Лепёшки из гнилой картошки и суп из лебеды. Голодные дети войны

«- Бабушка, а почему вы в войну голодали? Вы же в деревне жили, корову держали, огород. Продукты же в деревне всегда есть!

- Ой, Оля, и корову держали и огород, а голодали. Просто время такое было тяжелое, война! Мы же тогда налоги за всё платили. За корову молоком, за овечку шерстью. Да и просто какие-то налоги надо было платить. Я точно не знаю. Мне же всего три года было, как война началась. Отец мой в сороковом умер, оставив мать мою с четырьмя дочками. Я самая младшая была, и мать пятой беременная. Опять девка родилась, да померла почти сразу. От больного отца ведь. От туберкулеза он помер, я и не помню его совсем. Из-за того, что у нас отца не было, на фронт от нашей семьи никто не пошел, матери приходилось все налоги платить. А у кого отцы на фронте, так тому послабления были. И льготы какие-никакие. Налогов меньше.

Моя прабабушка Бызина Мария с дочерьми: Шура, Таня, Маня и Катя

Помню, мать с утра в город пойдет, овечью шкуру продать, чтобы хлеба нам принести. Танька в няньках работала, Шурку тётка на Камчатку перед войной забрала. Хоть одна из нас не голодала. А мы вдвоём с Манькой останемся. Мне четыре, Маньке шесть лет. Сидим на печке холодной, дрова далеко от дома, да и боялись сами печку топить. Сидим в холоде, а в избе гуси ходят. Какашки ихние на полу от мороза застывают. Мать вечером придет, хлеба немного принесёт и зерна для лепёшек на неделю. Потому что не каждый день в город может сходить. На работу надо, на ферму. А нам радость — зерно на рушилке (ручная мельница) порушим, и мука есть.

Хоть и корова была, да молоко всё сдавали.

Мать бывало заморозит в тазике молоко, а когда «круги» (замороженное молоко) уберет, так я капельки с дна слизывала. Сладкие!

Картошки не хватало, потому что огород неудобренный нам достался. Одна глина. Сколь посадим весной, почти столько и выкопаем! Все шкурки картофельные в ход шли. Что корове, что и нам в суп. А по весне гнилую картошку на поле собирали. Я помню, вода в апреле на поле стоит, картошка прошлогодняя всплыла. Я босиком по льду, по воде собирала картошку. С тех пор ноги и болят. А картошка хоть и гнилая, а вкусная нам казалась! Шкурку снимешь, растолкёшь и в печке лепёшку запечешь — вкуснота! Правда, сейчас бы не стала такие лепёшки есть…

А в мае уже жить можно. Лебеда, крапива. Мать с той гнилой картошкой да с остатками капусты квашеной нам щи зелёные каждый день варила. Тем и жили до урожая. Калачики ели, лопух. Может оттого и здоровые всю жись, что в детстве витаминов наелись (смеётся).

Дрова сами на себе из леса таскали. Мне четыре годика, а я тоже ветки тащу, помогаю. И сено с кустов, что от колхозных стогов как трактор вёз, остается, собирали. Помню, с Манькой далеко в лес уйдем, сено по обочинам собираем. Зато Нюрке, нашей корове, наберем. А летом и не накосишь много, все равно в колхоз всё отберут. Всё забирали. Молоко, шерсть, перо гусиное, сало со свиней. Заставляли в огородах табак для фронта ростить. А нам за все эти продукты облигации выписывали. Мол, война пройдет, деньги выплатят. Да никто ничего и не заплатил...»

Текст записан со слов моей бабушки — Щелкуновой Екатерины Ивановны 1937 года рождения, живущей в годы ВОВ в деревне Орловка Ишимского района