Еврейский матадор, друживший с Хемингуэем

Он был первым еврейским матадором в мире – его так и называли, Эль Тореро де ла Тора. Сбежав из Нью-Йорка от деспотичного отца, Сидни Франклин блистал на аренах Мадрида и Мехико. А ещё помог другу Хемингуэю написать лучшую книгу о корриде.

Сидни был пятым из девяти детей Абрама и Любы Фрумкиных, обитавших в западном Бруклине. Семья соблюдала традиции, что не помешало Абраму стать одним из первых полицейских-евреев. Агрессивный и физически крепкий, он постоянно доказывал свою брутальность и коллегам, и сыновьям. Особо Абрам третировал Сидни, вдруг проявившего склонность к изящным искусствам: в 13 лет будущий тореадор получил приз за вышивку бисером, а после школы записался в любительский театр. В труппе он выступал под фамилией Франклин, чтобы отец не узнал о неподобающем для мужчины увлечении.

Заботило отца и другое: Сидни иногда видели в бруклинском парке, где в те годы собирались геи. Абрам специально патрулировал тот район и избивал всех, подвернувшихся под руку, в том числе и сына. В 19 лет парень провел выходные с другом в Эсбери-Парк – курортном городке, который и сегодня популярен в ЛГБТ-сообществе. Явившись домой, он был избит отцом до потери сознания и очнулся лишь на следующее утро. В этот момент мать наконец испугалась, что Абрам однажды Сидни просто убьет – она собрала сыну немного денег и отправила восвояси. Вскоре Франклин уже стоял на палубе корабля, отплывающего в Мехико.

Избавившись от тирана-отца, он стал зарабатывать на жизнь созданием театральных постеров и плакатов, зазывавших на корриду. Впервые увидев бой быков, молодой человек пришел в ярость из-за невозможности остановить «эту бессмысленную жестокость». Но однажды два мексиканца, с которыми он выпивал в баре, заявили, что американцы слишком трусливы, чтобы драться с быками. Восприняв это как личный вызов, Сидни напросился в ученики к Родольфо Гаоне – одному из самых известных матадоров страны. Несколько месяцев ушло на изучение «вероники» – базового движения, которым тореро призывает быка атаковать, выставляя вперед красное полотнище, мулету.

Публичный дебют американца пришелся на 19 сентября 1923 года – новичка предупредили, что если он не убьет быка, толпа поступит с ним хуже, чем с животным. К тому времени «практикант» неплохо управлялся с мулетой, но почти не владел шпагой: если верить Франклину, ему объяснили схему завершения боя практически у арены, буквально вытолкнув навстречу быку. Дальнейшее дебютант помнил смутно, он дважды терял равновесие, но в итоге соперник был повержен, а матадора, ослепленного фотовспышками, зрители взвалили себе на плечи и пронесли несколько километров. «И я решил быть тем, кого боготворят», – писал Франклин.

Он действительно бросил работу в типографии и стал профессиональным матадором, выступая на разных аренах по всей Мексике. Шесть лет Сидни колесил по стране, пока не решил, что пришло время покорить родину корриды – Испанию. В июне 1929 года его ждал триумф на главной арене мира – La Maestranza – в Севилье. Зрители кричали Que hombre!, «Какой мужчина!», а после боя вынесли его с арены на спине. Пресса была в восторге, а американское происхождение лишь привлекло к Франклину дополнительное внимание. Впрочем, он свободно говорил не только на испанском, но и кастильском, андалузском и даже calo – языке местных цыган.

Тореадор Торы – так называли Сидни – выступал каждое воскресенье, получал высокие гонорары за подготовку новильеро, начинающих тореадоров, и даже имел личного повара. Но главное, вечно унижаемый сын бруклинского полисмена был теперь знаменит и путешествовал, окруженный верными поклонниками, по всей Испании. В конце лета 1929 года он сидел с 12 прихлебателями в кафе на Gran Via в Мадриде, когда к их столику подошел взлохмаченный Хемингуэй. Уже популярный, но еще не знаменитый писатель поинтересовался у Франклина, не тот ли он матадор, о котором все говорят. Сидни в ответ пригласил соотечественника присесть и заказать все, что тот пожелает. Хемингуэй с достоинством отказался: «Это было бы неправильно», – и ограничился бутылкой абсента Pernod, заплатив за нее сам.

Так началась их дружба. Франклин познакомил писателя со своими друзьями-тореро и во многом открыл ему мир корриды. Заметки тех лет вошли в «Смерть после полудня» Хемингуэя – лучшую книгу о корриде, написанную не испанцем. «Франклин отважен, хладнокровен и невозмутим. Он один из наиболее искусных, изящных и неторопливых манипуляторов плаща на сегодняшний день, – отзывался Эрнест о друге. – Не считая шестерки виднейших тореро Испании, он лучший из лучших в технике, о чем знают все матадоры».

История Франклина – благодатный материал для диссертации фрейдиста. Близкие ему люди уверяли, что каждый раз, умерщвляя быка, Сидни убивал своего отца. Коррида для него стала и своеобразной маскировкой гомосексуальности. Образ бесстрашного мачо вполне сочетался с облегающими брюками и стеганой курткой с роскошной золотой парчой – костюмы американца всегда были дороже, чем у любого другого матадора.

Семья знала об ориентации Эль Тореро де ла Тора – его племянница Дорис Анн Марковиц вспоминает, что сложно было не заметить отношений дяди с камердинером Хулио. Но эта тема никогда не обсуждалась. Гомосексуальность Франклина не была секретом и для узкого круга посвященных коллег, но каминг-аут мгновенно разрушил бы его карьеру в католической Испании. Поэтому в своей автобиографии «Тореадор из Бруклина» матадор описывал бурные романы с женщинами – скорее всего, выдуманные.

В отличие от сексуальной ориентации, свою еврейскую идентичность тореро не скрывал. Впрочем, и не выпячивал. В ответ на удивление, почему еврей позволяет монахиням молиться за него перед выходом на арену, матадор отшучивался: «Я-то еврей, но быки ведь католики». Религии он не придавал большого значения, хотя о корнях не забывал и легко переходил с родственниками на идиш.

В марте 1930 года бык серьезно ранил Сидни: рог вошел у основания копчика, разорвал сфинктер, прямую кишку и толстый кишечник. Потребовалось девять операций, чтобы как-то залатать раны, но через пять недель, еще не восстановившись, тореро вернулся на арену. Коррида всегда сопряжена с риском для жизни матадора – это ее непременное условие. Франклина оно вполне устраивало, он считал травмы частью шоу и не придавал им значения. К смерти американец тоже относился снисходительно, обронив как-то в интервью The New Yorker типично еврейскую присказку: «Умер-шмумер, лишь бы был здоров».

После тяжелого ранения его физическая форма оставляла желать лучшего. Зиму тореро провел в Мексике, где получил еще одно ранение – на этот раз в икру. Врачи привили его от столбняка и гангрены, из-за чего левая рука пациента опухла. В итоге сезон 1931 года в Испании был безнадежно испорчен: импресарио не торопились выпускать сильно сдавшего матадора на арену. Попытки стать международным промоутером успехом не увенчались – план бескровной корриды в Нью-Джерси отвергли власти штата, идея провести бой на Кубе провалилась. Тогда Сидни попробовал себя в Голливуде, снявшись в 1932 году в картине «Ребенок из Испании», главную роль в которой исполнил популярный в те годы комик и певец Эдди Кантор. Франклин сыграл самого себя в сцене, где один из персонажей называет его «великим американским тореадором».

К середине 1930-х Сидни стал выступать гораздо реже, путешествуя между Испанией и Мексикой и останавливаясь у владельцев ранчо, тореадоров и поклонников, ценивших звезду за былые заслуги. Его вторая попытка познакомить Кубу с корридой тоже провалилась, но в тот приезд в Гавану он встретил Хемингуэя. Писатель только что заключил контракт на освещение гражданской войны в Испании и предложил другу составить ему компанию. Франклин был абсолютно аполитичен, но страсть к приключениям взяла свое – и вот он уже нелегально переходит франко-испанскую границу по грудь в воде, держа над головой дорогой комплект хирургических инструментов для республиканцев. Приятели хорошо дополняли друг друга: Сидни знал, какие дороги наиболее безопасны, после «командировок» они сравнивали свои записи, Хемингуэй писал материал, а Франклин печатал его и отправлял по телеграфу.

Менеджером матадор по-прежнему был неважным: бескровная коррида на Всемирной выставке 1939 года в Нью-Йорке, одобренная Обществом защиты животных, принесла лишь убытки. Беллетризованные мемуары, несмотря на все усилия, продавалась плохо. Впрочем, в 1945-м уже лысеющий Сидни насладился минутой славы на знаменитой мадридской арене Las Ventas, где стал хедлайнером грандиозного боя.

Однако карьера его клонилась к закату. Тореро открыл школу корриды в Севилье, параллельно управляя кафе и еще одной забегаловкой на соседней авиабазе. В 1957-м его осудили за незаконное владение автомобилем – Франклин отсидел в тюрьме девять месяцев из положенных 25. В следующем году он покинул Испанию и провел свой последний сезон, курсируя между Техасом и Мексикой.

Даже прекратив выступления, как вспоминает племянница матадора, он путешествовал с 20 роскошными костюмами ручной работы, цена на которые доходила до двух тысяч долларов за каждый. Писатель из него не вышел, зато рассказчиком Сидни был великолепным. «Одним из лучших, которых я когда-либо слышал», – свидетельствовал Хемингуэй.

Эгоцентрик, привыкший тянуть одеяло на себя, Франклин оставался любящим братом и дядей, словно компенсируя отсутствие собственной семьи. Дорис вспоминает, что дядя возникал на пороге с подарками из Мексики или Испании, когда был особенно нужен. Он ухаживал за младшей сестрой Хелен, когда той удалили желчный пузырь, и домчал ее до роддома в жуткую метель. А еще постоянно потчевал своими историями – о корриде, кутежах с Хемингуэем и выступлениях – не только в Испании и Мексике, но и в Португалии, Колумбии и Панаме.

Старость матадора нельзя назвать счастливой. В последние годы он носил бандаж на правой руке и проводил время в компании сверстников перед телевизором в доме престарелых. Когда его пришел навестить старый друг, Сидни изобразил веронику и поделился мечтой: увидеть еще раз корриду в Севилье. Не сложилось. Тореадор из Бруклина скончался 26 апреля 1976 года после перенесенного инсульта в городе своего детства – Нью-Йорке.

Что до корриды, то ее популярность падает с каждым годом – более половины испанцев не прочь отказаться от этой традиции, а среди молодежи таких почти 90%. В Каталонии запрет вступил в силу в 2012 году, правда, Конституционный суд страны его отменил, но с тех пор в Барселоне не прошло ни одной корриды. За последнее десятилетие бой быков запретили и в нескольких штатах Мексики. Правда, на юге Франции, в Португалии, Колумбии и Перу коррида еще легитимна, хотя не всегда завершается убийством животного. Так или иначе, эпоха, воспетая Хемингуэем, безвозвратно уходит. Но Эль Тореро де ла Тора – первый американец и первый еврей, покоривший знаменитые арены Испании –навсегда останется в истории.

Михаил Гольд