Яхта Абрамовича, или почему коммунизм не взлетел

Прочёл по совету читателей «Теорию праздного класса» Торстейна Веблена. Книга гениальная: настоятельно рекомендую всем, кто испытывает проблемы с деньгами. Экономист, правда, пишет весьма тяжеловесно, в стиле русскоязычной «Википедии», однако ценнейшее содержание с лихвой искупает все неудобства. Удивительно, как его идеи одновременно и ласкают душу социалистам, и выносят им неумолимый приговор.

Так, к примеру, учёный объясняет, почему пресловутая яхта Абрамовича стала символом ненависти для сторонников идей социальной справедливости.

Леваки обычно заходят с позиций физических потребностей, на которые у них не хватает денег. Как верно заметил Достоевский, «социалисты дальше брюха не идут». Вместе с тем вполне очевидно, что в России социалисты не голодают: никакие яхты не мешают социалисту зайти в «Пятёрочку» у дома, купить там куриный окорок по акции и приговорить его перед телевизором под пиво, включив на Ютубе последний выпуск какого-нибудь разжигателя.

Как объясняет Торстейн Веблен, людей в первую очередь заботит не еда, а их статус в обществе. Нормальный человек хочет жить не хуже условных Сидоровых, при этом его Сидоровы, как в парадоксе про черепаху и Ахилла, всё время находятся чуть-чуть впереди. Удовлетворить эту жажду зависти невозможно. Когда в КНДР слегка открутили гайки военного коммунизма, переставшие голодать корейцы немедленно начали покупать себе наручные часы. Когда в Москве после распада СССР появилась прослойка богатых по западным меркам людей, они начали покупать себе яхты и спускать их на воду на «Московском море», Иваньковском водохранилище.

Вполне очевидно, что ни наручные часы для северного корейца, ни яхта для московского богача не были предметами первой необходимости. Это были статусные вещи, которые показывали: «я нахожусь на том уровне, когда могу позволить себе дорогостоящую покупку».

На принципе статусного потребления основана продажа айфонов и пылесосов «Кирби». Бедный человек покупает статусную вещь, — обычно в кредит, — не для того, чтобы ей пользоваться, а для того, чтобы поднять собственный статус, стать благородным «владельцем айфона» или «владельцем элитного пылесоса». Более обеспеченные люди меряются марками автомобилей, ещё более обеспеченные — длиной яхт.

Когда Роман Абрамович построил в 2009 году самую быструю яхту в мире, когда он разместил на ней два вертолёта, четыре катера и небольшую подлодку, он резко обесценил тем самым материальные достижения других людей. Как справедливо пишут в комментариях сторонники идеи «отнять и поделить», какой смысл напрягаться, зарабатывать в поте лица трёхкомнатную квартиру, если яхта Абрамовича всё равно остаётся совершенно недостижимой целью для обычного человека?

Статусное потребление является серьёзной проблемой для общества: хотя бы потому, что человечество спускает на блестящие безделушки огромную долю своих ресурсов. Увы, большую часть заработанного типичный член современного общества тратит именно на демонстративное потребление: большие свадьбы, дорогие автомобили, заграничные отпуска, новые смартфоны, модная одежда… список несложно продолжить. Как верно заметил Чак Паланик, «мы покупаем вещи, которые нам не нужны, за деньги, которых у нас нет, чтобы впечатлить людей, которые нам не нравятся». Индустрия одежды, индустрия легкового транспорта и индустрия туризма сократились бы в 10-100 раз, если бы покупатели не могли поддерживать свой ранг в обезьяньей стае за счёт владения статусными вещами. Если бы экономность не вызывала презрение у других участников потребительской гонки, большинство предпочло бы ходить в шофёрской жилетке, ездить на общественном транспорте и отдыхать дома на диване.

Вторая проблема статусного потребления в том, что оно запускает в обществе механизм соперничества, заставляет людей завидовать друг другу и ненавидеть тех, кому удаётся потратить на разный блестящий хлам особенно много денег. Ненависть с завистью создают нездоровую атмосферу в обществе и зачастую толкают людей на весьма неблаговидные поступки. Кроме того, надо пожалеть и сторонников идеи социальной справедливости: представьте, в каком аду они живут, каждые 30 минут вспоминая, что у них никогда не будет яхты в 162 метра длиной?

Коммунисты, вдохновлённые в том числе и идеями мистера Веблена, попытались построить общество на иных принципах. Попытка провалилась, подобно тому как неизбежно провалилась бы попытка вылечить мозоли на ногах, заставив людей передвигаться на четвереньках.

Система статусного потребления, при всех её недостатках, является двигателем экономики и прогресса. Неутолимая жажда заставляет людей напряжённо работать, чтобы повысить свой статус, заслужив тем самым зависть и уважение окружающих. Отказавшись от капитализма, запретив людям легально зарабатывать и легально тратить деньги, коммунисты просто вернулись на несколько веков назад.

До изобретения капитализма, — в эпоху Средневековья или, допустим, в Древней Греции, — уважающий себя мужчина мог быть только воином или жрецом, в то время как унылый монотонный труд или обслуживание других людей считались уделом либо женщин, либо презираемых низших классов.

Практически та же иерархия возродилась и в советское время. Наибольший почёт доставался так называемым «хищническим» профессиям: военным, спортсменам, представителям спецслужб. Уважались профессии, где надо было работать не руками, а головой, как вождю или жрецу. Высшее образование ценилось, слово пэтэушник было ругательством. На статусном дне находились «лакейские» профессии, не требующие ни смелости, ни хотя бы физической выносливости — продавцы, официанты, манекенщики. Помните, в «Политике» Аристотеля?

Господином называют не за знания, а за природные свойства; точно так же обстоит дело с рабом и свободным. Правда, можно вообразить и науку о власти господина, как и науку о рабстве, последнюю — вроде той, какая существовала в Сиракузах, где некто обучал 25 людей рабству: за известное вознаграждение он преподавал молодым рабам знания, относящиеся к области обычного рода домашних услуг.

Такое обучение могло бы простираться и на дальнейшие области, например, можно было бы обучать кулинарному искусству и остальным подобного же рода статьям домашнего услужения. Работы ведь бывают разные – одни более высокого, другие более насущного характера, как говорит и пословица "Раб рабу, господин господину – рознь".

23. Все подобного рода науки – рабские, господская же наука – как пользоваться рабом, и быть господином вовсе не значит уметь приобретать рабов, но уметь пользоваться ими. В этой науке нет ничего ни великого, ни возвышенного: ведь то, что раб должен уметь исполнять, то господин должен уметь приказывать. Поэтому у тех, кто имеет возможность избежать таких хлопот, управляющий берет на себя эту обязанность, сами же они занимаются политикой или философией.

Подобные понятия, — почётна только опасная, связанная с руководством или с физическим насилием деятельность, — автоматически устанавливаются везде, где убирают на задний план нормальные капиталистические отношения. Посмотрите на школьную или на тюремную иерархию: сильных и смелых уважают, усердных — нет. Когда после 1991 года железный занавес пал, мы внезапно выяснили, что на Западе столь выраженного деления на достойные и недостойные профессии нет, и что карьера дворника, которой в СССР пугали двоечников, не является для немцев чем-то неприемлемым.

Мы как-то обсуждали с вами грустную историю дикаря из Багладеш, приехавшего в США. Парень отучился на компьютерщика, но долго не мог найти работу. Когда друг предложил дикарю поработать в ресторане официантом, тот долго не соглашался, а потом всё же созрел, но выставил ряд условий:

https://olegmakarenko.ru/1446200.html

Дела пошли так плохо, что он вынужден был просить денег у родителей. Его родители также не слишком-то богаты, поэтому его мама, учитель на пенсии, вынуждена была снова вернуться в школу, чтобы заработать немного денег на оплату его аренды и счетов.

В последние несколько месяцев я предлагал ему работу в моём ресторане. Это на самом деле не мой ресторан, но я работаю там несколько лет, и мой босс — отличный мужик. Когда я рассказал ему о ситуации, в которую попал мой друг, он предложил ему работу на полную ставку. В течение месяцев мой друг её отвергал. Вчера он позвонил мне, сообщив, что родители перестали давать ему деньги, и что он хочет занять денег у меня. Я ответил, что денег ему не дам, но для него в моём доме всегда найдётся тарелка еды, и что он может, если захочет, работать со мной в ресторане. В пылу беседы он сознался, что думает, будто быть официантом низко, и что его не будут уважать, если он будет работать на такой должности.

Эти слова ранили меня так больно, что я счёл за лучшее прекратить беседу, пока мы не наговорили друг другу неприятных слов.

К моему удивлению он позвонил мне сегодня. Сообщил, что готов принять предложение при условии, что мой босс назначит его менеджером (это не будет ранить его самолюбие так сильно, как должность официанта), и что он переедет ко мне, чтобы я возил его на работу, так как в противном случае ему придётся ездить на автобусе 35 минут утром и 35 минут вечером, а он так не может. Также он сказал, что я должен подселить мою младшую дочь к старшей, чтобы для него освободилась комната в моём доме.

Предложивший работу американец вспылил от такого предложения, однако и дикаря тоже можно понять.

В варварской культуре, как и в советской, почётна только деятельность воина либо вождя, в то время как связанная с обслуживанием людей работа позорна. Сейчас, в 2020 году, мы этого уже не помним, однако ещё 30 лет назад официантов называли «халдеями» и относились к ним свысока.

Можно было бы пожать плечами и сказать, что одна игра ничуть не хуже другой, что феодально-советский вариант ничем не хуже капиталистического, и что соревноваться свирепостью столь же нормально, как и соревноваться толщиной кошелька. Вместе с тем капитализм потому и победил отсталые экономические формации, что сумел направить энергию граждан в полезное для общества русло.

Посмотрим на СССР. Первые 40 лет советским гражданам было не до статусного потребления: и в 1920-е, и в 1930-е, и в 1940-е годы по стране прокатывались опустошительные волны голода, заставлявшие народ напрягать все силы для обычного физического выживания. Дальше Никита Хрущёв решил покончить со страшной традицией и начал закупать зерно за границей. После этого средний советский гражданин оказался в подвешенном состоянии и потерял смысл жизни: государство удовлетворило его основные жизненные потребности, забрав одновременно с этим большую часть легальных возможностей для повышения статуса.

Как справедливо замечает Торстейн Веблен, до капитализма право на излишнее потребление было только у высших классов. Крестьянам прямо запрещали есть хорошую еду, потреблять предметы роскоши и, вообще, тратить излишки денег на свой собственный статус или комфорт.

Такие же понятия вернулись и в советские времена. Попытки улучшить собственную жизнь назывались словом «мещанство», их всячески высмеивали. Советским гражданам было некуда стремиться в материальном плане: государство обеспечивало каждому скромный прожиточный минимум, но било по рукам тем, кто пытался «хорошо жить». Советскую культуру пронизывало презрение к деньгам: если в Америке стремление стать богатым было нормой, то в СССР разрешено было мечтать только в «благородную» сторону: получить генеральские погоны, полететь в космос, совершить военный подвиг или, на худой конец, стать знаменитым учёным.

Некоторые сейчас скажут, что проблему следует искать в характере Сталина, который охотно рисковал жизнью в грабежах, но глубоко презирал любую «женскую» работу и наотрез отказывался, к примеру, мыть за собой посуду:

https://russian7.ru/post/pochemu-stalin-ne-myl-za-soboy-posudu/

Особенно ярко проявилась эта брезгливость Сталина в отношении кухонных дел в 1913-1916 гг., когда он был выслан властями империи в Туруханский край Енисейской губернии. Большевик Джугашвили уже не впервые оказался в ссылке за подпольную политическую работу и участие в «экспроприациях» (ограблениях, добыча от которых шла на нужды партии). На этот раз жить ему пришлось с товарищами по партии — Л.Б. Каменевым и Я.М. Свердловым, вернее, это им пришлось — Сталин оказался не самым лучшим компаньоном.

Поначалу все должно было бы сложиться нормально. Трое мужчин в одной избе, исполненные сознания общей участи и долга, они изначально договорились: каждый выполняет по очереди и в равном объеме бытовые обязанности, в общем, все вполне справедливо. Необходимо было охотиться, ловить рыбу, приносить продукты на кухню, готовить их и мыть посуду. Сталин же постоянно отказывался и увиливал именно от мытья посуды и готовки, причем он не хотел мыть даже за собой!

Поев, будущий «вождь народов» попросту сбегал из избы. Конечно, результатом такого поведения большевика были скандалы и ссоры — Свердлов настаивал на выполнении общих правил. Менее категоричным был Каменев — он мыл посуду за Сталина (хотя если бы не эта его безропотность, ничего не стоило заставить Иосифа мыть посуду — не стал бы ведь он есть из грязной, пришлось бы, нахмурив усы, взяться за мытье тарелок). К сожалению для Каменева, его услужливость в ссылке все равно не спасла его потом от репрессий.

Действительно, и Владимир Ленин, и Иосиф Сталин были ярко выраженными хищниками: люди с иным характером, пожалуй, и не смогли бы организовать революцию. Тем не менее основы советской идеологии не изменились даже после смерти Сталина в 1953 году. Советский коллективизм, советские запреты на излишнее потребление простолюдинов, советский культ силы были неизбежными спутниками коммунизма.

Итог мы знаем: государство лишило советских граждан возможности легально улучшить свою жизнь или возможности реализовать какой-нибудь личный проект типа открытия автомобильного ателье.

Многие смирились и ушли во внутреннюю эмиграцию, направив усилия на турпоходы, чтение книг и алкоголизм. Другие решили строить коммунизм в отдельно взятых квартирах, обставляя их финской сантехникой и югославскими стенками. И те, и другие выпали из экономики: первые не напрягались на работе, так как свели материальное потребление к минимуму, а вторые не напрягались, так как заработать на статусные вещи было проще при помощи мелких полузаконных гешефтов и прямого воровства.

В итоге поздний СССР получил в довесок ко всем остальным экономическим проблемам ещё и резкое снижение мотивации трудящихся. Покуда немецкий рабочий усердно настраивал станок, грея себя мыслями о мерседесе новой модели, советский рабочий занимался именно тем, что изображали художники на карикатурах для «Крокодила».

Сам Торстейн Веблен, — выходец из семьи экономного норвежского фермера, — был свободен от гонки за вещами, его самооценка строилась на каком-то ином фундаменте. Возможно, он предполагал, что коммунистам удастся воспитать нового человека, и тот будет со смехом читать, как его предки ворочались ночами, мечтая о золотых часах или о породистом жеребце. К сожалению, физическое разрушение системы статусного потребления ударило в СССР и по таким людям, как Торстейн Веблен.

Советское государство, представлявшее собой огромную монополию, управлялось седыми номенклатурными крысами, победившими своих конкурентов в ожесточённой аппаратной грызне. При всём уважении к этим ответственным работникам, из которых состоял хребет нашей могучей страны, у них был неустранимый недостаток — аппаратчики игнорировали практически все идущие снизу просьбы выделить ресурсы на тот или иной новый проект.

Безразличный к статусу мечтатель, желающий разбить яблоневый сад или написать книгу, оказывался в положении увлечённого рок-музыкой школьника со строгими родителями. У школьника нет ни денег, чтобы купить гитару, ни возможности заработать эти деньги, ни хотя бы времени на репетиции с друзьями. Родители заставляют его быть в школе днём, делать домашние задания вечером и полоть картошку на даче по выходным.

Так как советское государство пыталось развивать науку и технологии, некоторым мечтателям везло: они могли подключиться к какому-нибудь государственному проекту, чтобы попытаться там реализовать под контролем аппаратчиков хотя бы часть своих идей. Вместе с тем условному Торстейну Веблену в СССР светило разве что уголовное преследование — писать книги, опровергающие единственно верное учение Маркса, можно было только в стол. Кто-то мирился с риском и ограничениями, работая в выделенных государством загончиках. У очень многих, однако, тускнели глаза, после чего они уходили проверенными путями, которые я уже перечислял выше: в туризм, в чтение книг, в алкоголизм и в прочее бесплодное прожигание жизни.

Сейчас, когда мы успели уже и выучить, и осмыслить историю XX века, мы видим ошибки большого советского эксперимента. Печальный юмор ситуации заключается в том, что если бы Никита Хрущёв знал то же, что и мы с вами, у него оставалось бы только одно очевидное решение: решительно разворачивать страну обратно, в сторону здорового капитализма. Ему следовало заявить на двадцатом съезде, что Сталин был на 80% прав, а на 20% ошибался, возродить НЭП, демонтировать железный занавес и, вообще, сделать всё то, что сделал после 1978 года Дэн Сяопин. Пример Китая убедительно доказывает, что на текущем этапе развития человечества закрывать клапан статусного потребления пока ещё рановато.