроился в колхозе пастухом. Председателя еле упросили принять его. Нельзя было. Он же – сын кулака.

Замуж вышла в 20 лет. Мужа своего до свадьбы практически не знала. Он жил в соседней деревне, там был совхоз. Стала в том совхозе работать дояркой. Там хоть и небольшие деньги платили, но это были всё-таки не колхозные трудодни – палочки. Жили, конечно, в основном на то, что сами выращивали. Потом мы с сыном уехали на заработки в Кемерово. Я устроилась на завод. Вскоре и мать с отцом уехали из колхоза. Для того, чтобы тогда уехать из деревни, надо было у председателя колхоза выпросить справку, а потом ехать в райцентр, где уже «снимали метрику» и давали паспорт.

В Кемерово жили на правом берегу с семьей брата, матерью и отцом.

Домишко был небольшой, но добротный. У нас была корова и пять соток земли. Вскоре случилось несчастье: тифом заболели сын и мама. Мама пролежала 40 дней в больнице и вылечилась. А сын после дезобработки умер. Мама рассказала как их дезинфицировали. Завели в кабину, стали поливать водой. А в это время теплая вода отключилась и пошла только холодная. Под этой водой их держали 40 мин. От переохлаждения мой трехлетний сын и умер.

Жили в городе трудно. На работу ходили на другой берег по железнодорожному мосту, по которому два раза в день (утром и вечером) ходил поезд.

Молились на левом берегу в молельном доме. Церкви здесь не было. Хозяйку того дома потом судили за то, что она его предоставила для молящихся.

Перед войной я вышла второй раз замуж. Муж был мордвин, поэтому его не взяли на фронт, а забрали в стройбат. Всю войну он служил на правом берегу.

В войну было трудно. Хлеб выдавали по карточкам: на иждивенцев приходилось по 200 гр. в день, а на детей – 300 гр. Хлеб был тогда специфический, его качество сильно отличалось от современного. Он почему-то сильно крошился.

Вырастили двух сыновей, старшему сейчас– 60 лет, младшему – 57. Есть пять внуков и три правнука."



Бондаренко Георгий Иванович
родился в 1909 г. в д. Камысла нынешней Кемеровской области. Рассказ записала Соломыкина Александра в 2001 г. (г. Кемерово)
"Отец мой был великим тружеником, хотя ходил на костыле (повредил ногу еще на царской войне). Всё всегда делал со смыслом и по уму. Всегда в работе. Поэтому и нажили 2 мельницы (водяная и ветряная), маслобойку, сноповязку, сложную молотилку, 50 десятин земли. А земля наша хорошая, колоски были с ладонь (показывает). А ведь руками убирали. Обмолотишь сноп, граблями соберешь, вытрясешь солому, зерно сгребешь в кучу и опять кладешь. Красота!
Отец был добрая душа, всем в округе молотил, крупу дробил. Беднякам отдавал муку бесплатно. Народ и избрал его старостой церкви. Все у нас было. Скотины много: корова, телята, свиньи, гуси, куры, утки. Много работали для себя. Семья у нас была большая: четыре брата и сестра. Я был старший, потом - Тихон, Иван, Федор, Федоська, Павел.

А отца моего, Ивана Тихоновича Бондаренко, и меня в 1930 г. лишили избирательных прав «за эксплуатацию батраков и сельскохозяйственных машин». В 1932 г. нас раскулачили, все отобрали. Три амбара было. Все вывезли, весь хлеб. А нас сослали в Нарым. У меня жена беременная была. Тяжело вспоминать. Она там в Нарыме возле костра и родила сына. Он только раз крикнул и покинул этот свет. Гробик я ему ножом сделал...

Ничего не было, снег один. Бараки строили, когда пришли. Ночь у костра спим, а день барак строим. Много семей там было. Никто нас и не кормил, живите, как хотите. А охрана – чистые звери были.

Тяжело было на лесоповале. Но выживали, если не надрывались и не околевали. Вот и я выжил. Бежал ведь я оттуда с отцом. Скитались долго. Поймали нас, обратно привезли. А брата моего, Федора, в январе 1938 г. расстреляли «за вредительство и проведение антисоветской агитации среди рабочих» по приговору тройки НКВД. Он работал слесарем в паровозном депо. После смерти брата и смерти жены (она не могла после Нарыма оправиться) сбежал я в Ригу, чтоб никто не трогал, никто не знал меня. Спрятаться хотел (долго задумчиво молчит). Год прожил тихо. А однажды латыш сосед говорит: «Ты уезжай, тебя хотят расстрелять». Он дал мне хлеба, масла, немного денег, и я уехал. Почему он мне помог, так и не знаю.

А мне все спрятаться хотелось от «черного воронка». После смерти брата мне постоянно мерещился этот «черный воронок». Всегда боялся - приедут, заберут. Уехал я на афганистанскую границу, под чужой фамилией. Работал и наладчиком, и электростаночником, и трактористом. Работал - кем придется, нельзя было отказываться. А когда война началась, я уже в Казахстане на свинцовом руднике работал. Бронь от фронта была. Снаряды мы готовили. Женился я в Казахстане. А жена-то – землячка. Из Тогучина оказалась. У нее двое детей было: Коля и Володя. Николай на Севере сейчас живет, а Володя умер. Бог и ее прибрал. Долго я с ней возился: ноги у нее болели.

Было и у нас доносительство. Как-то работали, потом пообедали - чем пришлось. А начальник выходит и говорит: «Вот это надо сделать к таким-то часам». А один из нас говорит, что у Бога дней много, чего спешить. На утро он не пришел на работу, не видели мы его больше.

Бывало, женщины в поле свеклу соберут, а их – в тюрьму на десять лет за это. А ведь у них дома дети. Ни на что не смотрели. Много людей умерло в голоде. Бабка хлеб испечет, завяжет в тряпочку, за пазуху спрячет и несет на базар. А там ее схватят. Как же! Спекулянтка. Хлеб отберут, а она уйдет ни с чем.

Тяжелая жизнь была. За что отцовскую, мою и братову жизнь изломали?! Ведь не собаки же мы были. Никого не убивали, не грабили. А нас изводили, как последних злодеев. Не должно такого повториться.

Сколько ни выпало бед на семью нашу, Бондаренко, а я все равно не озлобился. На коммунистов не серчаю. А руководители их – Ленин и Сталин, как и я, скрывались от властей.

Нынче жизнь кромешная. Пенсия мизерная, на лекарство денег нет. Когда я сюда вернулся, то просил, чтобы вернули наш дом, но там четыре семьи живет. Вот поэтому мне купили эту квартиру. Старику - на улице Молодежной (смеется). А я спорить не стал. Сдавать уже стал, но не ленюсь. Развожу в усадьбе у родственников пасеку, делать-то я все умею. Они меня и похоронят. А это в память останется (показывает на квартиру).

И тревоги мои не за себя. Хочется добра всем людям российским. Назад возврата нет. Пусть люди крестьянствуют. Дай нам Бог всем воспрянуть духом!

Историческая справка:
Согласно секретному документу, подготовленному в 1934 году оперативно-учетным отделом ОГПУ, около 90 тысяч так называемых «кулаков» погибли в пути следования и ещё 300 тысяч умерли от недоедания и болезней в местах ссылки. По данным профессионального историка и исследователя репрессий В.Н.Земскова всего было раскулачено около 4 млн. человек, из них в 1930—1940 в кулацкой ссылке побывало 2,5 млн., в этот период в ссылке умерло 600 тыс. человек, подавляющее большинство умерли в 1930—1933 годы. Ближайшим следствием раскулачивания и коллективизации стал страшный голод 1932−1933гг., когда в СССР умерли около 7 млн. человек. В перспективе из-за этих сталинских «реформ» СССР стал испытывать постоянную нехватку продовольствия, которая закончилась только с развалом коммунистического государства.

Источник:

Лопатин Леонид Николаевич, Лопатина Наталия Леонидовна
"Коллективизация и раскулачивание (очевидцы и документы свидетельствуют)"
Кемерово: Изд-во Аксиома, 2009. - 445 с. – ISBN 978-5-9901476-1-4
https://studfile.net/preview/3291705/