ТОРЖОК: РУССКАЯ ФЛОРЕНЦИЯ И ЕЕ ЛЮДИ

Динара Грачева

Торжок

Роман в стихах «Евгений Онегин», известный всему нашему народу как энциклопедия русской жизни, имеет одну особенность – события пяти глав из восьми происходят в деревне. То есть литературный бриллиант России, строки про столичного денди из которого мы с таким удовольствием цитируем, по большей части описывает жизнь в глубинке. И сам Пушкин подмечал: «Петербург ─ прихожая, Москва ─ гостиная, деревня есть наш кабинет». Пушкинист-литературовед Валентин Непомнящий назвал деревню местом «эпическим», где человек «живет крупно», поэтому, оказавшись там, Онегин «очищается» и проявляет свои человеческие черты без прикрас.

Внезапно обрушившаяся на нас пандемия помогла очиститься не только природе, но и душам тех жителей городов-миллионников, у которых была возможность уехать подальше от карантинного гетто с электронными пропусками, хлорными испарениями, закрытыми храмами и парками. А ведь еще недавно многие были уверены, что настоящую жизнь можно вкусить только в многостраничном меню столичной радости и печали, в свете огней большого города, под гулкий шум такси. Даже оказалось, что для перезагрузки совсем необязательно уезжать в деревню, – можно вырваться в исторический городок, где проживает несколько десятков тысяч человек, и процесс самоочищения запустится с троекратной скоростью.

Новоторжский Борисоглебский мужской монастырь    

Торжок – такое уютное для русского слуха название города, при упоминании которого сразу пахнет вкусными горячими пирожками и коржиками, – происходит от слова «торг». Это один из старейших городов России, основанный на рубеже X–XI вв. На протяжении долгого времени это живописное место называлось Новый Торг, а жители Торжка и сегодня именуют себя новоторами. Когда-то город был важным приграничным пунктом Новгородской республики, а по водам реки Тверцы, вдоль которой и сегодня сосредоточена вся городская жизнь, проходил путь из Новгорода на юг, и здесь даже чеканилась серебряная «деньга новоторжская». Город многократно подвергался многочисленным нападениям литовских войск, а в XIII веке Новый Торг сдерживал двухнедельную осаду войска Батыя – он в итоге был взят, но из-за проявленного мощного сопротивления захватчики не смогли добраться до Новгорода.

После строительства Петербурга Торжок стал важным пунктом на пути между двумя столицами. В конце XIX века здесь появляется знаменитое производство золотошвейного шитья по бархату, а в городе работает свыше двух десятков фабрик и заводов. В период Великой Отечественной войны Торжок был прифронтовым городом и важным стратегическим звеном, связующим Москву с Петербургом. Командование фашистских войск придавало огромное значение захвату города, даже была заранее прописана точная дата – 25 октября 1941 года. Однако натиск противника был не только сдержан – в итоге сражение перешло в героическое и успешное для наших войск контрнаступление.

Торжок производит неизгладимое впечатление на тех, кому дорога живая история

Торжок производит неизгладимое впечатление на тех, кому дорога живая история – концентрация исторической застройки превосходит все самые смелые ожидания, при этом нет такого пластмассового послевкусия, каким сейчас страдают многие города Золотого кольца, чересчур увлеченные наращиванием туристического потока – например, Суздаль: вроде красиво, а жизни нет, особенно если отъехать от местного кремля на пару километров в сторону. В Торжке же история и повседневность живет и дышит, согревает тех, кого судьбой занесло на берега Тверцы. Облагорожена набережная, в классическом смысле этого слова, только в ее самой парадной части – напротив городской администрации, и в этом как раз и сокрыта вся соль – можно без помех гулять по утоптанной земле непосредственно у воды, наслаждаться видами раскинувшегося с противоположной стороны реки Новоторжского Борисоглебского монастыря, кормить уточек, сидеть на бревне, свесив ноги в воду, разделяя мысли Онегина на предмет суеты столичной жизни.

Храм Тихвинской иконы Божией Матери. Торжок    

Многие историки приписывают возникновение имени героя романа Пушкина именно Торжку, где поэт бывал несколько десятков раз – по пути из Петербурга в Москву и обратно. Этот город стал родиной легендарных пожарских котлет, которые подавали к столу в гостинице у Дарьи Евдокимовны Пожарской. Недалеко от здания отеля находилась лавка с вывеской «Евгений Онегин – булочных и портновских дел мастер», которую наверняка не раз лицезрел Александр Сергеевич. Что касается мясного деликатеса, то он пришелся по вкусу как Государю Николаю I, так и Пушкину, который не раз здесь останавливался и обязательно съедал порцию котлет, и даже увековечил их в стихах:

На досуге отобедай
У Пожарского в Торжке,
Жареных котлет отведай
И отправься налегке.

Возвращаясь к теме архитектурного облика города, сложно не упомянуть Спасо-Преображенский собор: путь любого человека на противоположную сторону Тверцы, ведущую к Новоторжскому монастырю и древней части города, проходит по мосту, который заканчивается этим шедевром, авторство которого приписывают самому Росси. Правда, очень тревожит, что всего в нескольких метрах от святыни постоянно проезжают фуры с бревнами, которые так сотрясают все вокруг с утра о вечера, что это может очень печально сказаться на самом соборе, который и так находится в аварийном состоянии. Этот памятник эпохи ампира был возведен во второй декаде XIX века, на месте разобранного в 1815-м году собора-предшественника 1364 года постройки. Сейчас на его территории находится подворье Нило-Столобенской пустыни.

Историческая часть Торжка встречает Новоторжским Борисоглебским монастырем и памятником святому Ефрему – в 1038-м году боярин венгерского происхождения основал древнейшую из сохранившихся сегодня обителей Центральной России, став ее первым настоятелем. В XVI веке его мощи были обретены нетленными, после чего он был канонизирован как преподобный в Соборе Новгородских святых. Сохранилось множество чудес, связанных со святым Ефремом, особенно он заступался за Торжок в период Смутного времени. И сегодня этим мощам можно поклониться в монастыре, основанном этим святым.

Торжок. Вид на Борисоглебский мужской монастырь, 1910 г. Фото: Прокудин-Горский    

Неизгладимое впечатление производит главный собор обители, заложенный на месте старого во время проезда Екатерины II из Москвы в Санкт-Петербург через Торжок. Он был возведен в классических формах, под руководством гениального архитектора Николая Львова. Этот русский Палладио построил множество знаковых объектов русской классической архитектуры – здание Почтамта, Невские ворота Петропавловской крепости, Свято-Троицкую церковь («Кулич и Пасха») в Петербурге, многочисленные храмы и усадьбы в Москве и по всей России, но прежде всего архитектор следовал своему главному принципу – «где родился, там и пригодился». Рожденный под Торжком, Львов больше всего шедевров возвел именно в этом городе и его окрестностях. Борисоглебский монастырь в 1925-м году был распущен, а на его территории на протяжении полувека находилась тюрьма строгого режима. Затем здесь размещался лечебно-трудовой профилакторий для алкоголиков, а затем – историко-этнографический музей.

Благовещенская церковь в Торжке

По соседству с Борисоглебским монастырем возвышается на высоком холме Благовещенская церковь, которую новоторы называют Михайло-Архангельской. Храм был основан в XVII веке, в XX веке разделил участь большинства: был разорен и осквернен большевиками и закрыт в 1936-м году. Однако вскоре после окончания Великой Отечественной войны он был снова открыт, и вплоть до 1995 года Михайло-Архангельская церковь оставалась единственной действующей в Торжке. Расписание богослужений не дежурно распечатано на принтере, а написано каллиграфическим почерком, с выделенными красным ключевыми богослужениями недели, а субботнее всенощное бдение, начинающееся в 15 часов, особенно растрогало. В самый разгар дня находиться в храме, славить Бога, а после службы иметь свободный вечер – разве это не прекрасно?

Настоятель храма и благочинный Торжокского района, митрофорный протоиерей Николай Алексеев, гостеприимно встречает любого посетителя, даже абсолютно незнакомого (а именно таким я и оказалась), в лучших православных традициях: любой гость – от Бога. Жители крупных городов уже редко с таким сталкиваются: из-за большого потока народа и серьезных расстояний священники не всегда могут уделять внимание каждому, а в небольших городах ситуация другая. Отец Николай родился на Николу Вешнего, 60 лет назад, в Старице, по соседству с Торжком, рос в религиозной семье, армию проходил в войсках ВДВ в Литве, после армии окончил семинарию и стал иподиаконствовать у будущего митрополита Алексия (Коноплева), который затем рукоположил будущего батюшку в диаконы. После переезда в Смоленск в конце 1980-х годов будущий Патриарх Кирилл, тогда митрополит Смоленский и Калининградский, рукополагает отца Николая в священники.

Протоиерей Николай Алексеев

– Отец Николай, как вы пришли в Церковь?

– Благодаря нашим бабушкам у нас уже было заложено семя веры, ходили на Пасху в церковь, после чего нас отчитывали в школе. Я иногда анализирую, почему я священником стал – к этому привело тогдашнее безбожье и фальшивость жизни, думаю, что также это был протест. Я родился в старинной Старице, где до революции было 17 храмов, и все они разрушены. Это постоянно наводило на мысли: а почему, а зачем, а для чего. Если все это связано с нашей историей, то зачем такой труд попран? Тоска по раю есть у каждого человека.

Тоска по раю есть у каждого человека

После моего рукоположения в священники будущий Патриарх Кирилл направляет меня служить в поселок Озерный на границе с Тверской областью, где мы всего за полтора года на пожертвования простых людей построили храм, который впоследствии освящал владыка Кирилл. Затем он перевел меня служить благочинным и настоятелем кафедрального собора в Вязьме, постройка XVI века, находившаяся в аварийном состоянии – с трещинами размером в кулак, – его мы тоже постепенно привели в порядок. Принялись за строительство церкви в доме престарелых, которую я сам и называл – церковь Самсония Странноприимца. Это была пора восстановления храмов и приходов, строительство новых церквей.

По линии церковной миссии приходилось бывать в Польше, Чехии, Словакии, Германии, Австрии, Бельгии, Франции, Люксембурге, Нидерландах, Ираке, Сирии. В Ирак мы ездили еще при Хуссейне – тогда мы организовывали визит митрополита Кирилла. Когда ездили по стране, она находилась в состоянии блокады, и была страшная девальвация денег – их носили сумками, и они ничего не стоили, все выдавали по карточкам.

– А как вы оказались в Торжке?

– Сюда меня перевели из Вязьмы. Вскоре тут появилось Торжокское и Старицкое благочиние, ведь количество приходов увеличилось, поэтому и было разделено. Здесь моя деятельность все также связана с восстановлением храмов.

– Батюшка, как вы думаете, спасаться человеку сейчас проще, живя в провинциальной России или в больших городах?

– Авраам и в Содоме спасся. Можно бесчинствовать и в деревне, а можно и в большом городе жить благочестивой жизнью – ко мне много москвичей приезжает. Более того, я вам скажу, интенсивная столичная жизнь – она-то иногда как раз людей и наводит на мысль о спасении. А в провинцию они чаще всего приезжают на отдых и думают, что тут идиллия, а на самом-то деле тут свои страсти.

– А какие?

– Все те же самые, что и в больших городах. Ведь говорят же: весь народ из одних ворот. По-моему, еще Юлий Цезарь сказал: «Лучше я буду правителем галльской деревни, нежели вторым человеком в Риме». Везде, в любом обществе, даже самом мелком, присутствуют одни и те же страсти.

Можно бесчинствовать и в деревне, а можно и в большом городе жить благочестивой жизнью

– Вы были очевидцем возрождения Православия в нашей стране, и на протяжении многих десятилетий. Изменился ли наш народ за это время?

– Главное, в чем изменился наш народ, – он стал открыто веровать. Кто верует сейчас, тот уже не стесняется. Раньше бывало, как, находишься в приходском доме у церкви, видишь в окно – мимо идет человек, особенно когда молодой, всегда оглянется – нет ли кого рядом, а уже потом перекрестился. Раньше только старушки не боялись. А сейчас сидишь перед церковью на лавочке, мимо идут школьники в школу, и подавляющее большинство крестится и кланяется. А раньше наша вера была забита в глубокое подполье. Мне на день Ангела наш пономарь подарил книгу «Анатомия человека». Я ему говорю: «А зачем мне анатомия человека?» – «А вы, – говорит, – откройте». Я открыл – а там труды Иоанна Златоуста. Дореволюционное издание в советской обложке. Вот как люди раньше маскировались. Это же книга из библиотеки какого-то интеллигентного человека, может быть, врача, она стояла у него на полке, и никто не знал, что там находится.

Но, с другой стороны, во времена Царя Константина, когда он объявил христианство официальной религией, государственно значимой, сам принял христианство, туда повалили язычники. А что стало реакцией Церкви на это? Образовалось монашество, потому что христиане не могли видеть этого обмирщения Церкви, ведь до Царя Константина образ жизни даже семейных христиан был очень аскетичен. И убить могли в любое время, понимаете? И самые ревностные стали уходить в монастыри, образовалось монашество. А Церковь стала заполняться многими мирскими понятиями. Люди, которые шли креститься, делали это не ради Иисуса, а ради хлеба. Вот это у нас сейчас тоже наблюдается, многие почувствовали конъюнктуру, в том числе и духовенство, его ментальность. У старых священников, которых я знал, такого не было. Но таких людей нельзя осуждать, памятуя о мучениках Древнего Рима: тогда был один актер, он должен был выступить с каким-то сатирическим или юмористическим номером и высмеять христиан. Он начал играть, но на него нашло чувство, он уверовал, и прямо со сцены он начал на весь театр по-настоящему проповедовать Христа, за что и был казнен.

– Какой вы видите старую и новую Россию?

– Дореволюционная жизнь не во всем была идеальна, но ключевую роль тогда сыграли недоброжелатели России, в том числе и свои, доморощенные, которые сыграли на недостатках – и вместо социальной справедливости привели страну к революции, убили практически весь культурный слой русского народа, к началу Великой Отечественной войны уничтожили практически всю Церковь, и в результате получили то, что получили. При этом, например, бедные всегда будут – они и сейчас есть, вопрос в итоге не решен. Коммунисты часто восхваляют свое образование, но ведь оно было очень однобоким: атеистическое, и все это «Будь готов! – Всегда готов!» У нас до сих пор есть сторонники идеи о том, как хорошо мы жили. Вы знаете, какой самый главный показатель процветания народа? Все просто: в 1814-м году, то есть после войны с Наполеоном, была перепись российского населения.

Следующая наступила через 100 лет, в 1914-м году. В стране с 1814 по 1914 гг. население удвоилось, а сколько войн тогда было и эпидемий?.. А первые фельдшерские пункты у нас в деревнях появились только после земских реформ, т.е. подавляющее количество населения жило в деревнях, без особой медицинской помощи, если не считать знахарок, и тем не менее население удвоилось. А с 1914 по 2014 наше население в два раза уменьшилось. О чем это говорит? Не было абортов и была высокая рождаемость, поэтому население увеличивалось. Аборты появились при Советах, наша страна стала первой в мире, которая их узаконила. И, имея такую статистику и взращенные коммунистами идеалы, перед нами стоит серьезный вопрос сохранения восточных территорий, имея рядом серьезных соседей.

– Батюшка, Торжок произвел на меня невероятное впечатление, но очень жаль, что такое количество прекрасных храмов все еще не восстанавливаются. Можно ли с этим что-то сделать?

– Многие храмы уже отреставрированы, но есть и те, которым это только предстоит. Еще хочу отметить, что сейчас не особенно много людей у нас наполняют храмы. И эпидемия это еще больше подтвердила. Очень жаль, что коммунисты стали инициаторами развала и разгрома наших храмов, используя государство. Ведь именно той государственной властью храмы были приведены в такое состояние, а не народом. Если бы церкви не трогали, то помаленьку, даже в условиях свирепствования атеистической пропаганды, думаю, что все равно народ бы эти святыни поддерживал. А ведь что было сделано: отняли – закрыли – привели в некультовый вид, многие храмы здесь были взорваны. Считаю, что обязанность государства – восстановить разрушенные по всей стране храмы, особенно это важно для сельской местности. Другой вопрос – будут ли они использоваться как религиозные учреждения или нет.

Обязанность государства – восстановить разрушенные по всей стране храмы

Мы уже покрыли крыши около 30 сельских храмов в Старицком и Торжокском районах, чтобы они не разваливались дальше. Сейчас очень остро стоит сейчас проблема отношения к нашему культурному наследию. Я был в одном храме 40 лет назад, он был в прекрасном состоянии – заходи и служи. Стоял каркас иконостаса, две или три иконы на самом верху – видимо, разорители так и не могли снять, – плиточный пол. Приехал я туда 40 лет спустя: видимо, кто-то обрезал стяжки, и храм обрушился, одни руины. Возможно, что осталось всего одно десятилетие, максимум два, чтобы приложить максимум усилий для того, чтобы не позволить этим храмам превратиться в руины, их нужно срочно сохранять. Церковь этим занимается в меру своих сил, сколько можем, мы делаем, но для всех этих процессов нужны такие средства, которых мы не имеем. Сейчас нам дали Спасо-Преображенский собор, надеюсь, что будет восстанавливаться и Воскресенский монастырь XVI века, закрытый в 1920-е гг.

– Помимо того, что Торжок – незабываемый старинный город, куда хочется возвращаться снова и снова, очень трогает атмосфера храма, богослужение, открытость прихожан к гостям.

– Народ у нас просто замечательный, прихожане помогают нам во всем, сохраняют традиции. Все время прихожанки приходят бескорыстно, убирают храм, дежурят каждый день, а ведь это сейчас уже редкость, сейчас все везде больше за деньги. А у нас эта традиция помогать передается от мамы к дочке, от дочки к внучке и так далее. Женщины выходят на пенсию, но многие считают для себя почетным хотя бы раз в неделю приходить и ухаживать за храмом.