И ещё о жилье в сталинском СССР

Всё чаще и чаще юноши бледные со взором горящим постят на своих страницах изумительные рассказы о счастливой жизни в СССР при величайшем вожде, мудром созидателе, мыслителе, аскете, победителе и лучшем друге детей и архитекторов товарище Сталине, в удивительной стране равных возможностей, где мороженое и образование были лучшими в мире, где каждый год снижали цены на всё, все народы дружили и людям совершенно бесплатно давали отдельные квартиры.

С гордостью говорят они, что до сих пор сталинки - лучшее и самое дорогое жильё, а злые либерасты неполживо клевещут на великого гуманиста и самого справедливого в мире руководителя.

К сожалению, действительность сильно отличается от радужной рекламной картинки на советских плакатах. Более того, жилищная проблема в сталинском СССР до сих пор не имеет четкого образа в массовом сознании и исторической науке, и об успехах или провалах в этой сфере советские источники практически не упоминают даже в рамках обсуждения индустриализации. Если по производству стали или выработке электричества советские агитаторы выдвигали ясные и понятные факты и графики, то жилищное строительство традиционно отсутствовало в парадных реляциях и скромных статотчётах.

В источниках 20-х годов рассказывается о нескольких послереволюционных поселках с коттеджами, об авангардистской жилой архитектуре, о короткой романтической эпохе проектирования домов-коммун, о нескольких известных жилых домах, вроде дома-города будущего для советского правительства архитектора Иофана, известного нам как Дом на набережной, где в отдельно взятом строении был построен настоящий коммунизм, дома Наркомфина в Москве архитектора Гинзбурга или дома Ленсовета архитекторов Фомина и Левинсона на Карповке в Ленинграде.

В разделах, посвященных сталинской архитектуре речь идет о разных известных московских и не московских красивых домах с удобными квартирами. Но нигде невозможно найти данных ни о том, кто именно проживал в этих экспериментальных новаторских архитектурных шедеврах, словно перенесённых чудом из светлого коммунистического будущего, сколько квадратных метров приходилось на одного городского жителя в то или иное время, в каких домах и как жила основная масса населения, каково было финансирование жилищного строительства. Какие типы жилья были массовыми, а какие элитарными. Причем само советское архитектуроведение было организовано таким образом, что эти вопросы даже не возникали — ни у читателей книг по архитектуре, ни у их авторов-исследователей. Молчат и современные сталинисты, в основном либо не касаясь вопроса конкретно, либо хваля послевоенный период восстановления.. Между тем, архитектура была важнейшим элементом агитации и пропаганды нового строя.

Сталинская архитектура как особое явление начала формироваться в 1932 г, после того, как советское правительство заинтересовалось архитектурными проблемами и ввело в стране тотальную художественную цензуру, по сути новый вариант ленинского плана монументальной пропаганды, являвшего собою нарядную витрину и рекламу социалистического строя. Яркий пример тому - дворцовая архитектура московского метро, становившаяся тем пышнее и наряднее, чем больше крепла феодальная власть великого кормчего, чем страшнее становились репрессии.

Специфика выстроенного Сталиным режима состояла в том, что внутренняя и внешняя политики правительства никак не вытекали из официальной идеологии. Идеология служила только маскировкой для действий правительства, направленных на решение практических задач, ни с какой идеологией не связанных. Советская идеология при Сталине представляло собой сказку, придуманную для населения правительством. При этом сочинители сказки даже не старались сделать ее правдоподобной. Верность населения идеологии обеспечивалась террором.

В значительной степени так было и в 20-е годы, при Ленине, а потом в переходное время середины 20-х, до получения Сталиным абсолютной власти в 1929 г. Но только после этого правящая идеология полностью превратилась в имитацию политических взглядов. Следование идеологии при Сталине означала не приверженность некоей политической доктрине, а бездумное послушание правительству и механическое повторение любых утвержденных Политбюро тезисов, какими бы противоречивыми и абсурдными они не были. И веру в то, что Сталин лично непогрешим и все что он говорит – абсолютная истина.

Такая идеология ничего общего не имела с марксизмом, что бы под ним не понимать. Она обслуживала деспотическое феодальное общество в самой крайней его форме. Однако, при этом, она пользовалась марксистской лексикой, потерявшей исходное содержание.

Согласно официальной идеологии, Советский союз был бесклассовым обществом с равными правами и возможностями для всех, власть в котором принадлежала трудящимся. Жизнь трудящихся в СССР непрерывно улучшалась и забота об этом была основной задачей правительства.

В реальности, то советское общество, которое выстроил Сталин, представляло собой жестко централизованную личную диктатуру, опирающуюся на принудительный труд в разных формах. В этой системе отсутствовало правосудие (судебная система обслуживала высший правящий слой) и отсутствовали какие-либо государственные социальные программы, направленные на улучшение жизни населения. Напротив, с момента начала так называемой «индустриализации» действовали программы, направленные на снижение уровня жизни населения и использование всех полученных таким образом ресурсов для строительства военной промышленности.

Архитектура – все гражданское и промышленное строительство страны – естественно выражала реальное социальное устройство общество. Сталин готов был тратить деньги на пропаганду официальной идеологии, но он ей ни в коем случае не следовал. Поэтому, его архитектура яснее, чем любая другая область советской культуры выражала действительные сталинские намерения, но противоречила официальной сталинской идеологии.
Стилистически «сталинский ампир», сформировавшийся после 1932 г., был лишен идеологической окраски. Он представлен монументальными, часто богато украшенными зданиями министерств, ведомств и жилых домов для начальства. Такие постройки образовывали в центрах советских городов ритуальные ансамбли, похожие на храмовые. Сходство с культовой архитектурой усугублялось тем, что к центральным площадям вели главные улицы, рассчитанные на прохождение дважды в год - 7 ноября и 1 мая – праздничных организованных демонстраций.

Ансамбли центральных площадей дополнялись обычно кроме зданий партийных резиденций, ОГПУ-НКВД и городских советов, еще и зданием театра (в небольших городах и поселках - дворцом культуры). Идеология рассматривала театральные здания с огромными залами как символ роста советской культуры, хотя в реальности здания предназначались в первую очередь для проведения партийных съездов и конференций.
В целом эти ансамбли выражали не официальную марксистскую идеологию, а феодальный характер советского общества того времени.

Единственное советское здание, которое можно рассматривать как идеологический символ – это так не построенный Дворец советов со стометровой статуей Ленина. Идея этой композиции принадлежала лично Сталину. Культ Ленина был обязательной составляющей идеологии сталинского режима, но при этом ни в коем случае он не был идеологией лично Сталина, который Ленина в конце жизни того, как известно, ненавидел и боялся.

Еще очевиднее о противоречиях между официальной идеологией и реальной политикой режима можно судить по типологии жилья и по структуре советского города при Сталине.

Официально советское общество было бесклассовым. В реальности оно представляло собой иерархическую систему с исключительно жесткой классовой дифференциацией. Все социальные слои были изолированы друг от друга и снабжались едой, товарами народного потребления и жильем по разным нормам. Жилая архитектура при Сталине полностью соответствовала общественному устройству. Каждому - своё. При понимании этого перестаёт удивлять странный на первый взгляд факт, что сфера жилищного строительства была «разделена» между двумя советскими учреждениями — ВСНХ СССР и ГУКХ НКВД, причём в основном жилищная сфера была в ведении НКВД (до конца 1930 года).

Даже самые богатые ведомства страны не могли обеспечить своим сотрудникам человеческую жизнь. Например, в 1935 году в Наркомате тяжелой промышленности (самом мощном и важном наркомате страны) насчитывалось 6 млн 111 тыс. рабочих и служащих. В это же время общая площадь ведомственного жилья составляла 23 млн кв.м.

Источник: «Отчетный доклад народного комиссариата тяжелой промышленности VII съезду советов, 1935 г.»
Получается, что на одного трудящегося в НКТП приходилось 3, 76 м2 жилья. Это в среднем. Учитывая жесткую иерархию внутри советских ведомств и соответственно разные нормы обеспечения жизненными благами разных социальных групп, можно предположить, что средняя душевая норма среди рабочих была меньше 3 кв.м. на человека. Речь идет о средней норме жилья, приходящегося на одного трудящегося, без коэффициента семейственности, составлявшего в конце 20-х годов — 3–3,5. Даже если учесть, что в ведомственных промышленных городах, как правило, на один наркомат работали все взрослые члены семьи, все равно иждивенцев (детей, стариков), скорее всего, было не меньше, чем работающих. То есть реальная душевая норма для рабочих в 1935 г. могла колебаться вокруг 2 кв.м на человека.
Этот вывод подтверждается данными об обеспеченности жильем населения различных промышленных городов, находившихся в ведении НКТП.
 

Такая же ситуация в Кузбассе в 1932 г.
…Весь жилфонд, предоставляемый рабочим за счет Кузбассугля составлял на 1 января 1931 г. 158 тыс. кв. м. Это обеспечивало 36 проц. трудящихся (16 тыс. чел.), средней жилплощадью 3,3 кв. м на живущего.

По плану на 1931 г. намечено было построить по линии Кузбасс-угля 365 тыс. кв. м. стандартной жилплощади и 127,6 тыс. нестандартной. Это обеспечивало бы всех трудящихся средней нормой в пять кв. м. За год план жилстроительства выполнен на 30,4 проц. По стандартному и на 65,3 проц. по нестандартному строительству. Это увеличило жилфонд на 217,5 тыс. кв. м, или на 137 проц. к имевшейся жилплощади и на 1 января 1932 г. мы имеем:
Положение с жилищами, несмотря на почти полуторное увеличение жилфонда за один год, продолжает оставаться чрезвычайно напряженным. Так, обследование, проведенное в ноябре на Ленинском руднике, отмечает: «бараки, занятые киргизами, перегорожены на отдельные комнаты, площадью по 6–9 кв. м. В каждой комнате живет от 1 до 4 семей. При проверке живущих в одной половине оказалось, что в 14 таких комнатушках живет 29 семей, численностью в 106 человек. В среднем на живущего приходится около 1 кв. метра».

Такие чудовищные условия приобретут ещё более зловещий окрас, если знать, что под термином «стандартная площадь» понимаются бараки и землянки, а под «нестандартным» — жильё для начальства.
Можно рассмотреть и жилищную ситуацию «старых городов», для интереса возьмём Ленинград.
Источник: Российская национальная библиотека

Если рассмотреть обеспеченность жильём рабочих, то в январе 1932-го она была значительно ниже, чем в феврале 1928-го. Растёт доля лишь живущих на 4–6 м2, правда, изменение небольшое — с 24.6% до 16.3+13.5=29.8%, в то же время доля «малоимущих» резко возрастет, а доля хорошо обеспеченных уменьшается. Но что самое интересное — абсолютно противоположная ситуация наблюдается у служащих (кроме аномалий на 4–6 м2), что несколько сглаживает общую картину. То есть если жильё и строилось, то в первую очередь для начальства.

Установить же точное соотношение бараков, землянок и «сталинок», построенных для начальства, затруднительно, так как официальной статистики по этому поводу нет. Вот какую статистику на 1938 год приводит Джон Скотт, американский рабочий, живший в Магнитогорске во время сталинской индустриализации: 2% — гостиница и жильё для иностранцев, 8% — жильё для начальства («индивидуальные дома»), 15% — коммуналки с относительными удобствами (отопление, электричество, но без канализации). И, наконец, 75% населения ютилось во временном жилье .Источник: «John Scott: Behind the Urals»

Анализируя стоимость квадратного метра в Москве нельзя не прийти к выводу, что её двукратное завышение по сравнению со всесоюзной стоимостью есть не что иное как отражение большей доли жилья для номенклатуры и начальства. Ситауция в Москве, как центре притяжения наибольшего количества людей, лишившихся в своих родных местах возможности прокормиться самим и прокормить семьи, была ничуть не лучше. Первым пятилетним планом предусматривался рост семипроцентный рост жилой площади на одного человека. В действительности из-за притока рабочих произошло падение на 25%. Из запланированных вторым пятилетним планом к строительству 4,5 миллионов кв.м. новой жилой площади, было построено только 37,2%. Средняя московская семья обходилась одной по спартански обставленной комнате в коммуналке
Бюджет жилищного строительства Моссовета был слишком мал, чтобы удовлетворить резко возросшую из-за массового притока рабочих потребность в жилье. Нагрузка была поэтому переложена на предприятия, которые в спешке, более или менее беспорядочно возводили на краю города барачные поселки, выглядевшие издевательством над любым социалистическим градостроительством и часто не имевшие ни воды, ни электричества, ни газа. В 1935 г. больше двух третей жилого строительства в Москве приходилось на предприятия и наркоматы.
 

В начале тридцатых годов в рабочих поселках на краю Москвы на одного человека приходилось в среднем два квадратных метра жилплощади, то есть, площадь одного спального места. 35 процентов построенной между 1935 и 1937 гг. жилой площади падает на «стандартные дома». Они состояли из деревянного каркаса, внутри и снаружи зашитого досками. Внутренне пространство стен засыпалось торфом или опилками. Если их снаружи штукатурили, то они выглядели как каменные дома, хотя были по существу всего лишь улучшенными бараками. К тому же, бараки были для новоприехавших отнюдь не худшим убежищем. Как сообщалось в 1933 г., во многих местах в жилье превращались угольные подвалы, склады и лестничные клетки. В декабре 1931 г. Метрострой получил под строительства рабочего поселка участок в 56 гектаров земли около станции Лось. Там возник первый и самый большой барачный поселок Метростроя. План на 1932 г. предполагал строительство 19 бараков типа «Норд» на 136 рабочих каждый, 45 бараков типа «З −104», каждый на 104 рабочих, восьми бараков «З-60» по 60 рабочих, а также семи домов по 100 квартир каждый и семи домов по 12 квартир.

Кроме поселка Лось были построены и другие барачные поселки, отдельные бараки и жилые дома на краю города (поселки в Фили, Черкизово, а также в Сокольниках, на Мазутной и Коловезной) и вдоль трассы первой очереди метро (напр., отдельные бараки на Остоженке, Мясницкой и в районе Каланчевской площади. Всего к 1.10.1932 должны были быть построены 133 барака общей площадью 38 099 кв. метров для 13 728 рабочих (2,8 кв. метра на человека). К 1.12.1932 удалось построить только пятьдесят бараков для 5 352 рабочих, а также три квартиры и шесть бараков с 84 комнатами для инженерно-технического персонала. Еще двадцать бараков были не закончены, но уже заселены. В строительстве находились 32 рабочих барака, а также 128 квартир для инженерно-технического персонала и восемь бараков на 156 комнат.
 

Согласно заключенному в июне 1931 г. между профкомом и руководством Метростроя коллективному договору, все вновь принятые рабочие имели право на четыре кв.м жилой площади, дезинфицированную простыню, одеяло, наволочку и матрац. А в единственный выходной день могли побывать на теплоходной экскурсии по Москве-реке, где экскурсовод показывая громаду Дома Правительства на Берсеневской набережной, вдохновлял строителей подземных дворцов счастливой перспективой, что скоро все советские трудящиеся будут жить в таких сказочных домах с десятью комнатами на семью, бесплатной мебелью и бесплатным же четырёхразовым питанием с фабрики-кухни, надо только ещё чуть-чуть потерпеть, поголодать и потрудиться. Но увы... За 74 года так и не дождались. Единственным видом массового жилья при Сталине были рабочие поселки, состоящие из очень плохо построенных бараков без канализации, с водопроводными колонками на улице. В них жило более 95% населения новых промышленных городов времен советской индустриализации.