Частные выдержки

Конец двадцатого столетия приучил человека не делать безапеляционных выводов. Возможно, это более всего проявилось в нашей стране. Возможно, идеи только нашей политической системы примирили человека с его бесправным, никого не обременяющим положением.

Сменив Бога на коммунизм, человека убедили в том, что он хуже и гаже даже идеи социализма – нет у него, дескать, сознательности во воздаяние материи «первичной». Но кто пострадал здесь, если не сам человек?!.

***

... во всякой непритязательной жизни, когда долготрудно и совсем невмочь, когда горе и страдание выхлынут вот-вот через края, разродится трагедией своей человек! Иная жизнь затопит стоялые шлюзы, своротит пороги – разольётся тогда карантинная свобода потом, слезами и кровью!..

***

Время шлёт человеку испытания. Время ветром или штилем, бурей или бризом, непогрешимо ставит всё на свои места. Но война!.. Чем могла помочь!.. Чему могла научить всякого во всех бесконечных и злых своих переотражениях, переповествованиях, пересказах? Что породить могла во всяком детском сердце, кроме ещё более беспощадного безумства – выживать?

Кто терял всё, кто жизнь терял... Но как можно судить или не судить! Как можно объяснить – и как можно не соврать, не повториться? Не признать, наконец, что каждый живёт по-своему, болеет по-своему, умирает по-своему?

Истребление человека человеком. Не убийцы – солдаты подневольные – шли принять или посеять смерть! Смерть во что! Убиение во что!

Я не понимаю, почему мне так тяжело писать об этом? Какое бессилие гнетёт меня? Какая болезнь сидит во мне, и съедает меня? Какая рана затянуться не может? Ведь не воевал я, не жил тогда. Что же так убивает меня?

Стыжусь, много «проскочит» у меня сейчас ложного патриотизма – нельзя понимать то, чего не знаешь... А следовать «радостной» порочной идее, из-за чего ни разу мускул не дрогнул – по меньшей мере, бездарно.

***

Мы терпеливо и долго выслушиваем ложь преуспевающих поколений. Этим всегда помечена современность – «жизнь» не проповедываласъ людьми сирыми. Но жить хотят все; и не сбросишь никакого человека с телеги, если сам человек. Места бывает мало — говорят, всем всегда не хватает... Что, догонять телегу немазаную или свой тарантас соорудить?

Если бы только меня спросили, если бы только мог я ответить! Но сказать грубо о том, что отнята у человека его жизнь – это не сказать ничего...

Общество, зачатое «святыми» татями, так же по-воровски и зачахнет... Поэтому – стыд, один только стыд. И то, что лениво, что по-обывательски просто, как свинью зарезать, понять я не в силах.

Неспелая горечь подступает к горлу – бессильный гнев душит меня.

***

Из-за «славной когорты», стоящих насмерть у блюда, «вершащих во имя и на благо», задохлись тысячи, миллионы жизней. А «Бал у Сатаны» всё продолжается!

Господи! Неужто у человека такая бездарная и ленивая совесть? Но, увы!.. Судят не тех, о ком говорят – судят тех, кто говорит. Дорого и двояко обходится каждому из нас инстинкт самосохранения...

***

А как соблазнителен праздник жизни, как велико желание сердца пировать, как оно склонно ко всякому свежему чувству – и как страстно, томительно ожидание бедной души!

Дозы малой пьянящей радости было достаточно, чтобы говорить и мечтать о любви. А потом — отрезвление, снова раскаяние: так длинны почему-то пустоты не занятого сердца никем. Но как жить, если молод и молод, а мир непостижим и манящ!

Когда-нибудь скажешь себе: всё это, хватит! Хочу ничего не знать – хочу не видеть, не слышать! Но если подросток, юноша, если человек молодой, как преодолеть самого себя? Как птенцу проклевать скорлупу раньше срока?

***

Слова из забытых лет, слова от пустого актёрства – слова сожаленья, которого нет.

Условности окружали меня. Они были путы, преграды – были запретом на жизнь.Частная жизнь, каждый скажет, давно никому не нужна.

***

Я не знаю, что так вдруг случилось в стране нашей, но будто пришли иноземцы, поработили её – и принялись усердно, методически убивать всякую жизнь.

И чем больше живёшь – и чем меньше осталось – понимаешь, как слеп человек, как дико и первородно его неистребимое «Я». И пусть нынче – и в каждый отдельный миг – судят за то же и меня, но нет воли иной и праведной, как приговор простой: моё «я» – это мнение; а человек – вот он – «Ты»!

***

Но единым немыслимым кодом обозначена в нас наша прежняя жизнь! Где же надвяз тот, где кривая моя, где бесконечная прядь всех моих прародителей?

Мы живём в лесу человеческом – мы абстрагируем себя, гадая о крови своей и роде своём. Тем не менее, мы представляем, каждый собою, одну-единственную (изо всех возможных и бессчисленных разновидностей человеческого рода) породу генеалогического древа. И останется тайной та кривая, от корешка до почечки, весь путь живых наших предков – путь, не прерванный, не разомкнувшийся ни на мгновение, во данность жизни нам.