«Русская идея»

Наблюдая споры и участвуя в них, я не раз замечал, как порой в процессе спора стороны меняются позициями и незаметно для себя начинают защищать мнения, с которыми поначалу спорили.
В конце ХIХ - начале ХХ века Россия, казалось, двигалась параллельно в Соединенными Штатами к мировому доминированию: бесконечные территория и природные богатства, огромный резервуар населения, стремительно развивавшиеся экономика, наука и культура. В стране интенсивно обсуждался вопрос национальной идеи (термин «русская идея» в 1887-88 годах ввел Владимир Соловьев). Начать с того, что тогдашние мыслители затруднялись определиться: Россия – это Запад или Восток? Владимир Соловьев в стихе "Ex oriente lux" (С Востока свет) обозначил эту дилемму так:
      О Русь! в предвиденье высоком
      Ты мыслью гордой занята;
      Каким ты хочешь быть Востоком:
      Востоком Ксеркса иль Христа?
то есть восточной деспотией или обществом христианской цивилизации?
Прилежный последователь Соловьева Александр Блок в «Скифах», объяснившись Европе в любви:
Мы любим все - и жар холодных числ,
И дар божественных видений,
Нам внятно все - и острый галльский смысл,
И сумрачный германский гений...
выразил возможности России в виде угрозы Европе:
Мы широко по дебрям и лесам
Перед Европою пригожей
Расступимся! Мы обернемся к вам
Своею азиатской рожей!
Националистической версией Русской идеи стало славянофильство. Николай Бердяев в статье 1915 года "Душа России", описал его так: «Русская национальная мысль чувствует потребность и долг разгадать загадку России, понять идею России, определить ее задачу и место в мире. … С давних времен было предчувствие, что Россия — особенная страна, не похожая ни на какую страну мира. Русская национальная мысль питалась чувством богоизбранности и богоносности России. Идет это от старой идеи Москвы как третьего Рима, через славянофильство — к Достоевскому, Владимиру Соловьеву и к современным неославянофилам».
Славянофильство являлось формой национального мессианства. Религиозный философ Сергий Булгаков в годы Первой мировой войны писал: «Запад сказал уже все, что имел сказать… Западничество умерло навсегда под ударами тевтонского кулака… Россия призвана духовно вести европейские народы».


После войны в среде русской эмиграции стала развиваться идея евразийского характера и судьбы России, объединения в специфике русского национального духа европейского и азиатского начал, поворота к Азии. Возможно, евразийство брало начало от Достоевского, у которого в «Дневнике писателя» есть упрек: «Да и вообще вся наша русская Азия, включая и Сибирь, для России все еще существует в виде какого-то привеска, которым как бы вовсе даже и не хочет европейская наша Россия интересоваться». Адепты евразийства тех лет Д.П. Святополк-Мирский и С.Я. Эфрон (муж Марины Цветаевой) увидели перспективы реализации своих идей в происходящем в СССР. В 30-е годы они вернулись в советскую Евразию, где нашли свою гибель.
Идея евразийства обрела в России некоторую популярность в наши дни. И если бы не ненастья ХХ века, из-за которых Россия недосчиталась ныне миллионов 300-400 населения, заселение Сибири могло бы изменить ход истории в ее пользу. В нынешней реальности же, при скукоживании русского населения и происходящем интенсивном освоении южной Сибири китайцами, актуальным становится пророчество Соловьева из его апокалиптического «Панмонголизма»:
От вод малайских до Алтая
Вожди с восточных островов
У стен поникшего Китая
Собрали тьмы своих полков.
Как саранча, неисчислимы
И ненасытны, как она,
Нездешней силою хранимы,
Идут на север племена.
О Русь! забудь былую славу:
Орел двуглавый сокрушен,
И желтым детям на забаву
Даны клочки твоих знамен.
Смирится в трепете и страхе,
Кто мог завет любви забыть…
И третий Рим лежит во прахе,
А уж четвертому не быть.

Возможно, из-за этого своего мрачного предчувствия Соловьев склонялся к западничеству, видя надежды России в экуменизме, в объединении православия и европейского католицизма во «Вселенской церкви». Однако более популярной в России явилась интернационалистская ветвь западничества, та, что обращена к учению Карла Маркса.