Ганди знал идиш?

Что думал об идише Махатма Ганди ? Вероятно, мало кто задумывался над этим вопросом. Ответ на него проливает свет на сложные отношения между евреями и другими группами населения в Южной Африке накануне Первой мировой войны.


В то время Ганди нередко думал об идише: то был период, когда южноафриканские евреи активно боролись за признание идиша европейским языком. Почему? Таким образом они хотели отделить еврейских иммигрантов, говоривших на идише, от иммигрантов из Индии и Китая.

Эта кампания возникла вследствие того, что в начале 1900-х годов белые в Южной Африке искали бюрократическую уловку, которая позволила бы ограничить иммиграцию из Индии и Китая, но при этом не выглядела откровенно расистской. Поскольку Кейптаун был в то время основным портом, через который иммигранты въезжали в страну, в 1902 году парламент разработал и принял Акт 47 — иммиграционный закон, гласящий, что прибывающие в страну иммигранты должны заполнить документы на европейском языке.

Некоторые члены еврейской общины были обеспокоены тем, что идиш, по своей структуре являющийся европейским языком, может в этом плане вызвать подозрения, поскольку в нем используется ивритский алфавит, направление письма и чтения – справа налево, и, следовательно, он может быть отнесен к неевропейским языкам. Те, кто испытывал антипатию к евреям, могли использовать это для запрета еврейской иммиграции. Вскоре была начата кампания по официальному признанию идиша европейским языком. Кампания увенчалась успехом: в параграфе 26 Закона об иммиграции 1906 года указывалось, что «идиш признается европейским языком». Вследствие этого еврейские иммигранты, в большинстве своем – литовские евреи, чьим родным языком был идиш, не попали под ограничения.


Одним из главных зачинателей кампании был адвокат Моррис Александер. Он и его жена Рут Шехтер-Александер были убежденными сторонниками Ганди. Они до такой степени были его близкими друзьями, что в 1914 году свою последнюю ночь в Южной Африке перед отправлением в Индию он провел в их доме в Кейптауне. Тем не менее, Моррис Александер, прилагая все свои юридические знания и способности, боролся за то, чтобы идиш был включен в законопроект. Так, будучи белым европейцем, он мог одновременно поддерживать Ганди в его борьбе за защиту прав индийцев, и при этом выступать против любого закона, который ставил евреев на одну доску с индийцами и китайцами.

В то время Ганди, молодой юрист, получивший образование в Англии, помогал своим многочисленным клиентам, в основном, индусам, иммигрировавшим в Южную Африку. При этом он сам часто сталкивался с дискриминацией. Тем временем он разрабатывал и формулировал свою теорию массового ненасильственного протеста, «сатьяграха», «упорство в истине», которую он впоследствии привил в Индии и которая в конечном итоге принесла ему всемирную известность — но все это было впереди.

Ганди не был в восторге от кампании по признанию идиша европейским языком. Впервые он обратился к этому вопросу в июне 1903 года, напечатав в своей еженедельной газете Indian Opinion короткую заметку под названием «Является ли идиш восточным языком?»

В своих комментариях, опубликованных в июне 1906 года, он с оттенком горечи отзывался об успехах евреев, которым удалось добиться признания идиша европейским языком: «Мы очень рады за еврейскую общину, избавившуюся от этих малоприятных ограничений. Но ... своим непризнанием великих индийских языков ... парламент исключил [из этого списка] подданных ... которым, согласно прокламации королевы, были обещаны те же свободы, что и белым подданым».


Ганди указывал, что Индия и Южная Африка являются частью Британской империи, и надеялся, — как оказалось, напрасно — что обещанные свободы распространятся на индийских подданных, иммигрировавшими в другую часть империи. В девяти выпусках Indian Opinion за 1906-07 гг. упоминаются законадательные маневры, связанные с идишем: это указывает на то, что Ганди был постоянно озабочен этим вопросом.

В июне 1909 года Ганди пустил в ход свой решающий аргумент: династия Сассун. Эта обширная и очень состоятельная еврейская династия происходила из Багдада. Добившись успеха и признания в Индии, она прославилась также в Китае и в Англии. В Indian Opinion Ганди писал о сэре Эдварде Сассуне, который в то время заседал в палате общин: «Его бабушка и дедушка жили в Багдаде и Бомбее, носили азиатскую одежду и никем, кроме как азиатами, их никто никогда не считал».

С лингвистической точки зрения, идиш вполне мог быть европейским языком, но Ганди не из книг, а из жизни знал, что далеко не все евреи — белые европейцы. О существовании семейства Сассун он знал задолго до того, как встретился в Южной Африки с «литваками».

Ганди считал, что функция евреев – быть мостом, соединяющим Восток и Запад. Из его сочинений можно заключить, что он испытывал смесь разочарования, раздражения и обиды из-за того, что лидеры еврейской общины той эпохи, вместо того, чтобы объединиться с индийцами и китайцами в борьбе против однозначно дискриминационного закона, прилагали все усилия к тому, чтобы исключить из него еврейских иммигрантов.


При этом среди ближайших друзей и преданных сторонников Ганди были и евреи. В их числе — адвокат Генри Полак, архитектор Герман Калленбах и талантливая молодая помощница Ганди по административным делам Соня Шлезин. Эти дружеские и идеологические связи помогли противодействовать неприязни, которую он испытывал со стороны еврейского истеблишмента.