Главный еврей страны

В этого человека была влюблена Раневская. Этот человек был кумиром лучшей части интеллигенции СССР. Он был великим актером, режиссером, другом, учителем, человеком… Таких людей больше в нашей стране не было. Были таланты — но такой величины не было и не будет уже никогда…

Жаль, я не застала то время, когда на улицах Тель-Авива можно было увидеть двух интеллигентных дам, спешащих по своим делам, — дочерей Соломона Михоэлса Нину и Наталью. В Израиль они приехали в 70-х. А ведь еще совсем недавно можно было прийти в их маленькую тель-авивскую квартирку и поговорить обо всем. Но я опоздала.

А вот библиограф Любовь Юниверг не опоздала. Она репатриировалась в Израиль в 1990 году, а уже в 1991-м навестила библиотеку ВТО в Москве, где раньше работала в архиве. В архиве этом хранятся бесценные, чудом сохранившиеся документы о еврейских театрах. Да и есть они там только благодаря подвигу Ирины Пановой, графини по происхождению, которая, рискуя жизнью, уберегла архивы Мейерхольда и Михоэлса, спрятав их в секретный ящик своего огромного буфета.

Однако архив так и лежал бы в чемодане, если бы не произошла знаменательная встреча Юниверг с дочерями Михоэлса. Они примчались посмотреть, что привезено из Москвы. И решили, что наконец-то могут передать музею и свой личный архив.

Дневники, материалы Антифашистского комитета, фотографии из спектаклей — все это хранится теперь в музее в Иерусалиме. После презентации архива люди стали приносить и свои реликвии, связанные с ГОСЕТом (Государственным еврейским театром).

Удивительно, но даже мантия, в которой Михоэлс играл короля Лира, его парик и грим — все это живет теперь в Израиле. Мантию студентка ГИТИСа Нина Михоэлс после смерти отца случайно узнала на ком-то из участников студенческого спектакля и потеряла сознание. Потом семье отдали реликвию, потребовав взамен метры дорогого шелка. В музее хранятся также вещи, найденные у убитого Михоэлса, — часы, зажигалка, разбитые очки. Все было передано в дар архиву в Иерусалиме. Сейчас внучка и правнучка Михоэлса живут в Канаде.

Этого короля Лира не могли забыть современники Михоэлса. Как не могли забыть его Уриэля Акосту, Менахема-Менделя. Восторгались его Тевье-молочником и еще многими сыгранными им героями Шолом-Алейхема — обитателями еврейских местечек, «людьми воздуха». И еще долго помнили на сцене еврейского театра, где играли только на идиш, героев Маркиша и Гольдфадена, Маяковского и Шекспира.

Вот знаменитый «Король Лир» — трагедия Шекспира, сыгранная на идиш, где Михоэлс достиг поистине библейских высот.

«Просидев на троне столько лет, он поверил в свою избранность, в свою мудрость, решил, что мудрость его превосходит абсолютно все известное людям, и подумал, что может одного себя противопоставить всему свету…», — так воспринимал своего Лира Михоэлс.

Шел 34-й год. Он многое пережил, похоронил жену-красавицу Сару. Познакомился со своей второй женой Анастасией Павловной Потоцкой — девушкой из мира дворянских усадеб — умной, образованной, утонченной. Время было страшное, но он, по рассказам Потоцкой, увлеченно репетировал одну из самых важных ролей в своей жизни и говорил актерам: «Мне лично кажется, что трагедия Лира — это трагедия обанкротившейся ложной идеологии…». Не эту ли фразу можно сделать эпиграфом к его судьбе? Судьбе счастливой и трагической одновременно.

Сейчас, на расстоянии, кажутся поразительными и слова из любимой молитвы Тевье, которую Михоэлс произносил на бис: «Погляди, как мы мучаемся, и защити нас от неправды». Эти слова прозвучали в 1938 году.

Яркая судьба Михоэлса хорошо известна. Он прошел свой путь — путь талантливого мальчика Соломона Вовси, родившегося за чертой оседлости в Даугавпилсе в хасидской семье. Путь из хедера — в Санкт-Петербургский университет, а на волне революции — в организованную в Петрограде Еврейскую театральную студию А. М. Грановского.

Еврейский антифашистский комитет. В центре Соломон Михоэлс

Сложное послереволюционное время благоволило расцвету еврейского искусства. Идишская культура расцвела. Люди творческие нашли себя, построив, как говорил Михоэлс, театр «на пустыре». Практически ничего от старых бродячих еврейских театров не осталось, но возникла новая студия и театр, к которому магнитом притягивались талантливые люди. Режиссер Алексей Грановский, впервые разглядевший в некрасивом странном парнишке Шлёме Вовси замечательного актера, художники Марк Шагал и Натан Альтман, писатель Перец Маркиш, замечательные артисты, например, друг и альтер-эго Михоэлса Вениамин Зускин, возглавивший театр после его смерти, за чем сразу последовал арест и расстрел. Все эти годы, по словам писателя Дон-Аминадо, «пульс страны бился на Лубянке».

Осип Мандельштам, любивший и Михоэлса, и театр, замечательно описывал пляшущего артиста: «На время пляски лицо Михоэлса принимает выражение мудрой усталости и грустного восторга, как бы маска еврейского народа, приближающаяся к античности, почти не отличимая от нее…».

Театр рос, гастролировал на Западе, неся СССР славу, Михоэлс становился все более известным и любимым, пока, наконец, после невозвращения Алексея Грановского в СССР в 29-м году не стал художественным руководителем театра.

Неискушенный в политических делах Михоэлс был избран идеальной фигурой для далеко идущих планов — не только получить миллионы долларов помощи в борьбе с Германией, но и подготовить почву для большего… Речь шла о создании еврейского государства, и Сталин должен был сыграть в этом свою роль. Знаменитый артист, конечно, не без соответствующего сопровождения едет в США. Сила обаяния Михоэлса была поразительна. Недруги страны Советов становились друзьями, один из деятелей организации «Джойнт» опубликовал статью под названием «Страна, где антисемитизм является преступлением». Крупнейшая еврейская организация выделяет миллионы долларов. Американцы иногда с удивлением узнают о концлагерях и Бабьем Яре. Он встречается с Альбертом Эйнштейном и президентом Всемирной сионистской организации Хаимом Вейцманом. В США для помощи Союзу было собрано 16 миллионов долларов. А о встрече с Вейцманом вспоминала дочь Михоэлса Наталья Соломоновна. Она рассказала исследователю жизни Михоэлса Матвею Гейзеру, что тогда на встрече отец произнес: «У еврейской культуры в России нет будущего. Сейчас нелегко, но будет еще хуже. Мне многое известно, а еще больше я предвижу…».

Власть использовала талантливых людей как источник обогащения и славы. Но когда талант выходил на ведущее место, когда личность была важнее страны — власть принимала только одно решение — уничтожить. Использовать и уничтожать — все, что могла эта страна.

В январе 1948 года перед его последней поездкой в Минск, где он должен был просмотреть два спектакля, выдвинутых на Сталинскую премию, ему неожиданно назначили нового сопровождающего. Впоследствии на суде его друг, артист Вениамин Зускин вспомнил один знаменательный эпизод: «Он пригласил меня к себе в кабинет и показал мне театральным жестом короля Лира место в своем кресле: «Скоро ты будешь сидеть вот на этом месте»… Далее Михоэлс вынимает их кармана анонимное письмо и читает мне. Содержание этого письма: «Жидовская образина, ты больно высоко взлетел, как бы головка не слетела». 57-летний Михоэлс попрощался с друзьями, с женой, спешил доделать свои дела — к удивлению окружающих. Он знал, что произойдет дальше….

Уже все давно доказано. Есть письмо Берии Маленкову с изложением срочного задания по устранению Михоэлса по указанию Сталина. Есть показания исполнителей Огользова и Цанавы: «Убийство Михоэлса было осуществлено в точном соответствии с планом. Примерно в 10 часов вечера Михоэлса и Голубова завезли во двор дачи. Они немедленно с машины были сняты и раздавлены грузовой автомашиной. Примерно в 12 часов ночи трупы были погружены на грузовую машину, отвезены и брошены на одной из глухих улиц города». Убийцы вскоре были награждены высокими наградами.

Вопрос, зачем это нужно было Сталину, тоже давно не стоит. ЕАК, оказывающий помощь советским евреям, уже был не нужен. Участь евреев тогда была решена, они, конечно, не должны были участвовать в строительстве еврейского государства на Ближнем Востоке. И такая фигура, как уважаемый во всем мире Соломон Михоэлс — заступник, друг, советчик евреев, который говорил, что «обвешан человеческими судьбами», — была явной помехой. Есть в этом своя «кровавая логика», если вообще есть логика в заказных убийствах. Не в первый и не в последний раз заказчиком убийства выступает власть.

Узнав о трагедии, друзья шли и шли в дом Михоэлса. Наталья Михоэлс вспоминала, как пришел Дмитрий Шостакович. «Он обнял за плечи меня и моего мужа и сказал: «Я ему завидую». Надвигались еще более страшные времена. Массовые аресты: взяли Маркиша, больного Зускина забрали прямо из больницы, а в 1952 году был вынесен приговор уже убитому Михоэлсу, который якобы «передавал материалы о промышленности СССР американцам». Театр был закрыт из-за непосещаемости: люди боялись в него ходить, на входе некие личности фотографировали всех входящих. Актриса Этель Ковенская, одна из последних «находок» Михоэлса, вспоминала, как на полу разгромленного театра валялись бессмертные полотна Шагала.

Михоэлс говорил: «Иногда мне кажется, я один отвечаю за свой народ». Он ушел, и народ осиротел. Еще в 1938 году с особым чувством произносил он последние слова Тевье-молочника, отправляющегося в Палестину: «Даст Б-г, приеду благополучно на место… Первым делом отправлюсь на могилу праматери Рахили. Помолюсь я там за своих детей… помолюсь… обо всех евреях…».

В день рождения Мастера те, кто помнят его, покупают любимые цветы Михоэлса — мелкие розы. В Израиле это так просто — розы цветут здесь круглый год…