История катынской лжи

13 апреля 2020

Александр Гурьянов

Фрагмент алтарной стены центрального памятника на Польском мемориальном воинском кладбище в Катынском лесу Книга «Убиты в Катыни»

Катынское преступление — это не только бессудное убийство 14,5 тысяч польских военнопленных и 7305 узников тюрем по решению Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года, это еще и полувековая кампания дезинформации и фальсификации, которые Советский Союз распространял во всем мире и внутри страны. Эта кампания получила емкое название «катынской лжи». Принципиальный перелом в официальной позиции СССР наступил ровно 30 лет назад — 13 апреля 1990 года, а в следующем году Советский Союз распался и проблема отношения к катынскому преступлению была передана «по наследству» России.

Историю отношения СССР и России к катынскому преступлению можно разделить на три основных периода:

• первый период — с апреля 1940 года до объявления Германией об обнаружении могил в Катынском лесу в апреле 1943 года;
• второй период — с апреля 1943 года до советского признания в совершении катынского расстрела в апреле 1990 года;
• третий период — с апреля 1990 года по настоящее время.

Первый период стартовал с началом расстрелов в апреле 1940 года. Военнопленных в течение полутора месяцев день за днем (иногда с небольшими перерывами) отправляли из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей к местам расстрела партиями (этапами) численностью от нескольких десятков до пяти сотен человек. Первый этап из Козельского лагеря был отправлен 3 апреля, из Осташковского лагеря — 4 апреля и из Старобельского лагеря — 5 апреля 1940 г.

Сам расстрел проходил в режиме строгой секретности. За месяц до начала расстрельной операции центральный аппарат НКВД распорядился втайне от военнопленных прекратить их почтовую переписку с семьями. В лагерях пленники верили слухам, что они будут отправлены для передачи в нейтральные страны или в Германию. Надеясь на улучшение своей судьбы они с нетерпением дожидались своей отправки с очередной партией. Не исключено, что эти слухи распространялись по указанию лагерных администраций, которые стремились не допустить какого-либо сопротивления пленников. Для более надежного успокоения пленников непосредственно перед тем, как очередная партия покидала лагерь, отправляемым вручали задержанные в марте письма и почтовые открытки от их семей.

Сразу после завершения расстрелов военнопленных в мае 1940 года началась целенаправленная операция утаивания и дезинформации. На поступающие от семей запросы о месте нахождения пленников, почтовая переписка с которыми оборвалась, Управление НКВД СССР по делам о военнопленных не отвечало вовсе, а на запросы Польского и Международного Красного Креста давались однотипные ответы через Союз обществ Красного Креста и Красного Полумесяца в СССР — об отсутствии сведений о запрашиваемом человеке.

После нападения Германии 22 июня 1941 года и тяжелых поражений Красной армии СССР был вынужден заключить союз с Великобританией и затем 30 июля 1941 года подписать договор с пребывавшим в Лондоне легитимным польским правительством в изгнании — о восстановлении дипломатических отношений, признании недействительными советского-германских договоров 1939 года «касательно территориальных перемен в Польше», об освобождении всех находившихся в советских лагерях, тюрьмах и в ссылке польских граждан — военнопленных, заключенных, ссыльных и высланных (депортированных), и о формировании польской армии на территории СССР для совместной борьбы с фашистской Германией.

Запросы о судьбе пропавших военнопленных стали поступать не только от их семей, Польского и Международного Красного Креста, но и от польского правительства и военного командования. Ответ был неизменен — сведениями не располагаем. 3 декабря 1941 года, на личной встрече в Кремле с прибывшим в Москву польским премьер-министром генералом Владиславом Сикорским и командующим польской армией в СССР генералом Владиславом Андерсом, Сталин предположил, что пленные офицеры, возможно, сбежали в Манчжурию!

Но как только 13 апреля 1943 года берлинское радио сообщило об обнаружении в районе Смоленска массовых захоронений расстрелянных польских офицеров, тут же последовало официальное заявление Совинформбюро от 15 апреля о том, что польские военнопленные, находившиеся на строительных работах западнее Смоленска, «попали в руки немецко-фашистских палачей летом 1941 года, после отхода советских войск из района Смоленска».

Фактически произошло саморазоблачение: вся предыдущая советская ложь об отсутствии сведений о пропавших пленниках была опровергнута новой ложью — об их нахождении накануне нападения Германии в районе Смоленска и о том, что их казнили немцы.

Так начался второй, самый длительный этап советской дезинформации и фальсификации.

После освобождения в конце сентября 1943 года района Смоленска Красной армией версия убийства польских военнопленных немцами была развита и закреплена в виде официального «Сообщения Специальной комиссии по установлению и расследованию обстоятельств расстрела немецко-фашистскими захватчиками в Катынском лесу военнопленных польских офицеров», подписанного 24 января 1944 года председателем комиссии академиком Николаем Бурденко и всеми ее членами.

После освобождения Смоленска и до создания комиссии Бурденко уже с октября 1943 года в течение трех месяцев в Смоленске и в районе Катынского леса специально командированные из Москвы чекисты — работники НКВД и НКГБ СССР готовили для будущей комиссии фальсифицированные «доказательства» ответственности германских властей за расстрел польских офицеров, в частности материалы, якобы неопровержимо доказывающие, что пленные были убиты осенью 1941 года, когда этот район уже находился под немецкой оккупацией. Были подготовлены лжесвидетельства об этом запуганных чекистами местных жителей, в том числе тех, кто за несколько месяцев до этого давал показания немцам.

Кроме того, в карманы мертвых польских пленников, перезахороненных в ходе весенней немецкой эксгумации во вторичные братские могилы в Катынском лесу, были подложены разные бумаги, датированные 1941 годом. Это должно было доказывать, что они были убиты не весной 1940 года, как утверждали немцы, а осенью 1941 года. Позже эти подложные документы были извлечены в ходе эксгумации, проведенной под эгидой Комиссии Бурденко, и использованы как доказательства в официальном «Сообщении…» этой комиссии.

Одним из «коронных» доказательств в «Сообщении…» комиссии Бурденко стала поддельная запись, сделанная чекистами в найденном ими блокноте довоенного смоленского адвоката Бориса Меньшагина, которого оккупационные германские власти летом 1941 года назначили бургомистром Смоленска, и который в сентябре 1943 года отступил из Смоленска вместе с немцами. Другим доказательством стало лжесвидетельство оставшегося в районе Смоленска после отступления германской армии заместителя бургомистра Бориса Базилевского (по специальности профессора астрономии!), якобы узнавшего от Меньшагина о расстреле поляков немцами в сентябре 1941 года.

Для легализации советской версии, основанной на «Сообщении…» комиссии Бурденко, на мировой арене СССР попытался использовать Международный военный трибунал, судивший в 1945-1946 годах в Нюрнберге главных нацистских военных преступников. Трибунал был учрежден странами, победившими во Второй мировой войне — Советским Союзом, Великобританией, Соединенными Штатами и Францией. «Сообщение…» было представлено в качестве доказательства расстрела польских военнопленных в Катынском лесу немцами и этот расстрел был внесен в официальное обвинительное заключение, по которому Трибуналу предстояло вынести окончательный приговор.

Советский расчет был на то, что согласно Уставу Международного военного трибунала, правительственные материалы стран-учредителей о фактах нацистских преступлений должны были приниматься как уже доказанные, без верификации Трибуналом. К тому же полномочия Трибунала были жестко ограничены — он мог рассматривать деяния только нацистской Германии.

Однако, несмотря на протесты советской стороны, адвокатам обвиняемых германских преступников удалось добиться решения Трибунала о заслушивании свидетелей по катынскому делу. На слушаниях перед Трибуналом, прошедших с 1 по 3 июля 1946 г., свидетели со стороны германских адвокатов дали четкие показания, убедительно опровергающие советскую версию, а выступления свидетелей со стороны обвинения (одним из них был Борис Базилевский, снова изложивший сообщение Меньшагина) были настолько неубедительны, что расстрел польских военнопленных в Катынском лесу в окончательный приговор, вынесенный Международным военным трибуналом, не попал.

Тем не менее, руководство СССР на протяжении последующих десятилетий упорно внедряло за рубежом и внутри страны версию о том, что польских офицеров в Катынском лесу расстреляли немцы осенью 1941 года. При этом довольно цинично делалась ссылка на Международный военный трибунал!

Очевидно благодаря тому, что Трибунал в 1946 году не вынес никакого формального постановления о том, чтобы не включать катынский расстрел в окончательный приговор.

Советское руководство активно скрывало улики, которые могли бы поставить под сомнение официальную версию. Например, 1969 году под Харьковом подростки случайно обнаружили массовое захоронение польских военнопленных, и КГБ принял решение уничтожить следы, залив в землю большое количество едкого натра.

Звучащие же на Западе утверждения о расстреле польских военнопленных советскими органами объявлялись в официальных демаршах СССР «инсинуациями геббельсовской пропаганды» и «гнусными измышлениями, пущенными в ход нацистами».

Подземный колокол – часть центрального памятника на Польском мемориальном воинском кладбище в Катынском лесу Книга «Убиты в Катыни»

Советский Союз признал вину только через полвека после казни польских военнопленных. 13 апреля 1990 года было опубликовано официальное заявление ТАСС о «непосредственной ответственности за злодеяния в Катынском лесу Берии, Меркулова и их подручных», а сами злодеяния квалифицировались в нем как «одно из тяжких преступлений сталинизма».

Начался третий период истории отношения СССР и вскоре уже только России к катынскому преступлению.

В том же 1990 году Главная военная прокуратура приступила к расследованию уголовного дела по факту расстрела польских пленных, и в первые годы работы следственная группа военных прокуроров достигла впечатляющих результатов.

В процессуальном порядке были установлены достоверно не известные до этого места захоронений расстрелянных польских военнопленных из Старобельского и Осташковского лагерей — на окраине Харькова и близ села Медное. Следственной группе удалось установить инициаторов, организаторов и участников расстрельной операции НКВД 1940 года, найти и допросить некоторых из них, включая бывшего начальника Управления НКВД по делам военнопленных Петра Сопруненко и бывшего начальника Управления НКВД по Калининской области Дмитрия Токарева. Удалось предметно разоблачить фальсификацию «доводов» и «свидетельств», положенных в основу «Сообщения…» комиссии Н.Н.Бурденко.

В 1992 году по распоряжению президента Бориса Ельцина были обнародованы решение Политбюро ЦК ВКП(б) от 5 марта 1940 года и другие документы, изобличающие верховную власть СССР — Иосифа Сталина и членов Политбюро ЦК ВКП(б) — в том, что это они распорядились расстрелять польских военнопленных и заключенных. Признание совершения катынского преступления Советским Союзом закреплено специально принятым заявлением Государственной Думы Российской Федерации от 26 ноября 2010 года.

Означает ли это, что «катынская ложь» в России преодолена и отброшена? Формально — да, российские власти вот уже 30 лет не обвиняют «немецко-фашистских захватчиков» в расстреле польских военнопленных и признают ответственность сталинского режима за «Катынскую трагедию».

На деле же фактическая позиция официальной России двойственна и противоречива. С одной стороны, сделанное 13 апреля 1990 года признание совершения злодеяния Советским Союзом и того, что его жертвами пали многие тысячи польских граждан, стало подлинным прорывом (пусть даже в масштабе одной только нашей страны — ведь остальной мир в «катынскую ложь» по сути никогда так и не поверил)!

С другой стороны, современная российская прокуратура и поддерживающие ее российские суды отказались признать жертвами катынского преступления любых поименно названных расстрелянных польских военнопленных. Заявления о реабилитации ряда конкретных пленников в порядке действующего закона «О реабилитации жертв политических репрессий» поступили в Главную военную прокуратуру. Их фамилии, имена, отчества и годы рождения значатся в ведомственных документах, произведенных НКВД СССР в ходе расстрельной операции 1940 года, но прокуратура отказывается не только подтвердить политический мотив казни, но и признать сам факт гибели этих людей!

Фактически со стороны российского государства это означает стремление к забвению памяти о расстрелянных, удержание их в статусе анонимной массы безымянных жертв, намерение вытеснить из российского общественного сознания память о катынском преступлении. Ведь если жертвы анонимны, то и злодеяние будет восприниматься как отвлеченная абстракция.

Не прекращаются поддерживаемые государством усилия ослабить общественное восприятие вопиющей тяжести катынского преступления. Это делается путем создания своего рода «анти-Катыни» — ссылками на то, что расстрел польских военнопленных в 1940 году якобы мог быть возмездием за гибель красноармейцев, попавших в плен в ходе польско-советской войны 1919–1920 годов, — что не находит какого-либо подтверждения в архивных документах.

На самом деле нет никакой необходимости строить догадки о мотиве, которым руководствовались Сталин и его приспешники, вынося смертный приговор польским военнопленным и заключенным тюрем, ибо этот мотив предельно четко сформулирован в письме наркома НКВД СССР Лаврентия Берии в ЦК ВКП(б), ставшем основой для решения Политбюро от 5 марта 1940 г. — казнить этих людей необходимо, так как «… все они являются закоренелыми, неисправимыми врагами советской власти…».

К попыткам «уравновешивания» советского злодеяния относится также сохранение в Государственном мемориальном комплексе «Катынь», рядом с мемориальным кладбищем казненных в 1940 году пленных польских офицеров, памятной плиты, посвященной якобы совершенному немцами в 1943 году расстрелу более 500 советских военнопленных — расстрелу, которого на самом деле не было, о котором повествует только лжесвидетельство, помещенное в «Сообщении…» комиссии академика Н.Н.Бурденко.

Следствие Главной военной прокуратуры по «катынскому делу» было прекращено в 2004 году за смертью виновных. Сославшись на засекречивание материалов дела, прокуратура отказалась назвать имена виновных, сообщив только, что это работники руководящего состава НКВД СССР. Вскоре стало очевидно, что виновными признаны лишь четыре человека — нарком НКВД Берия и члены «тройки», назначенной решением Политбюро от 5 марта 1940 года для оформления смертных приговоров польским военнопленным и заключенным тюрем: зам. наркома НКВД Всеволод Меркулов, начальник Главного экономического управления НКВД Богдан Кобулов и начальник 1-го спецотдела НКВД Леонид Баштаков. Их деяния ГВП квалифицировала по ст. 193-17 Уголовного кодекса РСФСР, действовавшего в 1940 г., — как превышение власти лиц начальствующего состава Рабоче-крестьянской Красной армии.

Тем самым главные виновники — Сталин и члены Политбюро, распорядившиеся казнить польских граждан и поставившие свои подписи прямо поверх текста письма Берии (либо сообщившие о своем одобрении) — российской прокуратурой из-под ответственности за злодеяние выведены, а виноваты только несколько высокопоставленных чекистов, превысивших данные им полномочия. Таким образом, фактически они обвинены в самоуправстве, а Сталин и его приспешники не при чем!

Имена и биографии 133 исполнителей преступления — от руководителей и организаторов «катынской» операции НКВД до рядовых расстрельщиков и шоферов, вывозивших тела казненных польских военнопленных — установлены документально и опубликованы, в частности, в книге Никиты Петрова «Награждены за расстрел. 1940». Но и их прокуратура виновными не признала, следуя, по-видимому, противоправному убеждению, что выполнение подчиненными преступного приказа не влечет для них никакой ответственности.

Все перечисленные элементы официальной позиции государственных органов фактически идут вразрез с первоначальными шагами 1990-х годов по признанию ответственности СССР за катынское преступление и свидетельствуют о глубоком нравственном и правовом неблагополучии российского государства. Разрешение на правовом поле нашей внутрироссийской «катынской проблемы» могло бы стать одним из признаков заботы о будущем страны.

На текущий момент часть материалов расследования Главной военной прокуратуры остается засекреченной. Юридическая оценка, данная катынскому расстрелу российским государством, сводится к гротескной квалификации по статье 193-17 Уголовного кодекса, действовавшего в 1940 году. Сталин и члены Политбюро, принявшие решение от 5 марта 1940 года (Ворошилов, Молотов, Микоян, Калинин и Каганович) остаются формально невиновными, как и руководители, организаторы и исполнители расстрельной операции НКВД. Имена и места захоронения части польских граждан, погибших в результате расстрела, не установлены; сами они не реабилитированы по российскому закону «О реабилитации жертв политических репрессий».

10 лет назад, 5 марта 2010 года Международный Мемориал выпустил публичное обращение к тогдашнему президенту Дмитрию Медведеву с призывом исправить это положение вещей. Деятельной реакции на это обращение не последовало до сих пор.