Последнее интервью Юрия Буданова "КП": Меня еще на войне приговорили к смерти...

Военный обозреватель «КП» Виктор Баранец побеседовал с человеком, которого одни считают настоящим русским офицером, а другие - преступником (полную версию интервью читайте здесь).

Декабрь 1999-го. Командир танкового полка полковник Юрий Буданов на экспрессивном офицерском языке отдает приказ выбить боевиков из Урус-Мартана... Фото: из семейного архива Буданова

«ВОЙНА - ЭТО ГРЯЗЬ, СМЕШАННАЯ С КРОВЬЮ И ПОТОМ»

- Юрий, чем для тебя была «вторая Чечня» - антитеррористической операцией, мочиловкой, гражданской войной?

- Для командира полка Буданова она была выполнением приказа Верховного главнокомандующего по защите территориальной целостности моей Родины от чеченских бандформирований.

- Тебе приходилось видеть много смертей, твой полк нес потери. Это вызывало чувство мести, злости, озверения?

- Была обида. За то, что и с нашей, и с той стороны погибают лучшие представители мужского населения. Тяжело было видеть, когда здоровый молодой человек на твоих глазах превращался в труп.

- То есть тебе одинаково было жалко и своих подчиненных, и боевиков?

- И те и другие - граждане России. Когда граждане одной страны убивают друг друга - это самое мерзкое, что можно придумать.

- И тем не менее полковник Буданов с его полком безжалостно мочил чеченцев.

- Я уничтожал вооруженных боевиков. Мирные чеченцы и чеченцы-террористы - это разные люди.

- Я помню телекадры: комполка Буданов приказывает стрелять из пушек и браво говорит в камеру: «С Рождеством, ребята!» Это что было? Удальство? Кураж? Позерство?

- То была обычная, ежедневная работа. Без предупреждения перед Новым годом на наблюдательный пункт моего полка (у нас он назывался стратегической ямой) приехала группа телевизионщиков на двух бэтээрах. Во главе с офицерами воспитательного отдела штаба Объединенной группировки, то бишь замполитами. Они это дело любят! Ну и по желанию трудящихся был произведен залп двух артиллерийских дивизионов по разведанным целям боевиков.

- Во время войны боевики отрезали нашим солдатам и офицерам головы, засыпали их живьем в ямах, прибивали гвоздями к деревьям, простреливали коленки, локти, сажали на кол. Для тебя лично война и мораль - вещи совместимые или нет?

- Какие бы высокие цели ни были у войны, она всегда грязь, смешанная с потом и кровью солдата или офицера. Но если ты по приказу выходишь на поле боя, размышляя о том, что убивать противника аморально, ты уже не боец. Ты тряпка. Тебе не воевать, а цветочки нюхать надо.

«Я СВОИ ОРДЕНА НЕ ПОД ЗАБОРОМ НАШЕЛ»

- И все же для тебя были на войне какие-то ограничители? Или был расчет на то, что война все спишет?

Чечня-1999. Командно-наблюдательный пункт танкового полка. Тут Буданову объявили об аресте и приказали сдать личное оружие. Полковник бросил пистолет к ногам начальника... Фото: из семейного архива Буданова

- Самый главный ограничитель - это сохранение жизни моих подчиненных и мирного населения.

- Но ведь чеченская девушка Эльза Кунгаева тоже вроде относилась к мирному населению?

- Это кому-то так хотелось считать... У меня было немало оснований думать по-другому...

- Давай вспомним тот самый роковой день. Итак, твой полк стоит в районе...

- Все, что касается того дня, подробно описано в 46 томах уголовного дела. Суд все это дело исследовал и вынес мне приговор.

- А ты согласен с решением суда?

- Я согласен с решением суда. За исключением двух аспектов. Первый: я не был насильником. Второй: мне ордена Мужества вручали, когда я еще не был преступником. Я свои ордена не под забором нашел. И папа граф мне их не вручал. По наследству. Это награды вообще-то за кровь и пот моих подчиненных.

- Ты считаешь, что ордена отобрали не у тебя, а у твоих бойцов?

- Да, я так считаю. Один кадровик уже после того, как я совершил преступление, перечеркнул списки моих бойцов, представленных к наградам. Даже посмертно!

- Только что ты сказал, что совершил преступление. Я не ослышался?

- Нет.

- То есть ты признаешь, что совершил преступление?

- Признаю.

- А в момент преступления, когда ты вместе с подчиненными отправлялся в село, где жила Кунгаева, ты был трезв?

- Если бы я был нетрезв, экспертиза бы это установила.

- Эльза действительно была снайпером?

- Повторяю: обо всем, что касается материалов уголовного дела, я закончил разговаривать 25 июля 2003 года.

- Что это за дата?

- Это когда мне вынесли приговор.

- Чеченские правозащитники утверждают: нет ни одного доказательства, что Кунгаева была снайпером.

- Бога ради, пусть говорят. Они потому и являются правозащитниками. Это их право.

Буданов очень неохотно согласился сфотографироваться. «Почти за 9 лет в неволе я отвык от этого», - сказал он.

Юрий Буданов в редакции "Комсомолки" Фото: Виктор БАРАНЕЦ

«ВСЕ, ЧТО КАСАЕТСЯ ИЗНАСИЛОВАНИЯ, - ФАЛЬШИВКА»

- Что ты считаешь самой большой выдумкой адвокатов Кунгаевой?

- Не выдумкой, а самой большой гнусностью! Утверждение, что я насиловал Кунгаеву.

- Но ведь в прессе до сих пор гуляют какие-то документальные доказательства, копии актов, заключений...

- Я могу представить документ с официальной печатью, что я президент Гондураса... Еще раз говорю: все, что касается якобы изнасилования, - фальшивка...

- Когда ты понял, что совершил преступление?

- Да я так думаю, что минут через 40. Суть преступления - лишение жизни человека...

- Когда ты все понял, не было желания застрелиться?

- Сгоряча желание было. Потом рассудил, что, помимо Кунгаевой и себя, я добью своих родителей и свою семью. И я решил: «Заслужил - получай и хлебай!»

- Была ли у тебя надежда, что дело замнут?

- Нет. Ни малейшей. Я себе воздушные замки не строил...

- Как отреагировали на ЧП твои подчиненные?

- Подчиненные были в течение четырех дней выведены в Сибирский военный округ, потому что отказались под давлением давать показания на командира.

- Сколько человек было выведено?

- 1500. Их построили и в течение суток пытались выбить показания всеми правдами и неправдами... Но ни один из моих гвардейцев не взял грех на душу...

- А как отреагировали твои вышестоящие командиры?

- Их позицию комментировать не хочу. Каждый трактор знает, куда ехать.

- А твой командарм генерал Шаманов?

- Владимир Анатольевич сам приехал на суд. Вошел, поздоровался. Вам это о чем-нибудь говорит?

- Сколько процентов правды в 46 томах твоего уголовного дела?

- 10 процентов.

«КОНСТИТУЦИОННЫЙ ПОРЯДОК НАЧАЛИ НАВОДИТЬ С МЕНЯ»

- Когда тебя арестовали, среди офицеров Объединенной группировки ходили разговоры, что это заказная образцово-показательная порка.

- Рано или поздно это должно было начаться.

- Что «это»?

- Наведение конституционного порядка. И в Чечне, и войсках. Там когда-то же должна была начать работать Конституция России. Можете считать, что это началось с меня...

- Суд над тобой был политизированным?

- Я могу только подтвердить, что говорила сторона обвинения в лице адвокатов потерпевшей. Например, ныне покойным адвокатом Хамзаевым, пусть ему земля будет пухом, было сказано, что мы не позволим перевести процесс над Будановым из политического в уголовный.

- Где это было сказано?

- В Ростове-на-Дону. Он сказал: мы будем судиться и одно Рождество, и второе Рождество, и третье. Он припомнил мне те самые слова, когда перед залпом я сказал: «С Рождеством, ребята!» Он говорил, что это политическое дело, это агрессия большого государства против маленькой республики. Будто Чечня не входит в состав Российской Федерации! Он повторял то, что высказывали и ПАСЕ, и ОБСЕ, и т. д. Если депутат Европарламента, недобитый под Сталинградом, присылает из ФРГ адвокату запрос: «Как там дело обстоит с Будановым?» - то какой это процесс - политический или уголовный?

- У твоих адвокатов была возможность сделать тебя психически ненормальным и таким образом хотя бы частично оправдать тебя?

- Нет. Такие варианты не обсуждались.

- И тем не менее ты оказался в Институте Сербского.

- Меня туда суд направил.

- Какая была в этом необходимость?

- Они не поверили областной судебно-психиатрической экспертизе, поставили под сомнение мою адекватность. Но ничего не добились.

- Ты лежал среди вольтанутых людей?

- Да.

- Что там за фрукты попадались? Наполеоны были?

- Наполеонов не видал, а вот великих художников приходилось видеть... Они рисовали пейзажи. Везде, где было можно, включая туалеты... Рисовали чем придется. Включая фекалии...

«КОГДА Я СИДЕЛ В КОЛОНИИ, ОБО МНЕ ПИСАЛИ, ЧТО ПО ВЫХОДНЫМ Я ОТДЫХАЮ НА ВОЛГЕ»

- Судьба поступила с тобой, как залихватский режиссер. Она затолкала тебя в колонию на территории Ульяновской области, губернатором которой был твой бывший командарм генерал Шаманов? Это как-то сказалось на условиях содержания?

- Нет. Это меня даже немножко напрягало, потому что в некоторых газетах было написано, что чуть ли не на берег реки Волги я выезжаю по субботам-воскресеньям. Ем мясо, запиваю водкой.

- А откуда ты обо всем этом узнал?

- В колонии можно было любое издание выписать. За исключением эротического содержания.

- И «Комсомольская правда» была?

- В изобилии. Я в ней и твои статьи читал.

- Ты отсидел 8 лет и 10 месяцев. В камере-одиночке?

- 3 года и 8 месяцев я находился в Ростове. Из них 10 месяцев, последние, я находился в одиночной камере. Когда меня перевезли в Димитровград, в исправительное учреждение, я жил в помещении типа казармы. Осужденные называют их бараками. Но администрация запрещает их так называть... Обычная казарма на два этажа, на 100 - 120 человек. Двухъярусные койки. Умывальник. Туалет. Обычное учреждение, только за большим-большим количеством колючей проволоки. И живут там, спят на матрасах, простынях, с одеялами, подушками. Носят белье в баню стирать, сами в баню ходят мыться.

- Цивилизованно... У тебя приятное впечатление осталось, я вижу...

- Оно не то чтобы приятное... Зачем я буду говорить о том, чего не было? Если бы там был бардак, я бы сказал, да, там бардак. Вши прыгают, крысы бегают. Ничего этого я не видел. Если вот по мне вши с клопами прыгали в следственном изоляторе возле Ростова - то они прыгали. Это было.

- У тебя было 5 попыток попасть под условно-досрочное освобождение - УДО.

- Да. Пятая срослась.

- Кто инициировал их?

- Я. На основе закона. Положено отсидеть по моей статье 2/3 срока. 7 лет. Но для этого надо было иметь положительную характеристику.

- А чем ты занимался в Димитровграде?

- Я был дневальным по спортивному комплексу «Русь».

- Что входило в твои обязанности?

- Спортзал открыть в 7 утра, закрыть в 21.00. В спортзале должно работать все оборудование, инвентарь - находиться в исправном состоянии, внутренний порядок должен соответствовать требованиям.

- Ты в колонии от кого получал письма?

- От родных, от сослуживцев, от друзей, от товарищей, просто от хороших людей из России... А еще ко мне друзья приезжали, в том числе и сослуживцы.

- В газетах я читал, что тебя ни разу не проведала жена.

- Вот поэтому мне и не хочется встречаться с журналистами. Но по поводу жены тебе отвечу. Все 8 лет и 10 месяцев в неволе плюс полгода контртеррористической операции - в общей сложности 9 с половиной лет - и плюс 24 года совместной жизни преданнее и роднее человека, чем Светлана, у меня в жизни не было и нет.

Чечня-1999. Командно-наблюдательный пункт танкового полка. Тут Буданову объявили об аресте и приказали сдать личное оружие. Полковник бросил пистолет к ногам начальника... Фото из семейного архива Буданова. Чечня-1999. Командно-наблюдательный пункт танкового полка. Тут Буданову объявили об аресте и приказали сдать личное оружие. Полковник бросил пистолет к ногам начальника... Фото из семейного архива Буданова.

«Я СЧИТАЮ СЕБЯ РУССКИМ ОФИЦЕРОМ»

- Одни считают тебя настоящим офицером, ставшим жертвой обстоятельств. Другие - преступником. Кем ты себя считаешь?

- До совершения преступления я считал себя офицером Русской армии.

- Российской.

- Нет, Русской армии. А после совершения преступления я стал преступником. Теперь таковым я себя уже не считаю. И суд меня не считает, поскольку условно-досрочно освободил. Значит, он считает, что я встал на путь исправления.

- Чем ты намерен заниматься сейчас?

- Сторожем пойду в колхоз, если возьмут. По приговору суда мне после окончания срока 3 года не положено занимать любую государственную должность.

- Тебя упрекают в том, что ты до сих пор не попросил прощения у семьи Эльзы Кунгаевой.

- Как это я не просил прощения? Пять раз, подавая ходатайство об условно-досрочном освобождении, я каждый раз указывал, что вину свою признаю полностью, готов извиниться и загладить вину, если это возможно, перед потерпевшими...

- Ты слышал об уголовных делах Ульмана, Аракчеева...

- Да.

- Эти парни - жертвы войны или правосудия?

- Насколько я знаю, капитан Ульман тоже приехал из Сибирского военного округа. Я думаю, что ему никак не хотелось за 7 тысяч километров приезжать и становиться убийцей. И попадать на 18 лет, которые ему суд определил. Наверное, это жертва войны.

- Что конкретно ты имеешь в виду?

- А то, что есть приказ, который надо выполнить, а не обсуждать, правильный он или неправильный... Вот и Аракчеев с Ульманом - жертвы одной и той же ситуации. Эти люди выполняли приказ.

«БЕЛЫЙ ФЛАГ НИКОГДА НЕ ВЫБРАСЫВАЛ»

- На войне есть справедливость?

- Война - это зачастую преступление с двух сторон. Может, надо уже забыть кровь и простить друг другу все, что было. Тем более войны в Чечни уже нет, жизнь налаживается.

- В офицерской будановской душе, в глубине ее остался какой-то остров твоей собственной правоты? Та крепость, которая, несмотря на все, никем не взята?

- Я белый флаг никогда не выбрасывал. Я никогда не сдавался. Даже в местах лишения свободы, где положено поднимать руки при обыске. Я и там ни разу их не поднимал.

- А как на это реагировали?..

- Наказывали.

- Как? Лишним нарядом?

- Нет. Там нет нарядов. Там есть штрафной изолятор.

- Тебя наказывали изолятором?

- Ноу коммент. Не важно это.

- А на войне есть правда?

- Правда у каждого своя. Моя правда в том, что я не сам туда поехал. Поехал, чтобы выполнить приказ...

- Вот ты упорно повторяешь: «Я не сам туда поехал, меня туда послали». Да, послали. Но разве это как-то оправдывает твое преступление?

- Нет. Я так не считаю. И не ищу оправданий. Повторяю: мое главное дело - выполнить приказ. Я его выполнил. Потом я совершил преступление. И понес наказание.

- Что тебя заставило совершить преступление?

- Война заставила. Я все сам, только сам решал.

- Но тогда, что это было? Крыша поехала?

- Если бы я точно знал ответ на этот вопрос...

- Что, в тот день у тебя погибло много офицеров или солдат?

- Нет. Они у меня раньше погибли. С 15 по 20 января 2000 года. За 2 месяца до этого дела. 18 человек в один день! То был самый черный день в моей жизни.

- Почему случились такие большие жертвы?

- Потому что бой шел на протяжении 8 часов и противостояли мы порядка 250 боевикам.

- А сколько с твоей стороны было?

- На высоте моих было 40 человек.

«ВРАЖЬИ СНАЙПЕРЫ ГОВОРИЛИ, ЧТО НА ПОЛЕ БОЯ ЛОВИЛИ БАБОЧЕК»

- Ты не чувствуешь своей командирской вины, что плохо была устроена оборона?

- Когда гибнут твои солдаты, разве командир не чувствует вины? Это не вина, это горе. Тут дело в том, что основное огневое воздействие на моих бойцов велось со стороны снайперов. Когда мы потом осматривали и убитых, и пленных этих снайперов, то видели, что все они были экипированы в американскую форму. Зимний вариант «Аляска».

- Среди снайперов кто был?

- Женщины и мужчины. Чеченцы. Были и иностранцы.

- Ты с ними разговаривал глаза в глаза?

- Конечно.

- Что они говорили?

- Говорили: «А мы тут бабочек ловим». Это в январе.

- Набоковщина какая-то...

- А что они могли сказать... То какого-то редкого козла ищут, горного. Экспедиция. То бабочек собирают. Кто что.

- А оружие было при них?

- Нет, они его в сторонку отбрасывали.

- Их брали твои люди?

- Так точно. Самые большие потери от снайперов у нас были 15 января. Снайперские попадания почти все в глаз. В голову, в пах.

- Когда тебя выпустили на волю, это вызвало лютое негодование у чеченской стороны. Как ты к этому относишься?

- Негодовать надо было в зале судебного заседания. Не я же себе срок нарезал. Сколько мне нарезали, приговорили, столько я и нес наказание.

- Сейчас некоторые правозащитники в Чечне и Москве поднимают уголовные дела об убитых во время «второй» войны и приписывают тебе другие преступления...

- Я тогда выдвину встречный иск о сотнях убитых, замученных, казненных, задушенных, закопанных, сожженных в Чечне русских солдат и офицеров. Вот тогда и поговорим...

- У чеченцев не отменен закон кровной мести. Ты не боишься за себя, за семью?

- Меня еще на войне приговорили к смерти. Слава Богу, пока жив. А семью защитить сумею...