Четвёртая часть. 1глава. Террорист
ЧЕТВЁРТАЯ ЧАСТЬ
1 глава. Террорист
Куда делись деньги, и кто забил чемодан паклей Петровича не интересовало. Куда делись – туда и делись. Много странного. В конце концов всё проявится. Нужно только подождать. А там разберёмся. Пока худого ничего не произошло.
Проснувшись, Петрович пошёл на кладбище. Петляющая тропинка, пробежав среди могилок, свежих с неувядшими цветами и заброшенных с прогнившими деревянными крестами, заросшие бурьяном, вывела его к памятнику.
Недалеко работал экскаватор. Ковш вгрызался в землю, вытаскивая огромные куски. Экскаваторщик весело покрикивал: давай, дружок, трудись, человек в новую жизнь переходит. Петрович подошёл.
- Для кого? – спросил он здоровяка, который, положив руки на черенок лопаты, поплёвывал в яму.
- Старика Павлова.
- Что – то случилось или пора пришла?
- Сынок отцу помог опрокинуться. Закладывали оба. Меры не знали. Где можно было ухватить, так и хватали. Их и за руку ловили, и били. А им всё нипочём. Водка так затянула, что им ничё больше и не нужно было. Напьются и в драку друг с другом. Сынок, конечно, посильнее был. Обсыпал отца синяками, пинками, а тот неугомонный был. Сколько не колоти, а он всё равно нарывается. Недавно сынок украл у кого – то мобильник. Его на пятнадцать суток. Пришли к отцу те, у кого украли, и насели: или мобильник гони, или деньги. А у отца ни того, ни другого. Избили до смерти. Вот так. Сын отца подставил. Сука.
Петрович ничего не сказал, а вернулся к Насте. Он никогда не молчал, а всегда разговаривал, словно с живой.
- Слышала, - сказал он. – Вот такие дела.
Он вырвал сорняк вокруг могилки, История со стариком Павловым не выходила из головы. Пьяницей был, но ведь человек.
— Вот такие дела, Настюха, - повторил он. – Горе за горем бежит, но думать о плохом всё время нельзя. – Петрович скользнул взглядом по её лицу. - Улыбаешься, - сказал он. – Это хорошо. У меня сегодня какой – то чудной день. Замотанный, то одно сыплется, то другое.
Улыбка Насти, как бы пропала, губы сжались глаза потемнели, и в них, словно вспыхнул тревожный огонёк.
- Да ты не переживай. Ничего страшного мне никто не сделал. Ты же знаешь, что я не из тех, кого можно безнаказанно обидеть. Может это ты чудишь, Настя. – Он помолчал, пристально вглядываясь в лицо Насти. Всё та же улыбка. - Знаешь, иногда я верю, что встретимся с тобой, иногда нет. Загружаю себя этими мыслями, а ни в одну крепко не верю. Шатаюсь я. Кидает меня со стороны в сторону. Зайду в церковь, постою, послушаю и верю, чувствую, что душа отзывается, а выйду, как слизало. Вообще я крепкий, а душой разболтанный. Одна ты меня и держишь. Я твои слова исполняю: живи за нас двоих. За что тебя наказал Бог, если он есть. Зла ты никому не желала. За тобой только тянулись, подражали. Перенимали у тебя и твою походку, и улыбку, и слова. Ты должна была бы жить, потому что за тобой одно хорошее бежало. Была бы ты поганью, насаливала бы и налево, и направо – другое дело. Несправедливо с тобой обошлись. Если Бог создал человека, так и исправляй, когда видишь, что ошибку допустил. Не слепой же. Я, когда делаю не так, ошибку допускаю, на других не валю, сам правлю. Не понимаю! Вера - это хорошо. В вере человек становится крепче, но люди, как мне думается, больше верят в несуществующее, чем в существующее.
Просидев полчаса и рассказав всё, что произошло, Петрович, как всегда, легонько провёл по лицу Насти, почувствовал тепло, которое он ощущал даже в самые трескучие морозы и направился домой.
А в это время в кабинете начальника полиции майора Константина Абрамовича Пугайло происходили следующие события, но прежде, чем рассказать о событиях, приносим извинения читателям, которые стремятся только к жаренному, а то, что поджаривает они пропускают.
Абрамович - человек мужественный. Когда в бусугарне перепившие мужики начинали драку, а Пугайло находился в то время там, он никогда не вмешивался, а уходил, говоря, что поступило срочное сообщение выехать на место преступления. Никакие сообщения не поступали, а был договор Абрамовича с буфетчицей, которая оценивала разбитую пивную кружку втридорога, другое и сверх втридорога, а потом оценка делилась пополам. Мужики предпочитали платить, но не попадать в кабинет Пугайло, который встречал их с железными браслетами, а браслеты могли откинуть мужика на пятнадцать суток и турнуть из депо к совхозным ящикам с овощами, мешкам с дустом.
В посёлок Абрамович попал из города. Другими словами, его выгнали из города за булочки с маком. Он, надыбав в городе мелкотоварный ларёк, торговавший хлебом, представился продавщице оптовиком поставок булочек с маком. Разумеется, никакого мака в булочках не было, а были в них пакетики с героином. Покупателей он быстро подобрал, так как работал в отделе по обороту и борьбе с наркотиками. Деньги, новая квартира хлынули водопадом, Пугайло замахнулся на второй ларёк, но споткнулся о службу внутренней безопасности. Раскручивать дело не стали, чтобы сохранить честь полиции, да и деньги рассосали все доказательства. Они стали такими водянистыми, что следователи не могли нащупать дно. Пугайло в звёздочках не пострадал, высокие товарищи, обобрав его до нитки, направили в посёлок: сиди и не рыпайся.
А теперь можно и к невероятным посёлковым событиям.
До этого они добирались до мало властных. Ну, что такое школа, врач, продавщица, завклуб? Мелочь в государственном масштабе и вдруг сорвались, и словно бешенные ворвались во властный кабинет.
Пугйло находился в самой что ни на есть бешенной запарке. Ещё бы. В такую запарку попадает любой мужчина, если у него возникают такие проблемы, какие были у Пугайло. Срывалось самое заветное. Он собирался через некоторое время отлучиться по срочным делам: выехать часика на два, три к своей знакомой Екатерине Вадимовны и отдохнуть. Он был женат, но считал, что его работа сильно подкашивает и огорчает организм и требует дополнительного отдыха вне семьи.
Он уже припарадился, так как Екатерина Вадимовна любила мундирный дух, а не деповской запах, покрасовался перед зеркалом, грудь, надутая лёгочным воздухом, была особенно хороша: богатырская, а фуражка ни в какое сравнение не шла с кепками и шапками мужиков.
Абрамович поднял ногу в сверкающем сапоге, блестит, переливается, лучше любого зеркала, чтобы шагнуть к двери, как она распахнулась, словно от урагана, и в кабинете нарисовался Рустам Андреевич. Не нарисовался, а влетел, словно пушечное ядро. Это был точно Рустам Андреевич, но в каком виде В таком, о котором и мечтал Пугайло, если бы находился в спальне Екатерины Вадимовны: в трусах по колени, без штанов.
- Рустам! – Майор протёр глаза.
Подумал, что вышла ошибка, но ошибки не было. Голяк. - Ты что в таком виде бежал от больницы к полиции.
- Нет. Перед твоим кабинетом разделся.
- И мои служивые тебя не остановили?
- Твои служивые в бусугарне заправляются.
- Но, но, - командирский голос для отбития атак. - Они там работают и выслеживают. Они сегодня от меня такое задание получили. Посёлок нужно в трезвость приводить. Они и смотрят, кто напьётся, того и забирают. Ну, да ладно. Секреты нельзя раскрывать. Я вот что не понял? Ты что в таком виде по посёлку мчался? – повторил Пугайло.
- А в каком ещё виде я должен был бежать, в твоём? В мундире и сапогах. Подожди дойдёт очередь и до твоего мундира, и твоих сапог. - обозлено бросил Рустам Андреевич. - А, может быть, и дальше. До похоронной музыки.
- Ты что ерунду гонишь.
- Не гоню, а правду говорю. Слава богу, что трусы оставил.
- Тебя обобрали? – удивился Пугайло. – Такого ещё у нас не было.
- Удивляешься. Сейчас ещё больше удивишься. Мня не обобрали, - заголосил Рустам, стуча в грудь кулаками. - Меня ободрали. Ободрали, - повторил он по слогам.
Майору стало совсем плохо. Накатывалось новое дело, а время бежит. Екатерина Вадимовна горячая женщина и ждать не любит
- У нас в посёлке террорист, - заорал Андреевич, плюхаясь на стол. – Абрамович. срочно направляй боевую группу к нему, иначе он нас тут всех замочит и измельчит. Ты же не хочешь на кладбище попадать. Если не хочешь, то беги из посёлка. Ему скоро хана будет.
- Ты пьяный?
- Какой там пьяный. Разве пьяные говорят о кладбище, - выдал Рустам.
Кладбище так подействовало на Пугайло, что он сел, но только не в кожаное кресло, оно откатилось в сторону, а мимо: прямо на пол и заморгал.
- Что моргаешь, Абрамович, - не переставал кричать и бегать по кабинету Рустам Андреевич. – У него два автомата на шее, раз, в руке граната, два, за спиной пулемёт. Три. Он снял пулемёт, нацелил на меня и говорит: снимай портки. Не штаны, а портки. Слово – то старинное.
- Ну и что, что старинное?
- А то, что и отпорол по – старинному. Я бы добровольно не снял, но пулемёт. Это же не дорожный регулятор, которым твои сотрудники обдирают водителей. Всего может дырками прошить. – Рустам Андреевич перевёл дыхание.
- А дальше что? Почему молчишь?
— Это я у тебя молчу, а там не молчал. Достал откуда – то хворостину и отпорол. Да ещё с оттяжкой и с приговариванием. Потом взял мою железную фигуру, утащил и сказал: щас весь посёлок мочить стану. Первым, кого замочу, это будет, - Рустам Андреевич замолчал, горло было, как высушенный, каменистый ручей.
- Так кто первым будет? – ухватился Абрамович.
- Ты. Он сказал: первого зашкалю Пугайло. Он такая скотина, которую ни в каком стаде не найдешь.
Не использовать такую ситуацию и не добавить своё, не прополоскать майора, который никогда не ходил в больницу, когда его прихватывало, а вызывал к себе, при этом не присылал машину, и Рустам Андреевич тащился к нему пёхом с огромной сумкой, специально сшитой, так как Пугайло, позвонив ему, никогда не говорил, что именно болит, а бросал: всё болит, а если всё – то нужно было в сумку пихать тоже всё, то есть все имеющиеся инструменты, Андреевич посчитал бы непростительной ошибкой.
- Ты поосторожней, повнимательней к своим словам, - взвился Пугайло
— Это не мои слова. Это его. Он такое о тебе сказал, что мне страшно говорить.
- Тогда молчи.
- А как же ты будешь ловить его, если я тебе всё не расскажу.
- Тогда говори.
- Ни в жизнь не подумал бы, что он террорист.
- А это, это, - сильно падая в голосе, который даже не хотел шевелиться, выдохнул Пугайло. - Он так и сказал, что я буду первым, - обмяк Абрамович.
- Точно не помню. Может быть, и последним. Разве можно запомнить порядок, когда тебя оттягивают хворостиной, да ещё присыпают солью. Ой.
- Да не ори ты. Ты же врач. Должен уметь молчать при болях.
- А ты начальник милиции и должен ловить террористов. А не ловишь.
- А что он приговаривал?
- Да всё тебя обделывал. Мол такой пройдоха, который маковыми булочками в городе торговал, а там не мак был, а героин, вот его из – за этого и турнули в посёлок, о булочках я не понял, но запомнил, что назвал он тебя то ли волчарой, то ли козлярой, что - то в этом роде. А ещё он сказал, что ты…
- Заткнись. – Доползла тайна в посёлок, Пугайло матернулся в душе. - Странно. Тебя порол, а обо мне приговаривал. По логике должно быть наоборот.
- Логика. Он и обо мне приговаривал.
- А что?
- Оно тебе нужно?
- Это существенная примета.
- Да сколько тебе ещё нужно примет. Основная примета у меня находится под трусами, - рубанул Рустам.
- Да о ком ты говоришь, - не вставая, а прижимаясь со всей силы к полу, забормотал Константин Абрамович.
Майор был человеком опытным и из фильмов знал, что при появлении террористов перед окнами лучше не стоять, а лежать на полу, и если в здании имеются стены и углы, то безопаснее залепиться в угол.
- Кто, кто, - не сбавляя голос, выкинул Рустам Андреевич. – Как будто не знаешь, кто?
- Да откуда я могу знать, - сдавленно проговорил Пугайло. – Террористов у нас в посёлке никогда не было. Это же посёлок, а не город.
- А теперь появились. Тактику поменяли. Вначале крупное брали, но не по зубам оказалось, так они теперь на окраины налегают. Посёлок – то легче разнести, чем город.
- Но откуда они появились?
- Во, - презрительно бросил Рустам. – Откуда появились. Это кто должен знать? Я или ты?
- Ты это – Пугайло подполз к Рустаму. – Говори потише. Стены у меня тонкие, и я плохо слышу.
- Кто, кто? Ты бы об этом никогда не подумал. Спорим на пять кружек пива.
Вот настоящий мужской характер. Рустам Андреевич даже в гибельной ситуации не забывал о деле.
- Отстань со своими кружками. Десять поставлю Кто?
- Петрович наш. Бывший мастер в депо.
- Так он же пенсионер!
- А ты думаешь, что пенсионеры не могут быть террористами. Из – за пенсии они и становятся террористами. Я слышал, как в одном хуторе пенсионер танк дореволюционный откопал, и на танке атаковал администрацию.
- Да подожди ты о хуторе. У нас же посёлок в степи, а не хутор в лесу, - бросил Пугайло. - С автоматами и хворостиной? Ты точно перебрал.
- Ты что не видишь, что я в трусах. Был бы в штанах другое дело.
Майор подобрался к креслу и хотел толкнуть его к двери, чтобы создать на всякий случай преграду, но дверь слетела с петель, кресло нацелилось на майора, проехало по нему и в дверь ворвалась Марковна.
Комментарии