Маленькая антиутопия.

В Город Солнца и обратно.

(Эпос индейцев Центральной Америки)

            В одной стране жили очень талантливые люди. Никто лучше них не умел добыть в джунглях опоссума или попугая. Ещё они знали секрет приготовления веселящего зелья из маленьких лесных грибов. А пленных поджаривали так, что любо-дорого глядеть. К ним даже из соседних племён обращались. Придут, бывало, и говорят: «А поджарьте-ка нам коварного шоумека, мы его тут на днях возле речки в плен захватили». «Да завсегда пожалуйста, - ответят эти люди, а назывались они, кстати, тотекуки, - только чур печёнку мы сами съедим, нам за труды полагается».

Вот так жили индейцы тотекуки в своей центральной Америке и жили, в целом, неплохо. Большое племя, первобытнообщинный строй, мягкий климат. Бананы, опять же. С мясной пищей было похуже, но я уже говорил про пленных, которых хватало, потому что все соседние племена находились в состоянии перманентной войны. Не из кровожадности. Просто кушать очень хотелось. Так что жили тотекуки дружно: сообща ходили воевать и охотится, вместе разрабатывали новые способы приготовления каннибальских блюд, обсуждали новости, типа, какое племя на какое напало и кто кого больше съел. Иной раз, правда, ссорились, но больше по мелочам, вроде, кому достанется большая берцовая кость, а кому тазобедренный сустав или рёбрышко. Но это только в голодные времена бывало. А так, как я уже говорил, хорошо жили, дружно. Песни пели, танцевали и регулярно приносили кровавые жертвы духам сельвы.

            Вот как-то раз сидели тотекуки у своего общинного костра. Пленного съели и зажевали его зельем из грибов. Тут же явились к ним добрые духи сельвы с оскаленными кровавыми клыками и выпученными от несварения желудка глазами и стали подвывать и стучать маракасами. А один из них говорит:

            - Эй, тотекуки!

            - Уйди, глюк, - отвечают ему тотекуки (те, кто ещё что-то соображал), - духи не разговаривают.

            - Да я, собственно говоря, и не дух вовсе. – Отвечает тот, кто говорил.

            Тут они помаленечку из кайфа стали выходить и один охотник по имени Заараза говорит:

            - Ты кто?

            - Кто-кто… оцелоп в набедренной повязке, - в рифму ответил ему незнакомец и шагнул в круг света от костра.

            Смотрят тотекуки, стоит перед ними могучий воин. Весь такой в доспехах из коры железного дерева, на шее ожерелье из сушёных ушей и обсидиановых шариков, за поясом кремнёвый кинжал, а в руке дубинка, утыканная осколками вулканического стекла. На голове шлем в форме головы ягуара, а на ногах мокасины из шкуры анаконды. Морда лица, разумеется, вся полосами охры разукрашена, и за левым ухом торчит перо райской птицы. В таком воине, если его того, килограмм пятьдесят чистого мяса будет. Мечта каннибала. Мда… Только попробуй такого забей на мясо. Сначала сам пяток охотников потеряешь. Поэтому тотекуки сразу нападать на незнакомого воина не стали. Спрашивают:

            - Чего тебе, оцелоп в набедренной повязке, надо?.

            А он им отвечает человеческим голосом:

            - Моё имя Гераклокоцатль. Я главный воин великого касика тольтеков,  большого вождя, если по-вашему, Тигуненатлаката…Тигунацатлатоте… Тинагу… тьфу, короче, великого касика с непроизносимым именем. Он послал меня к вам с особым поручением. Так что сейчас все весело собрались, и, как говорится, с вещами на выход!

            - Это то есть как? – Удивились тотекуки.

            - А так. Было ваше – стало наше. Выметайтесь, говорю, прочь отсюда. Теперь этот участок сельвы принадлежит нашему тольтекскому касику Тинагу… Тигуаку… Короче, тому, чьё имя я не в силах произнести.

            Тут как есть состроилась немая сцена. Все в шоке. Но вождь тотекуков Сааламандро всё же опомнился и говорит:

            - Слушай, Геракло… как тебя там, ты, конечно, великий воин, но нас много, а ты один. Что если мы тебя сейчас того? – И эдак недвусмысленно повертел копьём.

            - Да пожалуйста, вас ведь много, а мы одни, - нехорошо хихикнул Гераклокоцатль и поднял свою дубинку. Тут же из всех кустов полезли тольтекские воины, и вылезло их сто семь человек. Или около того. Все здоровенные, с раскрашенными мордами, с дубинками и с маленькими такими духовыми трубками, заряженными иглами с ядом кураре.

            - Гм, - сказал Саламандро, это, конечно, меняет дело. Но мы же с тольтеками почти что не ссорились. И уже лет пять как никого из ваших не ели. За что?

            - А за то, - Отвечает Гераклокоцатль, - что продали нашему касику вашу землицу со всеми потрохами.

            - Кто? – ахнули тотекуки.

            - Да вон тот, мордатый, - и Гераклокоцатль указал дубинкой на тотекука по имени Подлянго.

            - Это так же это понимать? – Посмотрели на Подлянго соплеменники.

            - Да вот, знаете ли... Это вообще долгая история… – Опустил глазки Подлянго и так это боком попятился от костра к сельве.

            - За сколько хоть продал? – Спросил вождь у Саламандро, наступая ему на ногу.

            - За два мешка маиса и корзинку грибов. Кушать, говорит, сильно хочу. – Ответил за Подлянго Гераклокоцатль и добавил: – Сделка честная, наши юристы всё проверили. И даже с духами сельвы советовались. Те всё одобрили. Так что давайте, не задерживайтесь.

            Отвернулся от него Саламандро  и говорит соплеменникам:

            - Выразим, братья, всеобщее презрение жадному Подлянго!

            Тогда все сказали хором:

            - Фу, жаба!!! – И стали плевать в Подлянго.

            А Гераклокоцатль понаблюдал за ними и говорит:

            - Ничего, если мы тоже присоединимся?

            - Валяйте, - говорят ему между плевками тотекуки. – Чего уж там, нам не жалко.

            Тут и тольтеки стали плевать в Подлянго.

Короче, утонул он. С той поры среди индейцев центральной Америки и ходит выражение, что, мол, не плюй на общество, потому что если общество на тебя плюнет – утонешь.

            Да. Так вот, когда жадный торговец родной землёй выпустил последний пузырь, Гераклокоцатль сказал:

            - Вот и хорошо, что ваш подлый предатель утонул. Два мешка маиса и корзинка грибов на дороге тоже не валяются, они нам самим пригодятся. А вы давайте, давайте, пошевеливайтесь. А то моим бойцам страсть как хочется в трубочку дунуть.

            - Командир, может, договоримся? – Без особой надежды спросил Саламандро.

            - Да не вопрос, - Говорит Гераклокоцатль. – Можно и договорится. У нас на этом месте по генеральному плану застройки сельвы будет лагерь для военнопленных на пятьсот мест и площадка для жертвоприношений крылатому змею Кетцалькоатлю со ступенчатой пирамидой и всем наворотами. Так что если есть желание, можете оставаться. Нам на первое время народ нужен.

            - Гм, раз такое дело, спасибо, конечно, за предложение, но мы уж лучше того, пойдём.

            - Ну, так и скатертью дорожка, пока я добрый.

            Так покинули тотекуки родную землю. Переночевали в паре километров от прежней стоянки (за ночь двух женщин ягуары съели) и с утра пораньше пошли в неизвестном направлении, примерно на северо-запад. Идут они, а вокруг них густая сельва. Деревья до неба, весь свет закрывают, в их кронах узконосые обезьяны верещат, попугаи в воздухе яркими перьями сверкают, опоссумы по веткам скачут, и все старательно гадят на людей сверху. Лианы, опять же, фикусы всякие, прочая тропическая зелень и полное отсутствие путей сообщения, питьевой воды и прочих удобств. Потом вообще болота начались. Вонючие такие, с чёрной тиной и гнилыми корягами. Про тучи москитов и зловонные испарения я уже не говорю. Аллигаторы, опять же, там кишмя кишели. Оно, конечно, мясо у них вкусное, но и сами аллигаторы пожрать горазды. Вот вождя Саламандро один такой перекусил пополам и съел со всеми потрохами.

Короче, ряды тотекуков стремительно редели. На очередной, восьмой, что ли, ночёвке стали они роптать. «Чего ради, - говорят, - ушли мы из родных мест? Ведь и в лагере военнопленных жить можно. Глядишь, не всех нас в жертву их богам принесли бы. Может, пойдём назад, да и сдадимся тольтекам»?

            Тут один из них по имени Данкоо встал и говорит:

            - Короче, так, самозванцев нам не надо! Командиром буду я. Всем встать и вперёд, на мины! – И начал поднимать их ласковыми пинками, потому что сильно любил людей. Особенно когда они хорошо прожарены. Знаете, эдак, с хрустящей корочкой.

            Ну, деваться некуда, пошли дальше. Потому что Данкоо был парень не хилый,  дубинкой владел в совершенстве, и копьё у него было длинное и острое. Как-то не хотелось с ним ссорится. Ладно, пошли дальше.

День идут тотекуки, два идут, в болота проваливаются, аллигаторов едят и сами к ним на обед попадают, от лихорадки мрут, а сельва всё никак не кончается. Но Данкоо их всё ведёт и ведёт. Наверно, знает куда. А может карта у него есть, но он не признаётся?

На третий день разразилась такая гроза, что мама не горюй! Потоки воды с неба падают, молнии деревья разбивают, всё промокло и вообще полная задница. Походный огонь водой залило, и все факелы потухли. Тут ещё темень кругом, а кушать, между прочим, давно уже совершенно нечего. Хоть муравьёв ешь.

Окружили оголодавшие тотекуки Данкоо. Глаза горят, зубы щёлкают, с длинных волос вода течёт и походную раскраску с красных рож смывает. Каннибалы, одним словом. Вот они своему предводителю и говорят:

            - Куда ты завёл нас, Сусанин-герой? Мы ж тут все вымрем как мамонты!

- Не писайте, - говорит им Данкоо, - в лесу и так сыро.

Но не поняли люди его шутку. Закричали:

- Он ещё и издевается над нами!

Тут же от кого-то поступило дельное предложение:

- А давайте съедим его, братья!

Тут же все, кто мог, наставили на Данкоо свои копья с обсидиановыми наконечниками. Вот-вот заколют как дикого поросёнка.

            - Не надо, я сам, - сказал Данкоо, отводя рукой копья в сторону.

            Вгрызся он белыми зубами в своё красное запястье на левой руке и разорвал его на фиг, а зубами вытянул вены. Потом ногтями разодрал своё ожерелье из зубов ягуара, кожу на груди и саму грудину. Раздвинул рёбра, вырвал своё сердце, присоединил его к венам на запястье и поднял руку кверху как та статуя свободы, что на въезде в Нью-Йорк стоит.

Запульсировало освобождённое из грудной клетки горячее сердце и загорелось кровавым светом. Ахнули люди. Между тем Данкоо зажал свободной рукой дырку в груди, чтобы не так кровь хлестала, и пошёл себе через болотистую сельву. А потом побежал.

            - Ужин уходит! – Закричали опомнившиеся от такого фокуса тотекуки и бросились догонять  Данкоо. А его горящее сердце светило им как маяк в ночи. И дождь на него совсем не действовал.

            До утра гонялись тотекуки по сельве за Данкоо, и многих больных и слабых соплеменников потеряли в болотах и в пастях хищников, а утром вырвались на оперативный простор – вышли на приморскую равнину и сильно обрадовались. Потому что тропический ливень кончился, взошло свирепое экваториальное солнышко, а шустрый Данкоо окончательно истёк кровью и свалился на мокрую траву как подкошенный.  Только сердце его на остатках венозной крови продолжало слабо светиться и чуть подрагивало. Тут один осторожный человек отфутболил его в кусты и говорит:

            - Добегался, бедолага. Послали духи пропитание!

            Остальные тотекуки с ним согласились и позавтракали тем, что осталось от Данкоо.

            - А сердце его, - говорят, - мы есть не будем, но сбережём, типа это наша национальная святыня и всё такое.

Положили они потухшее (и начавшее уже попахивать) сердце в корзинку, да и забыли о нём.

Потому что накопились более насущные проблемы. Надо было думать, как жить дальше. Ведь земля вокруг них была обильна, а порядка ну совершенно не было.

Однако, как говорится, была бы шея, а хомут найдётся. Вышел из толпы свирепый воин Варягоо, весь увешанный скальпами убитых врагов и зубами крокодилов и говорит:

- Чего мы живём как дикари? Сколько можно терпеть эту первобытно-общинную расхлябанность? Вон у тольтеков, инков, майя и даже у тупых ольмеков давно уже есть свои государства. Цари, чиновники всякие там, регулярная армия, почта и так далее, а мы всё по сельве да по сельве. Как туземцы, честное слово! Давайте тоже государство строить, а я буду его царём. – Добавил он скромно.

Трое братьев Варягоо - Щёко, Кийо и Хоориво, а так же сестра их Лыыбедо встали позади него и говорят:

- Мы согласны.

Тут же ещё десятка два охотников из числа тех, у кого мозги чуть быстрее работали, чем у остальных, к ним присоединились и говорят:

- Мы тогда будем регулярной армией.

- Ну вот и определились, - подвёл итог Варягоо. -. Все остальные пока будут числиться крестьянами, ремесленниками и народной интеллигенцией.

- А как же я? – Спросил шаман Дурманоо.

- Ты будешь религиозным деятелем, - махнул рукой Варягоо и добавил: - Заодно сочини-ка нам каких-нибудь богов, а то не пристало подданным реального монарха поклоняться каким-то там духам сельвы.

Народ, конечно, немного пороптал поначалу, но у царя уже была регулярная армия. Так что через пару десятков трупов всё устаканилось. Так появилось у тотекуков своё государство во главе с царём, с регулярной армией, с национальным героем Данкоо и с собственным жрецом, который заперся в шалаше и ел грибы, силясь выдумать хотя бы одного бога.

Стали подданные царя Варягоо возделывать картофель, помидоры, табак и царицу полей кукурузу на приморской равнине. Заодно рыболовство освоили и людей теперь ели только по большим праздникам. Ну а поклонялись нынче тотекуки наспех выдуманному шаманом Дурманоо богу желудка Хаавальникоцатлю, статую которого водрузили посреди столицы государства, и множеству придуманных позже богов, которых пока статуями не удостоили.

Так оно и продолжалось пару-тройку поколений. Однако постепенно жизнь в государстве тотекуков становилась всё хуже и хуже. Царь Анклааво Первый для прокормления своего двора неимоверно увеличил налоги. Потомки первых двадцати воинов, ставшие знатью, тоже всячески притесняли своих крестьян и вообще вели себя нагло и вызывающе. Ну а жрецы неимоверно размножились и требовали себе и своим богам всё новых и новых жертв и статуй. В общем, пошла в долине такая жизнь, что хоть вешайся. Только вот верёвок на всех не хватало, а мыла и вовсе не было. Надо оно было тотекукам это государство?

В это смутное время в деревне Побержоо собрались как-то три незамужние девушки выделывать обезьяньи шкуры. Сидят у ручья, каменными скребками мездру чистят. Одна из девушек, Маанко, вздохнула:

- Совсем плохо жить стало.

- И не говори, подруга. Совсем забыли люди заветы нашего национального героя Данкоо! – Ответила ей другая девушка, которую звали Банкоо.

- Надо изменить государственный строй. – Внесла предложение третья девушка по имени Обезианкоо.

Вот они ещё поговорили, обсудили всё и стали готовить революцию. Начали с собственной деревни. Обезианкоо в раковину протрубила, а Маанко с Банкоой стали палками сгонять крестьян на центральную площадку между деревенскими хижинами. Когда всех согнали, Обезианкоо говорит:

- Крестьяне! Доколе? Пошли царя бить!

- Не, - говорят крестьяне, до царя далеко. Давайте сперва нашего помещика прибьём!

- Вот что значит творчество народных масс! – Обрадовалась Обезианкоо и они с подругами повели крестьян бить их помещика. Тот рыпнулся было в кусты, но его быстренько поймали и тут же скушали вместе со всеми чадами и домочадцами. Потому что нечего над крестьянами измываться, и в память о недавнем первобытно-общинном строе. Проголодались люди, пока революцию делали.

- Пойдём теперь бить помещика в другую деревню, - сказала вошедшая во вкус Банкоо.

- Пошли, пошли! – Поддержали её подруги. Ну и с десяток крестьян и крестьянок, самых бездельников и тех, кого замуж никто не брал, с ними решили идти. Остальные говорят:

- Не, нам теперь без помещика и дома хорошо, - и разошлись по хижинам.

Так народно-освободительная краснокожая армия начала свой поход по деревням и весям приморской долины, искореняя помещиков и разрастаясь в числе. К началу сезона дождей в армии было уже семьдесят два человека.

Правда, к тому времени о революции узнал царь Анклааво Первый. Собрал он всю свою регулярную армию в количестве ста двадцати пяти человек и выступил навстречу восставшим.

Надо вам сказать, что у индейцев война вовсе не такая, как у европейцев. Индейцам покойники ни к чему. Зачем убивать врага и тем самым портить продукты питания? Врага надо брать живьём, чтобы сердце его, вырвав из груди, принести в жертву  богам, а тушку скушать за праздничным столом в честь победы. Так что военные действия между царской и народной армий свелись в итоге к игре в догонялки по полям, деревням и прочей пересечённой местности. Весь сезон дождей они пробегали и многих друг у друга съели.

К сухому сезону у народно-освободительной армии дела пошли совсем худо. Загнал их царь к самому краю сельвы. Собрали тогда Банкоо, Маанко и Обезианко своих оставшихся бойцов в количестве тридцати девяти человек и устроили митинг. Обезианкоо взошла на трибуну и говорит:

- Надо рвать когти!

Тут с дерева спрыгнул ягуар, свернул ораторше шею и так быстро утащил труп на дерево, что никто не успел ему даже «кыш» сказать.

- Боги одобрили план и забрали нашу Обезианкоо. – Сказали Банкоо и Манко, - Но дело её живёт! Пошли на необитаемый остров!

- С какого перепоя? – Удивились бойцы народно-освободительной армии.

Но тут один пацан блаженный (его мама стоя рожала и уронила головкой на каменный пол) как заорёт не по ихнему:

- Вива Куба! Вива Фидель! Патриа де ла морте!!!

- Чего это он? – Удивились бойцы.

- Блаженный, будущее видит. Только очень отдалённое. – Умилилась Банкоо и погладила мальчика по голове.

- Надо на остров смываться. – Подвела итог Маанко.

Впрочем, деваться им всё равно было некуда. Царизм побеждал на всех фронтах. Обошли повстанцы через сельву царскую армию и вышли к морю. Рыбаки их спрашивают:

- Чьи вы, хлопцы, будете, кто вас в бой ведёт?

- Мы сыны (и дочери) Обезианкины, а в бой, то есть на необитаемый остров, нас ведут Маанко и Банкоо, поэтому ваши лодки мы конфискуем на нужды революции.

Рыбаки попытались возмущаться, но им живенько по бестолковкам настучали трофейными деревянными мечами с обсидиановыми лезвиями, и все лодки забрали. На них народно-освободительная армия имени Обезианкоо и отчалила от родных берегов.

Пришла на берег царская армия, а там только обиженные рыбаки сопли на кулак мотают, да мелькают в лазури моря голубой вёсла беглецов.

- Да и Хаавальникокоцатль с ними, - махнул рукой царь, - не сильно то и хотелось. Пусть себе поплыли, лишь бы назад не вернулись. Пошли порядок наводить. – И увёл своих воинов пороть крестьян по деревням. Подавлять, так сказать, революцию. Для начала рыбакам розгами всыпали, за то, что те свои лодки проворонили. Есть, правда, никого не стали. Потому что рыбак он невкусный, весь рыбой пропах.

Восставшие между тем доплыли до острова. Одну лодку, правда, акулы перевернули и весь её экипаж, съели, ну да там и было-то всего человек пять, причём не сильно упитанных. «Отряд не заметил потери бойцов и к острову дальше направил весло», - как пели потом в песнях.

Ладно, доплыли, причалили. Высадились. Тут выходят им навстречу какие-то голые безоружные дикари, улыбаются, несут раковины всякие, бананы и даже авокадо с мангой.

- Ты же говорила, что это необитаемый остров? – Ехидно спросила Банкоо у Маанко.

- Я никогда не вру! – Гордо ответила Маанко и дала команду своим бойцам. Дикарей мигом перебили и тут же устроили праздничный обед с пятью мясными блюдами в честь высадки на необитаемый остров.

Тех аборигенов, которые успели спрятаться, потом всех по одному по кустам выловили и обратили в рабство. Потому что Банкоо, Маанко и бойцы народно-освободительной армии решили организовать на острове жизнь честную и справедливую, чтобы кругом был город-сад и полное благолепие. А для этого рабы очень даже нужны. Не самим же, в самом деле, трудится. Не для того революцию делали, с царём боролись и кровь проливали!

И ведь построили таки город-сад. И назвали его Городом Солнца. В центре – ступенчатая пирамида бога Хаавальникоцатля с площадкой для жертвоприношений. Поодаль, за стеной, скромный лагерь для военнопленных на полсотни мест. Царский дворец. Дома свободных граждан. Мастерские. Площади. Колодцы и акведуки, мощенные камнем дороги. Ну, и бараки для рабов, не без этого. Тут же караулка надсмотрщиков и казарма воинов. И все граждане равны. Строго по Платону (которого никто на острове не читал, но заветы его интуитивно угадали): элита, стража и рабы. Последние работают, вторые их охраняют, а первые все, как есть, все равны между собой. И все такие честные, порядочные, творческие личности, что страшно сказать. И все верны заветам Банкоо, Маанко и Обезианкоо. Человечину едят теперь только по праздникам. Элите и другой еды хватает, а остальные, если что, перетопчутся. И ведь хрен куда с этого острова сбежишь.  Потому что на нём построено самое справедливое общество в окрестностях, так зачем ещё кому-то искать лучшей доли? Это, знаете ли, чревато. Потому что здесь вам не тут! Ну а на случай если у какого-то сумасшедшего желание сбежать всё же возникнет (а возникает, почему-то, у многих), ему следует помнить, что побережье острова патрулируют стражники с копьями и дубинками, а в городе для таких случаев всегда стоит наготове разделочный стол и жаровня с горящими углями.

Прошло много лет. Колумб в положенное время открыл Америку для Европы. Вскоре на новый континент потянулись корабли, нагруженные искателями приключений, завоевателями и просто переселенцами. Рушились империи, гибли племена, рождались новые государства и метались по двум Америкам испуганные невиданными переменами народы.  А Город Солнца всё стоял на своём острове. Казалось, что его правителей, верных заветам Банкаа, Маанкао и Обезианкоо, статуи которых теперь стояли рядом со статуями богов, всё происходящее совершенно не волнует. И оно их действительно не волновало!

Однажды к испанскому галеону «Эль ниньо», патрулировавшему морское побережье центральной Америки на случай появления голландских пиратов, подплыл на плотике из кокосовых скорлупок сильно истощённый абориген. Ради любопытства капитан велел поднять его на борт. Голый измождённый индеец с испугом смотрел на одетых в панцири бородатых воинов с белыми лицами и их диковинное оружие из непонятного блестящего материала. Дикаря накормили и допросили через переводчика. Он был согласен на всё, охотно давал показания и радовался как младенец, что сумел вырваться из своего родного Города Солнца.

- Где это такой город? – Заинтересовался капитан.

- Там-то и там-то. – Объяснил индеец.

- Есть там золото?

- Есть, мало-мало.

- Но ведь есть! – Воскликнул капитан и велел плыть к неизвестному пока острову. Тогда ведь все искали знаменитый золотой город Эльдорадо.

Приплыли. Да, действительно остров. Вдалеке видны храм, стена, жилые кварталы. Похоже, правда, город, не соврал абориген. Отправили на разведку десант. Однако не успела лодка ткнуться носом в песок,  как с полсотни индейцев атаковали испанцев и забросали лодку копьями. Потеряв трёх человек убитыми и дав залп из мушкетов по нападавшим, десантники  вернулись на корабль.

Попытка вступить в переговоры стоила испанцам ещё двух жизней. Это уже не лезло ни в какие ворота. Капитан приказал открыть огонь. Пушки галеона ударили по городу. Канониры не жалели боеприпасов. Через час Город Солнца перестал существовать. Высадившиеся на берег испанцы вырезали оставшихся в живых индейцев. В плен не сдался никто. Правда, им особо и не предлагали. А золота в развалинах города действительно нашлось не так уж и много, всего-то около тысячи фунтов.

Один из офицеров экипажа галеона «Эль ниньо», сеньор Леон Миссимо де Роберто, который, кстати, взял себе в качестве слуги того самого поднятого на корабль индейца, вернувшись на родину и уйдя на покой, в своём поместье, от нечего делать написал книгу. По вычурной моде своего времени он дал ей название «Записки конкистадора или путешествие на Американский Перешеек, быт, нравы и легенды туземных племён, приобретение новых земель для испанской короны, храни Господь короля Филиппа, …» и так далее на трёх страницах убористого текста.  При работе над своим трудом сеньор де Роберто много раз беседовал со своим слугой, бывшим людоедом Убеганкоо, крещёным под именем Родригеса. Лишь благодаря тем беседам мы можем теперь ознакомиться с историей племени тотекуков и скудной информацией о Городе Солнца.

Книга сеньора Роберто была издана в 1624 году, в Лиссабоне. Она была отпечатана в частной типографии сеньора Хуана Хосе Обманулли на средства автора мизерным тиражом 120 экземпляров. И больше не переиздавалась, став библиографической редкостью.

Кстати, недавно было установлено, что пролетарский писатель и основоположник социалистического реализма Алексей Максимович Горький (Пешков) во время своего проживания в Италии внимательно ознакомился с «Записками конкистадора». Один экземпляр этой книги как раз тогда хранился в библиотеке на острове Капри. Горький с большим интересом прочёл «Записки» и даже хотел использовать сюжеты индейских легенд в своём творчестве, однако по цензурным соображениям делать этого не стал, ограничившись тем, что включил в рассказ о старухе Изергиль легенду о Данкоо, замаскировав место действия и слегка изменив имя главного героя.

Государство тотекуков рухнуло под натиском пришедших с севера племён ольмеков около 1430 года от Рождества Христова. Развалины Города Солнца не найдены до сих пор.