Свобода от ответственности. Путинская коррупция - это вертикальный бизнес, который состоит из неприкосновенных людей

Десять лет назад нано-президент Медведев утвердил “Национальный план противодействия коррупции”. Сегодня по оценкам экспертов, объем бюджетного воровства в РФ примерно в 3-3,5 раза выше, чем фиксирует Счетная палата. Добавим сюда поборы, взятки и отъемы денег у бизнеса, и получим умопомрачительную сумму ежегодного коррупционного обогащения россиянских чиновников никак не меньше 8-10 триллионов рублей, что сопоставимо с годовым бюджетом РФ.

В коррупции нет ничего особо тайного. В самом начале антикоррупционных инициатив Медведева простой врач архангельской больницы Попов сел за компьютер, посмотрел открытые данные и пришел к выводу, что РФ покупает компьютерные томографы по цене, в два-три раза превышающей рыночные. Рекорд был поставлен в городе Каменск-Уральский Свердловской области. Томограф стоимостью 22,7 миллиона рублей там купили за 122,5 миллиона, с пятикратной накруткой. А вообще из выделенных на закупку медицинского оборудования 26,5 миллиарда рублей тогда почти две трети ушло “на коррупционную составляющую”.

Десять лет назад ежегодные хищения из бюджета только при госзакупках официально оценивались в 1 триллион рублей. Не считая остальных видов “деятельности”. Например, в систему ЖКХ было вложено 230 миллиардов, из них за 2 года только в Центральном федеральном округе работники ЖКХ вывели за пределы РФ 25 миллиардов рублей. А РФ состоит из 8 федеральных округов. И в них, помимо работников ЖКХ, еще много, очень много других “работников”.

За минувшие десять лет уровень коррупции сохранил стабильность. Тогда хищения из бюджета равнялись 10%, сегодня – те же 10% бюджета. Более того, на уровне госдумы начали разрабатывать поправки о так называемых форс-мажорных обстоятельствах. По ним предусматривается освобождение чиновника “от ответственности в случае, если несоблюдение им ограничений и запретов, установленных в целях противодействия коррупции, вызвано объективными обстоятельствами, сделавшими невозможным соблюдение вышеуказанных запретов, ограничений, требований и исполнение обязанностей”.

Как пояснил Минюст, “не всегда имеется объективная возможность принимать меры по предотвращению и урегулированию конфликта интересов в отношении лиц, на которых такая обязанность распространяется и которые осуществляют свою деятельность в моногородах, закрытых административно-территориальных образованиях, отдельных районах Крайнего Севера и других образованиях, характеризующихся отдаленностью, малочисленностью и тому подобное”.

Как широко будут применяться “форс-мажорные обстоятельства” в россиянской правоприменительной практике? Она и без того хорошо известна. По данным Генпрокуратуры, за последние восемь лет количество осужденных за получение взятки снизилось в два раза. Причем больше осуждают тех, кто дает взятки. Соответственно, это люди, которые к органам государственной власти, как правило, отношения не имеют. А получающих взятки сажают в 3 раза реже.

Наказание должно быть неотвратимо и соразмерно масштабу преступления. А поскольку “нарушения” не прекращаются и не сокращаются, значит, прав был глава Национального антикоррупционного комитета, который десять лет назад предупреждал: “Это вертикальный бизнес, который состоит из неприкосновенных людей”. И потому о борьбе с коррупцией надо писать оперу. Не в смысле докладной оперуполномоченному, это бесполезно, а музыкально-драматическое произведение. В финале которого – две партии, оперные. Две группы по обе стороны сцены. Хорошо одетые граждане, некоторые с погонами. Одна группа изобличающе указывает перстами на другую и поет “Воруете! Воруете! Воруете!” А другая воздевает руки и выводит горестно “Форс-мажор, форс-мажор, форс-мажор”. Затем они соединяются на авансцене и торжествующе звучит сводный хор “Россия! Путин!”