«Что я тут делаю? Я же должен быть на той стороне!»

Сегодня был мой последний день службы в органах внутренних дел. Я надеюсь, что в нашей России будущего Конституция будет Конституцией, где человек, его права и свободы являются высшей ценностью, где все равны перед законом и судом, а коррупция — это исключение, а не правило , — видео с такими словами вечером 2 февраля опубликовал в интернете теперь уже экс-сотрудник УМВД по Ивановской области 28-летний Сергей Римский. Он сказал, что для него как сотрудника полиции всегда было важнее, на чьей стороне право, а не сила, и он бы не смог находиться среди силовиков, которые избивали протестующих, — кинул бы щит и палку и ушел. О том, почему он решил уволиться, почему молчат другие и почему он считает, что выбор есть у каждого, Сергей рассказал 7x7 .

— Недавно вашу должность сократили. Как думаете, это из-за ваших взглядов?

— Я пять лет проработал в органах, никогда не скрывал свою позицию в отношении действующей власти. Постепенно недовольство руководства моей позицией нарастало, и в конце концов осенью сократили мою должность — потому что отрицательных моментов в моей работе не было, уволить было не за что. Я мог бы, конечно, побороться за то, чтобы мне дали другую должность, но после митинга, который прошел 23 января, я понял, что не хочу иметь никакого отношения к органам внутренних дел, и подал рапорт об увольнении.

— Получается, наличие своего мнения на острые вопросы не мешало выполнять свою работу профессионально. А конфликтов из-за этого не было?

— По рабочим моментам особых разногласий не было. Руководство не устраивали в первую очередь мои публичные высказывания и оценки в отношении, допустим, оппозиционных политиков или действующей власти. Формально, согласно законодательству, сотрудник МВД вообще не имеет права высказывать публичные оценки. В Instagram у меня иногда были высказывания, например, о поправках к Конституции, это, скажем так, их [руководство] напрягало. Для них идеально, чтобы сотрудника полиции было не слышно. А все, что касается огласки и СМИ — этим занимается пресс-служба, в сухом формализме, не более. Если рядовой сотрудник начинает появляться в новостях, это не приветствуется.

— А руководство не придиралось к вам из-за ваших постов в Instagram, где вы открыто выражали свое мнение о ситуации в городе и стране? Например, когда было голосование по поправкам к Конституции?

— Я, может, не практикующий, но юрист и очень всегда трепетно относился к закону. Смысл [работы], если с Конституцией творят такое? Начали с Конституции, вот сейчас мы видим, как Навального осудили. У всех юристов, с которыми я общаюсь, глаза на лоб от всего этого. Это тоже вгоняет в тоску, потому что ты понимаешь, что от тебя, как от юриста, все меньше и меньше зависит. Эти решения принимаются уже, по сути, не в суде.

Я когда сделал у себя пост в Instagram по поводу поправок, понимал, что это начнет сказываться. И в августе на меня натравили ОСБ — выкопали там где-то мои комментарии.

— Про Конституцию?

— Не помню уже. Там было несколько различных комментариев, еще во ВКонтакте . К счастью, у меня был опыт, как от этого всего отбиваться, лавировать. Приходилось даже перекрывать временно страницу в Instagram. Смог тогда отбиться. Самое смешное — я обычный исполнитель, а это просто посты и комментарии, у которых нет огромной аудитории. Но уровень, на который подняли эту проблему , чтобы, скажем так, от меня постараться избавиться, — это был уровень первых лиц — заместитель начальника УВД, начальник полиции.

СКРИНШОТ СТРАНИЦЫ В INSTAGRAM СЕРГЕЯ РИМСКОГО

— Не было непонимания со стороны коллег? Не говорили, что лучше помолчать?

— Любой бюджетник, будь то хоть полицейский, хоть медработник, — это такой же человек, в целом эти люди не сильно отличаются от других, у них такие же проблемы — ипотека, дети и т. д. Да, в целом это молчуны — [предпочитают быть] потише, чтобы их не трогали. Где-то внутри себя они могут быть согласны или не согласны [с тем, что происходит]. Но отдельно есть люди — они как раз и растут карьерно, — которые всегда будут активно поддерживать руководство, действующую власть и пр. Внутри себя они, может, и не согласны, но будут активно топить за власть ради того, чтобы получить определенные плюшки. Что касается моих коллег, то они всегда знали мою позицию. Может, руководителей это как-то напрягало, но моей работой они были довольны. Мне кажется, даже если разобраться [в поведении] тех сотрудников, которые жестят [на митингах] в Москве, их не так много [среди полицейских], мне кажется. Это в основном такие подразделения, как ОМОН, куда набирают тех, кто готов.

— Вы сами не дежурили на улице в дни, когда были митинги?

— К счастью, я был в отпуске. Если бы не был, то не вышел бы [дежурить]. И, к счастью, у нас в Иванове нет такого беспредела, который творится на митингах в Москве.

Так могут „работать“ только садисты . Что говорят в Рязани избитые силовиками и что об этом думают местные журналисты

— Зачем вы пошли работать в полицию?

— У меня всегда было трепетное отношение к закону, всегда нравились юридические дисциплины. Когда я пришел в полицию, работал сначала в патрульно-постовой службе и видел, сколько вокруг беззакония, проблем и несправедливости. И мне нравилось, что я могу на своем уровне хоть как-то на это влиять. Я пошел работать в 2015 году в ту службу, которая должна защищать права жителей. Тогда было межсезонье после Болотной, протестная активность была на минимуме. Даже я сам тогда еще не был так оппозиционно настроен, так категоричен, хотя и не одобрял многие действия власти. Через полтора года я перешел в отдел кадров, там я как раз изучил психологические моменты внутри коллективов, узнал, как система борется [с неугодными]. И поэтому от меня самого уже было не так просто избавиться — я знал нюансы. Увидел всю гниль изнутри, а чем выше уровень, тем выше уровень шлака. Поработав там, понял, что хочу в какое-нибудь более спокойное место. Перешел инспектором в изолятор временного содержания, оформлял документы там.

— Как думаете, люди в полиции молчат, потому что боятся потерять работу или потому что не понимают, что их молчание связано с тем, что происходит вокруг них?

— Наверное, все вместе. Знаю сотрудников, которые все понимают, но боятся (потерять работу и пр.). А есть много таких, кто в принципе не смотрит новости, в интернете пользуется только развлекательным контентом, они как в вакууме, поэтому когда их выводят на какой-нибудь митинг и говорят, что там навальнята , в их голову это ложится как в благодатную почву — они в принципе не терпят никакой другой информации. Либерально настроенных, активных, как я, их не так много. В целом зарплаты в полиции давно не растут, они сравнялись со среднестатистическими, и уровень кандидатов на должности оставляет желать лучшего. Я полтора года проработал в отделе кадров, и с точки зрения образования, широты кругозора этот уровень с каждым годом снижался. И в целом некомплект есть, в райотделах особенно, например, участковых не хватает, а это значит, что сотрудники выполняют объем работ намного больший, чем положено. Растет нагрузка, стресс, а это приводит, понятное дело, к чему.

— Что скажете про людей, которые говорят, что молчат, потому что у них семья, дети?

— Тут, мне кажется, все равно в первую очередь зависит от человека, потому что нет ни одной ситуации в жизни, на которую нельзя было бы посмотреть с точки зрения выбора. Выбор, мне кажется, есть всегда. И даже если, например, сразу не получится найти работу с такой же (к слову, небольшой) зарплатой, будет меньше сначала — всегда есть возможность развиваться.

— Что стало для вас той критической точкой, когда вы поняли, что остаться без работы — не самое страшное?

— Работа в любой бюджетной организации предусматривает стабильные выплаты. Они могут быть небольшими и в целом очень мало зависят от результата, хорошо ты отработал или хуже. Это сказывается. Например, когда молодые приходят, у них есть энтузиазм, активность, а когда десять лет уже на таком месте отработал, то уже привык сидеть на этом месте. Почему я не остался? Мне еще нет 30, образование есть. В конце концов, это просто работа. С практической точки зрения я понимаю, почему люди пытаются удержаться во власти — потому что вокруг них крутятся огромные деньги. А здесь у нас даже нет таких моментов — огромных зарплат и прочего. Это просто обычная работа. Если тебе некомфортно все это видеть и ты ощущаешь, что стал частью этой системы, ты понимаешь, что оно того не стоит.

Смотря на все, что происходит вокруг [митинги], я понял, что я внутренне на стороне протестующих. Я подумал: Что я тут делаю? Я же должен быть на той стороне! .

Я, конечно, понимал все изъяны службы, но, может, по наивности сначала думал, что смогу изменить эту ситуацию хотя бы на низовом уровне. Тут ситуация такая, что как только ты занимаешь какую-нибудь мало-мальски руководящую должность, ты полностью вклиниваешься в эту вертикаль власти и подчиняешься политике партии, которая идет свыше, и долбишь своих подчиненных. Так что ты или просто сидишь со своими принципами и формально выполняешь свои обязанности, никуда не ввязываясь, или просто проглотишь свои принципы, пойдешь на сделку с совестью и будешь делать карьеру. Это можно увидеть даже на случае с судом над Навальным, как там менялись судьи. То есть даже там есть люди, которые решили, что не стоит, хватит уже, это уже какое-то совсем беззаконие. Хотя это люди, которые раньше уже наверняка сталкивались с похожими ситуациями, не то чтобы белые-пушистые.

— А когда вы сами поняли, что все, дальше так нельзя?

— Некомфортно стало с 2019 года, когда были акции протеста в Москве, и там была определенная жесть. Но с горем пополам я решил продолжить как-то бороться [с несправедливостью] изнутри. Но то, что сейчас пошло… Проблема вот в чем. Лично про себя я знаю, что я нормальный сотрудник, я бы никогда такой ерундой не занимался. Когда я смотрю на эти кадры [насилие силовиков на митингах], то думаю: Блин, да я бы прямо там бросил эти щит и палку . Но я ведь даже людям не смогу это объяснить, потому что из-за поведения таких сотрудников им все полицейские кажутся такими. Это как во Вторую мировую войну все немцы для наших были негодяями, хотя среди них тоже были хорошие люди.

На фоне этого стало невозможно найти какое-то положение внутри системы, нужно было определиться, с кем ты. Постепенно все идет к тому, что даже, условно говоря, молчунам — людям, которые старались всегда быть в своем уголке, — придется делать выбор.

На них будут давить их руководители, будут давить их личные бытовые проблемы, а дальше сработают причинно-следственные связи. Стоит один раз махнуть [палкой] на митинге, им прилетит в ответ от какого-нибудь протестующего, а там уже эффект толпы — он возненавидит всех протестующих. Это эскалация конфликта, взаимная агрессия, поэтому единственный выход добропорядочного гражданина нашей страны — постараться не иметь ничего общего с этой властью.

— Уже решили, чем хотите заняться после увольнения?

— Однозначно, что я продолжу свою, скажем так, общественную деятельность, потому что теперь меня ничто не ограничивает. Буду стараться вливаться в общественно-политическую жизнь региона. Думаю, пойду по своему прямому направлению, юристом. В том числе, наверное, буду оказывать бесплатную консультативную помощь и задержанным, может быть, тем же сотрудникам, которые хотят уволиться или будут в ситуации, как у меня. Буду каждый день понемножку стараться что-то изменить.

Евгения Сибирцева, 7х7