Заржавевшие люди: побочный эффект государственной токсичности

У меня проблема: утратил способность смотреть пропагандистские передачи на российском ТВ. А если за политикой следишь более или менее профессионально, это, к сожалению, важно: при наличии некоторых навыков и кое-каких представлений о том, как пропаганда устроена, довольно легко сообразить, чем сейчас в Кремле озабочены и даже — чего боятся. Но не могу себя перебороть, увы. Сначала перестал выносить Владимира Соловьева, вечернего и звенящего: славный он балабол перед Путиным, конечно, да еще и трудолюбивый сверх меры, но силы мои кончились. Дурнота догоняет. Плюс еще и тяжелый стыд накрывает почему-то — кривляется он, а стыдно мне.

Иван Давыдов

Прочие, вроде бы, попроще, полегче, но постепенно и с ними случилось то же. Раньше смотрел, обдумывал, отмечал какие-то важные извивы пропагандистской мысли, а теперь — все. Потерял важный канал связи с той диковатой реальностью, внутри которой обитают нынешние хозяева страны. Теперь если и вижу, то мельком, урывками — когда оказываюсь случайно в одном помещении со включенным телевизором. И ровно до тех пор вижу, пока пульт не найду, чтобы телевизор выключить.

В понедельник как раз наткнулся — Время покажет , Первый канал. Минуты две смотрел, но за эти две минуты приглашенный эксперт, то ли работавший когда-то, то ли до сих пор работающий на государственном белорусском телевидении, успел мне рассказать, что всем его коллегам, уволившимся якобы в знак протеста против фальсификаций на выборах и террора против мирных граждан, на самом деле заокеанские координаторы протеста пообещали денег. И многие до сих пор, кусая локти, ждут аванса, хотя даже и до самых недалеких начинает доходить, что кукловоды их попросту обманули.

Фамилию эксперта не помню, да это и не важно. Там давно все какие-то безымянные. Не уверен вообще, что есть у них фамилии.

Тут я как раз пульт обнаружил, правдоруба выключил, и хотел привычно возмутиться. Но не успел, потому что вдруг сообразил — да нечем ведь возмущаться! Он на самом деле верит в то, что говорит. В его мире (точно так же, как и в мире его московских собеседников, путинские пропагандисты от лукашенковских мало чем отличаются) все именно так и есть. Не могли люди взять и уйти от корыта с кормом, руководствуясь какими-то там идеями! Так не бывает! Раз ушли, значит, кто-то пообещал им корыто побольше и корм покалорийнее. Вернее, не кто-то, а понятно кто — толпы протестующих ведь тоже выходят только потому, что ими управляют, как марионетками, невидимые мастера игры. По-другому просто не может быть.

Я — так уж получилось — лично знаю некоторых представителей этого странного мира. Приятнейшие люди! Иные в джазе разбираются, иные в современной поэзии. Иные коллекционируют что-нибудь этакое — раритетные книги или оловянных солдатиков. Иные бездомных котиков пристраивают, иные — благотворительностью всерьез увлечены.

Интереснейшие собеседники. Если только не произносить при них слова убеждения . Тут-то как раз и кончается вся приятность, и проваливаешься в страшный мир, в темных глубинах которого копошатся враги отечества, одних обманывающие, а других подкупающие. Убеждения — это то, чем они торгуют. Их главный товар. А раз они торгуют — значит, и все торгуют. И никак иначе. Допустить, что бывает как-то иначе — обидно. Стыдно, неловко (да, там тоже знают такие слова). А от попыток самооправдания до искренней веры в то, что не бывает на самом деле ни убеждений, ни ценностей, ничего, в общем, такого, ради чего можно рискнуть доступом к корыту, — полшага.

Очень показательна в этом плане реакция на сообщение врачей из клиники Charite о том, что Алексей Навальный был отравлен. Все взвились на дыбы, и потоком мутным понеслись однообразные рассуждения — а разве можно было чего-то другого ждать от этих немцев? Естественно, их задача — оклеветать Россию. Побольнее ударить, найти новые поводы для беспочвенных обвинений и возмутительных санкций. Которые, впрочем, нас только смешат, как известно.

В их мире нет никаких проблем с тем, чтобы вынудить врачей лгать. Чтобы встроить сразу несколько независимых лабораторий в систему государственной пропаганды. В их — путинской — России именно так ведь и поступили бы. Да, собственно, так и поступили. Чем Германия лучше? Наверняка, и Германия точно так же устроена. Или еще более мерзко.

Мировая политика для них — что-то вроде бесконечного конкурса: кто лучше соврет? Представить себе, что бывает и по-другому, уже не получается. Думаю, довольно скоро появится версия, что отравили Навального в Charite — знаменитые теперь на весь мир омские врачи признаков отравления ведь не нашли. А немцы, понятное дело, на все способны, чтобы нас побольнее уязвить. Вспомните сорок первый…

Но, пожалуй, еще интереснее — тысячу раз повторенный аргумент в защиту власти, который зазвучал сразу после того, как появились первые новости о том, что Навального, вероятнее всего, отравили: Кремлю это не выгодно! Оно вроде бы и логично звучит, вот только за этим утверждением, проговоренным вслух, другое, которое стесняются почему-то озвучивать: вот если бы было Кремлю выгодно, тогда бы да, тогда бы, конечно, траванули. Без сбоев, сразу насмерть. Но сейчас момент не подходящий, так что держите при себе беспочвенные обвинения.

Никто не сказал: Это не могла сделать российская власть, потому что у нас во власти — не преступники, не уголовники, политический террор для наших лидеров — недопустимый метод . Нет. Это невыгодно .

Приговор сразу для власти, и для профессиональных любителей власти.

К власти, разумеется, много претензий. Но среди прочих не самый маловажный упрек — в том, что есть у нашей нынешней власти одно удивительное свойство: люди, которые обслуживают ее политические интересы, производители, как сказал бы отставник Сурков, смыслов, рано или поздно начинают портиться, ржаветь. Был, к примеру, создатель великолепного делового журнала, но заигрался со властью, увяз, и глядишь — он уже при должности, и оправдывает полицейский террор против мирных граждан. И объясняет, почему мирных граждан, избитых полицейскими, надо судить и нельзя амнистировать. Был… А впрочем, ладно, что я, много их.

Много их, утративших способность понимать, что люди могут действовать в политике, руководствуясь убеждениями, а не соображениями самой примитивной выгоды. Что мир — не чемпионат по вранью на скорость. Что институты бывают не только декоративными, что слово достоинство — не ругательство, и что слово репутация — не бессмысленный набор букв.

Они, вроде бы, и жертвы — впору жалеть, но они же — важный инструмент постоянного самовоспроизводства режима. Без них не вышло бы. И число их только растет, и болезнь их, чем-то похожая на коронавирус — тоже ведь мешает чувствовать вкус нормальной человеческой жизни, да и запах собственной лжи, — видимо, заразная.