Должна ли Россия покаяться перед Европой за то, что освободила ее во Второй мировой войне?

66-й годовщина победы союзников над гитлеровской Германией, если судить по сообщениям в СМИ, не вызывает таких острых дискуссий, какие бывали в прошлом накануне более круглых дат. Однако «эхо минувшей войны» все еще доносится до нас так, что его отзвуки не могут заглушить даже самые громкие новости из нынешних зон боевых действий, когда победные реляции Вашингтона о ликвидации бен Ладена вытесняют из общественного сознания неблагоприятное впечатление от убийства сына и внуков Каддафи. Так, 1 мая 2011 г. центр Симона Визенталя обнародовал список из девяти стран, в которых деяния нацистских преступников времен Второй мировой войны не расследуются из-за истечения срока давности или «идеологических ограничений». Помимо Австрии, давшей миру Адольфа Гитлера, в нем значатся также оккупированные нацистами Литва, Латвия, Эстония и Норвегия, нейтральная Швеция и даже воевавшая на стороне антигитлеровской коалиции Канада.

За 10 дней до этого Верховная рада Украины одобрила декрет, обязывающий общественные учреждения 9 мая вывесить советский флаг рядом с национальным. В ответ ведущая партия украинской оппозиции – блок Юлии Тимошенко «Батькивщина» – приняла ноту протеста, в которой заявила, что победа над нацистами – это заслуга не только Советской армии, но и «партизан-патриотов», ставших жертвами советских властей, после того как «прогнали немецких оккупантов». Украинских национал-демократов не смущает, что в германских военных архивах не найдено ни одного документа, в который педантичные немцы занесли бы данные о людских потерях вермахта в боях с Украинской повстанческой армией. А власти Львова уже заявили, что запретят вывешивание флага СССР рядом с национальным стягом, постановив, что в Галиции «исторической памяти всех украинцев будет оказано уважение».  При этом они не считают оскорблением памяти украинцев чествование ветеранов дивизии «Галичина», проявивших себя главным образом как раз в борьбе с партизанами в странах Европы.

А пятью днями ранее влиятельная американская газета  The Wall Street Journal опубликовала статью некоего Якоба Гронхольт-Педерсена (Jacob Gronholt-Pedersen) под названием «50 лет спустя после выхода в космос русские сомневаются, что американцы высаживались на Луну» ("50 Years After Entering Space, Some Russians Doubt Moon Landing"). В нем автор не без доли добродушной снисходительности, но с пониманием обреченности этого замысла замечает: «Русские не могут вынести видеть себя слабыми. Если Россия должна кем-то быть, она должна быть сильной, мощной, влиятельной и устрашающей. А с целью сохранить надежду на такой безнадежный проект, им необходимо придерживаться того, что у них есть. Даже если это означает отрицание того, что г-н Армстронг ступал на Луну, или того, что американцы сыграли самую важную роль в победе над нацистской Германией». Конечно, далеко не все западные политические деятели, историки и журналисты столь невежественны, чтобы отрицать огромный вклад Советского Союза в победу над гитлеровской Германией и ее сателлитами. Однако, даже в случае вынужденного признания заслуг советского государства и народа в уничтожении самого страшного врага человечества в XX веке, отнюдь не все они хранят в своем сердце благодарность к России. Это проявляется, в частности, в том, что немалую поддержку по обе стороны Атлантики получают заявления многих лидеров стран Восточной Европы, что 9 мая 1945 года является не праздничной, а траурной датой для их народов, так как знаменует собой не освобождение этих стран, но смену их гитлеровской оккупации на сталинское порабощение.  

Прежде чем ответить на эти обвинения, следует признать, что при анализе таких эпохальных явлений как Вторая мировая война трудно не поддаться соблазну национального самолюбования, когда все события рассматриваются исключительно через призму достижений и потерь своей страны. Также не нужно забывать, что есть своя правда у победителей и побежденных, которые выставляют так много реальных или мнимых претензий друг к другу, что редко приходят к согласию в отношении того, каковы были причины войны, и кто был ее зачинщиком. Нисколько не претендуя на то, чтобы отразить панораму событий 1939 – 1945 гг., по мере сил попытаюсь взглянуть на них, исходя из интересов не только родной страны, но и других стран, которые вместе с нею прошли сквозь огонь мировой войны. Использую в качестве отправной точки слова польского аналитика Е. Осятински: «Нельзя постоянно осуждать и обвинять русских, но нам нужна честная оценка истории». Буду следовать этому призыву, питая надежду, что у этого и других наших критиков достанет мужества для того, чтобы дать честную оценку истории своих государств и народов во Второй мировой войне.

 «Родину надо защищать средствами славными или позорными – лишь бы защищать её хорошо»

                                                                  Никколо Макиавелли, итальянский гуманист

Главным обвинением, которое предъявляют Советскому Союзу (а значит, и России как его правопреемнице) в связи с началом Второй мировой войны и которым его стремятся низвести на один уровень с фашистской Германией как равно ответственного за развязывание всемирной бойни, является пресловутый пакт Молотова – Риббентропа. В секретном приложении к этому соглашению был утвержден раздел «буферных территорий» на сферу германских и советских интересов, что обычно интерпретируют как заговор двух больших тоталитарных держав против малых, но свободолюбивых стран Восточной Европы. Конечно, данный пакт, если применять к нему нормы морали, был циничным сговором двух диктаторов, который оба они рассматривали как тактическую уловку, чтобы усыпить бдительность противника  перед началом смертельной схватки с ним. Вместе с тем, отмечая аморализм соглашения Гитлера и Сталина, достигнутого в августе и дополненного в сентябре 1939 г., сложно не признать, что в тех условиях оно …  отвечало геополитическим интересам как германской, так и советской стороны. Подписание пакта устраняло ситуацию неопределенности, что неминуемо должна была возникнуть между СССР и Германией после продвижения вермахта вглубь Польши, и почти на два года отложило начало войны между ними, к которой наша страна была тогда еще менее готова, чем в 1941 году. И даже неоспоримый факт, что затем Гитлер сумел перехитрить Сталина и совершить «вероломное нападение» на Советский Союз, не служит основанием для того, чтобы отказать этому соглашению в политической логике и военной необходимости, с учетом конкретных реалий обстановки того времени.

Более того, как ни прискорбно для стран, пострадавших от пакта Молотова – Риббентропа, он по своей сути ничем не отличался от договоренностей лидеров великих держав о разделе или переделе сфер своего влияния. За год до подписания этого пакта был совершен так называемый «Мюнхенский сговор», в результате которого премьер-министр Великобритании Чемберлен и министр иностранных дел Франции Даладье, следуя политике умиротворения агрессора, фактически отдали Чехословакию на растерзание Гитлеру, в надежде направить его военную экспансию на Восток. Почему-то никто не протестует против того, что в 1945 году лидерами стран антигитлеровской коалиции были подписаны Ялтинское и Потсдамское соглашения, которые произвели предел Европы в соответствии с интересами победителей во Второй мировой войне. О прочности такого рода традиции свидетельствует и то, что в подобных пактах с секретными приложениями могут быть весьма заинтересованы и государства, не принадлежащие ни к числу великих, ни к числу победителей. Так, в качестве исторического курьеза, имеющего, однако, самое прямое отношение к нашей теме, можно указать на секретный протокол к подписанному накануне начала войны пакту Галифакса – Рачинского, из которого следует, что польское правительство желало получить территориальные приобретения за счет Литвы и Румынии.

Но вернемся к соглашению Сталина и Гитлера, которое, по словам его нынешних критиков, роковым образом повлияло на судьбу Польши и стран Балтии, сделав Советский Союз равно ответственным с фашистской Германией за начало Второй мировой войны. Если взглянуть на вещи более реально, то мы увидим, что пакт Молотова – Риббентропа лишь придал правовое обоснование, разумеется, с точки зрения германского и советского руководства, тем действиям, которые они в любом случае должны были предпринять  в начале предрешенной войны. В самом деле, что изменилось бы, когда бы обе стороны не подписали данный пакт, если, конечно, не принимать во внимание упущенную далеко не только по вине Советского Союза возможность создания военно-политического союза с Англией и Францией против Гитлера? Совершенно ясно, что это не отвратило бы фюрера от проведения блицкрига против Польши, хотя и повысило бы нервозность германского генералитета, опасавшегося войны на два фронта. С учетом быстро развивавшегося наступления немецких войск на Варшаву ни англо-французское, ни советское руководство не рискнуло бы тогда вступить в войну с Гитлером. В Париже и Лондоне, скорее всего, потирали бы руки в надежде, что вермахт, пройдя через всю Польшу, ввяжется в войну с Красной Армией, а в Москве, надо полагать, приняли бы уже не де-юре, но де-факто план раздела сфер влияния, который незадолго до этого предлагался Берлином. Поскольку Гитлер в это время еще не считал Германию готовой к войне с Советским Союзом, он, вероятно, и тогда бы уступил Сталину Западную Украину, Западную Белоруссию и посмотрел бы сквозь пальцы на занятие советскими войсками стран Балтии.

Конечно, с точки зрения стран Восточной Европы, которые за два десятилетия до этого восстановили (Польша, Литва) или приобрели (Латвия и Эстония) собственную государственность, действия Сталина по аннексии их территории были чудовищны. Однако для коммунистического диктатора,  все более сознававшего себя продолжателем дела российских самодержцев, а Советский Союз – наследником Российской империи, возвращение территорий, утраченных после Первой мировой и Гражданской войны, было восстановлением исторической справедливости. И для подавляющего большинства советских людей представлялось само собой разумеющимся, что западные украинцы и белорусы вместе с литовцами, латышами и эстонцами с радостью встретят власть рабочих и крестьян, которая придет на смену буржуазно-националистической диктатуре. Кстати, в отношении трех прибалтийских стран, в которых до их аннексии Советским Союзом правили жестко авторитарные, националистические режимы, такое предположение первоначально не было большим преувеличением. Однако уже вскоре по тем землям, где проживали новые советские граждане, прошелся каток сталинских репрессий, который оставлял за собой кровавый след во всех республиках СССР, включая саму Россию. В основном это были обычные для НКВД полицейские меры против «классово чуждых» и «политически подозрительных» элементов, хотя некоторые акции поражают не только своей жестокостью, но и бессмысленностью. Например, можно найти разве что лишь преступную логику в расстреле польских офицеров в Катыни или в депортации нескольких десятков тысяч жителей прибалтийских республик накануне начала войны с Германией. Гитлер не уступал в кровожадности Сталину, но, в целях приобретения поддержки жителей Западной Украины, Западной Белоруссии и стран Балтии, летом 1941 года приказал освободить и вернуть по домам 800 тысяч пленных советских солдат – уроженцев этих мест.

В данной связи заслуживает внимания упорное стремление некоторых политиков и историков Польши и стран Балтии добиться международного признания фактов геноцида Советского Союза в отношении жителей этих стран. Так, польский профессор Анджей Новак из Ягеллонского университета давно мечтает о том времени, когда расстрел в Катыни будет признан в мире «символом одного из двух самых крупных преступлений XX века – преступлением коммунизма». Однако если учесть, что под геноцидом понимают уничтожение целых групп населения по расовому, национальному или религиозному признаку, политику геноцида со стороны советского руководства по отношению к полякам и прибалтам обнаружить практически невозможно. Зачем тогда нужно было расстреливать почти 22 тыс. польских пленных (на сегодня признано вынесение смертных приговоров 14,5 тыс. и достоверно установлена гибель 1800 из них), но оставлять в живых еще около 200 тыс. поляков из войска Польского, которые затем влились в армию генерала Андерса или воевали в армии генерала Берлинга? Точно так же нет никаких доказательств того, что литовцы, латыши или эстонцы при Советской власти  подвергались репрессиям по национальному признаку. Тем более интересно привести, для сравнения, примеры иного рода. Например, как назвать устроенное поляками во время войны массовое убийство польских граждан – немецких женщин и детей польских городов Быдгощ (Бромберг) и Шулитце? Или проведение Холокоста в странах Балтии, где самое деятельное участие в массовом уничтожении евреев принимали прибалты,  надевшие немецкую военную форму? Или события весны и лета 1943 года на Волыни, где в результате резни, устроенной украинскими националистами из УПА и ОУН погибли 50-60 тыс. поляков, а в результате ответных действий, предпринятых Армией Крайовой, нашли смерть несколько тысяч гражданских украинцев?

Да, пакт Молотова – Риббентропа, с учетом сложившегося к нему отношения, сегодня воспринимается многими как позорная страница в истории России. Однако задумаемся на минуту, что стало бы ему реальной альтернативой, когда бы Сталин и Гитлер не смогли договориться друг с другом. Если война между Советским Союзом и Германией тогда представляется маловероятной в силу неготовности к ней обеих держав, то оккупация Германией всей Польши и прибалтийских стран была бы вполне возможна. В этом случае население Третьего рейха увеличилось бы примерно на 20 млн. украинцев, белорусов, литовцев, латышей и эстонцев, которые могли бы дать при воинской мобилизации в армию фюрера около 2 млн. штыков. Излишне пускаться в теоретические рассуждения о том, в какой мере это соответствовало военно-политическим интересам Советского Союза за два года до его вступления в войну с самым опасным своим врагом. Но, допустим, Гитлер не стал бы оккупировать Прибалтику, ограничившись одним возвращением Клайпеды (немецкий город Мемель). Некоторые публицисты внушают нам, что если бы Сталин не присоединил страны Балтии к Советскому Союзу, Красная Армия получила бы в войне с Гитлером надежного союзника в виде почти 50 дивизий, которые могли бы выставить Литва, Латвия и Эстония. Однако, на мой взгляд, реальность тогда была бы иной: все эти дивизии после нападения Германии на СССР, в лучшем случае, сложили бы оружие, в худшем, – перешли на сторону вермахта, и немецкие танки в самом начале войны оказались бы в одном-двух днях перехода от Ленинграда!  Сходная причина побудила Сталина в ноябре 1939 года начать «экспромтом» войну с Финляндией, правительство которой не пожелало входить в геополитические интересы СССР и уступать часть своей территории в обмен на ту, что ему предлагалась. Не желая оправдывать советское руководство, все же напомню, что оно состояло сплошь из большевиков, не склонных возводить в абсолют государственные границы, тем более в таком «внутреннем вопросе», как границы в пределах бывшей Российской империи.  

Но где же здесь учет интересов малых стран, которые столкнулись с вопиющим произволом великих держав, видевших в них лишь средства для достижения своих геополитических целей? Что они смогли противопоставить грубой силе и натиску, как с Запада, так и с Востока? По большому счету – ничего, кроме ненависти к своим оккупантам и … надежды на приход врагов их врагов, которые прогонят захватчиков с их земли, помогут им восстановить утраченную государственность, а затем вернутся на свою родину, не требуя награды. Испытав многие несправедливости, которые совершались в их отношении воюющими великими державами, они чувствовали себя невинными жертвами и желали, чтобы весь остальной мир воспринимал их именно в этом качестве. Как будто их пригласили посмотреть на военный парад, а сделали участниками военных действий! Конечно, правда истории требует признать, что они были жертвами. Но та же истина беспристрастно свидетельствует, что они были не только жертвами.  

«Великие державы всегда вели себя, как бандиты, а малые – как проститутки»

Стэнли Кубрик, американский кинорежиссер

Современные польские историки исходят как из самоочевидности, что «польско-немецкая война началась 1 сентября 1939 года и завершилась 8 мая 1945 года победой советско-англосаксонской коалиции с нашим участием». Выходит, именно польская нация дольше всех воевала с немцами, за что и получила заслуженное вознаграждение – восстановила свое государство за счет восточных германских земель. В этих словах есть большая доля правды: известно, что по проценту погибших от общей численности народа поляки во Второй мировой войне уступают лишь евреям и белорусам. Но если многие поляки активно участвовали или поддерживали сопротивление немецкой оккупации (которое, однако, никогда не было столь масштабным и мощным, как в соседней Белоруссии), то польское правительство в эмиграции проводило весьма своеобразную политику. Так, если с ноября 1939 года оно призывало подчиненные ему отряды вести борьбу против как немецких, так и советских оккупантов, то с нападением Германии и союзников на СССР оно велело им прекратить партизанскую борьбу против немцев. Этот факт тем более интересен, что вскоре в Лондоне был подписан так называемый «Договор Сикорский – Майский», по которому Польша обязывалась не вступать ни в какие союзы, направленные против СССР, а Советский Союз отказался от договора с Германией о судьбе Польши и обещал сформировать из польских военнопленных вооруженные силы.  К лету 1942 году в Советском Союзе была создана польская армия генерала Андерса (41 тыс. человек), вооруженная и обмундированная на средства советского правительства, но подчинявшаяся польскому правительству в Лондоне. Сталин рассчитывал, что поляки будут сражаться против немцев вместе с Красной армией, тем более что уже началось наступление вермахта на Кавказ и Сталинград.  Но генерал Андерс, не забывший своего заключения в Лубянке и встревоженный пропажей тысяч военнопленных офицеров, стал настаивать на эвакуации всех польских военных и гражданских лиц. Поскольку было невозможно держать эту массу вооруженных людей, настроенных враждебно и не желавших воевать вместе с Красной Армией, Сталин согласился пропустить их в Иран, где они фактически поставили себя на службу интересам Британской империи.

Позднее поляки генерала Андерса участвовали в высадке союзных войск в Италии, понеся страшные потери при штурме монастыря при Монте-Касино, что имел такое же отношение к освобождению Варшавы, как и сражение в ноябре 1808 года при Сомоснерре в Испании. Тогда польские уланы генерала Домбровского, сражавшиеся под знаменами Наполеона, под ураганным огнем бесстрашно мчались на пушки испанцев.

Перейдем теперь к знаменитому Варшавскому восстанию, которое началось 1 августа 1944 года. Польские политики и историки обвиняют в его поражении коварного Сталина и бессердечных советских генералов, которые стояли под стенами Варшавы и хладнокровно наблюдали за тем, как вооруженные до зубов немцы убивали храбрых, но беззащитных поляков. При этом, вот незадача, лондонское правительство Комаровского и Миколайчика известило о намеченном восстании английское командование, но забыло предупредить советское руководство, со стороны которого только и могла прийти реальная помощь варшавянам(!). В этом нет ничего удивительного, поскольку вооруженное выступление было нужно его инициаторам в изгнании только затем, чтобы заявить, что польская столица освобождена Армией Крайовой, подчиняющейся лондонскому правительству. Это делает понятным, почему руководители восстания предприняли слабую попытку захватить мосты через Вислу, соединявшие центр города с предместьем Прагой, куда подходили советские танки, зато положили много своих людей при безуспешном штурме королевского замка Круликарни. Расчет явно строился на том, чтобы захватить замок, объявить о восстановлении «законной власти» и … предоставить советским войскам с боями очищать от немцев «освобожденную Варшаву».

Нужно было знать Сталина, чтобы понять, что он не поддастся на эту несложную уловку и не станет той «собакой», которая позволит, чтобы ей вилял чужой «хвост». К тому времени он уже хорошо знал цену таким «союзникам», которые заставили его вооружить и обмундировать армию для «английского дяди», а затем охотно приняли на веру версию Катынского расстрела, предложенную немцами. Это уже не говоря о том, что советские войска устали после успешных, но тяжелых боев в Белоруссии и на западной Украине и действительно нуждались в отдыхе. Кстати, этот факт почему-то не желают принимать во внимание польские политики и историки, заявляющие о том, что советские войска должны были прийти на помощь Варшаве хотя бы просто во имя … российско-польской дружбы, которую они отрицают во всех других случаях. Конечно, можно было бы бросить все силы на Варшаву и, положив, как во время Берлинской операции, до полумиллиона советских воинов, взять штурмом столицу Польши в сроки, установленные польским правительством в Лондоне. Но для чего – чтобы нынешние наследники этого правительства и обслуживающие их журналисты вспоминали, как лихо их деды освобождали Варшаву, и, походя, плевали на могилы «советских оккупантов»?! О том, что такая перспектива была вполне реальна, говорит не только начало, но и конец восстания. Если часть уцелевших патриотов, в основном из Армии Людовой, пробивалась из Варшавы через Вислу к советским частям, то глава восстания генерал Бур-Комаровский вместе со своими людьми пожелал сдаться в плен именно немцам, после того как они нашли предоставленный им лагерь для военнопленных вполне удобным для проживания. Некоторые историки считают, что такое гуманное обращение с восставшими, вонзившими, с точки зрения немцев, нож в спину их воюющей армии, было бы невозможно, если бы польскую и немецкую сторону не связывали какие-то доверительные отношения. Такие отношения могли возникнуть еще в 1938 году, когда Гитлер при разделе Чехословакии позволил Польше отобрать у нее Тешинскую область, что не было предусмотрено даже «Мюнхенским сговором».

Обратим теперь внимание на нашего северного соседа – Финляндию. Ныне официальная финляндская точка зрения состоит в том, что Вторая мировая война была для Финляндии оборонительной войной против Советского Союза. Об этом прямо сказала президент страны Тарья Халонен накануне 60-летия Дня победы, когда заявила: «Для нас мировая война означала особую войну против Советского Союза, и у нас не родилось чувство долга благодарности к другим». Конечно, для финского национального сознания, весьма привлекателен тезис о том, что Финляндия была вынуждена вступить в войну, навязанную ей Советским Союзом, в которой немцы стали для финнов «братьями по оружию». До тех пор пока немецкие «братья» наступали, финские «товарищи» им охотно помогали, тем более что все это время Финляндия получала поставки продовольствия из Германии. Но летом 1944 года немцы вывели свои войска из Прибалтики и Лапландии, их продуктовая помощь прекратилась, и финляндское правительство быстро заключило сепаратный мир со странами антигитлеровской коалиции. Чтобы придать возвышенный вид своему предательству немецких «братьев», финляндские политики и историки подчеркивают, что выход Финляндии из войны состоялся в результате победы летом 1944 года «в боях по сдерживанию противника», т.е. наступающих советских войск (Это примерно как сказать, что Финляндия капитулировала, не выдержав бомбардировок финских городов женской эскадрильей полковника Гризодубовой). В результате столь «победоносного» завершения войны Финляндия выплатила СССР репарации и отдала еще часть своей территории, так что сегодня ей, получается, не в чем себя упрекать.        

Посмотрим теперь на судьбу многострадальных республик Прибалтики, нынешние лидеры которых, в лучшем случае, говорят: «Хорошо, что русские освободили нас; плохо то, что они остались», в худшем случае, заявляют, что считают 9 мая 1945 года черной датой в своей истории. Их ведь тоже можно понять, ибо в 1939 – 1940 гг. большая часть правящей элиты, да и населения стран Балтии, надо полагать, мечтала о положении нейтральной Швеции, которая все военные годы выгодно торговала, продавая стратегические материалы и транспортные услуги тем воюющим странам, которые на данное время выглядели сильнее. В такой «стратегии выживания», несмотря на известный цинизм, нет ничего предосудительного, но судьба распорядилась иначе. Реальный выбор пришлось делать между подчинением своих стран или сталинскому Союзу, или гитлеровской Германии. Сейчас, по прошествии времени, разумеется, можно заявлять, что этот выбор был грубо навязан и что прибалтийские народы стали жертвами насилия. Однако свершившаяся, а не сослагательная история вынуждает признать, что во всех странах Балтии были как свои сторонники, так и свои противники вхождения их стран в зону влияния СССР или Германии. И соотношение между ними было величиной не постоянной, а менялось в зависимости от политики сначала советских, а затем германских властей, ну и, конечно, от хода боевых действий в войне 1941 – 1945 годов.

Поэтому, если перенестись из прошлого в настоящее, трудно отделаться от впечатления, что среди представителей нынешнего правящего слоя Литвы, Латвии и Эстонии немало политических наследников той части элиты своих стран, которая в начале 40-х годов прошлого века выступала за переход на сторону Германии. Об этом, на мой взгляд, говорит и эмигрантское прошлое президента Эстонии Тоомаса Хендрика Ильвеса и вице-президента Латвии Вайры Вике-Фрейберги, и присущая им романтизация образов «лесных братьев», доходившая у г-жи Вике-Фрейберги до оскорбления российских ветеранов войны и любования латышскими легионерами дивизии СС. Символично, что в 1944 году при подходе советских частей родители Ильвеса бежали в нейтральную Швецию, а маленькая девочка Вайра, которая тогда и не помышляла стать президентом Латвии, вместе со своими родителями ушла с отступающими немцами на Запад. Немецкая оккупация, стало быть, не оскорбляла патриотических чувств их родителей так, как советская. Или, нам хорошо известно о вооруженной борьбе «лесных братьев», которые теперь в Прибалтике считаются истинными героями своего народа, против советской власти и ее местных помощников. Однако при немцах «лесные братья» мирно сидели в своих хуторах, не выражая желания сражаться против захватчиков.  Поэтому если даже считать, что все латыши, литовцы и эстонцы были жертвами, это не означает, что они не испытывали привязанности к одной из воюющих на их территории стран. Вполне возможно, что немецкая оккупация могла показаться им даже более культурной по сравнению с советской. В конце концов, немцы репрессировали в основном евреев, поляков и русских, а этнические прибалты, лояльно относившиеся к Новому порядку, влачили относительно спокойное существование. Ведь фашисты не спешили посвящать их в свои планы, согласно которым, по оценке оберфюрера СС Конрада Майера, из числа прибалтийского населения на месте нынешнего проживания могли быть оставлены и онемечены свыше 50% эстонцев, до 50% латышей и до 15% литовцев. Остальные прибалты, как и 80-85 процентов поляков, должны быть выселены «в определенный район Западной Сибири». Так что если бы не сопротивление Советской Армии, многие из жителей Прибалтики на себе испытали бы нацистское «Каждому – свое».

Известно, что в австрийском обществе с некоторых пор активно ведется дискуссия о том, кем была Австрия в годы войны: первой жертвой или первым коллаборационистом. Как бывает в таких случаях, приводится множество фактов, подтверждающих и ту, и другую точку зрения. Почему же не идут подобные дискуссии в Болгарии, Венгрии, Румынии, Финляндии, бывших союзниками Германии в той войне, или в Чехии, Польше, странах Балтии, производивших оружие для Третьего рейха и поставлявших ему своих рабочих и солдат? Или все дело в том, что в годы Второй мировой войны политика этих стран, если отбросить нюансы, сводилась к тому, чтобы подчиниться силе, а когда на эту силу нашлась другая сила, вовремя перебежать на ее сторону со словами проклятия былому покровителю. Это – все та же стратегия выживания любой ценой, которая представляет удобное оправдание. Ведь и мародеры также считают себя жертвами войны, но при этом цепко подбирают все, что плохо лежит. Однако при чем тут показное благородство и кичливый гонор? Проще надо, господа, проще… Как сказал один законопослушный финляндский гражданин, «сейчас уже нет, слава Богу, ужасного коммунистического режима, и его не надо бояться. Не надо униженно распространять вранье, значит – пришло время найти истину и занести ее в учебники истории». Какую истину они при этом заносят в свои учебники истории, было уже показано. Однако зачем нам идти на поводу их желания представить себя исключительно невинными жертвами или борцами с тоталитаризмом и уступать требованию бесконечных покаяний от нас за то, что мы их освободили, – но не так, не тогда и не от тех, от кого бы им хотелось?!

«Наш народ миролюбив и незлобив. Восемьсот лет провел в походах и боях…»

Геннадий Зюганов, российский коммунист

Так что же в итоге принесла народам Европы Советская Армия, которая с боями прошла через их земли, – независимость или порабощение? Это один из тех вопросов, на которые не может быть дан однозначный ответ. Прежде всего, советские воины спасли жизнь тем людям и народам, которым нацистское государство и фашистская идеология отказывали в праве на существование. Поэтому, хотя граждане Израиля имели основание не любить Советский Союз, там никогда не ставили под сомнение великий подвиг советского народа. Хотя ни одна дивизия Красной Армии не била фашистов на французской земле, граждане Франции сохраняют глубокое уважение к советскому солдату.  Даже в Германии, где живут прямые потомки солдат и офицеров, погибших в России, Украине и Белоруссии, чтут памятники советским воинам и не надругаются над их могилами. А в Восточной Европе многие уже начинают забывать, что были когда-то под немецкой оккупацией, но с каждым годом припоминают все новые несправедливости, которые причинялись им при оккупации советской. Говорят, что после окончания Второй мировой войны многие немцы, австрийцы и итальянцы начали срочно вспоминать о том, какие издевательства они претерпели от фашистского режима: одного полицейский толкнул, у другого реквизировали велосипед для военных нужд, третьего задержали за нарушение комендантского часа. Нечто подобное мы наблюдаем сейчас в странах Восточной Европы, которых, оказывается, Советский Союз много лет держал в черном теле и не пускал к светлой жизни.  

Конечно, советские воины, вынесшие на себе основную тяжесть боев с фашизмом, были не ангелами в белых ризах, не рыцарями без страха и упрека, а обычными людьми, со всеми человеческими достоинствами и пороками, всем светлым и темным, что пробуждает в людях действительно страшная война. Постоянно пребывая в стрессовой ситуации, находясь между жизнью и смертью, они могли выпить лишнего, обидеть местного жителя, попавшего под горячую руку. Бывали, конечно, и случаи грабежей или изнасилований. Но историку Энтони Бивору, скрупулезно подсчитавшему, сколько немок было изнасиловано советскими солдатами в ходе битвы за Берлин, было бы также нелишне поинтересоваться, зачем девушки и женщины в Западной Германии пачкали себе лица  перед тем, как выйти на улицу и попасться на глаза американских и английских солдат. Но в статьях, книгах и фильмах о войне, которые более 60 лет выходят на Западе, а в последние десятилетия и в странах Восточной Европы, агрессию, преступления и злодеяния совершают в основном только немцы и … русские, а все «разумное, доброе, вечное» исходит от англосаксов и их верных помощников в странах Европы. В этом и заключается пропагандистский подход ко Второй мировой войне, идущий еще от "The Second World War" Уинстона Черчилля, который в начале работы над ней сказал: «История будет добра ко мне, ведь я сам буду ее писать».   

Поэтому не должны вызывать изумления инциденты, подобные тому, о чем пишет в своей статье «Война, которую выиграли не мы, … а русские» британский историк Норма Дэвис. «Недавно, когда я выступал в Кембридже, – говорит он, – с докладом о роли Восточного фронта и значении побед Красной Армии, против меня резко выступил один молодой британский историк. "Неужели вы не понимаете, что только во Франции мы сковывали 56 немецких дивизий, - заметил он. - Если бы не это, Красная Армия потерпела бы жестокое поражение". Однако куда менее известен другой факт: если бы Красная Армия не уничтожила 150 немецких дивизий, высадка союзников никогда бы не состоялась». Но в той же статье в "The Times" защищающий историческую истину Н. Дэвис заявляет: «Когда союзные войска входили в Рим, Париж или Брюссель, это можно было назвать подлинным освобождением… Однако странам Восточной Европы советские войска несли не только освобождение от нацистского ига, но и новую тиранию». Конечно, нельзя не признать, что в странах, вошедших в советскую зону влияния, были установлены просоветские, т.е. коммунистические режимы. Но разве США и Великобритания не способствовали тому, чтобы в зонах их влияния к власти приходили прозападные силы? Если бы не их военно-политическая и финансово-экономическая поддержка, коммунисты создали бы свое правительство в Греции и вполне могли бы победить на свободных выборах в Италии и Франции. Поэтому не следует создавать мифы об «истинном» и «ложном» освобождении, тем более что современная ситуация в Ираке и Афганистане показывает, насколько условна грань между освобождением и оккупацией.

Так все же надо ли России повиниться перед жертвами Второй мировой войны? Покаяние – это оружие сильных духом, поэтому нет ничего постыдного в том, чтобы просить прощения у тех, перед которыми ты  в самом деле  виноват. Но как чувство вины, так и покаяние не может быть всеобщим и постоянным. Однако именно о таком покаянии идет речь в заявлениях польских государственных лиц или в очередном «Призыве президиума Балтийской Ассамблеи к Государственной Думе Российской Федерации», где России предлагается «высказать официальное извинение народам Эстонии, Латвии и Литвы за несправедливость, мучения и вред, нанесенные этим народам Московским политическим режимом». На мой взгляд, нужно повиниться перед конкретными жертвами, например, перед безвинно репрессированными, которых высылали в вагонах для скота в Сибирь, или бессудно расстрелянными в Катынском и прочих лесах. Но с какой стати каяться перед г-жой Вике-Фрейберге, родители которой предпочли своей исторической родине нацистские лагеря для перемещенных лиц? И уж тем более абсурдным делом было бы просить прощения у бывших коммунистов Восточной Европы, которые хорошо жили при прежней власти, да и сейчас неплохо устроились, громче других требуя покаяния от России. Кстати, если называть советский режим оккупационным, то следует признать всех, кто работал на государство в советские годы, пособниками этого режима. Или опять все дело в пресловутой «стратегии выживания»?

Ну, да Бог с ними, нашими бывшими сомнительными союзниками, фальшивыми друзьями и лукавыми «братушками». Теперь уже понятно, что нынешнее, а, возможно, и следующее поколение политической элиты стран Восточной Европы не простит нам, что именно советские, а не американские или английские, солдаты освободили их родину от фашизма. Вновь подтверждается правота «одного слова» Ф.М. Достоевского о  славянах, о которых он в ноябре 1877 года сказал: «Начнут они непременно с того, что внутри себя, если не прямо вслух, объявят себя и убедят себя в том, что России они не обязаны ни малейшею благодарностью, напротив, что от властолюбия России они едва спаслись при заключении мира вмешательством европейского концерта…». Но все же главное – сделать правильный вывод из ползучего пересмотра итогов Второй мировой войны. История учит нас, что острая потребность в России у других народов появляется только тогда, когда надо выручать из беды братьев-славян, угнетенные народы, порабощенную Европу. Так было во времена наполеоновских и балканских войн, в годы  Первой и Второй мировой войны. Тогда, поначалу, русских все уважают и любят, клянутся в мире и дружбе навек, спешат напомнить о нашем братстве («нас одних – всего ничего, а с Россией – двести миллионов»). Но как только Россия выполнит свою спасительную миссию, устлав поля Европы телами сотен тысяч своих солдат, российскому воину-освободителю более чем прозрачно намекают: «Бери шинель – иди домой». Конечно, есть в том и наша беда или вина, что другие народы охотно закрывают глаза на наши недостатки во время военной грозы, но не желают терпеть их в дни мирной тишины. Поэтому и остается одно: с глаз долой – из сердца вон.

Так, может быть, и нам не следует питать иллюзии в отношении «благодарного человечества». Если уж России суждено быть страной по чрезвычайным ситуациям, то и отношения с другими странами нужно перевести на доступный и понятный всем язык эквивалентного обмена. И когда ближние или дальние народы вновь начнут призывать Россию, станут искательно заглядывать ей в глаза и будут умолять о помощи против «нового Антихриста», не спешить идти на их зов с открытой душой, не думая о награде. Но, прежде чем отправиться в новый поход во спасение Европы, получить твердые гарантии от взыскующих освобождения, что они обязуются компенсировать все потери, понесенные Россией в войне с их агрессорами. Тогда не Польский Сейм и не Балтийская Ассамблея будут вымогать миллиарды у России, а Федеральное собрание потребует соблюдение договора от Польши и Прибалтики! Более же всего надо помнить о том, что главные свои обязанности российское государство несет не перед «ближним зарубежьем», не перед Европой и не перед «цивилизованным миром», а перед своими гражданами, о потребностях которых оно порой думает меньше, чем об интересах чужих. И поэтому, когда раздастся очередной истошный крик: «Россия, спаси нас!», лучше трижды тридцать раз подумать, прежде чем отправлять на смертный бой самое дорогое, что у нас есть – наших сыновей и дочерей.