Что такое интеллигенция и как она угробила Россию

Начнём с цитаты из одного старого сочинения.

«Помимо бесчисленных глаголов иноземного происхождения, на­вод­нив­ших нашу современную печать, особенно одолели и до тошноты оп­ро­ти­ве­ли слова: ин­тел­ли­ген­ция, интеллигентный, и даже чудовищное имя су­ще­стви­тель­ное — интеллигент, как будто что-то особенно высокое и не­до­ся­га­е­мое. Случается даже встречать: «сельская интеллигенция»… В из­ве­с­т­ном смысле, впрочем, эти выражения обо­зна­ча­ют дей­стви­тель­но понятия новые, ибо «интеллигенции» и «интеллигентов» у нас прежде не бывало. У нас были «люди ученые», затем «люди об­ра­зо­ван­ные», на­ко­нец, хотя и «не ученые» и «не образованные», но все-таки «умные». «Ин­тел­ли­ген­ция» же и «интеллигент» не означают ни того, ни другого, ни третьего. Всякий не­до­уч­ка, нахватавшийся новомодных оборотов и слов, зачастую даже и круг­лый дурак, затвердивший такие выражения, считается у нас ин­тел­ли­ген­том, а со­во­куп­ность их — интеллигенцией».

Эти слова принадлежат Ивану Михайловичу Желову, и взяты они из его статьи «Иноязычие в русском языке», что была опубликована в сбо­ри­ке «Филологические записки», выпуск 4-5. Во­ро­неж, 1890. В те времена слово «интеллигенция» в его нынешнем значении ещё было новинкой. До 60-х го­дов XIX века термин «интеллигенция» оз­на­чал «ра­зум­ность, сознание, деятельность рас­суд­ка». А.М. Камчатнов в работе «О концепте ин­тел­ли­ген­ции в контексте русской культуры» пи­шет: «У Гегеля интеллигенция есть об­ще­че­ло­ве­чес­кая спо­соб­ность умозрительного постижения ве­щей… Маркс говорит о народной ин­тел­ли­ген­ции как о са­мо­соз­на­нии всего народа: ин­тел­ли­ген­ция — это са­мо­соз­на­ние народа, а ее носитель — весь на­род».

По-видимому, самым первым употреблением сло­ва «ин­тел­ли­ген­ция» для обозначения от­дель­но­го класса людей является дневниковая запись В.А. Жуковского от 2 февраля 1836 г: «…ос­ве­тил­ся великолепный Энгельгардтов дом, и к нему по­тя­ну­лись кареты, все наполненные лучшим пе­тер­бур­г­с­ким дворянством, тем, которые у нас пред­став­ля­ют всю русскую европейскую ин­тел­ли­ген­цию». Здесь интеллигенция — это некий от­дель­ный культурный слой, европейски об­ра­зо­ван­ный. Последнее, кстати, важно — но до этой темы мы дойдем постепенно.

Трактовка же интеллигенции как отдельной группы принадлежит писателю П.Д. Боборыкину. В романе «Солидные добродетели» (1870) он определил значение термина прямо: «Под ин­тел­ли­ген­ци­ей надо разуметь высший образованный слой общества как в настоящую минуту, так и ра­нее, на всем протяжении XIX в. и даже в пос­ле­дней трети XVIII века». При этом подразумевалось (и было описано в романе), что интеллигенция должны обладать некими моральными ка­че­ства­ми — в частности, должна стремиться облегчить положение простого народа.

А вот определение XX-го века: «Интеллигент же — это представитель профессии, связанной с умственным трудом (инженер, врач, ученый, ху­дож­ник, писатель), и человек, обладающий ум­ствен­ной порядочностью». Это сказал академик Д.С.Лихачев.

Пожалуй, удачное определение, ука­зы­ва­ю­щее на два необходимых и достаточных признака: во-первых, интеллигент презирает физический труд (так более точно, чем в определении Лихачева: изредка отдельные интеллигенты бывают вы­нуж­де­ны трудиться физически), во-вторых, обладает не­ко­ей «умственной порядочностью».

Все остальное может варьироваться: ин­тел­ли­ген­ты бывают богатые и бедные, западники и славянофилы, либералы и «соборники», «фи­зи­ки» и «лирики»…

ТАК КТО ЖЕ ТАКИЕ ИНТЕЛЛИГЕНТЫ?

Теперь давайте дадим слово самим ин­тел­ли­ген­там, пусть они расскажут, как трактуют это понятие.

Приведу очень большую цитату из учебника «Культурология« (Дорогова Л.Н., Пыханов Ю.В., Мареева Е.В., Мареев С.Н., Рябчун Н.П).. Почему я считаю автором интеллигентами? За хвалебные отзывы об этом феномене: так об интеллигентах могут писать лишь они сами (я цитирую далеко не все панегирики).

«Интеллигенция — это:
крупная социально-культурная общность, со­ци­альный массив людей с активной об­ще­ствен­ной позицией, профессионально занимающихся творческим умственным трудом;
общественная группа, мощный диф­фе­рен­ци­ро­ван­ный социальный контингент людей, по­лу­чив­ших современное научное образование, об­ла­да­ю­щих системой знаний, что позволяет им тво­рить в мире знаний в наиболее сложных формах куль­ту­ры — науке, искусстве, образовании, ре­ли­гии; за­ни­мать­ся развитием и распространением куль­ту­ры.
Признаки интеллигенции. Интеллигенция по сво­е­му составу весьма неоднородна. Пред­ста­ви­те­ля­ми интеллигенции являются люди с разным об­ра­зо­ва­ни­ем, духовным миром, находящиеся на са­мых раз­лич­ных уровнях социальной иерархии. Вместе с тем история интеллигенции показывает, что всех их объе­ди­ня­ет ряд неизменных сущ­но­с­т­ных при­зна­ков.
К ним, прежде всего, относятся:

• ориентация на об­ще­че­ло­ве­чес­кие ка­че­ства, при­вер­жен­ность идее спра­вед­ли­во­с­ти, кри­ти­чес­кое от­но­ше­ние к су­ще­ству­ю­щим со­ци­альным фор­мам прав­ле­ния об­ще­ства, да­ле­ким от иде­а­лов гу­ма­низ­ма и де­мок­ра­тии;
• единство ду­хов­ной при­ро­ды че­ло­ве­ка-ин­тел­ли­ген­та и людей, чьи интересы и по­треб­но­с­ти он выражает;
• верность народу, пат­ри­о­тизм, ак­тив­ное под­виж­ни­че­ство, твор­чес­кая одер­жи­мость;
• глубоко развитое по­ни­ма­ние сво­е­го «Я», не­за­ви­си­мость, до­с­та­точ­ная са­мо­сто­я­тель­ность, обо­стрен­ная любовь к свободе, к сво­бо­де са­мо­вы­ра­же­ния. Личностное начало осоз­на­ет­ся ин­тел­ли­ген­том как высшая цен­ность;
• мужество, стой­кость в от­ста­и­ва­нии сво­их, про­дик­то­ван­ных со­ве­с­тью и убеж­де­ни­ем по­зи­ций;
• противоречивость, со­ци­аль­но-нрав­ствен­ная на­пря­жен­ность между раз­лич­ны­ми от­ря­да­ми ин­тел­ли­ген­ции;
• своеобразное, двой­ствен­ное осоз­на­ние дей­стви­тель­но­с­ти, при­во­дя­щее не­ред­ко к се­рь­ез­ным по­ли­ти­чес­ким ко­ле­ба­ни­ям, про­яв­ле­нию кон­сер­ва­тиз­ма, не­ко­то­рой им­пуль­сив­но­с­ти на со­бы­тия в жиз­ни;
• нередкое со­че­та­ние оду­хот­во­рен­но­с­ти с мер­кан­ти­лиз­мом, вы­со­кой сте­пе­ни са­мо­соз­на­ния с эгоцентризмом.

Интеллигентность характеризуется оп­ре­де­лен­ной степенью нравственной зрелости лич­но­с­ти независимо от социально-классовой при­над­леж­но­с­ти. Это качество мышления, бе­зуп­реч­ность в поступках, ощущение себя человеком по от­но­ше­нию к любому другому человеку, способность поставить себя на место другого человека. Ин­тел­ли­ген­т­ность есть ни что иное, как сплав ум­ствен­ной и нравственной культуры. В свое время ака­де­мик Д.С. Лихачев говорил: «…нельзя при­тво­рить­ся интеллигентным. Можно притвориться доб­рым, щедрым, даже глубокомысленным, мудрым, на­ко­нец, …но интеллигентным — никогда».

«В России, несмотря на сравнительно не­боль­шую численность интеллигенции, она была ав­то­ри­тет­ным и влиятельным демократическим со­ци­альным слоем, генерируя роль создателя, под­виж­ни­ка и проповедника культуры. Именно она сумела поднять нравственную культуру страны к высотам общечеловеческого духа. Отсюда вполне закономерно рассмотрение ее как главного но­си­те­ля духовности».

«Широко используемое на Западе слово «ин­тел­лек­ту­ал» совсем не является его эк­ви­ва­лен­том. …в западном традиционном употреблении «ин­тел­лек­ту­ал» — понятие в основном про­фес­си­о­наль­ное, что же касается русского интеллигента, то это скорее духовное, нравственное оп­ре­де­ле­ние.
Интеллигенция — дух нации, достояние об­ще­ства, это люди высокой умственной и эти­чес­кой культуры, которые способны подняться над личностными интересами, способны думать над тем, что их непосредственно не касается. Поэтому не всякий интеллектуал может подняться до уров­ня интеллигента, и, наоборот, можно встретить интеллигента среди людей неинтеллектуальных профессий».

«Интеллектуалы — это люди ин­тел­лек­ту­аль­но­го труда и творчества, прежде всего уче­ные, писатели, художники, профессора, пе­да­го­ги. Рус­ская интеллигенция совсем иное яв­ле­ние. К ней, обращает внимание Н. Бердяев, «…могли при­над­ле­жать люди, не за­ни­ма­ю­щи­е­ся ин­тел­лек­ту­аль­ным трудом и вообще не осо­бен­но ин­тел­лек­ту­аль­ные. И многие русские уче­ные и пи­са­те­ли совсем не могли быть при­чис­ле­ны к ин­тел­ли­ген­ции в точном смысле сло­ва… Ин­тел­ли­ген­ция была у нас иде­о­ло­ги­чес­кой, а не про­фес­си­о­наль­ной и экономической группировкой, об­ра­зо­вав­шей­ся из разных со­ци­альных классов, сначала по пре­иму­ще­ству из более культурной части дворянства, позже из сыновей свя­щен­ни­ков и диаконов, из мелких чиновников, из мещан и, после ос­во­бож­де­ния, крестьян.»«.

«Говоря об интеллигентности, следует иметь в виду не столько эрудицию или образованность человека, сколько состояние его души, его общий нравственный настрой и духовную красоту, про­яв­ля­ю­щи­е­ся в доброжелательности и чуткости к людям, в нетерпимости ко всяким отступлениям от высоких этических норм. …. Ин­тел­ли­ген­т­ность, причастная к культуре, начинается с высокой тре­бо­ва­тель­но­с­ти человека к себе и своему ду­хов­но­му миру, его приобщённости к высшим мо­раль­ным законам».

Что ж, хвалебную оду мы выслушали, а те­перь давайте разберемся, как все обстоит на са­мом деле.

«УМСТВЕННО ПОРЯДОЧНЫЕ»

Для начала отмечу еще раз, что тезис «Ин­тел­ли­гент же — это представитель профессии, свя­зан­ной с умственным трудом (инженер, врач, уче­ный, художник, писатель)» не строгий, так как существуют интеллигенты, вынужденные за­ни­мать­ся фи­зи­чес­ким трудом. Однако при этом все­гда под­ра­зу­ме­ва­ет­ся, что «на самом деле» при­зва­ние имя­рек — именно писательский (на­при­мер) труд, а работать ко­че­га­ром его вынуждает «не­по­ни­ма­ние быдлом ве­ли­ко­го таланта».

Теперь рассмотрим мнение об ин­тел­ли­ген­тах как о «получивших современное на­уч­ное об­ра­зо­ва­ние, обладающих системой зна­ний, что по­зво­ля­ет им творить в мире знаний в наи­бо­лее слож­ных формах культуры — науке, ис­кус­ст­ве, об­ра­зо­ва­нии, религии; заниматься раз­ви­ти­ем и рас­про­с­т­ра­не­ни­ем культуры».

Д.И.Овсянниково-Куликовский, «Психология русской интеллигенции»:

«Другая черта… состоит в том, что фи­ло­соф­с­кая (теоретическая) часть их не имеет всеобщего значения, какое имеют настоящие философские системы, а их практическая (прикладная) сто­ро­на, слишком тесно связанная с философской, не получает реальной силы — практического дела, в смысле общественной или политической де­я­тель­но­с­ти — деятельности партии. В лучшем случае выходит нечто вроде секты.

Идеолог слишком философ, чтобы быть прак­ти­чес­ким деятелем, и слишком моралист, пуб­ли­цист и деятель жизни, чтобы быть настоящим философом. Философские и научные ценности приноровляются у него к моральным и прак­ти­чес­ким запросам, а эти запросы получают сво­е­об­раз­ную философскую постановку, от­пу­ги­ва­ю­щую всех, кто, имея те же запросы, не может ее при­нять. Идеологии, если они сколько-нибудь раз­ра­бо­та­ны, обращаются, подобно ре­ли­ги­оз­ным ве­ро­у­че­ни­ям, к тем, которые, по своему ду­хов­но­му складу к ним предрасположены, и в этой среде они вербуют адептов и получают рас­про­с­т­ра­не­ние».

Это и есть одно из отличий интеллектуалов от интеллигентов: последние стремятся не про­сто тру­дить­ся, приобретать знания, развивать на­уку и т.д., а «заниматься развитием и рас­про­с­т­ра­не­ни­ем куль­ту­ры». Интеллигенты считают это своим неотъем­ли­мым и эксклюзивным правом.

Из работы «Интеллигенция как социальный феномен»:

«…смешивать интеллигенцию с об­ра­зо­ван­ным классом страны, людьми занятыми в ин­тел­лек­ту­аль­ной сфере, — грубая ошибка. Хотя, дей­стви­тель­но, интеллигенция действует в сфере куль­ту­ры, и склонна идеологически подчинять себе культуру и монополизировать интеллектуальную сферу вообще…

И все же интеллигентность – это далеко не уче­ность. Н.Бердяев свидетельствовал:

«Многие замечательные ученые-спе­ци­а­ли­с­ты, как, например, Лобачевский или Менделеев, не могут быть в точном смысле причислены к ин­тел­ли­ген­ции, как, и наоборот, многие, ничем не оз­на­ме­но­вав­шие себя в интеллектуальном труде, к интеллигенции принадлежат». Это цитата из «Рус­ской идеи» (3, гл. I).

Итак. Для интеллигенции культура не высшая ценность, не цель, но лишь средство социального самоутверждения. Интеллигенция не только не испытывает никакого уважения к выдающимся деятелям культуры и их достижениям, но не раз в истории самым хамским образом травила даже классиков русской культуры. Сказанное не оз­на­ча­ет, что человек, имеющий заслуженный ав­то­ри­тет в научной или гуманитарной сфере, не мо­жет попасть в круг интеллигенции. Может, и та­кое не раз случалось. Однако лишь при условии, что разделит мировоззрение интеллигентской среды, в противном случае он будет активно злоб­но травим интеллигенцией (если попытается за­нять самостоятельную общественную позицию). Например, Сахаров, Лихачев, Ростропович зас­лу­жи­ли отменные профессиональные ре­пу­та­ции, но публичную общественную карьеру де­ла­ли как ин­тел­ли­ген­ты. Такого рода случаи под­дер­жи­ва­ют миф, будто интеллигенция производит куль­тур­ные ценности. (Заметим, по жизни ин­тел­ли­ген­т­ство­ва­ние неотвратимо приводит лич­ность к ум­ствен­ной и духовной деградации). В целом же интеллигенция склонна презирать образование и умственный труд, если они выходят за рамки ее, интеллигенции, влияния и контроля. Так А.И.Сол­же­ни­цын придумал дразнилку для не­ин­тел­ли­ген­т­ных людей интеллектуального труда — «об­ра­зо­ван­щи­на».

Думаете, это беспочвенные обвинения со сто­ро­ны тех, кто не любит интеллигентов? Тогда читайте мнение «изнутри». Д.С.Лихачев, «О рус­ской интеллигенции»:

«Прежде всего я хотел бы сказать, что ученые не всегда бывают интеллигентны (в высшем смыс­ле, конечно). Неинтеллигентны они тогда, когда, слишком замыкаясь в своей специальности, за­бы­ва­ют о том, кто и как может воспользоваться плодами их труда. И тогда, подчиняя все ин­те­ре­сам своей специальности, они жертвуют ин­те­ре­са­ми людей или культурными ценностями.

Самый несложный случай — это когда люди работают на войну или производят опыты, свя­зан­ные с опасностью для человека и страданиями животных».

Вот и проявилась «умственная по­ря­доч­ность».

Оказывается, интеллигенты не могут «ра­бо­тать на войну». При этом никак не учитывается, что без армии (и военных разработок) ин­тер­вен­ции ждать недолго (не обязательно прямой, но и в экономическом плане никто не будет слушать того, кто не может подкрепить слова силой). Об этом и писал Овсянниково-Куликовский: у ин­тел­ли­ген­тов не хватает способностей создавать дей­стви­тель­но философские системы. К тому же высокий уровень абстрагирования не спо­соб­ству­ет непосредственному применению таких теорий на практике, а интеллигентам всегда хочется имен­но практики. Но для практики они недостаточно практичны, а все время ударяются в продвижение какой-либо идеи… Вот и получается что-то типа «Пусть хоть все умрут, лишь бы не было войны!».

Страдания животных — из той же оперы. Никто, разумеется, не призывает мучить жи­вот­ных, но для развития науки необходимо ставить опыты, в том числе — и на животных. Но ин­тел­ли­гент никогда не видит мир в целом, он у него всегда «кусочком» — значим лишь тот вопрос, который по какой-либо причине значим для ин­тел­ли­ген­та; а «освещен» этот кусочек какой-ни­будь идеей, которая приобретает практически сверх­цен­ное значение.

Но вернемся к отличию интеллектуала от ин­тел­ли­ген­та. Что именно интеллигент стремится «творить в мире знаний»? Интеллектуал, на­при­мер, стремится открыть что-то новое, объяснить ранее неизвестное, увеличить объем знаний: фак­тов и закономерностей нашего мира…

А что же интеллигенты?

Д.С.Лихачев, «О русской интеллигенции»: «Я писал положительные отзывы на рукописи та­лан­т­ли­вей­ше­го историка-фантаста евразийца Л.Н. Гумилева, писал предисловия к его книгам, по­мо­гал в защите диссертации. Но все это не потому, что соглашался с ним, а для того, чтобы его пе­ча­та­ли. Он (да и я тоже) был не в чести, но со мной, по крайней мере, считались, вот я и полагал сво­им долгом ему помочь не потому, что был с ним согласен, а чтобы он имел возможность выс­ка­зать свою точку зрения, скреплявшую культурно разные народы нашей страны».

Обратите внимание: сам Лихачев откровенно именует Гумилева не ученым-историком, а ис­то­ри­ком-фантастом, то есть прекрасно понимает цену его измышлизмам. Но при этом он даже по­мо­га­ет ему защитить диссертацию, т.е. стать «офи­ци­аль­ным ученым». Для интеллигента значение имеет не наука, а некая «культура», даже не­на­уч­ная, а также «идея», причем безотносительно ее разумности и целесообразности.

Еще пример от Лихачева: «Бессмысленно за­да­вать­ся вопросом — была ли культура Руси до Петра «отсталой» или не отсталой, высокой или невысокой. Нелепо сравнивать культуры «по ро­с­ту» — кто выше, а кто ниже. Русь, создавшая замечательное зодчество (к тому же чрезвычайно разнообразное по своим стилевым осо­бен­но­с­тям), высокую хоровую музыку, красивейшую цер­ков­ную обрядность, сохранившую ценнейшие ре­лик­ты религиозной древности, прославленные фрески и иконы, но не знавшая университетской науки, представляла собой просто особый тип культуры с высокой религиозной и ху­до­же­ствен­ной практикой».

Вот так видит мир интеллигент: кого волнует уровень развития науки (а также про­мыш­лен­но­с­ти и т.д)., когда есть такая вот сусальненькая куль­тур­ка. Нет, я отнюдь не принижаю роль культуры как таковой. Но заявить, что-де «какая разница, отсталая культура или нет, главное — ее са­мо­быт­ность», может только интеллигент.

Еще один пример. Правда, стопроцентную до­с­то­вер­ность гарантировать не могу, но выг­ля­дит очень правдоподобно, и, главное, очень по­ка­за­тель­но. Итак, рассказывает один знающий че­ло­век:

«Когда говорят, что Тарковский гениальный режиссер и т.д., я вспоминаю одну историю, ко­то­рую рассказывал препод в институте. А дело было так. Снял Тарковский «Андрея Рублева», и его историки песочить стали, дескать, что ж так, и там неправильно, и здесь. Ну а Тарковский: «Я все понимаю, но поймите и вы, это художественное произведение, так что пришлось пожертвовать историчностью». Ну историки и заткнулись. А потом его стали песочить кинематографисты, но и тут Тарковский вывернулся: «Поймите, это ис­то­ри­чес­кий фильм, так что пришлось…»

Напоследок процитируем «Интеллигенцию как со­ци­альный феномен»:

«Индивидуально, как качество личности, ин­тел­ли­ген­т­ность есть особенное состояние души, с присущим ин­тел­ли­ген­ции характерным от­но­ше­ни­ем к окружающему миру (интеллигентская эти­ка). Социально интеллигенция — это среда и суб­куль­ту­ра. Интеллигентская среда за­да­ет­ся эти­чес­ким инвариантом, который, собственно, и оп­ре­де­ля­ет Интеллигенцию, поскольку при­над­леж­ность к Интеллигенции есть прежде всего ис­по­ве­до­ва­ние особ­ли­вой Нравственности (этики). Ин­тел­ли­ген­т­с­кая суб­куль­ту­ра (по сути, сводящаяся к проповеди Идеалов) со вре­ме­нем эво­лю­ци­о­ни­ру­ет, и вообще говоря, является про­дук­том со­ци­аль­ной адаптацией, реакцией при­спо­соб­ле­ния к изменяющимся внешним условиям. Однако во вся­кую эпоху интеллигентская субкультура ис­то­ри­чес­ки по­ня­тие вполне определенное, имеет ярко выраженное иде­о­ло­ги­чес­кое ядро.

Интеллигенцию сплачивает сознание своего мо­раль­но­го превосходства над остальным об­ще­ством (че­ло­ве­че­ством), принадлежность к ин­тел­ли­ген­ции порождает личное и корпоративное са­мо­ощу­ще­ние «духовной из­бран­но­с­ти». Об­ще­ству внушается, что интеллигенция есть Совесть На­ро­да, имеющая неоспоримое право и обя­зан­ность судить и осуждать всех (даже и Бога), казнить и миловать (хотя бы морально). Для человека ин­тел­ли­ген­т­ность большой соблазн».

Можно сказать, что интеллектуал интеллект ис­поль­зу­ет, а интеллигент поклоняется ин­тел­лек­ту. Ин­тел­ли­гент может быть сколь угодно на­чи­тан­ным, но еще Гераклит заметил, что «мно­го­зна­ние уму не научает».

И последнее. Интеллигенты, считая себя об­ра­зо­ван­ны­ми и эрудированными, полагают, что именно они дол­ж­ны «руководить процессом». Не в смысле чи­нов­ни­че­ства (это совсем другой ти­паж), а именно в «духовном смысле». Должны присутствовать, вдохновлять, а глав­ное - кри­ти­ко­вать. Но – не работать сами.

Еще столетие назад в альманахе «Вехи» было очень верно подмечено:

«…средний массовый интеллигент в России боль­шею частью не любит своего дела и не знает его. Он — плохой учитель, плохой инженер, пло­хой журналист, не­прак­тич­ный техник и проч., и проч. Его профессия пред­став­ля­ет для него нечто случайное, побочное, не зас­лу­жи­ва­ю­щее ува­же­ния. Если он увлечется своей про­фес­си­ей, все­це­ло отдастся ей — его ждут самые жестокие сар­каз­мы со стороны товарищей».

Интеллигенту не интересно работать, этот процесс, можно сказать, противен самому ста­ту­су интеллигента.

Обратите внимание: прилагательное «ин­тел­ли­ген­т­ный» не имеет однозначной трактовки, оно вполне мо­жет означать и «образованный, ум­ный», а вот «ин­тел­ли­гент» — это уже диагноз. Помните «Двенадцать сту­ль­ев»?

«Заказчики не находили Виктора Ми­хай­ло­ви­ча. Вик­тор Михайлович уже где‑то распоряжался. Ему было не до работы. Он не мог видеть спо­кой­но въезжающего в свой или чужой двор ломовика с кладью. Полесов сейчас же выходил во двор и, сложив руки на спине, пре­зри­тель­но наблюдал за действиями возчика. Наконец сердце его не вы­дер­жи­ва­ло.

– Кто же так заезжает? — кричал он, ужа­са­ясь. — Заворачивай!

Испуганный возчик заворачивал.

– Куда ж ты заворачиваешь, морда?! — стра­дал Вик­тор Михайлович, налетая на лошадь. — Надавали бы тебе в старое время пощечин, тогда бы заворачивал!

Покомандовавши так с полчаса, Полесов со­би­рал­ся было уже возвратиться в мастерскую, где ждал его не­по­чи­нен­ный велосипедный насос, но тут спокойная жизнь города обычно вновь на­ру­ша­лась каким‑нибудь не­до­ра­зу­ме­ни­ем. То на ули­це сцеплялись осями телеги, и Виктор Ми­хай­ло­вич указывал, как лучше всего и быстрее их рас­це­пить; то меняли телеграфный столб, и Полесов про­ве­рял его перпендикулярность к земле соб­ствен­ным, спе­ци­аль­но вынесенным из ма­с­тер­с­кой отвесом; то, на­ко­нец, устраивалось общее собрание жиль­цов. Тогда Вик­тор Михайлович сто­ял посреди дво­ра и созывал жильцов ударами в железную доску; но на самом собрании ему не удавалось побывать. Проезжал пожарный обоз, и По­ле­сов, взвол­но­ван­ный звуками трубы и ис­пе­пе­ля­е­мый ог­нем бес­по­кой­ства, бежал за ко­лес­ни­ца­ми».

Из одного сетевого обсуждения, очень метко:

«Если бы Полесов был интеллигентным сле­са­рем, он починил бы насос, но беда в том, что он был слесарем-интеллигентом».

В следующем романе выведен образ Ва­си­су­а­лия Ло­хан­ки­на, также вполне хрестоматийный.

Но я уже слышу голоса критиков: как так мож­но ссы­лать­ся на литературные гротескные пер­со­на­жи! Это не доказательство!

Конечно, дорогие мои, это — не до­ка­за­тель­ство. Это — иллюстрация.

Тема «отличие интеллигенции от ин­тел­лек­ту­а­лов» в первом приближении уже раскрыта (об некоторых спе­ци­фи­чес­ких аспектах отношении интеллигентов к науке поговорим позже), да­вай­те теперь рассмотрим главное отличие. Думаю, что вы еще не забыли, что интеллигент — это «человек, обладающий умственной по­ря­доч­но­с­тью».

Так что же это такое, «умственная по­ря­доч­ность»?

ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ЦЕННОСТИ И ИХ НОСИТЕЛИ

Выше процитирован учебный курс куль­ту­ро­ло­гии, в котором перечислены «неизменные сущ­но­с­т­ные признаки» интеллигенции. Итак, при­сту­пим.

Первое: «ориентация на общечеловеческие качества, приверженность идее справедливости, критическое отношение к существующим со­ци­альным формам правления общества, далеким от идеалов гуманизма и демократии»

Как много всего сразу. Что ж, начнем с об­ще­че­ло­ве­чес­ких качеств.

С.Г. Кара Мурза, «Потерянный разум»:

«В создании и поддержании идейного хаоса с середины 80‑х годов большую роль сыграла дог­ма «общечеловеческих ценностей». В основе ее лежит убеждение, будто существует некий еди­ный тип «естественного человека», суть которого лишь слегка маскируется культурными раз­ли­чи­я­ми и этнической принадлежностью. Главные цен­но­с­ти (потребности, идеалы, интересы) людей якобы определяются этой единой для всех сутью и являются общечеловеческими…. Раз так, зна­чит, развитие разных человеческих общностей (народов, культур) приведет к одной и той же разумно отобранной из разных вариантов мо­де­ли жизнеустройства.

Либералы считают, что наилучшее жиз­не­ус­т­рой­ство — рыночная экономика и де­мок­ра­тия западного типа, и эта модель уже до­с­тиг­ну­та на Западе, а другие народы про­сто за­поз­да­ли. Со­про­тив­лять­ся принятию этой мо­де­ли для Рос­сии нельзя, какими бы бедами нам это ни гро­зи­ло — это все равно что идти про­тив рода че­ло­ве­чес­ко­го. Воз­ник­ла даже целая те­о­ре­ти­чес­кая кон­цеп­ция о «че­ло­ве­ке со­вет­с­ком» (homo sovieticus) как об аномальном су­ще­стве, вы­пав­шем из эво­лю­ции человеческого рода и не впол­не к нему при­над­ле­жа­щем.

Заметьте, что общечеловеческими у нас на­зы­ва­ют­ся ценности именно либеральные (гу­ма­низм, демократия и прочее). Почему? Это даже не то, что «часто встречается». Либеральный образ мысли — редкий и неповторимый продукт куль­ту­ры. Даже на Западе он не слишком рас­про­с­т­ра­нен и прямо отвергается большинством че­ло­ве­че­ства. Повторять список, составленный культурой небольшого меньшинства и придавать ему статус «общечеловеческого» — неразумно».

О либерализме мы поговорим позже под­роб­нее, а здесь прошу обратить внимание на миф общечеловеческих ценностях. Давайте прикинем, какие ценности могут иметься в виду. Есть ли куль­тур­ные ценности, разделяемые всеми людьми? Нет таких — все подобные ценности зависят от расы, национальности, образования, религии, принадлежности к различным социальным стра­там и т.д. Есть ли общие идеалы, интересы? По­нят­но, что вопрос риторический…

Возьмем ту же справедливость, упомянутую в цитате. Что это такое?

Впрочем, не будем пытаться изобрести точ­ное определение — суть в том, что понятие о справедливости существенно менялось со вре­ме­нем и не менее существенно отличается в раз­лич­ных культурах.

Так что же является действительно об­ще­че­ло­ве­чес­ки­ми ценностями?

Очень просто. Человек — homo sapiens — обладает как животной природой, так и ра­зум­но­с­тью (в той или иной степени). Разумная со­став­ля­ю­щая как раз и вносит разницу между ин­ди­ви­да­ми; даже сам разум не является об­ще­че­ло­ве­чес­кой ценностью — даосы стремятся как раз к не­пос­ред­ствен­но­му восприятию без участия ра­зу­ма. Общими являются лишь животные ус­т­рем­ле­ния не sapiens’а, но homo: жрать и размножаться, проще говоря.

Однако радетели за такие общие ценности отнюдь не сводят их к животным; наоборот, раз­го­вор идет о «высокодуховных устремлениях». Не будем измерять высоту «духовности», все проще — такие декларации означают лишь одно. А имен­но: под видом общечеловеческих подсовываются чьи-то частные ценности; в данном случае — цен­но­с­ти интеллигенции.

Michael de Budyon, «Начала интеллектуал-со­ци­а­лиз­ма»:

«Итак, интеллигенты, в своем по­дав­ля­ю­щем большинстве, суть жалкие и наивные иде­а­ли­с­ты, мечущиеся в мире, который они сами для себя придумали, и существование которых не мыс­ли­мо вне данного мира. В их головах царит бес­соз­на­тель­ная идиллия, и уже изрядно на­до­ев­шая, и не вызывающая никакого трепета аб­ра­ка­даб­ра, состоящая из первичных идей и прин­ци­пов, типа «все люди равны», «все равны пе­ред законом», «человек — высшая ценность го­су­дар­ства», «за нашу и вашу свободу», ну и так далее, в том же стиле. Я не буду ана­ли­зи­ро­вать пси­хо­ана­ли­ти­чес­кие моменты, обус­лав­ли­ва­ю­щие взятие на во­о­ру­же­ние подобных пер­вич­ных идей, замечу лишь то, что они как та­ко­вые ин­тел­ли­ген­тов прин­ци­пи­аль­но не ин­те­ре­су­ют, и даже не осознавая дан­ный факт, ин­тел­ли­гент в оп­ре­де­лен­ной ситуации готов легко поступится ими. Сопоставив ин­тел­ли­ген­т­с­кие стенания с тем меню бредней, которые власть предержащие ежед­нев­но предлагают вку­сить бессознательным мас­сам, можно легко за­ме­тить, что интеллигенты про­сто усиливают их и все равно переадресовывают на головы тем же массам. Поражаюсь, до какого абсолюта могут дойти коллективистские ин­стин­к­ты ин­тел­ли­ген­тов, здесь они напоминают ана­ло­гич­ные у бес­соз­на­тель­ных масс, правда, на более высоком уровне. Но, что приятно, эти ин­стин­к­ты вы­ра­жа­ют зачастую люди, в своем мен­та­ли­те­те на­столь­ко убогие и ничтожные, что их псев­до­на­уч­ные рассуждения, помноженные на кол­лек­тив­ные ин­стин­к­ты масс, которым они пы­та­ют­ся привить свою «философию», делает их еще более убо­ги­ми, беспомощными и нич­тож­ны­ми, даже перед бессознательными мас­са­ми, инстинкты которых хоть являются при­род­ны­ми, а потому абсолютно здоровыми, и на ко­то­рые мы даже не имеем пра­во обижаться».

Поясню окончание рассуждения. Возьмем ка­кую-нибудь распространенную идею и по­смот­рим, как ее понимают разные категории народа. Ну, что-ни­будь совсем яркое и показательное, на­при­мер: «Во всем виноваты евреи». Как этот тезис по­ни­ма­ет­ся?

Интеллектуал понимает, что «во всем» ви­но­ват кто-то один быть не может, и что евреи бы­ва­ют разные. Одно дело — какой-нибудь олигарх, дру­гое — лауреат Нобелевской премии по фи­зи­ке ака­де­мик Гинзбург. При этом интеллектуал в курсе исторической роли евреев, знаком с осо­бен­но­с­тя­ми национального менталитета и так да­лее. Ре­ко­мен­да­ций «что делать вообще» он да­вать не будет, если не известны условия задачи. Скажем, со­вре­мен­ные условия и условия русского на­ци­о­на­ли­с­ти­чес­ко­го государства (когда/если та­ко­вое будет) весьма отличаются. Обобщенно: ин­тел­лек­ту­ал имен­но анализирует данные и ре­ша­ет задачу, не подгоняя ее под некий ответ за­ра­нее.

Простой обыватель, не отягощенный из­лиш­ним интеллектом, сведет вопрос к известному шаблону: «Бей жидов — спасай Россию».

А что сделает интеллигент? Реакция будет по «глубине проработки» ровно такой же, как в пре­ды­ду­щем случае, только «наоборот». Очень мно­го криков про антисемитизм, фашизм и так да­лее. Важно то, что реакция, можно сказать, до­о­соз­нан­ная — в отличие от интеллектуала, ин­тел­ли­гент не задумывается над проблемой, у него уже есть го­то­вое решение, базирующееся на его культурных ценностях. Тот интеллект, который у него есть, он направит на рационализацию своей точки зрения. Однако мышление у интеллигента своеобразно (об этом тоже поговорим потом под­роб­нее). Клас­си­чес­кий пример: любовь к афо­риз­му Черчилля о том, почему среди англичан мало антисемитов — мол, они не считают евреев умнее себя. Ин­тел­ли­ген­ты радостно подхватывают: ка­кая глубина мыс­ли! какая отточенность слога! как верно под­ме­че­но! антисемиты и прочие фа­ши­с­ты считают ев­ре­ев умнее себя, и поэтому их не любят!

При этом интеллигенты в принципе не спо­соб­ны «сделать второй ход»: фашистов не лю­бит тот, кто считает фашистов умнее себя.

И дело не в том, что интеллигенты глупы — отнюдь, IQ у них может быть вполне высок. Про­сто весь он идет не на понимание, а на ра­ци­о­на­ли­за­цию того, что заклинило в мозгах.

На очереди — гуманизм и демократия. Про гуманизм я писал неоднократно, но как-то ми­мо­хо­дом. Сейчас имеет смысл процитировать боль­шой отрывок из переписки с Н. Губиным, ко­то­рый полностью раскрывает суть вопроса.

Я, слегка затронув раньше эту тему, назвал гуманизм «иезуитским знаменем». Теперь обо­сную этот тезис. Итак, суть гуманистического течения — лозунг «Человек превыше всего». Все ос­таль­ное вытекает отсюда. А что вытекает?

«Все — ради человека», «Ничто не стоит сле­зин­ки ребенка» (несколько утрирую) и т.д. Чтобы это было действительно однозначное по­ни­ма­ние, уточню еще. Не «все — ради человека Васи Пуп­ки­на», а «все — ради человека». Не «самое цен­ное богатство планеты — человек Вася Пупкин», а «про­сто человек». Не «человек Вася Пупкин — вершина эволюции», а, опять-таки, «просто че­ло­век».

Гуманизм провозглашает максимальную цен­ность «человека вообще». При безличном упот­реб­ле­нии этого существительного равнозначным становится определение «любого человека», или «каждого человека».

А теперь — из мотивационной психологии:

«Мотив» — то, ради чего совершается де­я­тель­ность. Из этого следует, что любая де­я­тель­ность, обусловленная каким-либо мотивом, име­ет цель. А целеориентированная активность жи­во­го организма называется «поведением». В ос­но­ве поведения лежат потребности живого орга­низ­ма, над которыми надстраиваются ис­пол­ни­тель­ные действия, служащие их удовлетворению.

Во всем этом нужно только помнить одно: первичной формой потребности является нужда — то, что необходимо для сохранения и развития конкретного индивида (Васи Пупкина). Именно на ее восполнение направлены инстинкты. Для Homo Sapiens характерно то, что те его потребности, которые связаны с задачами его физического су­ще­ство­ва­ния, отличны от аналогичных по­треб­но­с­тей животных. Но, тем не менее, они су­ще­ству­ют, и они — первичны.

В силу наличия разума, в силу обитания че­ло­ве­ка в социуме, на базе этих потребностей стро­ят­ся различные поведенческие тактики. Эти по­треб­но­с­ти развиваются (поскольку их удов­лет­во­ре­ние обус­лов­ле­но уже социальными фак­то­ра­ми), мас­ки­ру­ют­ся, «украшаются», но они — первичны.

«Социально-адаптированные» и «развитые» потребности подразделяют по характеру де­я­тель­но­с­ти — пищевая деятельность, защитная, по­ло­вая, познавательная, коммуникативная и пр. Субъек­тив­но потребности репрезентируются в виде эмоционально окрашенных желаний, вле­че­ний, стремлений, а их реализации — в виде оце­ноч­ных эмоций.

И вот некое лицо или группа людей заявляет: «человек (любой, см. выше) — превыше всего». Но фактически истинной и первичной целью лю­бо­го поведения любого разумного животного яв­ля­ет­ся одна-единственная цель «я — превыше все­го».

Потому, что с одной стороны — в основе ос­нов всех мотивов, порождающих все действия, является сохранение индивида, а с другой сто­ро­ны — самоосознание любого разумного су­ще­ства включает в себя понимание «когда закончусь Я, закончится ВСЕ».

Позднейшее примечание: речь идет не только о физиологическом существовании. Как было от­лич­но сформировано Хайлайном: «Тому, кому не за что умереть, незачем и жить».

Как можно относиться к субъекту (или уче­нию), которое, фактически, говорит «самое цен­ное — это не я, конкретный Вася Пупкин, а че­ло­век вообще (любой человек)»?

Тут возможны две трактовки:

Человек (социальная группа), заявляющий это — просто лжет. Мотив лжи — а он всегда най­дет­ся — «политический капитал», «стремление быть правильным», «удачное прикрытие» и пр., а фактически — желание получить личные льготы, прикрываясь «общественным» знаменем.

Человек истинно верует в идею гуманизма и пойдет за нее «на костер» — это психически боль­ной человек. Потому, что можно идти против «осоз­нан­ных желаний», но нельзя идти против инстинктов. Тут особо расписывать не буду, до­с­та­точ­но просмотреть доступную литературу по фанатизму.

Гуманизм — это «разговорное» течение. Фа­на­ти­ки действия (в психопатологическом смысле этого слова) в нем не описаны, отсутствуют также клинические случаи «гуманистического фа­на­тиз­ма». Из этого я делаю вывод, что подавляющее большинство гуманистов попадают под первую трактовку. Т.е. им по какой-то причине выгодно называть себя гуманистами. А причина, какой бы она ни была, изначально связана с личной вы­го­дой. Вы встречали гуманиста, который всю свою зарплату переводит куда-то, чтобы «людям было лучше»? Или гуманиста, который, вместо того, чтобы кричать «люди живут в ужасающих ус­ло­ви­ях» — вселяет в свою благоустроенную квар­ти­ру десяток бомжей с вокзала? Именно поэтому гуманизм — насквозь лживое течение. Пока все идет на уровне «заявлений и деклараций», это не сильно бросается в глаза, но картина резко ме­ня­ет­ся, когда доходит до «материальных цен­но­с­тей» или «корпоративных интересов».

Именно поэтому гуманизм опасней фашизма, например. Когда человек знает, что ему нужно защищаться от явной опасности, он, под­го­то­вив­шись, защищается более успешно. Но, не видя опасности, человек (не «средний», а каждый кон­к­рет­ный), дает гуманизму развиваться, запускает настолько глобальные социальные процессы, что они становятся практически необратимыми. «Че­ло­ве­ка вообще» — не существует, и поэтому, на­при­мер, все материальные средства, которые ухо­дят «в гуманизм» — уходят в песок, они никогда не достанутся конкретному Васе Пупкину, при­ни­мав­ше­му участие в их создании. Так, спра­ши­ва­ет­ся, на хрена этому Васе отдавать «куда-то» то, что он может потратить на свои потребности?

А вот тут гуманизм выходит на новый уровень лживости — он начинает формировать об­ще­ствен­ное мнение. Применив незамысловатую под­ме­ну понятий: «гуманизм — за человека, значит, если ты не гуманист — ты против человека (че­ло­ве­че­ства)».

Хотя фактически верной является такая трак­тов­ка этого «доказательства от противного»: «Гу­ма­низм — за кого-то, если я не гуманист — зна­чит, я за себя».

Обезличенное понятие никогда не будет кон­к­рет­ным. Поэтому гуманизм всегда будет против конкретного человека… Именно поэтому я за­яв­лял, заявляю, и буду заявлять, что гуманизм бес­че­ло­ве­чен, т.к. его понятие «человек вообще» не распространяется на меня лично.

Вот, собственно говоря, и все. Гуманизм — это специально придуманная идеология мно­го­це­ле­во­го назначения. Лживость ее описана только что; а в чем цели гуманизма?

· Гуманизм способствует ухудшению че­ло­ве­че­ства как вида, противодействуя введению ев­ге­ни­чес­ких мер;
· Гуманизм мешает эффективным дей­стви­ям против террористов и т.п.;
· Гуманизм подменяет справедливость ми­ло­сер­ди­ем — даже для маньяков отменяют смер­т­ную казнь и радеют за «гуманные условия зак­лю­че­ния»;
· Гуманизм призывает к терпимости к де­ви­ан­т­но­му поведению;
· Гуманизм нацелен на «раздачу пря­ни­ков», даже если «дать кнута» не только эффективнее, но является единственно возможным вариантом. На примере той же Франции: бесполезно за­даб­ри­вать мигрантов, они лишь наглеют и требуют большего.

Список можно продолжать и продолжать; отмечу общее направление — гуманизм против развития в целом и перераспределяет ресурсы в пользу того, что в лучшем случае просто от­тя­ги­ва­ет ресурсы на себя, а обычно — препятствует прогрессу прямо или косвенно.

УЖАСНЫЙ ТОТАЛИТАРИЗМ И СИЯЮЩАЯ ДЕМОКРАТИЯ

С. Кара-Мурза, «Интеллигенция на пепелище родной страны»:

«Сразу заметим: понятия «свобода» и «де­мок­ра­тия» были приняты на веру, без изложения их смысла.

Напомню молодым: при дешевых ценах в СССР были лимиты на подписку газет и жур­на­лов, квоты давались по предприятиям, иногда люди тянули жребий. Для интеллигенции это было символом тоталитарного гнета. Хотя средняя куль­тур­ная семья выписывала 3-4 газеты и 2-3 тол­стых журнала. «Литературная газета» выходила тиражом в 5 миллионов экземпляров! Убив «то­та­ли­та­ризм», интеллигенция доверила режиму чисто рыночными средствами наложить такие лимиты на подписку, что на 1997 г. ЛГ имеет лишь 30 тысяч подписчиков! Демократические жур­на­лы выходят лишь благодаря фонду Сороса, ти­раж «Нового мира» упал с 2,7 миллионов в со­вет­с­кое время до 15 тысяч в 1997 г. И никакого гнета в этом интеллигенция не видит.

Мне смысл свободы в контексте всей нашей реформы открыл в блестящей, поэтической лек­ции виднейший теолог Израиля рабби Штай­н­зальц в 1988 г. Его тогда привез в СССР академик Ве­ли­хов, и это было событие. Еще большую службу сослужил бы России Велихов, если бы опуб­ли­ко­вал ту лекцию. Состоялась она в Институте ис­то­рии естествознания АН СССР, где я работал. Раб­би Штайнзальц, в прошлом историк науки, вроде бы приехал рассказать об истории науки в Из­ра­и­ле, но, выйдя на трибуну, сказал: «Я вам изложу са­мую суть Талмуда». Для меня это была, по­жа­луй, самая интересная лекция, какую я слышал.

Лектор осветил три вопроса: что есть че­ло­век, что есть свобода и что есть тоталитаризм — как это дано в Талмуде. (Потом то же самое, по сути, написали философы западного общества Гоббс и Локк, но, по-моему, хуже). Человек, ска­зал рабби, это целостный и самоценный мир. Он весь в себе, весь в движении и не привязан к дру­гим мирам — это свобода. Спасти человека — значит спасти целый мир. Но, спасая, надо рев­ни­во следить, чтобы он в тебя не проник. Проникая друг в друга, миры сцепляются в рой — это то­та­ли­та­ризм. Рабби привел поэтический пример: вот, вы идете по улице, и видите — упал человек, ему плохо. Вы должны подбежать к нему, помочь, бросив все дела. Но, наклоняясь к нему, ждущему помощи и благодарному, вы не должны до­пу­с­тить, чтобы ваша душа соединилась, слилась с его душой. Если это произойдет, ваши миры про­ни­ка­ют друг в друга, и возникает мик­ро­ско­пи­чес­кий очаг тоталитаризма.

Я спросил самого авторитетного сегодня тол­ко­ва­те­ля Талмуда (недавно он назначен ду­хов­ным раввином России): значит ли это, что мы, рус­ские, обречены на тоталитаризм и нет нам ни­ка­ко­го спасения? Ведь я ощущаю себя как личность, как «Я», лишь тогда, когда включаю в себя ча­с­ти­цы моих близких, моих друзей и моих предков, частицы тела моего народа, а то и всего че­ло­ве­че­ства. Вырви из меня эти частицы — что ос­та­нет­ся? И мой друг таков, какой он есть, потому, что вбирает в себя частицы меня — наши миры про­ни­ка­ют друг в друга, наши души соединены. Зна­чит, если мы от этого не откажемся, мы будем осуждены, как неисправимое тоталитарное об­ще­ство?

На этот вопрос рабби не ответил — хотя я и сидел рядом с ним за столом президиума».

В серии статей «Русский характер» я уже пи­сал, что для русских характерно как раз об­щин­ное устройство, а не атомарное, как для ев­ро­пей­цев Запада. А тут оказывается, что русские про­сто обречены на тоталитаризм…

Кстати, а что это такое — тоталитаризм? Дей­стви­тель­но ли он настолько страшен, как нас пы­та­ют­ся убедить?

«Тоталитаризм — одна из форм государства (тоталитарное государство), характеризующаяся его полным (тотальным) контролем над всеми сферами жизни общества, фактической лик­ви­да­ци­ей конституционных прав и свобод, реп­рес­си­я­ми в отношении оппозиции и инакомыслящих (напр., различные формы тоталитаризма в фа­ши­с­т­с­кой Италии, Германии, коммунистический режим в СССР, франкизм в Испании и др. с кон. 20-х гг. 20 в).».

Ну и? Государство, вообще говоря, и должно контролировать все сферы жизни общества. Об­ра­ти­те внимание — общества, а не личной жиз­ни, как часто пугают. Ликвидация кон­сти­ту­ци­он­ных прав и свобод — обычная демагогия, так как можно просто подправить эту самую кон­сти­ту­цию, и все будет ровно по закону. Пример в чуть меньшем масштабе: недавняя отмена графа «про­тив всех» при голосовании и минимального про­цен­та явки голосующих. Теперь может придти один человек, кого-либо он выберет в обя­за­тель­ном порядке — все, законно избранный депутат.

Репрессии в отношении инакомыслящих? Этим отличаются далеко не только страны из спис­ка. За примерами ходить далеко не надо: как сей­час относятся власти к русским националистам?

Более того. Если назвать тоталитаризмом (как «ругательным» термином) ситуацию, когда про­во­дят­ся репрессии против инакомыслящих (об­ра­ти­те внимание: ничего не сказано про то, что хочет оппозиция по отношению к государству и народу — может, гораздо лучшего, чем су­ще­ству­ю­щее общественное устройство?), то как назвать об­ще­ствен­ное устройство, когда репрессии идут против государствообразующего народа, как сей­час в РФ?

Это, уважаемые читатели, называется де­мок­ра­ти­ей. У нас же в РФ сейчас не тоталитаризм, а демократия, не так ли?

Демократия — это, с теоретической точки зрения, такая форма правления государством, которая осуществляется через прямое на­ро­дов­ла­с­тие (прямая демократия) либо через пред­ста­ви­те­лей, избираемых народом или какой-то ча­с­тью народа (представительная демократия).

А с практической точки зрения?

«Современное понятие демократии пред­по­ла­га­ет также не просто власть большинства, а власть большинства при учете и уважении прав и интересов различных меньшинств: по­ли­ти­чес­ких, национальных, этнических, социальных, куль­тур­ных, а также прав, свобод и интересов каждой отдельной личности».

Вот вам загадка с ходу: если большинство бу­дет издавать законы «под себя», то интересы раз­лич­ных меньшинств соблюдаться не будут. Они на то и меньшинства, что их интересует то, что большинству в лучшем случае безразлично — но тогда и законы мешать не будут, не так ли? Вы­хо­дит, что интересы меньшинств, представляющие интерес для законодательства — это именно те ин­те­ре­сы, которые вызывают от­тор­же­ние у боль­шин­ства. Чтобы не бегать далеко за при­ме­ром, достаточно вспомнить попытки про­ве­с­ти гей-па­рад в мае этого года.

Итак, получается, что на деле демократия (в современном виде, Афины не берем) — это такое социальное устройство, при котором дек­ла­ри­ру­ет­ся, что большинство имеет власть, но при этом законы издаются «под меньшинства». Вам тут ничего странным не кажется?

Демократия, как ни странно на первый взгляд, приводит в современных условиях не к жизни со­глас­но воле большинства, а к тому, что любая перверсия в мозгах населения получает наи­ме­но­ва­ние «демократической свободы» и начинает не просто отстаиваться, но и получать пре­иму­ще­ство перед большинством de facto. Наглядные примеры — антирасизм в Штатах, сексуальные меньшинства всех видов и так далее. Всегда мож­но объявить себя угнетенной стороной, пред­ста­ви­те­лем какого-либо меньшинства и на этом ос­но­ва­нии требовать к себе льготного, ис­клю­чи­тель­но­го отношения. Это и называется «до­с­ти­же­ни­я­ми демократии».

Лично мне куда больше по душе старый доб­рый тоталитаризм. Да, при тоталитаризме может быть множество законов и формальных правил, которые меня не устроят, но в этом случае хотя бы будет четко ясно: враги — вот те. А при де­мок­ра­тии на справедливое возмущение «да как же так можно!» в ответ видишь ехидную улыбку: сами выбирали, чего жалуетесь?

В современности совершена подмена сути понятия «демократия». Когда-то демократия была демократией… В Древней Греции и т.п. Сейчас же под брендом демократии везде подсовывается охлократия.

Кто будет избран? Тот, за кого про­го­ло­со­ва­ло большинство. Причем избирательное право всеобщее (демократия, кстати говоря, родилась в рабовладельческом обществе). Ни один ра­зум­ный человек не рискнет утверждать, что все, при­ни­ма­ю­щие участие в голосовании, разбираются в по­ли­ти­ке, экономике и т.д.. Но, как ни странно, не вызывает недоумения то, что согласно их го­ло­сам решается судьба как политики, так и эко­но­ми­ки через избираемых ими депутатов. Как мо­жет человек понять, разбирается ли кто-то дру­гой в определенной области, если сам в ней ни­че­го не смыслит?

Таким образом, надо понравиться боль­шин­ству, говоря проще, толпе. Достаточно легко по­нять, чего жаждет толпа, или, что одно и то же, средний человек, — безбедного существования, гарантий спокойствия, отсутствия не­об­хо­ди­мо­с­ти постоянно повышать свой уровень (средний человек всегда либо считает себя образцом для подражания, либо уверен, что нечего «быть слиш­ком умным») и, желательно, не думать вообще ни по какому поводу.

Итак, чтобы быть избранным, надо потакать народу во всем и оказывать ему знаки уважения; естественно, внешние. Таким образом, всегда из­бе­рут не самого знающего в управлении, по­ли­ти­ке, экономике или другой нужной области, а са­мо­го красноречивого и обаятельного. Более того, немаловажно и количество денег, затрачиваемых на избирательную компанию. Как поступил бы разумный человек, если бы его попросили выб­рать из нескольких кандидатов? Он попросил бы их биографии, планы, которые они собираются после избрания осуществить в экономике, со все­ми выкладками и обоснованиями, и, после изу­че­ния этих и других материалов, сделал бы свой выбор. Как поступает обычный избиратель? Де­ла­ет то же, что и всегда — смотрит телевизор и читает газеты. И кто там будет больше обещать и чаще фигурировать, за того он и проголосует. Даже если это будут Бивис и Баттхед.

«Великий человек толпы. Легко дать рецепт того, что толпа зовет великим человеком. При вся­ких условиях нужно доставлять ей то, что ей весь­ма приятно, или сначала вбить ей в голову, что-то или иное было бы приятно, и затем дать ей это. Но ни в коем случае не сразу; наоборот, следует завоевывать это с величайшим напряжением, или делать вид, что завоевываешь. Толпа должна иметь впечатление, что перед ней могучая и даже непобедимая сила воли; или, по крайней мере, должно казаться, что такая сила существует. Силь­ной волей восхищается всякий, потому что ни у кого ее нет, и всякий говорит себе, что, если бы он обладал ею, для нее и его эгоизма не было бы границ. И если обнаруживается, что такая сильная воля осуществляет что-либо весьма приятное тол­пе, вместо того, чтобы прислушиваться к же­ла­ни­ям своей алчности, то этим еще более вос­хи­ща­ют­ся и с этим поздравляют себя. В остальном та­кой человек должен иметь все качества толпы: тогда она тем менее будет стыдиться перед ним, и он будет тем более популярен. Итак, пусть он бу­дет насильником, завистником, эксплуататором, интриганом, льстецом, пролазой, спесивцем — смотря по обстоятельствам» — Ф. Ницше, «Че­ло­ве­чес­кое, слишком человеческое»

«Цель, которая ставится перед собой любым якобы народным правительством — обеспечить сытое и по возможности не обремененное мыс­ля­ми существование наибольшему количеству аборигенов, чтобы быть переизбранными на сле­ду­ю­щих выборах. Опора на толпу неизбежно вле­чет за собой снижение умственного уровня вла­с­ти. При возникновении малейших трудностей в экономике под сокращение идут научные и кос­ми­чес­кие программы, в ненужности которых уве­рен обыватель. Средства информации ублажают вместо того, чтобы просвещать, или затевают бес­плод­ные дискуссии, отупляющие массовое со­зна­ние. Фальшивая еда и варварски гуманная ме­ди­ци­на пополняют ряды уродов, делая не­из­беж­ным генетический упадок. Итог может быть разным. Самый благоприятный исход — цивилизация, с каждым поколением добивающаяся все более высокого жизненного уровня и медленно схо­дя­щая на нет вследствие успехов в де­мог­ра­фи­чес­кой политике. Чаще — повальные эпидемии, го­лод, крах биосферы, лихорадочные попытки ос­во­ить другие планеты, проваливающиеся из-за недостатка технических средств, и новое вар­вар­ство среди свалок забытых предков. Самый кру­той вариант — войны за менее разграбленные земли, за еду и топливо и под конец са­мо­унич­то­же­ние, предписанное теорией только то­та­ли­тар­ным режимам». — П.В. Воробьев, «С2»

Вот к этому и сводится вся демократия — де­пу­та­там надо добиться избрания, и для этого луч­ше всего, чтобы электорат был как можно менее умным и как можно более внушаемым. Тогда на него легко воздействовать лозунгами типа «Го­ло­суй­те сердцем!», а мозгами пользоваться — это лишнее.

Но что это мы все о грустном. Давайте о чем-нибудь веселом!

Вам что-либо говорит имя: Жан Антуан Ни­ко­ла Кондорсе?

Французский философ и математик написал работу, посвященную проблемам принятия кол­лек­тив­ных решений в ходе выборов депутатов, в которой описал презабавнейшие вещи.

Процитирую пример из его работы (вык­лад­ки сокращаю, они арифметические).

Пусть будет три кандидата: A, B и C. Выpажение A>B>C означает, что голосующий пpедпочитает кандидата A кандидату B, а кан­ди­да­та B — кандидату С.

Пусть 60 голосующих дали следующие пpедпочтения:

23 человека: A > C > B
19 человек: B > C > A
16 человек: C > B > A
2 человека: C > A > B

А теперь интерпретируем результаты.

Голосование по системе относительного боль­шин­ства даст такие результаты: за А — 23 че­ло­ве­ка, за В — 19 человек, за С — 18 человек. Таким образом, в этом случае победит кандидат А.

А вот при голосовании по системе аб­со­лют­но­го большинства кандидаты А и В выйдут во второй тур, где кандидат А получит 25 голосов, а кандидат В — 35 голосов и победит.

Так какое же из видов голосования отражает волю большинства? Кондорсе предложил прин­цип ранжировки всех кандидатов, что в корне от­ли­ча­ет­ся от используемых систем выборов. На приведенном примере: большинство считает, что В лучше А (35 против 25), С лучше А (37 против 23) и что С лучше В (41 против 19).

Таким образом, воля большинства по Кон­дор­се выражается в виде трех суждений: C > B; B > A; C > A, которые можно объединить в одно от­но­ше­ние предпочтения C > B > A и если необходимо выбрать одного из кандидатов, то, согласно прин­ци­пу Кондорсе, следует предпочесть кандидата С.

Видите, как все весело и интересно? Не буду пересказывать все забавное, описанное ма­те­ма­ти­ком, упомяну лишь про один из вариантов «па­ра­док­са Кондорсе». Пусть у нас имеются три че­ло­ве­ка, голосующих по трем вопросам. Первый их них голосует да-да-нет, второй — да-нет-да, третий — нет-да-да. Суммарный итог го­ло­со­ва­ния подсчитывается как соотношение сумм го­ло­сов «да» и «нет» по каждому из вопросов. В рас­смот­рен­ном случае суммарный итог голосования будет «да-да-да». Этот итог не отражает мнения ни одного из голосовавших и, естественно, не удовлетворяет никого.

А теперь самое веселое: в каком году это было написано? В 1785. В одна тысяча восемьсот семь­де­сят пятом, ага. И что, кто-либо озаботился сме­ной систем голосования, которые — ма­те­ма­ти­чес­ки доказано! — не адекватны?

Более того, лауреат Нобелевской премии Кен­нет Эрроу уже в XX-м веке проанализировал про­бле­му подробнее, и доказал, что не существует рациональных правил общественного выбора, учитывающих мнение всех членов общества — т.н. теорема Эрроу. Он выделил пять условий, ныне общепризнанных как существенные для де­мок­ра­тии, при которой социальные решения при­ни­ма­ют­ся путем выявления предпочтений от­дель­ных личностей, иными словами — по ре­зуль­та­там голосования. Как выяснил Эрроу, всем пе­ре­чис­лен­ным условиям в совокупности отвечает толь­ко диктаторский, но не демократический вы­бор. Иными словами, нужно выбрать какого-ни­будь произвольного члена общества и осу­ще­ств­лять общественный выбор в соответствии с пред­поч­те­ни­я­ми этого «эталона». Других ра­ци­о­наль­ных с точки зрения математической науки правил не существует.

Так что демократическое голосование не яв­ля­ет­ся адекватным даже с сугубо математической точки зрения, без учета возможных подтасовок и «голосования сердцем».

Самое интересное в этом вопросе — то, что от всеобщего избирательного права никуда не деться. Психологическая значимость стремления к справедливости (которая понимается именно как «арифметическое равенство») очень высока. Это стремление является одним из самых активных сложных мотивов, для достижения которого субъект способен пойти на очень многие ли­ше­ния. Вот что, например, говорит Платон о стрем­ле­нии к справедливости («Государство»): «Когда человек сознает, что он поступает не­спра­вед­ли­во, то, чем он благороднее, тем менее способен негодовать на того, кто, по его мнению, вправе обречь его на голод, стужу и другие подобные муки: это не возбудит в нем гнева… А когда он считает, что с ним поступают несправедливо, он вскипает, раздражается и становится союзником того, что ему представляется справедливым, и ради этого он готов переносить голод, стужу и все подобные этим муки, лишь бы победить; он не откажется от своих благородных стремлений — либо добиться своего, либо умереть».

Всеобщее избирательное право — это не что-то навязанное, а проявление стремления народа к справедливости, вот и все.

Но, обратите внимание, я говорил именно о всеобщем избирательном праве, а не о «де­мок­ра­тии». Да и Гитлер пришел к власти в результате честных выборов, Сталин — тоже не са­мо­наз­на­чил­ся…

Не надо ловиться на шаблоны, которые уси­лен­но навязываются. Думать надо са­мо­сто­я­тель­но, не шарахаясь от «страшных слов», опе­ри­ро­вать фактами, а не мифами. Как пример, С.Г. Кара Мурза, «Потерянный разум»:

«Эта деформация мышления изживается очень медленно, это видно и на удивительной судьбе живучего слова «тоталитаризм». 29 августа 2001 г. я участвовал в «круглом столе», собранном в «Литературной газете» и посвященном ин­т­ри­гу­ю­щей теме: куда девается природная рента (то есть доход от земли и ее недр), в нынешней РФ? Были видные специалисты и ведущие эко­но­ми­с­ты, включая академиков Д.С. Львова и В.В. Иван­те­ра. Вел заседание А.С. Ципко. Спора по первому вопросу не было — рента, по закону при­над­ле­жа­щая государству, отдается, вопреки закону, «круп­но­му капиталу». В общем, все признали и тот факт, что эта рента изымается «олигархами» из хозяйства, оно хиреет и никак не позволит снос­но жить большинству народа.

Все при этом также были согласны в том, что при советском строе рента обращалась в ка­пи­та­лов­ло­же­ния — как в хозяйство, так и в науку. Один экономист в качестве шутки сказал, что и сейчас можно было бы воссоздать Госплан для изъятия и использования природной ренты. Но, как до­ба­вил он, для этого необходим тоталитаризм. И почти все засмеялись — нет, они не хотят то­та­ли­та­риз­ма, они хотят демократии. И продолжили — как лучше наладить взаимодействие пра­ви­тель­ства с олигархами, по мелочам. У меня мелькнула мысль, что за одним столом сидят люди и лю­до­е­ды — и обсуждают кухонную утварь. Так велика была магия слова тоталитаризм, что даже по­чтен­ные академики не решились сказать: господа, что за чушь вы говорите! Все эти идеологические би­рюль­ки имеют ничтожное значение по сравнению с тем, что страна в этой системе экономики явно не может выжить — вот о чем должны думать экономисты».

В заключение хотелось бы указать на то об­сто­я­тель­ство, что, вообще говоря, интеллигенты именно что поддерживают идеологически гу­ма­низм, демократию и др. Они отнюдь не изоб­ре­та­ют новые концепции, по которым идет развитие общества, а лишь служат глашатаями той или иной нужной точки зрения. Искренне считая ее своей.

Вы спросите, кому нужной? Вопрос явно вы­хо­дит за рамки статьи.

РАЗВЕРСТАЯ ПРОПАСТЬ

Но вернёмся к нашему учебнику куль­ту­ро­ло­гии, в котором перечислены «неизменные сущ­но­с­т­ные признаки» интеллигенции. Итак,

Второе: «единство духовной природы че­ло­ве­ка-интеллигента и людей, чьи интересы и по­треб­но­с­ти он выражает».

Очень интересное заявление, наглядно по­ка­зы­ва­ю­щее своеобразие мышления ин­тел­ли­ген­тов. В психологии это называется конфабуляция: вера пациента в собственные ложные идеи.

Да, интеллигенты с самого начала по­зи­ци­о­ни­ро­ва­ли себя выразителями интересов народа — вот только народ спокойно сдавал их в око­ло­ток, позмущаясь агитацией против царя. Или вот пример от Лихачева: «Как некое духовное со­об­ще­ство интеллигенция заявила о себе 14 декабря 1825 года на площади Петровой. Восстание де­каб­ри­с­тов знаменовало собой появление боль­шо­го числа духовно свободных людей. Декабристы выступили против своих сословных интересов и интересов профессиональных (военных в том числе). Они действовали по велению совести…»

Обратите внимание: интеллигент Лихачев че­с­т­но сам пишет, что декабристы выступали про­тив сословных и профессиональных интересов. То есть, никак уж не за «весь народ». Чьи ин­те­ре­сы и потребности выражали декабристы, если подумать?

Своего класса и сословия? Нет, как уже ска­за­но. Дворян? Не смешно. Простого народа? А та­ко­вой вообще вряд ли заметил, что произошло… Более того — декабристы не преследовали даже своих интересов.

Они просто устроили, как выражаются сей­час, пефоманс. С не очень-то хорошими по­след­стви­я­ми. «Не пропадет ваш скорбный труд», — писал Пушкин, предусмотрительно не уточняя, в чем, собственно, этот труд заключается? В том, что «декабристы разбудили Герцена»?

То, что интеллигенция напрочь оторвана от народа, чаяния которого она берется защищать и о единстве с которым она заявляет, было по­нят­но и самим интеллигентам, если у них хватало для этого интеллекта. А. Блок, «Интеллигенция и ре­во­лю­ция»:

«У буржуа — почва под ногами оп­ре­де­лен­ная, как у свиньи — навоз: семья, капитал, слу­жеб­ное положение, орден, чин, бог на иконе, царь на троне. Вытащи это — и все полетит вверх тор­маш­ка­ми.

У интеллигента, как он всегда хвалится, такой почвы никогда не было. Его ценности не­ве­ще­ствен­ны. Мы бездомны, бессемейны, бесчинны, нищи — что же нам терять?»

Народ всегда укреплен в Традиции. Она мо­жет принимать разные формы, в том числе, вре­ме­на­ми, и отнюдь не полезные; но всегда есть преемственность, есть Род и есть Земля.

Интеллигент же отрывается от корней (имен­но поэтому среди интеллигентов такое ко­ли­че­ство космополитов) и витает где-то в мире своих идей, которые сцепляются с действительностью лишь по какой-либо случайности.

А.М. Камчатнов, «О концепте интеллигенция в контексте русской культуры»:

«В социальном плане интеллигенция не­уло­ви­ма; из двух врачей, адвокатов или офицеров один становился интеллигентом только в том слу­чае, если ставил интеллигентские ценности выше интересов своего органического сословия, класса или группы, то есть в случае аксиологического отщепления от социальной группы. О не­ор­га­нич­но­с­ти, то есть внесоциальности интеллигенции писали многие русские мыслители, приведем лишь два высказывания. Говоря простым языком, рус­ская интеллигенция «идейна» и «беспочвенна». Это ее исчерпывающие определения.

Таким образом, всякий интеллигент — это отщепенец, и потому он вступает в противоречие с органической жизнью и историческим бытием общества и государства. Из этого противоречия было два выхода. Один заключался в том, чтобы оставить заемные идеи, изучать русскую жизнь и составлять о ней русские понятия; по этому пути, пути Пушкина и Гоголя, Киреевского и Хомякова, Достоевского и Лескова, Данилевского и Ле­он­ть­е­ва, пошли немногие. Панургово стадо ин­тел­ли­ген­ции побрело за Белинским, Герценом, Пи­са­ре­вым, Чернышевским, Плехановым и Лениным, пытаясь переделать русскую жизнь в со­от­вет­ствии с чужими идеями.

Что касается отношения интеллигенции к на­ро­ду, то, с одной стороны, интеллигенция с уто­ми­тель­ным постоянством твердит о народном благе как высшей цели своей деятельности, с дру­гой стороны, народ никогда не отвечал ин­тел­ли­ген­ции взаимностью. Очевидный факт стойкой неприязни народа к интеллигенции не только не осмыслен, но и не отмечен в словаре Ю.С. Сте­па­но­ва, а его одного достаточно, чтобы задуматься над вопросом о том, можно ли считать субъектом исторического самосознания народа группу лю­дей, не любимую самим народом? Дело в том, что интеллигенция никогда не знала горячо лю­би­мо­го ею народа, относилась к нему как к внешнему объекту. Парадокс интеллигентского отношения к народу заключается в том, что во имя своего идола можно принести любое количество жертв, хотя сам по себе идол понимается как высшая форма служения благу народа.

Между интеллигенцией и образованным сло­ем русских людей лежит пропасть, и не заметить ее может только слепой. Единственное, что их сближает, — это наличие образования, однако сами интеллигенты усиленно подчеркивали, что далеко не всякий образованный человек может быть причислен к интеллигенции.

Отношение к Традиции — вот что разделяло и разделяет интеллигенцию и русский об­ра­зо­ван­ный слой: «Только беспочвенность как идеал (от­ри­ца­тель­ный) объясняет, почему из истории рус­ской интеллигенции справедливо исключены та­кие, по своему тоже «идейные» (но не в ра­ци­о­на­ли­с­ти­чес­ком смысле) и во всяком случае про­грес­сив­ные люди, как Самарин, Островский, Пи­сем­с­кий, Лесков, Забелин, Ключевский и множество других. Все они почвенники — слишком ко­ре­нят­ся в русском национальном быте и в ис­то­ри­чес­кой традиции». Федотов прав: великое мно­же­ство образованных русских людей, ис­тин­ных твор­цов русской культуры, никак нельзя при­чис­лить к русской интеллигенции — Ло­мо­но­сов, Дер­жа­вин, Карамзин, Крылов, Гри­бо­е­дов, Пуш­кин, Лер­мон­тов, Гоголь, Хомяков, Ки­ре­ев­с­кий, Тют­чев, Гон­ча­ров, Фет, До­с­то­ев­с­кий, Ле­он­ть­ев, С. Со­ло­вь­ев, Вл. Соловьев, Чай­ков­с­кий, Бо­ро­дин, Му­сор­г­с­кий, Ру­бин­ш­тейн, Брюллов, Суриков, Ле­ви­тан, Ло­ба­чев­с­кий, Че­бы­шев, Мен­де­ле­ев, Пав­лов, Клю­чев­с­кий, Ро­за­нов, Блок, Ахматова и мно­гие и многие дру­гие. …

Итак, если к концепту интеллигенции под­хо­дить не с абстрактных, внеисторичных по­зи­ций (что до некоторой степени свойственно Ю.С. Сте­па­но­ву), а с конкретно-исторических, то ин­тел­ли­ген­ци­ей можно назвать одержимую духом от­ри­ца­ния Традиции исторической Рос­сии асо­ци­аль­ную, псевдорелигиозную, кос­мо­по­ли­ти­чес­кую сек­ту отщепенцев, самозванно провозгласившую себя носителем са­мо­соз­на­ния народа, взявшую на себя ответственность за судьбу России и ее народов».

Поправлю Камчатнова: интеллигенция не взя­ла на себя ответственность, а именно что «про­воз­г­ла­си­ла себя носителем самосознания на­ро­да».

Пожалуй, к тому, что народ (причем как «про­стой народ», так и интеллектуалы) ни­ког­да не считали интеллигенцию «своей», стоит добавить, что и сама интеллигенция отделяла народ от себя. П. Струве, «Интеллигенция и революция»:

«Когда интеллигент размышлял о своем дол­ге перед народом, он никогда не до­ду­мы­вал­ся до того, что выражающаяся в начале дол­га идея лич­ной ответственности должна быть адресована не только к нему, интеллигенту, но и к народу, т. е. ко всякому лицу, независимо от его про­ис­хож­де­ния и социального по­ло­же­ния. Аскетизм и под­виж­ни­че­ство ин­тел­ли­ген­ции, полагавшей свои силы на служение на­ро­ду, несмотря на всю свою привлекательность, были, таким образом, ли­ше­ны прин­ци­пи­аль­но­го морального значения и вос­пи­та­тель­ной силы.

Интеллигентская доктрина служения на­ро­ду не предполагала никаких обязанностей у народа и не ставила ему самому никаких вос­пи­та­тель­ных задач».

Интеллигенция, выражая стремление слу­жить народу, одновременно презирает та­ко­вой. Когда интеллектуал ставит перед собой задачу «сделать что-либо для народа», то он автоматом учи­ты­ва­ет, что надо не заниматься об­ла­го­де­тель­ство­ва­ни­ем, но и поднимать уро­вень народа — об­ра­зо­ва­тель­ный, культурный и т.д. Интеллигент же — это барчук, сни­зо­шед­ший до народа, желающий помочь лишь исходя из своего каприза: «это так бла­го­род­но!». При этом рассматривать народ как рав­но­прав­но­го партнера, с которым надо вза­и­мо­дей­ство­вать, попросту не придет в голову.

Вся разница лишь в том, что барчук по­ни­ма­ет, что подобный порыв — это лишь кап­риз, и не комплексует по этому поводу, а ин­тел­ли­гент со­че­та­ет такое же отношение «к быдлу» од­но­вре­мен­но с искренним желанием помочь. Очень слож­ный мазохистский ком­п­лекс… Ин­те­рес­но, что бы сказал по этому по­во­ду Фрейд?

АНТИПАТРИОТИЗМ

Снова обратимся всё к тому же учебнику.

Третье: «верность народу, патриотизм, ак­тив­ное подвижничество, творческая одер­жи­мость»

Про «верность народу, активное под­виж­ни­че­ство, творческая одержимость» можно не пи­сать — частично это уже разобрали, а все ос­таль­ное прекрасно укладывается в обычный мес­си­ан­с­кий комплекс. Представляет интерес лишь при­пи­сы­ва­ние интеллигенции пат­ри­о­тиз­ма. Честно говоря, я озадачен: вот уж чего нет, того нет. Ви­ди­мо, мысль авторов учебника при­бли­зи­тель­но такова: «интеллигенция всегда хочет, чтобы было лучше народу, а, сле­до­ва­тель­но, радеет и за го­су­дар­ство, в котором живет народ». Мысль очень кривая, но я лично так и не считаю.

Насколько же на самом деле патриотична ин­тел­ли­ген­ция?

П. Струве: «В облике интеллигенции, как идей­но-политической силы в русском ис­то­ри­чес­ком развитии, можно различать по­сто­ян­ный элемент, как бы твердую форму, и эле­мент более из­мен­чи­вый, текучий — со­дер­жа­ние. Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от го­су­дар­ства и враждебность к нему».

С. Кара-Мурза, «Интеллигенция на пе­пе­ли­ще родной страны»:

«Как бы ни был интеллигент, который с эн­ту­зи­аз­мом ринулся за Горбачевым и Ель­ци­ным, за­щи­щен идеологическим угаром, ци­низ­мом или гибкостью ума, он уже не может не признать пе­ред самим собой: смысл проекта, в котором он принял участие, ясен; этот про­ект, какими бы иде­а­ла­ми он ни оправдывался, оз­на­ча­ет пресечение всей предыдущей тра­ек­то­рии России, ее раз­ма­лы­ва­ние в пыль для по­ст­ро­е­ния нового, чуждого порядка; боль­шин­ство народа этого проекта не понимает и не при­ни­ма­ет.

Но уже первый крик «иного не дано!» пред­ве­щал новый тоталитаризм ре­во­лю­ци­он­но­го тол­ка. Вершить судьбы страны снова взя­лась левая интеллигенция.

По традиции многие связывают левизну с ин­те­ре­са­ми трудящихся, социальной спра­вед­ли­во­с­тью и равенством. Да, долгое время ле­виз­на была союзником этих принципов. Но гораздо глубже — философская основа. Ле­вые — это те, кто счи­та­ет себя вправе вести (а вернее, гнать) людей к сформулированному этими левыми счастью. Ку­мир демократов Ми­лан Кундера сказал: «Дик­та­ту­ра пролетариата или демократия? Отрицание по­тре­би­тель­с­ко­го общества или требование рас­ши­рен­но­го производства? Гильотина или отмена смер­т­ной казни? Все это вовсе не имеет значения. То, что левого делает левым, есть не та или иная теория, а его способность претворить ка­кую угод­но теорию в составную часть кича, на­зы­ва­е­мо­го Великим Походом».

Наша демократическая интеллигенция уве­ре­на, что по сравнению с Европой Россия Ива­на Гроз­но­го была чуть ли не людоедской стра­ной, где кровь лилась рекой. И это убеждение — символ веры, его не поколебать никакими разумными доводами. Если Ракитову сказать, что за 37 лет царствования Грозного было каз­не­но около 3-4 тысяч человек — гораздо мень­ше, чем за одну только ночь в Париже тех же лет (называют 12 тыс)., он не возразит, но его убеждение нис­коль­ко не поколеблется. Нис­коль­ко не смутится он, если напомнить, что в тот же период в Ни­дер­лан­дах было казнено около 100 тысяч человек. Все это он знает, но не может отказаться от сугубо религиозной уверенности в том, что Россия — изначальная «империя зла». Все его ми­ро­о­щу­ще­ние рух­нет, если будет поколеблена эта вера».

Да уж… Как-то не особо заметен пат­ри­о­тизм, я бы сказал. Все дело именно в том, что для ин­тел­ли­ген­та народ — это дек­ла­ри­ро­ван­ный объект служения, а государство — это именно «империя зла», которая этот народ уг­не­та­ет. При этом ин­тел­ли­ген­ту не ин­те­рес­но заниматься рутинным обустройством го­су­дар­ства (да и нет у него к это­му спо­соб­но­с­тей), он положит все силы на про­дви­же­ние очередной Великой Идеи.

«Весь XIX век интеллигенция борется с им­пе­ри­ей, исповедует безгосударственный, без­вла­с­т­ный идеал, создает крайние формы анар­хи­чес­кой идеологии. … Всегда было про­ти­во­по­ло­же­ние «мы» — интеллигенция, об­ще­ство, народ, освободительное движение, и «они» — го­су­дар­ство, империя, власть». Н. Бердяев, «Русская идея»

Показное свободолюбие, внешняя не­за­ви­си­мость поведения и суждений имеет целью именно разрушение государства. «Ин­тел­ли­ген­ция как со­ци­альный феномен»:

«Обычно интеллигенция отделяет от го­су­дар­ства «страну» и «народ», объявляет «об­ще­ство» угнетенной жертвой государства. Од­на­ко если ненависть к русскому государству и пожелание ему всяческих бед и скорейшей по­ги­бе­ли яв­ля­ют­ся для интеллигенции ос­нов­ным инстинктом, то идеологические отношения со страной и на­ро­дом имеют характер сложно диалектический. От открытого презрения к «быдлу» и «этой стране — тюрьме народов», недостойных своей ин­тел­ли­ген­ции, до по­кло­не­ния Народу и по­зи­ци­о­ни­ро­ва­ние себя как печальницы его судьбы и за­с­туп­ни­цы перед Властью, горький плач о «угнетенной своим же государством несчастной России». Спе­ци­аль­но эти извивы интеллигентских воззрений мы разбирать не будем, т.к. они всё равно так или иначе обслуживают главное направление — дис­к­ре­ди­та­цию государства, про­ти­во­по­с­тав­ле­ние его обществу».

Именно так. Что бы не происходило в об­ще­стве, интеллигенция всегда будет против го­су­дар­ства. Даже если она будет офи­ци­аль­но на него работать. Это – прямое следствие «обостренной любви к свободе», о которой будем говорить чуть позже.

Государство, конечно, ограничивает сво­бо­ду — оно не может ее не ограничивать. Функция го­су­дар­ства заключается в уп­рав­ле­нии, а уп­рав­ле­ние всегда подразумевает некие правила. Ко­то­рые, понятно, каким-либо об­ра­зом ограничивают свободу…

Вот вам лично хотелось бы отмены Пра­вил дорожного движения, чтобы ав­то­мо­би­ли­с­ты мог­ли ездить свободно, без ог­ра­ни­че­ния свободы?

Надеюсь, что читатели могут просчитать си­ту­а­цию на два хода вперед. А вот ин­тел­ли­ген­ты — не могут. Верность Идее не до­пус­ка­ет двух­хо­до­вок. Против ПДД нет выступлений только по­то­му, что цель мелковата — ис­тин­ный ин­тел­ли­гент всегда мыслит ис­клю­чи­тель­но на го­су­дар­ствен­ном уровне.

И ему всегда не терпится испытать что-то но­вое.

Где-то со последней трети XIX-го века ин­тел­ли­ген­ция взяла на вооружение идею со­ци­а­лиз­ма. Повозившись с ней в разных ва­ри­ан­тах вплоть до «шестидесятников», ин­тел­ли­ген­ция наигралась — началась эпоха дис­си­ден­тов. В 1986 году начался истинно ин­тел­ли­ген­т­с­кий проект – так на­зы­ва­е­мая Пе­ре­строй­ка, что, в свою очередь привело к рас­па­ду СССР в 1991г. и последующим реформам радикального либертарианского толка.

И сейчас клика изряднопорядочных от­нюдь не стремится спасать положение, а ра­бо­та­ет на дальнейшую либерализацию.

Очень хорошая иллюстрация «пат­ри­о­тич­но­с­ти» («Интеллигенция как социальный фе­но­мен»):

«В.И.Ленин (VIII съезд, ПСС, т.38, стр.198-199):

«К нам присосались кое-где карьеристы, аван­тю­ри­с­ты, которые назвались ком­му­ни­с­та­ми и на­ду­ва­ют нас, которые полезли к нам потому, что коммунисты теперь у власти, по­то­му что более честные «служилые» эле­мен­ты не пошли к нам работать вследствие своих отсталых идей, а у ка­рь­е­ри­с­тов никаких идей, нет никакой честности. Это люди, которые стремятся только выс­лу­жить­ся, пускают на местах в ход принуждение и ду­ма­ют, что это хорошо».

О каких таких честных «служилых» эле­мен­тах мечтает В.И.? Об оплеванном ин­тел­ли­ген­ци­ей рус­ском бюрократе. Честный слу­жи­лый элемент не идет к большевикам из-за «своих отсталых идей». Советский го­сап­па­рат формируется из «эле­мен­та» вдох­нов­лен­но­го идеями исключительно пе­ре­до­вы­ми, т.е. из интеллигенции (пре­иму­ще­ствен­но ев­рей­с­кой).

Какие «отсталые идеи» русской бю­рок­ра­тии целый век презирала и высмеивала ин­тел­ли­ген­ция: дисциплина, субординация, ори­ен­та­ция на карьеру на госслужбе, от­вет­ствен­ность, верность долгу, идеал служения Оте­че­ству и патриотизм (что интеллигенцией тре­ти­ро­ва­лось, как подлое желание выс­лу­жить­ся перед начальством, ра­бо­леп­ство, дес­по­тизм, обскурантизм, тупость и про­чее). После февраля 1917г. пришедшая к власти ин­тел­ли­ген­ция принялась утверждать свои лю­би­мые передовые идеи: безначалие, народная де­мок­ра­тия, чиновники — это плохо, го­су­дар­ство есть чудовищная машина насилия (клас­со­во­го) и принуждения свободолюбивого на­ро­да (че­ло­ве­ка), и существует как временное неизбежное зло, в скором светлом будущем его совсем не должно быть. Чему ж удив­лять­ся, что доставшееся ин­тел­ли­ген­ции го­су­дар­ство удалось развалить за пол­го­да (еще долго продержалось, крепкое было), и следом при­шел кровавый хаос Гражданской вой­ны».

Интеллигенция может искренне заб­луж­дать­ся в продвижении тех или иных идей куль­тур­но­го плана; но стремление развалить Рус­ское го­су­дар­ство у интеллигенции всегда чет­ко осознано. За­бав­но, но мотивируют они это именно заботой о народе…

Следующий пункт для разбора: «глубоко развитое понимание своего «Я» - вот только, что оно значит?

Со времен Фрейда известно, что психика не сводится к «Я» (Эго) - существует и бессознательное... Интеллигенция, как честно написано, — именно что уделяет повышенное внимание Эго при критическом недоразвитии структур бессознательного. Именно отсюда - оторванность от народа, фрагментарное мышление (об этом поговорим позже) и т.д. «Личностное начало» здесь также понимается как индивидуальность социальной единицы, о личности со сформированным мировоззрением речи не идет - интеллигент стоит за либеральные ценности, «свободу от».

Независимость, говорите? А от чего? Достаточная самостоятельность? Достаточная для чего и от кого? Потребуйте у интеллигента ответа на эти вопросы — и увидите, как он будет лепетать, судорожно выискивая цитаты и апеллируя к «высшим категориям». Попросту занимаясь балабольством.

Д.С.Лихачев: «К интеллигенции, по моему жизненному опыту, принадлежат только люди свободные в своих убеждениях, не зависящие от принуждений экономических, партийных, государственных, не подчиняющиеся идеологическим обязательствам.

Основной принцип интеллигентности — интеллектуальная свобода, — свобода как нравственная категория. Не свободен интеллигентный человек только от своей совести и от своей мысли».

Нет, уважаемые читатели, свобода для интеллигента — это вовсе не нравственная категория. Нравственность как раз подразумевает отнесение себя к некоей определенной группе со сформированной этикой. Для интеллигента свобода — это фетиш.

Здесь следовало бы в очередной раз показать разницу между «свободой от» и «свободой для». («Свободный от чего? Какое дело до этого Заратустре! Но твой ясный взор должен поведать мне: свободный для чего?»), но я столько раз это писал, что сейчас пропущу пояснение для экономии места.

Фетишизация свободы

А.М.Камчатнов в своей работе «О концепте интеллигенция в контексте русской культуры» пишет:

«Итак, в России (тогда — СССР) в 50-60 годы самовозродился слой общества с сущностными чертами интеллигенции — беспочвенностью, отщепенством, антигосударственностью (причем отрицалось не только коммунистическое, но и русское историческое государство), антицерковностью и с самозванными претензиями на истину. Для превращения ее в псевдорелигиозную церковь, то есть секту, не доставало, во-первых, духовного лидера, во-вторых, ясно сформулированного идеологического лозунга - и такой духовный лидер явился — это академик А. Д. Сахаров. Он то и сформулировал новый интеллигентский «символ веры» — права человека. В борьбе за них оформилась сравнительно небольшая активная группа интеллигентов, которых стали называть диссидентами. Совсем не случайно для обозначения активной группы интеллигенции был избран этот, религиозный по происхождению, термин - современный автор с псевдорелигиозным пафосом пишет: «В понятии интеллигенции, как оно оформилось в России, содержится нечто иное и бoльшее, чем ‘слой’ или ‘социальная группа’; это в то же время еще и социальная функция, роль, притом представленная как миссия, окруженная ореолом долга и жертвенности. Это не просто группа образованных людей, но некая общность, видящая смысл своего существования в том, чтобы нести плоды образованности (культуры, просвещения, политического сознания и пр.) в народ и уподобляющая эту задачу священной (по меньшей мере, культурно-исторической) миссии...». Постепенно формируется новая интеллигентская «религия», «догматы» которой выражаются такими ключевыми словами, как гласность, демократия, правовое государство, многопартийность, рыночная экономика, открытое общество, права человека, общечеловеческие ценности, свобода, либеральные ценности».

Это именно что догматы. Скажем, не ставится вопрос, существуют ли некие общечеловеческие ценности? Если этот вопрос поставить, то ответ будет ясен с ходу: ну какие общие ценности есть, скажем, у русских, у чукчей, у японцев и у пигмеев? Лишь чисто мальтузианские, биологические. Но и это нельзя назвать общечеловеческими ценностями: есть множество примеров, когда некие идеи для индивида важнее, чем физическая гибель. Инстинкт самосохранения преодолевается усилием воли. Общечеловеческих ценностей не просто нет, их не может быть. Но интеллигент будет все равно их продвигать — то, что выдает за таковые.

В качестве иллюстрации приведу большую цитату из работы «Потерянный разум» С.Г. Кара-Мурзы (конечно, не очень хорошо писать с таким количеством цитат, но не перефразировать же мысли, удачно сформированные ранее):

«Если привлечь результаты других исследований ВЦИОМ, то видно удивительное сходство по главным вопросам установок интеллигенции (конца 80-х годов) и элиты. А значит, мы имеем эмпирическое подтверждение резкого отрыва мировоззренческих установок интеллигенции от «тела народа», от массы носителей нашей культуры. Вот над этим надо задуматься.

Назову два пункта, важных в программе перестройки и реформы, в которых разрыв выражен в наибольшей степени. Первый — это отношение к экономическому либерализму и роли государства. Выражено это в ответах относительно утверждения «Государство должно устанавливать твердые цены на большинство товаров» (население — «за», а элита «не согласна»). Второе утверждение более фундаментально: «Переход к рыночной экономике необходим для выхода из кризиса и процветания России». С ним согласны оба контингента элиты, но к нему очень скептически относится население в целом.

Крупный современный экономист Л. фон Мизес предупреждал: «Склонность к гипостазированию, т.е. к приписыванию реального содержания выстроенным в уме концепциям — худший враг логического мышления».

В слово-заклинание превратилось и такое туманное понятие, как «рынок». Одни видят в нем доброго ангела, а другие — почти всесильное исчадие ада. А попробуй спроси, что каждый под этим понимает, ничего определенного не скажут. Но готовы воевать ради этого призрака или против него.

Важным объектом гипостазирования стало и понятие «частной инициативы». Как будто в ней кроется какая-то магическая сила, как у «невидимой руки рынка». В.В.Путин делает такое утверждение: «Очевидно, что мотором экономического роста является частная инициатива — как российского, так и зарубежного бизнеса, работающего на российской территории».

Почему же это «очевидно»? Как раз наоборот. Это не очевидность, а постулат либеральной доктрины времен Адама Смита, который давно уже опровергнут историческим опытом. Мотором экономического роста, начиная с цивилизаций Тигра и Евфрата с их каналами и дамбами, являются большие организации людей, способные разрешать противоречия интересов, координировать усилия и мобилизовать ресурсы в масштабах, недоступных для частной инициативы. Наиболее высокие темпы и качество экономического роста были достигнуты в СССР в 30-е годы, во время Отечественной войны и в ходе восстановительной программы. Это — общепризнанный в мировой экономической науке факт.

Возьмем реальность наших дней — экономику США, светоча и маяка наших либеральных реформаторов. Из большого кризиса 30-х годов эта экономика вылезла благодаря вмешательству государства («Новый курс»), а главное, благодаря введению принципов административно-командной экономики времен войны».

Пример с «нельзя тоталитаризм, даже если он необходим!» уже процитирован выше.

Для завершения картины по этому вопросу отмечу, что фетишизации личностной свободы соответствует именно либерализм — идейное и общественно-политическое течение, провозглашающее принцип гражданских, политических, экономических свобод и так далее. Но что есть либерализм по сути, а не в агитках его сторонников?

Рекомендую внимательно ознакомиться со статьей «Религиозные корни либерализма» на «Вики-Традиции» (http://wiki.traditio.ru). Здесь приведу лишь тезисы: что декларируется, и что обозначает либеральный лозунг на самом деле.

«Права человека» == отрицание прав коллектива.

«Защита меньшинств» == отрицание прав большинства.

«Частная собственность на СМИ» == исключительное право капитала на формирование общественного мнения.

«Поддержка феминизма и гомосексуальных отношений» == ликвидация семьи.

«Антирасизм, антинационализм» == отрицание предпочтительных прав коренного населения.

«Пропаганда экономической самостоятельности» == запрет на социальную взаимопомощь.

«Выборная форма правления («демократия»)» == фальсификация согласия народа с проводимым курсом власти и навязываемой идеологией.

Заглянем в «Толковый словарь демократического новояза и эвфемизмов» (выделение — мое): «Сегодня, когда при помощи либеральной революции начала 90-х годов власть в России захватили (а некоторые просто сменили вывеску на своем лбу) откровенные антинациональные силы, под либерализмом надо понимать систему взглядов, защищающую бандитов, мошенников, предателей, извращенцев от негативного отношения населения. Защищает свободу денежных мешков и свободу чиновников грабить и обманывать, игнорирует права человека труда защищать свои интересы».

Самовыражение как симулякр творчества

Это то, что касается «свободы по-интеллигентски вообще», но не менее интересно посмотреть и на то, что подразумевается под «свободой самовыражения». Для начала стоит отметить отличие формулировки от такой естественной, как «свобода творчества». Согласитесь: «свобода творчества» звучит понятно, естественно и не вызывает вопросов. Каждый, разумеется, свободен творить. Что такое творчество? - «деятельность, порождающая нечто качественно новое, никогда ранее не существовавшее и отличающееся неповторимостью, оригинальностью и общественно-исторической уникальностью», «деятельность человека, направленная на создание духовных и материальных ценностей». Очень важное и полезное занятие.

Что же такое «самовыражение»? Ясно, что это не то же самое, что и творчество. Ни в одной словарной статье нет такого синонима, да и так понятно... Что ж, пойдем от частного к общему, как принято в научном исследовании.

А.М.Камчатнов, «О концепте интеллигенция в контексте русской культуры»:

«Возникла интеллигентская субкультура, знаковыми фигурами которой стали не признанные партийным официозом стопроцентно советскими писатели и поэты Ахматова, Булгаков, Пастернак, Мандельштам, Цветаева, Бродский. Интеллигентская субкультура создала свой стиль, доминантой которого была подчеркнутая неофициальность: свитера, джинсы, бороды, «дикий» туризм, песни под гитару: подобно старообрядцам, интеллигенция уходила в леса и предавалась там пению так называемой самодеятельной песни, что можно расценить как аналог хлыстовским радениям; все это приобретало отчетливо семиотический характер, становилось знаком, по которому опознавались «свои». Возникают «свои» журналы («Новый мир»), «свое» кино (Иоселиани, Тарковский), даже «своя» наука (Лотман, Успенский). Труды этих ученых, конечно, не укладывались в официальную догматику и потому в глазах интеллигентов становились своего рода «священным писанием»».

Вот первое отличие: творчество - оно само по себе творчество, самовыражение же подразумевает: во-первых, - клановость («для своих»), а во-вторых, - если творчество - это «для чего-то», то самовыражение — «в пику чему-то», т.е. вторично.

Еще цитата. В. Войнович, «Портрет на фоне мифа»:

«У многих тщеславие было первопричиной их поступков: где-то что-то дерзкое сказал, советскую власть обругал, Брежнева назвал палачом, и вот о тебе уже трубят наперебой все западные «голоса». Помню, один диссидент с гордостью мне сказал: «Вчера забугорные радиостанции шесть раз обо мне говорили». В искателях быстрой славы легко развивалось чувство превосходства над другими людьми, которых они готовы были судить непримиримо. Я помню, как доставалось Булату Окуджаве от очеркиста Марка Поповского за то, что он не становится в ряды борцов и продолжает петь свои негромкие песенки. Одна диссидентка в Париже отказалась пойти на концерт Окуджавы по принципиальным соображениям. «Вот если бы я знала, — сказала она, — что он выйдет на сцену, ударит гитарой по трибуне, разобьет ее и скажет, что не будет петь ничего до тех пор, пока в его стране правят коммунисты, тогда бы я, конечно, пошла»».

В этом описании «в пику» видно отчетливо.

Кстати, о Тарковском, который принадлежит к «своему, интеллигентскому, кино». Читали «Солярис»? А фильм видели? Не удивительно, что Станислав Лем писал: «Я просидел шесть недель в Москве, пока мы спорили о том, как делать фильм, потом обозвал его дураком и уехал домой. Тарковский в фильме хотел показать, что космос очень противен и неприятен, но я-то писал и думал совсем наоборот».

Гениальная книга Лема — это роман о Неизведанном, причем — как в плане внешнего (космос), так и внутреннего: герои, общаясь с фантомами, именно что начинают лучше понимать себя... Произведение очень многопланово и я не буду проводить здесь полный анализ. Тем не менее, - ну как можно было сделать из него практически мелодраму? Весь фильм — сплошные переживания актеров. Смысл, вложенный Лемом, утерян напрочь. Достоевщина в худшем понимании этого термина.

Однако интеллигенты восхищаются этой «экранизацией». Во-первых, потому, что Тарковский «свой», во-вторых, отстаивая право интерпретатора калечить художественное произведение как вздумается, лишь бы внести некую моральную идею. Это называется «дискурс», извиняюсь за выражение.

Вспомним ещё: скажем, «Сталкера» того же Тарковского. А.Митт, «Кино между Адом и Раем»:

«...Тарковский начал снимать фильм, но прервал съемки, испытывая острую неудовлетворенность сценарием. Стругацкие получили предложение написать новый вариант сценария. Они написали. Тарковский новый вариант не принял. Написали еще раз. Опять неудача, причем Тарковский не объяснял, чего он хочет. В полном отчаянии писатели предложили свою историю в виде мелодрамы... Стругацкие уверяли, что в сознательном и уравновешенном состоянии никогда бы не предложили такой грубой схемы. ... Но Тарковский пришел в восторг именно от этого «грубого» варианта. Он заявил, что никогда еще не имел такого прекрасного сценария».

О чем оригинальное произведение «Пикник на обочине»? Опять же: о столкновении с Неизведанным. Одновременно в книге поднимается множество этических проблем... Так же, как и «Солярис», произведение многопланово, но на первом месте стоит стремление Познавать. Из этого Тарковский снял мелодраму! Что и было принято интеллигенцией «на ура». Вспомните Шухарта из книги — и сравните его с рефлексирующим недоноском из фильма, который не исследует Зону — он наркоманит с нее. Одновременно и боится, и не может без нее. Это и есть - интеллигентский подход: мужчины должны быть заменены на «тварей дрожащих», но зато — со «сложным» внутренним миром и кучей переживаний.

«Интеллигенция как социальный феномен»: «Интересно с этой стороны рассмотреть «феномен интеллигенции». Вкратце — интеллигент либо сам является «человеком искусства» — и в качестве такового естественными образом нацелен на уничтожение всего предыдущего «культурного наследия» — либо таковым не является, но принимает систему ценностей людей искусства, вместе с его главным императивом — желанием «зачистить поле» от всего, что на нем росло.»

Обратите внимание: писатели, художники, композиторы и так далее — никуда себя не относят, а просто творят искусство. А вот «человеки искусства», подвизающиеся на ниве критики и/или искажения уже существующего — это именно интеллигенты.

Для завершения темы вспомним событие 2003 года, выставку «Осторожно, религия!».

Н. Холмогорова, «Пешки в чужой игре»:

«...свободомыслие и антиклерикализм в сознании публики оказались прочно связаны с деятельностью, которую «искусством» назвать можно разве что из вежливости.

Мы ведь не случайно уделили столько времени описанию экспонатов. Скажите честно, прониклись ли вы глубоким символическим значением (хотя бы одним из трех предложенных) «Одежды для Мессии»? Испытали ли катарсис от лицезрения овечки Долли? Ощутили ли сострадание к животным при виде рогатого Кулика? Ну, может, хоть посмеялись, увидав гирлянду сосисок на кресте?

Что до меня — я, собирая материал для этой статьи, начала понимать, за что Хрущев обзывал представителей авангардного искусства «пидорасами», а Гитлер, не говоря худого слова, отправлял их в концлагеря. А ведь тогдашние авангардисты были куда приличнее нынешних. Они, по крайней мере, действительно писали картины – эти же и рисованием себя не утруждают.

Как ни вытравливали из нас в последние пятнадцать лет все этические и эстетические понятия, как ни старались стереть в сознании народа разницу между талантливым и бездарным, красивым и отвратительным, смешным и пошлым — здоровые инстинкты у людей все же сохранились. А на человека со здоровыми инстинктами выставка, составленная из подобных экспонатов, да еще и поданная в качестве «образца высокого искусства», может подействовать только одним образом — как рвотное».

Вот подобное и называется «самовыражением». Это именно что НЕ творчество — самовыражение не создает ценности, не говоря уже об общественно-исторических категориях. На выставке «современного искусства» в знаменитой британской галерее «Тейт модерн» в 2004 году был скандал — уборщица выбросила в мусорку «произведение искусства». Экспонат, сделанный из картона и бумаги и завернутый в полиэтиленовый прозрачный пакет, выглядел для непосвященных точно как мешок с мусором. В результате «потрясенный» происшествием

78-летний художник вынужден был срочно создавать замену погибшему экспонату, а руководители галереи выплатили ему компенсацию за моральное потрясение, сумму которой они отказались назвать. Работа Густава Мецгера гордо называлась «Первой общественной демонстрацией автодеструктивного искусства».

Во Франкфурте мусорщикам предложили пройти курс обучения основам современного искусства в одном из франкфуртских высших учебных заведений. Такая забота о культурном уровне продиктована сугубо прагматическими соображениями: дворники уничтожили скульптуру, одну из 10 работ местного художника, которыми было решено украсить улицы города. Ответственность за случившееся взял на себя глава агентства, занимающегося уборкой дорог и тротуаров города. По его словам, увидев эту скульптуру, он спутал ее с кипой мешков для цемента. Решив, что это обычный строительный мусор, он велел вывезти скульптуру на свалку.

Свобода самовыражения, к слову, не обязательно относится к искусству непосредственно. В 2000 году Эндрю Булхак написал на основе Dada Engine (система случайного порождения текстов с помощью рекурсивных грамматик) генератор постмодернизма. При каждом запуске генератора пользователь получает текст, который неотличим ни по содержанию, ни по форме от трудов монстров западного пост-структурализма (Деррида, Бурдье и т.п.). Авторы программы многим обязаны идеям проф.А.Сокала, некогда преднамеренно мистифицировавшего престижный гуманитарный журнал, который охотно опубликовал бессмысленную чушь, декорированную ссылками на французских и немецких постмодернистких и герменевтических мыслителей, а также псевдонаучными рассуждениями о принципе неопределенности, Геделе, квантовой физике и т.д.

Вот подобная программа на русском языке.

«Частное создает закон внешнего мира. Согласно мнению известных философов напряжение представляет субъективный класс эквивалентности. Объект деятельности преобразует напряженный интеллект. Преамбула изоморфна времени. Современная ситуация подчеркивает мир.

Структурализм натурально раскладывает на элементы закон внешнего мира. Информация фокусирует смысл жизни, открывая новые горизонты. Наряду с этим конфликт создает интеллект, исходя из принятого мнения. Ощущение мира, пренебрегая деталями, философски оспособляет постмодернизм.» и т.д.

Это, конечно, интересно, но именно - как шутка. Интеллигенция же выдает подобное за философию, как выдает описанные выше «креативы» за искусство.

Самовыражение — это симулякр творчества, причем тем более извращенный, чем более импотентен имярек в творчестве. Для самовыражения важно не то, что создано, а как создано, чем, против чего и т.д.

Нередко можно встретить трактовку «свободы самовыражения» как «свободы слова», но разница непринципиальная, просто убрано последнее «хоть что-то сделать надо», можно просто трепать языком.

Ну, и завершающая этот пункт сентенция: «Личностное начало осознается интеллигентом как высшая ценность». Как обычно, зададимся вопросом: а что именно сказано?

Вопрос «что есть личность» отнюдь не прост. Как-то я писал обзор по теме и там было около двух десятков «теорий личности», причем, понятно, рассматривались именно достаточно признанные и распространенные. Лично я придерживаюсь такого определения: «Эволюционно-прогрессивная форма существования субъективного разума, характеризующаяся наличием осознанно сформированного мировоззрения (системы внутренних принципов), а также развитием интеллекта и воли, достаточным для того, чтобы этими принципами руководствоваться». Важно: личность можно разработать в себе только самостоятельно; при этом любая личность всегда уникальна, хотя вполне может иметь общие черты с другими личностями.

Интеллигенция же под «личностным началом» понимает всего лишь индивидуальность, т.е. некие черты характера. Имярек имеет некие заскоки, которые он желает самовыразить, проявив свое личностное начало. А тот, кто возражает — сатрап и душитель свободы, как бы он не аргументировал свое возражение.

Именно что «личностное начало» является самоценностью. Помните у Вольтера: «Я категорически не согласен с вашей точкой зрения, но готов умереть за ваше право ее отстаивать»? Не имеет значения, говорил ли Вольтер это всерьез или жестко стебался над оппонентом («ваши взгляды меня настолько забавляют, что...»), дело в том, что интеллигенция заявляет подобное пафосно и всерьез. Можно нести любую чушь, но ярлычок «это — моя точка зрения» делает ее неприкосновенной, так как запрет нести чушь попадает под «подавление личностного начала». Для многих фраза «это — моя точка зрения» даже является аргументом. Мол, раз я так считаю — то и все, обосновывать не надо, имею право.

Опять же, обратите внимания на симулякр: «личностное начало» здесь подменяет Личность. Кроме того, очевидна корреляция с либеральными ценностями, но этот вопрос разберем подробно позже.

Стойкость или страх преступить табу?

Переходим к следующей позиции: «мужество, стойкость в отстаивании своих, продиктованных совестью и убеждением позиций».

С одной стороны, факты стойкости убеждений действительно имеют место. Лихачев пишет: «Основной принцип интеллигентности, — интеллектуальная свобода — свобода как нравственная категория… Человек должен иметь право менять свои убеждения по серьезным причинам нравственного порядка. Если он меняет убеждения по соображениям выгодности, — это высшая безнравственность. Совесть не только ангел-хранитель человеческой чести, — это рулевой его свободы, она заботится о том, чтобы свобода не превращалась в произвол, но указывала человеку его настоящую дорогу в запутанных обстоятельствах жизни, особенно современной…».

Н.Бердяев, «Русская идея» (3, гл.I): «Интеллигенция была идеалистическим классом, классом людей, целиком увлеченных идеями и готовых во имя своих идей на тюрьму, каторгу и на казнь. Интеллигенция не могла у нас жить в настоящем, она жила в будущем, а иногда в прошедшем».

Стоп. Готовы на каторгу — это понятно, но на лишения ради своих убеждений готовы многие. А вот «не-житие в настоящем» — уже нечто отличное, характерное именно для интеллигенции. Да, самое главное для русской интеллигенции — это приверженность неким Нравственным Идеалам. Но вот является ли стойкость в этом мужеством? Чем эта стойкость «продиктована»?

В общем виде: является ли любая стойкость мужеством? Нет, не является. Мужество — это мужской поступок. Подвиг Муция Сцеволы или трехсот спартанцев во главе с Леонидом. Стойкость же не обязательно подразумевает мужество — например, можно стойко переносить побои. Это будет мужеством в плену у врага, но не будет — в семейной жизни.

Д.С.Лихачев, «О русской интеллигенции»: «В сущности, первым интеллигентом на Руси был в конце XV — начале XVI века Максим Грек — человек итальянской и греческой образованности, до своего монашества носивший имя Михаила Триволиса и принадлежавший к ученому кругу Альда Мануция. В России он подвергался гонениям, находился в заключении и был причислен к лику преподобных только после своей смерти. Своею жизнью на Руси он прочертил как бы путь многих и многих интеллигентов.»

Обратите внимание: гонения подаются как стигматы интеллигентов, подразумевается, что гонений просто не может не быть — у всех интеллигентов просто судьба такая. Но зададимся вопросом Неуловимого Джо: а что, кому-то надо бегать за каждым интеллигентом, чтобы его подвергать гонениям? При желании их можно было бы уничтожить как класс, оптом. Посмотрим на предмет гонений внимательнее. Кара-Мурза в «Потерянном разуме» цитирует того же Лихачева: «В двадцатые годы, в годы «диктатуры пролетариата» роль и значение интеллигенции всячески принижались. В лучшем случае ее представители могли считаться попутчиками, в худшем — врагами… Год от года в стране падал уровень культуры. Самые маленькие ставки — у работников культуры». Действительно, «умиляет сам диапазон обид — от клейма «враг народа» до низкой ставки оклада». Причем, сами понимаете, в те времена ярлычок «враг народа» не был просто безобидной дразнилкой, а подразумевал известные последствия.

В этом и суть: интеллигенция жаждет гонений. Конечно, интеллигентам не хочется умирать или страдать, как и всем нормальным людям, но при этом они хотят, чтобы на них обращали внимание. Очень напоминает старый анекдот про то, как некто альтернативной половой ориентации жаждет стать футболистом: мол, так приходится скрывать свои устремления (анекдот времен СССР, когда за гомосексуализм была статья в УК), а тут я выбегу с мячом, всех обведу, а потом специально промажу по воротам; тут весь стадион в едином порыве закричит: «Пидор!!!», и мне будет приятно.

Такой вот мазохистский комплекс.

Конечно, он проявляется в современном обществе не столько физически, сколько ментально/психологически: интеллигентам свойственно желание «страдать за грехи всего мира», эдакое мессианство (которое, помимо страдания, подразумевает приписывание себе права говорить «как надо», не особо утруждая себя обоснованиями). Нередко привычка заниматься покаянием за народ (который об этом не просил) принимает довольно причудливые формы. Интересное наблюдение от К. Крылова:

«Существует множество поводов, по которым русским людям надо стыдиться себя. Стыдно за культуру, стыдно за политику, стыдно за погоду, стыдно, наконец, за язык. Да, еще и глумиться надо при этом — над собой, над культурой, и так далее по списку. Стыд да глум, стыд да глум.

Интересно, однако, иной раз посмотреть, как работает машинка самокозления:

Вот, например, один товарищ нашел новый повод стыдиться русского языка:

«Сейчас, так сказать, по супружескому долгу, залез на сайт Свадьба.Ру.

Там есть забавный раздел — называется памятка молодоженам. В нем есть подраздел — ваши новые родственники.

Среди обычных золовок, невесток, тещей и проч. нашел много всего занимательного:

Только вслушайтесь:

Братанна — дочь брата, племянница по брату

Дедина, дедка — тетка по дяде

Дочь —– лицо женского пола по отношению к своим родителям.(не в тему, но определение какое — каков бюрократический дактиль, а?)

Дщерша — племянница по тетке.

Сестренич, сестрич — сын сестры матери или отца, племянник по сестре.

Братаниха — жена двоюродного брата

Сношенница — жена деверя, жены двух братьев по отношению друг к другу, невестки( я, может, испорчен сильно, но никогда бы не подумал, что это слово такое означает. И вообще — вы понимаете это определение. Я — нет.)

Простите, но порой мне стыдно, что я говорю на этом языке. Я отлично понимаю, что это просто изыски из фолиантов старинных, но — зачем столько слов для родственников. Ни в одном (поправьте, если не прав) языке Европы нет слов для обозначения большей части родственников, каждый из которых у нас как-то назван. Потому что это не нужно. У нас, к сожалению, все не так...»

Тут чудесно продемонстрирована именно «работающая схема». Человек специально выискивал «смешные слова», причем в «смешное» попала даже «дочь» — ее, видите ли, «бюрократически определили». (Думаю, на немецком сайте никакой уровень бюрократичности определения его не смутил бы: небось, хоботок бы задрался от восторга перед немецкой подробностью).

Еще наблюдение — С. В. Чебанов, «Интеллигенция: ценность полионтологий и межкультурный диалог»:

«Интересно отметить очень характерную реакцию интеллигентов на лишения. Интеллигент, в связи с его безбытностью, его ориентацией на абсолютную личную свободу, потребностью в существовании механизмов, которые будут обеспечивать эти безбытность и свободу, в связи с его гуманитарной образованностью и некоторым невежеством в области естествознания и точных наук, в связи с его ориентацией на возвышенное и нежелание заниматься утилитарным, интеллигент очень интересным образом реагирует на лишения. В условиях лишений отчетливо появляется тенденция к исключению себя из социальной действительности — когда человек отказывается от того, что ему обеспечивают в нормальных условиях социальные институты. Он перестает мыться, одеваться, бриться, стричься и так далее. Возникает феномен бича — бывшего интеллигентного человека».

К сожалению, эта особенность психики не поддается непосредственной верификации — в СССР, в отличие от эРэФии, бомжей было очень мало. Однако косвенное подтверждение имеется: как уже отмечалось выше, интеллигентская мода подразумевала именно волосатость, бородатость, мешковатость одежды, ее форма — свитер / джинсы. Не знаю, как именно обстояло дело с личной гигиеной в таком обществе, но внешность вполне похожа на бича.

Кстати, небольшой нюанс, который будет пропущен многими читателями не заставшими СССР в сознательном возрасте. Обратите внимание: джинсы. В те времена это было не просто удобной одеждой, как сейчас. Во-первых, это был «символ свободы», Америки (помните, как в 2005 в Белоруссии именно джинсовые ленточки использовались как символ «оранжизма»?), а во вторых, стоили они тогда месячную зарплату и были предметом престижа. Такая одежда была статусной. Короче говоря, комплекс барчука-народовольца.

Но ладно, давайте вернемся к стойкости. Откуда она берется у интеллигенции? В изначальном тезисе сказано про совесть и убеждения. Совесть обсуждать смысла мало: здесь термин применен явно в смысле «действовать по совести», т. е. согласно своим убеждениям. А вот какую роль играют в психике интеллигентов убеждения и откуда они там берутся? Обратим внимание на специфику таковых убеждений.

Читал я как то классику — Леви-Брюля про первобытное мышление как паралогический феномен. У интеллигенции мышление именно такое: противоречия попросту отметаются как класс, все ассоциации идут не напрямую и не по неким «векторам», индивидуальным для каждого события, а по некоему глобальному «коллективному полю». Возьмусь утверждать, что мистические представления первобытных людей и так называемый «дискурс» интеллигентов — явления одного порядка.

Цитирую: «оно [мышление] отнюдь не имеет склонности без всякого основания впадать в противоречия…, однако оно не думает о том, чтобы избежать противоречий. Чаще всего оно относится к ним с безразличием. Этим и объясняет то обстоятельство, что нам трудно проследить ход такого мышления»; «[умозаключения] не являются, подобно нашим понятиям, продуктом интеллектуальной обработки в собственном смысле слова. Они заключают в себя в качестве составных частей эмоциональные и моторные элементы, и, что особенно важно, они вместо логических отношений (включений и исключений) подразумевают более или менее четко определенные, обычно живо ощущаемые партиципации (сопричастия)».

Все поразительно коррелирует: интеллигент мыслит не причинно следственными категориями, и не фактами, а неким набором «принятого дискурса», который складывается в мозаики, которые рациональным рассудком попросту не понять. «Раз круглое — значит, красное».

Проиллюстрирую на известном примере лета 2005 года, когда некая бабка поселила таджика-гастарбайтера в одной комнате с внучкой, которая и забеременела от него в 11 лет. Вот что написала по этому поводу интеллигентка Ирина Петровская в «Известиях»:

«Зрители, вернувшись с работы и включив «ящик», садятся ужинать вместе с чадами и домочадцами, и тут вам эдакий сюрприз: соплюшка, вот-вот собирающаяся рожать, ее не старая еще бабушка, ничуть не подавленная семейной драмой, юный папаша, почти не говорящий по русски, и разные дяди-тети, с жаром обсуждающие случившееся».

Далее Петровская занудствует на тему, что не стоило все это показывать по телевизору, обсуждать такое на публике и так далее, но постепенно подходит к Самому Ужасному: «О том, что может ждать таджикского Ромео после подобной славы и подумать страшно в связи с разгулом ксенофобии в России и безнаказанностью скинхедов, борющихся за чистоту славянской крови».

Бедный, несчастный таджикский Ромео! Несчастный юноша ни в чем не виноват, а теперь его будут не любить, бить и обижать злобные русские скинхеды, которых по непонятным интеллигенции причинам беспокоит чистота славянской крови. Но на этом журналистка не успокаивается и начинает жечь глаголом, как будто пишет сценарий для известной студии трешевого кино «Трома»:

«Бабушка Вали пустила заезжего молодца на постой, определив ему место для ночлега в одной комнате с малолетней внучкой. Видно, бабушке и в голову не пришло, что девочка созрела и что от совместного ночлега с горячим таджикским парнем могут родиться дети».

«Она хоть и беременная, но маленькая еще девочка, не понимающая, что на нее свалилось и что ее ждет завтра. Ее то пошто выставлять на всеобщее обозрение и грядущее за ним порицание, осмеяние, тыканье пальцем?».

Дело даже не в утверждении, что бабушка понятия не имеет, откуда дети берутся, а девочка, будучи беременной, еще не заинтересовалась, что это у нее живот пучит. Интерес представляет именно дискурс.

Половозрелый таджик насиловал 10 летнюю (если в 11 беременность стало заметно) и, по всей вероятности, русскую девочку Валю? Звать милицию? Отнюдь. Свершилась желанная межнациональная любовь с долгожданным мигрантом Т. Ромео. Самого Ужасного — чистоты славянской крови — удалось избежать. Так что, дело милиции — следить за скинхедами, чтобы те не мешали таджикам заниматься… гм… ну, вы поняли.

Вроде бы все элементарно: бабка добровольно поселила половозрелого мужчину в место / время, когда тот имел возможность реализовать свои сексуальные потребности за счет 10 летней девочки, что (если кому не ясно, почему, то — в газенваген) нанесли ей непоправимый физиологический и психологический вред.

Прочитав изложение фактов в таком виде, даже интеллигент направит девочку на аборт, таджика публично кастрирует и отправит его вместе с бабушкой в биореактор.

Но есть ведь дискурс! В котором, как известно, вместо логических отношений фигурируют обычно живо ощущаемые партиципации. И что мы получаем?

Таджик — значит, низзя забижать, ибо это — Русский Фашизм, а он недопустим, несмотря ни на что. Значит, никакого изнасилования и даже совращения не было, была любовь. Возраст не имеет значения, любви все возрасты покорны и так далее…

А теперь представьте обратную ситуацию: некий скинхед преодолел естественное биологическое отвращение к межрасовому смешению и обрюхатил некую таджикскую девочку™. Представляете, какой интеллигентский хай поднимется?

Важно: интеллигент не притворяется, он действительно так мыслит.

Сходность мышления интеллигентов и первобытных людей наглядно показывает, что интеллигенты — это продукт не развития, а деградации человека.

Из сказанного следует три важных вывода.

Во-первых, не стоит думать, что де интеллигенты специально действуют «против русских». Все проще: они против всех нормальных людей. Причем категорию «нормальный» здесь следует понимать и как «среднестатистический», и как «должный быть». Интеллигенция выступает против ценностей традиционного общества и при этом de facto мешает прогрессу, дальнейшему развитию человечества. В дальнейшем я раскрою эти тезисы, пока же мы не рассматриваем происхождение и цели интеллигенции, но лишь феномен как таковой.

Во-вторых, сходство мышления с первобытным приводит к тому, что властителями умов интеллигентов становятся те, кого можно назвать современными шаманами. Что характеризует «классических» шаманов? То, что они сами верят в духов, но при этом проделывают множество трюков, чтобы убедить в силе духов (а заодно и своей) своих соплеменников. Именно таково поведение рупоров либерализма и т. п. интеллигентских сентенций; не буду раскрывать тему за очевидностью.

В-третьих, интеллигентский тип мышления можно корректно моделировать вирусной инфекцией (использованы рассуждения из работы «Монотеистический паразит», Skydger).

Вирусы (от лат. virus — яд) являются истинными внутриклеточными паразитами, не способными к жизнедеятельности вне живых клеток. Вирусы относятся к наиболее примитивным формам жизни, их размножение весьма своеобразно и очень не похоже на размножение других живых существ. Вирусы существуют в двух формах: вне- и внутриклеточной. Признаков жизни у внеклеточных вирионов не обнаружено. Попадая в организм, вирусы проникают в чувствительные к ним клетки и переходят из пассивной формы в активную.

Сходство, как видите, полное. Интеллигентность как комплекс мемов паразитирует на людях, мемы именно примитивны и при этом отличны от естественной для биологического вида Homo психики. Вне людей идеи интеллигентов существуют в книгах и т. п., и таким путем можно заразиться.

Кроме того — вирусы обычно приводят к болезни не у всех подряд: можно быть носителем и не болеть, в нашем случае это означает «быть хорошо знакомым с интеллигентским дискурсом, но не разделять его». Вот я же пишу эту статью — но я интеллектуал, а не интеллигент. Вирусы поражают в первую очередь именно ослабленные организмы. В самом деле — попробуйте примерить интеллигентские мемы — политкорректность, либерализм, всеобщее равенство, свободный рынок, гуманизм, — да что угодно, в конце концов, на представителя здорового, естественного социума. Что характерно — любого. Прикиньте, скажем, на Смока Белью — получилось? А на кого либо из героев, которых играл Клинт Иствуд? На самурая? На русского витязя? Не обязательно брать эпических героев — примерьте на русского солдата времен ВОВ: как, вышло?.. То то же.

Но мы опять отвлеклись. Так все же — как обстоит дело со стойкостью интеллигенции в отстаивании идеалов?

Все просто. Это — НЕ волевое решение, и тем более — не осознанное. Когда некий папуас не преступает табу — или, наоборот, следует обычаю племени «нанести ритуальные шрамы и заострить передние зубы», он не делает выбора. Так принято в этом племени — вот и вся мотивация.

Помните формулировку? «Продиктовано» — т. е. привнесено извне.

Интеллигенция — такое же племя, только прикрывающееся современностью. Поклонение духам-идеалам, а вовсе не сила духа — вот причина стойкости.

«… в качестве причины ищется не только какой нибудь вид объяснений, а избранный и привилегированный вид объяснений, таких, при которых быстрее всего, чаще всего устраняется чувство чуждого, нового, неизведанного — обычнейших явлений. — Следствие: один вид установления причин перевешивает все более, концентрируется в систему и, наконец, выступает доминирующим, т. е. просто исключающим другие причины и объяснения.» — Ф. Ницше, «Сумерки идолов, или как философствуют молотом».

ИНТЕЛЛИГЕНТНОСТЬ С ТОЧКИ ЗРЕНИЯ ВИРУСОЛОГИИ

Ну, и раз уж мы заговорили о вирусах, то поговорим и о психике — тоже медицина. Процитирую еще одного классика, П. Б. Ганнушкина, а конкретнее — его труд «Клиника малой психиатрии». Малая психиатрия — термин, обозначающий пограничные состояния, когда пациент еще не клинический, но имеет все шансы стать таким со временем. Примерьте симптомы на интеллигенцию самостоятельно.

Глава «Мечтатели»: «Это — обыкновенно тонко чувствующие легко ранимые субъекты, со слабой волей, в силу нежности своей психической организации плохо переносящие грубое прикосновение действительной жизни; столкновения с последней заставляют их съеживаться и уходить в себя, они погружаются в свои мечты и в этих мечтах словно компенсируют себя за испытываемые ими неприятности в реальной жизни.… Сплошь и рядом это — люди с повышенной самооценкой, недовольные тем положением, которое они заняли в жизни, но неспособные бороться за лучшее. Вялые, «ленивые», бездеятельные — они как бы свысока смотрят на окружающую их действительность и с отвращением выполняют обязанности, возлагаемые на них необходимостью заботиться о материальном существовании. Свободное время заполняют они фантазированием. Главное содержание фантазии, это исполнение их желаний.»

Глава «Фанатики»: «… фанатики, как и параноики, люди «сверхценных идей», как и те, крайне односторонние и субъективные. Отличает их от параноиков то, что они обыкновенно не выдвигают так, как последние, на передний план свою личность, а более или менее бескорыстно подчиняют свою деятельность тем или другим идеям общего характера. Центр тяжести их интересов лежит не в самих идеях, а в претворении их в жизнь, — результат того, что деятельность интеллекта чаще всего отступает у них на второй план по сравнению с движимой глубоким, неистощимым аффектом волей. Правда, среди фанатиков встречаются и высокоодаренные субъекты, но большинство их все таки люди неумные, ограниченные. Их мировоззрение не отличается сложностью: оно состоит из небольшого количества идей чаще всего заимствованных, но благодаря своей сильной аффективной окраске, глубоко сросшихся со всей их личностью… фанатики совершенно не испытывают потребности в логическом обосновании этих идей, заменяя последнее отвергающей всякие доказательства верой в то, что. им хочется… Не всегда легко провести отграничение групп фанатиков и от шизоидов и мечтателей. Переходные, формы в эту сторону изобилуют таким богатством оттенков, что в ряде случаев, как это ни кажется парадоксальным, приходится говорить о «мягких», «вялых», фанатиках».

Глава «Группа шизоидов»: «Больше всего шизоидов характеризуют следующие особенности: аутистическая оторванность от внешнего, реального мира, отсутствие внутреннего единства и последовательности во всей сумме психики и причудливая парадоксальность эмоциональной жизни и поведения.… У них часто можно обнаружить тонкое эстетическое чувство, большой пафос и способность к самопожертвованию в вопросах принципиальных и общечеловеческих, они, наконец, могут проявлять много чувствительности и по отношению к людям ими воображаемым, но понять горе и радость людей реальных, их окружающих, им труднее всего... их больше всего характеризует отрешенность от действительности и власть, приобретаемая над, их психикой словами и формулами. Отсюда — склонность к нежизненным, формальным построениям, исходящим не из фактов, а из схем, основанных на игре слов и произвольных сочетаниях понятий… Несогласие с очевидностью редко смущает шизоида, и он без всякого смущения называет черное белым, если только этого будут требовать его схемы. Для него типична фраза Гегеля, сказанная последним в ответ на указание несоответствия некоторых его теорий с действительностью: «тем хуже для действительности». Особенно надо подчеркнуть любовь шизоидов к странным, по существу часто не совместимым логическим комбинациям, к сближению понятий, в действительности ничего общего между собой не имеющих».

Вопросы есть?

Обобщу сказанное тоже большой цитатой, но менее научной и более развлекательной, хотя и не менее полезной для понимания вопроса.

ЖЖ-юзер Morky, «Интеллигенция — не мозг нации…», в сокращении:

«Внезапно понял, что В. И. Ульянов Ленин, говоря «интеллигенция не мозг нации, а говно», имел в виду не оскорбление «дерьмо какое то», а именно говно, то есть его следует понимать буквально.

Ведь что такое мозг, мышление вообще? Это инструмент, выработавшийся в результате эволюции, и дающий некое эволюционное превосходство. Средство выживания, вроде клыков или крепкого черепа, только круче, выгоднее. Мышление позволяет обладателю искать и находить нестандартные выходы, которые иначе никак нельзя было выработать жестко, и закрепить в инстинкты. То есть мышление предназначено творить, создавать новое. Это инструмент сложный, но универсальный.

И, как всякий эволюционный инструмент, он может выходить удачным или неудачным, в силу мутаций. Будет сохраняться некий оптимум, но артефакты, уродства, всегда будут маячить фоном, таковы издержки эволюции.

Ровно так же и мышление. Если рассмотреть этот фактор отдельно, то всегда будут рождаться некоторое количество людей с мышлением продвинутым, своего рода гениев. И всегда будут рождаться люди с мышлением нулевым. Люди, в силу мутаций обладающие инструментом, мозгом, но мозгом пустым, негодным к его главной работе — творению.

Такой мозг с виду совершенно нормален, он способен к запоминанию, к повторению, в нем просто нет какой то главной детали, или она исчезающе мала. Такой мозг в крейсерском режиме производит ровный белый шум и потрескивания, как радиостанция без диджея. Обладатель таких мозгов будет просто улавливать и повторять всякую чужую услышанную мысль, пока не уловит некий готовый, полностью закольцованый на себя комплект мыслей. С этих пор он будет повторять его по кругу. Чем и занимается интеллигенция. Обладатель такого мозга не в силах вырваться из заколдованного круга самостоятельно, поэтому будет бесконечно оперировать теми немногими, наловленными им, чужими мыслями.

Такие мозги обязательно есть, не могут не быть, их наличие в каком то количестве — это закон природы.

Из этого явно следует несколько выводов:

С функциональной точки зрения, интеллигенция есть просто издержки, отходы производства мышления в ходе эволюции. Это не брак как таковой, это просто остатки материала, которые оказались непригодны к делу. То есть интеллигенция в сравнении с мыслящими людьми является ровно тем же самым, чем является говно по отношению к пище. О чем и сказал нам с присущей ему прямотой В. И. Ульянов Ленин.

Интеллигенция, как класс людей с нулевым мышлением, является неизбежным мыслительным сбродом, подверженным всякому чуждому влиянию, программированию, причем чем чуждее, тем ей лучше.

Нулевое мышление как генетический признак явно должно закрепляться в поколениях по типу наследственного заболевания. Поэтому особенное значение приобретает профилактика заболевания.»

МЫШЛЕНИЕ: ТОЛЬКО ОДНА МЫСЛЬ!

Давайте посмотрим, что у нас осталось от самоописания интеллигенции. Честно говоря, я уже устал разбирать все «строго по пунктам», а ситуация обрисована достаточно наглядно. Поэтому цитирую оставшееся списком:
- противоречивость, социально-нравственная напряженность между различными отрядами интеллигенции;
- своеобразное, двойственное осознание действительности, приводящее нередко к серьезным политическим колебаниям, проявлению консерватизма, некоторой импульсивности на события в жизни;
- нередкое сочетание одухотворенности с меркантилизмом, высокой степени самосознания с эгоцентризмом

Суть можно выразить короче: интеллигенции присуще внутренняя противоречивость мышления, что порой приводит к напряженности между отдельными группами интеллигентов. Второе нас особо не интересует, а вот первое — очень важно. Ранее в статье я не раз приводил примеры такого мышления, а сейчас обобщу. Помните Оруэлла?

«Уинстон опустил руки и сделал медленный, глубокий вдох. Ум его забрел в лабиринты двоемыслия. Зная, не знать; верить в свою правдивость, излагая обдуманную ложь; придерживаться одновременно двух противоположных мнений. Понимая, что одно исключает другое, и быть убежденным в обоих; логикой убивать логику; отвергать мораль, провозглашая ее; полагать, что демократия невозможна и что партия — блюститель демократии; забыть то, что требуется забыть. И снова вызвать в памяти, когда это понадобится, и снова немедленно забыть, и, главное, применять этот процесс к самому процессу — вот в чем самая тонкость: сознательно преодолевать сознание и при этом не сознавать, что занимаешься самогипнозом. И даже слова «двоемыслие» не поймешь, не прибегнув к двоемыслию.»

Некогда, читая «1984» в первый раз, я поражался — как можно так мыслить? Ну невозможно же! Литературное произведение, гениальная выдумка… Но примеры такого мышления постоянно обнаруживаются в жизни.

Во время написания этой статьи я наконец то понял механизм этого явления. Все элементарно: мышление этой группы индивидов устроено так, что больше одной мысли в голове одновременно не помещается. Именно поэтому ясно видимая «снаружи» противоречивость не замечается «изнутри». «А является Б?» — пожалуйста. «А равняется С?» — без проблем. Противоречие возникает лишь тогда, когда есть возможность сравнить. Но если идет осмысление лишь одного тезиса, то не может быть конфликта с другим — он «где то там, отдельно».

ПРИМЕРЫ ДИСКРЕТНОСТИ МЫШЛЕНИЯ

Я уже проводил нагляднейший пример— с «таджикским Ромео». А вот свеженькое, — дебаты Владимира Тора и Михаила Кригера на тему «» Есть ли такой народ — Русские?» и «Слава ли России?«» (Сахаровский центр, 25 февраля). Рассказывает Наталья Холмогорова:

«Михаил Кригер продемонстрировал нам на экране ролик, взятый с сайта www.fishki.net и отснятый в какой то казарме, где показывалось, как один «дед» лупит нескольких «духов», а те не сопротивляются.

Вот видите, — — сказал Кригер. — Эти русские люди покорно сносят издевательства. О какой же гордости русского народа можно говорить после этого?
Интересно, — ответил — Тор. — Если бы я показал вам ролик о том, как несколько эсэсовцев загоняют сотню евреев в топки холокоста, а потом сказал: «Посмотрите на этих жалких евреев — они покорно идут на бойню, у них нет никакой гордости!» — что бы вы мне ответили?
Ну это же совсем другое дело! — сказал Кригер. — Как вообще можно — это сравнивать?»

Обратите внимание на «нельзя сравнивать». Все проще, — не получается сравнивать.

«Кригер (в ответ на замечание, что в 1941 1945 гг. русский народ проявил неиллюзорную гордость):

Ну, зачем — оглядываться назад? Давайте говорить о современности!
(Через две минуты, объясняя, откуда у русского народа рабская психология):
Думаю, это связано — с многовековыми традициями холопства на Руси.
Вы же только что предлагали — не оглядываться назад?
Ну это же совсем другое дело!..» —
— Главная проблема русского народа в том, что у него понижено самоуважение, недостаточно гордости…
(Через три минуты):
Знаете, с чего все началось в Германии? — Появились люди, которые вдруг начали гордиться тем, что они немцы. А потом… ну, все мы знаем, чем это кончилось. Такая гордость ведет к катастрофе!
Ага. — Значит, главная проблема русских — в отсутствии гордости, но решать эту проблему нельзя, потому что это приведет к катастрофе?
Ну… ну… ну это же совсем — другое дело!»

А вот десерт от директора Сахаровского центра Самодурова:

— Все это очень интересно; но, приглашая сюда представителей противной стороны, мы, честно говоря, ждали от них большей искренности, большей какой то открытости…

Тор (проявляя искренность и открытость):
Хорошо. Помните, вы тут устраивали русофобскую выставку — «Осторожно, религия»? Так вот: когда мы придем к власти, фиг вам будет вместо таких выставок!

Кригер, громко и радостно:
Ага, я понял! Вы хотите в — России устроить исламскую революцию!

Немая сцена. Православный Тор и зороастриец Крылов медленно сползают под стол.»

А вот описание от Константина Крылова:

«Удивительно какое то фантастическое, непристойное даже для либерала отсутствие логики и здравого смысла. Например, когда оппонент говорил ему, что русские продемонстрировали свое мужество и героизм в Великой Отечественной, Кригер взвивался и начинал говорить, что не надо смотреть на прошлое, а токмо на настоящее, «это деды наши были молодцы, а мы подлецы». И тут же ставил русским в пример величие датчан, которые мужественно сопротивлялись фашизму, прогуливаясь по улицам Копенгагена с желтыми звездами на рукавах в знак солидарности с евреями. На скромное напоминание, что это, во первых, легенда, а, во вторых, ровно в то же самое время русские не прогуливались по улицам Москвы со звездочками в петлицах в знак солидарности, а всерьез воевали, Кригер ответствовал, что русские, во первых, воевали плохо (в особенности — плохо защищали евреев), а во вторых, Дания маленькая и хорошенькая девочка, и ей воевать не пристало, а Россия большая дурында, ей и отдуваться. (Это, повторяю, говорил человек, который только что предлагал «не смотреть в прошлое», и, кроме того, либерал, для которого жизнь каждого человека должна представлять ценность — но русских они меряют на вес, в отличие от датчан и прочих пригожих народов). А потом наш нелюбитель смотреть в прошлое, принялся рассуждать о том, что русское «недостоинство» происходит от «кошмара советчины» и «многосотлетнего рабства» (странно, что не помянул Рюрика — и на том спасибо). И так далее, и тому подобное: все его рассуждения шли по схеме «я твой горшок не брала, к тому же он был с трещиной, а вернула я его целым». И все это — на голубом глазу. Даст ист фантастиш.

Другие либеральные оппоненты в основном играли в дурочку. Диалоги с ними проходили по такой схеме: «Расскажите, как вы собираетесь мерить нам черепа и сжигать людей второго сорта в топках холокоста». — «Да никак мы черепа не собираемся мерить. Мы выступаем за прекращение угнетения русских…» — «Вы про черепа давайте, как вы будете их мерить» — «Да никак. Мы за национальную демократию, за интересы большинства…» — «Вы не ответили на простой вопрос — как вы будете мерить черепа и сжигать людей второго сорта в топках холокоста!» — «Да не собираемся мы ничего мерить и никого сжигать. Мы намерены…» — «Вот, видите, у вас нет никакой положительной программы, кроме измерения черепов и топок холокоста». — «Да не собираемся мы мерить черепа!» — «То есть вы собираетесь сразу всех сжечь в топках холокоста»…

Еще замучили совершенно «фашизмом». В приличном обществе сравнение оппонента с Гитлером или ссылки на «фашизм» уже давно считаются сливом и маркируют конец осмысленной дискуссии. Эти же считают, что сведение всего на «фашизм» есть не убиенный риторический прием. Примерно на таком уровне — «вот у вас усы, а Гитлер тоже носил усы, значит, вы — как Гитлер и собираетесь сжигать людей второго сорта в топках холокоста». — «Ну хотите, сбрею усы?» — «А у вас волосы черные, а у Гитлера они тоже были черные, значит, вы — как Гитлер и собираетесь сжигать людей второго сорта в топках холокоста». — «Ну хотите — налысо побреюсь?» — «А-а-а-а, скинхед! Вы Гитлер, вы собираетесь сжигать людей второго сорта в топках холокоста!!!» И так — до без конца, пока оппонент не «плюнет и отойдет». После чего можно будет праздновать победу.

Я предложил бы для этого приема особый глагол — «гитлерение» или «гитлерование». Что то вроде: «Либералы дружно загитлеровали. Особенно гитлерила дама с бородавкой на шее”».

Думаю, особенности мышления интеллигенции теперь полностью понятны. Благодарю Сахаровский центр за любезно и вовремя предоставленные иллюстрации.

ОТ ПАРАНЕПРОТИВОРЕЧИВОСТИ К МОНОИДЕЙНОСТИ

Следствием такого мышления является не только паранепротиворечивость, но и «моно¬идейность» мышления. А именно: интеллигент никогда не может осмыслить проблему в целом, представить всю систему событий и фактов. Его интересует лишь одна, Самая Правильная Идея. Скажем, одна часть интеллигентов будет яростно агитировать «против совка», с энтузиазмом клеймя позором все недостатки, которые были присущи советскому строю. Другая часть будет призывать к «назад, в СССР», превознося достижения того периода истории. Недаром Британская энциклопедия называет характерным словом русской интеллигенции «addiction to theory».

Интеллектуал же смотрит на этот цирк с удивлением: ведь очевидно же, что в любом периоде истории были и достижения, и провалы, из всей истории надо извлекать уроки: повторять на новом уровне то, что полезно, и не повторять ошибки.

Но у интеллигента в голове помещается лишь одна мысль. И если это идея, она становится сверхценной. Скажем, есть множество интеллигентов, причисляющих себя к русским националистам. Их характерное свойство — это драка насмерть (правда, в текстовом виде) по поводу «чья идея самая правильная» вкупе с объявлением не националистами всех, кто с их идеей не согласен. Добавлю, что идея при этом гипертрофируется.

Пример: «нация — первична, государство — вторично». Очень правильный тезис. Именно нации образовывали государства, целью государства должна быть служба нации и так далее. Тему, почему государство не должно быть главнее нации, я сам раскрывал в статье «Фашизм не пройдет!».

Но интеллигент этот тезис поймет сообразно своему особому типу мышления: «если нация первична, то ничто так не важно, как нация; а раз ничто не важно — то все остальное уничтожить». Вот и получаются такие «националисты», которые ратуют «за русскую нацию» и «против гнета государства» одновременно, призывая разрушать государственную власть как таковую. В особо тяжелых случаях встречаются призывы даже к отделению отдельных областей как «русских республик» — мол, как все от всех отделятся, тогда радостно объединятся в конфедерацию и будет всем счастье. Больше одной мысли не умещается — их не волнует то, что в случае такого раздробления Россию с удовольствием растащат по частям, а русская нация перестанет существовать как таковая — к жизни в клетушках она не приспособлена. Эту тему я буду разрабатывать отдельной статьей, а сейчас перейдем к другой особенности мышления.

Интеллигенты придают чрезмерную значимость словам, ярлыкам, умозрительным схемам, логическим построениям с неопределенной терминологией и т. д. Помните про сходство их мышления с первобытным? Это — еще одно подтверждение гипотезы: можно смело утверждать, что интеллигенты верят в силу слова в плане «как сказано, так оно и есть». Упрощенно: «если много говорить о чем то, то мир таким и станет». Каких либо осмысленных действий это не подразумевает. Интеллигент всегда пассивен, хотя при этом может очень активно и много говорить или писать.

ЗАПАДНОСТЬ МЫШЛЕНИЯ

Д. С. Лихачев в работе «о русской интеллигентности» честно писал: «Один из главных столпов интеллигентности — характер образованности. Для русской интеллигентности образованность была всегда чисто западного типа.»

Еще более откровенен Иван Солоневич в работе «Диктатура импотентов»: «Для того, чтобы хоть кое как понять русское настоящее, нужно хоть кое как знать русское прошлое. Мы, русская интеллигенция, этого прошлого не знали. Нас учили профессора. Профессора частью врали сознательно, частью врали бессознательно. Их общая цель повторяла тенденцию петровских реформ начала XVIII века: европеизацию России. При Петре философской базой этой европеизации служил Лейбниц, при Екатерине — Вольтер, в начале XIX века — Гегель, в середине — Шеллинг, в конце — Маркс. Образы, как видите, не были особенно постоянными. Политически же «европеизация» означала революцию. Русская интеллигенция вообще, а профессура в частности, работала на революцию. Если бы она хоть что нибудь понимала, — и в России, и в революции, — она на революцию работать бы не стала. Но она не понимала ничего: ее сознание было наполнено цитатами немецкой философии».

Именно про это я писал выше: интеллигенция придает идеям сверхценность в отрыве от действительности. Еще одно пояснение к вопросу — С. В. Чебанов, «Интеллигенция: ценность палеонтологий и межкультурный диалог»:

«Интеллигентская образованность, даже на уровне азов, вполне исторически детерминирована (обусловлена — прим. авт.). Гимназическая сис¬тема образования сложилась на основе идеалов историко-филологического подхода, историко-филологической культуры и историко-филологической герменевтики, которые сложились в Германии в самом начале 19 века. Тогда была порождена новая модель отношения к действительности, согласно которой все должно получить некоторую исторически адекватную интерпретацию и только через историческую адекватность можно придти к истинному пониманию какого то предмета. В России историко-филологическое отношение к действительности укоренилось начиная с Царскосельского лицея пушкинского времени.

Европейская культура, согласно представлениям Шпенглера, была культурой истории, а не культурой психологии. Это означает, что психологическое измерение в ней практически отсутствует, а все рассматривается через призму истории, сквозь призму смены социальных нормативов. Такой перекос в историзм и гуманитаризм определили то, что у представителей русской интеллигенции всегда были большие проблемы с математикой и техникой.

Интересно, что гуманитарность русской интеллигенции — это, в большой мере, историческая случайность. Если бы образец образования был задан в конце 18 века, когда работали философы и естествоиспытатели екатерининского времени, то такого разрыва гуманитарной и естественно-научной позиций просто не существовало бы. А если бы в качестве образца для подражания было выбрано начало 20 века, то «кано¬нической» была бы техническая или научная интеллигенция».

С последним тезисом я позволю себе не согласиться. Техническая и научная интеллигенция — это термины советского периода (о нем будет в следующем номере). Тогда же появились «рабочая интеллигенция», «сельская интеллигенция» и так далее. Но, — обратите внимание! — нет «рабочей интеллигентности» и т. д.

Все дело в том, что нередко происходит смешение вида «интеллигент — значит, работник умственного труда, а раз умственного труда — значит, умный». А далее происходит «реверс»: если некто умный (эрудированный, культурный) — то он интеллигентный. Этому также способствует позиционирование интеллигентами себя именно как самых умных, культурных — ну и далее по списку.

Впрочем, я не спорю и с тем, что бывают рабочие-интеллигенты и т. д., но это — исключения из правила (либо вынужденная позиция, «диссидент-кочегар»). Тем не менее, последней особенностью мышления интеллигентов, которую я выделяю особо, является ГСМ.

ГУМАНИТАРНЫЙ СИНДРОМ МЫШЛЕНИЯ

Предварительное замечание: здесь «гуманитарий» — не «профессиональная» классификация, а гносеологическая специфика способа мышления. Возможно, следовало бы заменить «гуманитария» на «гуманитарный склад мышления», но парадокс в том, что в вопросе «авторитетов» (и в ряде других вопросов) у гуманитариев именно мышления и не наблюдается — а наблюдается вера в авторитет; вера чистой воды, которая выступает у гуманитария как равноправный метод миропознания.

Любой гуманитарий неосознанно верит в авторитеты. Не в чей то конкретный авторитет, а в авторитеты «вообще». Физик, например, доверяет только результату грамотно спланированного эксперимента, а гуманитарий верит словам, если это — слова авторитета, безусловно признанного другими гуманитариями. Ученый, работающий с материей, всегда доверяет исключительно «при каких то условиях». Даже постоянство пространственно-временного континуума (непрерывность, неразрывность явлений, процессов — прим. авт.) — это аксиома, которая подтверждается экспериментально, а не «берется на веру»! Гуманитарий же, работающий «с идеями», всегда имеет идеи, в которые верит безусловно.

Кроме того, так же безусловно и безрассудочно (от слова «рассуждать») верит тем, кто эти идеи высказал лучше (и / или раньше) всех остальных. Вера в авторитеты — это часть гносеологической методологии гуманитария.

Гуманитарии всегда «будут биты» по крупному счету, потому, что для них существуют не обсуждаемые по определению области миропонимания и мироощущения. Что, в сущности, означает, что некие «сферы бытия» для гуманитария просто останутся не исследованными, а значит — неизвестными. Т. е. его миропознание ограничено, оно имеет «запретные» для разума зоны. При этом запрет подсознателен, то есть — практически не преодолим сознанием, или же, в лучшем случае, преодоление происходит с глубокими психическими потрясениями с понятными последствиями.

В качестве примера возьмем гуманистический и либеральный тезис: «человек — высшая ценность» и поставим его под сомнение. Любой интеллектуал всегда будет стремиться к дискурсивному (рассудочному) разрешению спора, но для интеллигента-гуманитария «гуманизм» — это тоже предмет веры, это априорное принятие тезиса о высшей ценности. Этот тезис для гуманитария неотвергаем, а обсуждению он подлежит только в пределах приверженности к нему кого то или чего то. Гуманитарий не способен применить объективную логику в оценке (на этом примере) гуманизма, он неминуемо скатится на эмоции. Он не способен подвергнуть сомнению ценность «человека вообще», ведь таким образом он будет подвергать сомнению весь свой мир, выступать против своего инстинкта [психического] самосохранения. Это настолько глубокий и неосознаваемый процесс, что он, будучи реализован, может привести к глубоким психическим потрясениям истинного гуманитария. Поэтому все «нападки» на гуманитарные ценности, в том числе и попытка «разобрать» их логически и критически, отвергаются гуманитарием бессознательно, до «уровня логики». Это — данность, и это всегда нужно учитывать при общении с гуманитарием. Иными словами, нужно учитывать то, что какое то цельное, логичное, объективно завершенное доказательство просто не пройдет, точнее — будет отвергнуто, проигнорировано гуманитарием, не засчитано им как доказательство. Именно потому, что оно находится не в поле «обсуждаемого», а в поле «само собой разумеющегося». Примеры я приводил выше — перечитайте еще раз, отслеживая специфику ГСМ.

Думаю, теперь понятно, почему такая специфика мышления в куда большей степени свойственна именно гуманитариям, а не тем, кто занимается естественными науками. С одной стороны, невозможно поставить эксперимент, а с другой — именно гуманитарные науки обладают средствами воздействия на социум непосредственно, и, вследствие этого, легко «ловят» социальный заказ. Помните многолетнее «с точки зрения марксизма-ленинизма»?

ОТКУДА ВЗЯЛАСЬ ТАКАЯ НАПАСТЬ?

Пожалуй, давно пора прояснить вопрос — откуда взялась на Руси интеллигенция? Не буду изобретать велосипед: этот вопрос, в отличие от разобранных ранее, хорошо освещен историками. Далее в тексте я широко использую уже упомянутую работу С. В. Чебанова и заметки Михаила Диунова «Аристократию в России сгубила интеллигенция», за что выражаю им глубокую признательность. Так как цитат получилось бы слишком много, в этом разделе я не проставляю цитирование, а лишь редактирую текст упомянутых авторов в русле статьи, добавляя по ходу свои рассуждения.

К сожалению, в России исторически не сложилось полноценной аристократии, то есть — элиты, которая принимает непосредственное участие в управлении страной и считает своим долгом служение Отечеству. Возможно, что это характерно для всех централизованных монархий: полноценно аристократия была представлена лишь в Англии, частично — в Германии и Венгрии. В России, Франции, Испании и других централизованных европейских государствах аристократия была в значительной мере лишена политического влияния в ходе формирования абсолютизма и существовала далее лишь как формальная верхушка дворянского сословия. Попытки создать аристократию, предпринятые Петром Великим, не получили развития в дальнейшем.

Важнейшей предпосылкой возникновения интеллигенции стала Жалованная грамота дворянству 1785 г. («Грамота на права, вольности и преимущества благородного российского дворянства»), обеспечившая экономическую независимость дворянству и освободившая его от обязательной государственной службы. В результате в России появилось сословие, способное позволить себе заниматься свободными искусствами, науками, коллекционированием и т. д., не думая не только о хлебе насущном, — но и о том, чтобы служить государству.

Впрочем, идея была впервые провозглашена манифестом Петра III от 1762 года «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству», объявившим, что нет уже «той необходимости в принуждении к службе, какая до сего времени потребна была». Предоставив такие льготы, наивный Петр III выразил уверенность, что дворяне и впредь будут вступать в службу с не меньшим усердием и воспитывать своих детей «с прилежностью и рачением». Ну нельзя же так хорошо думать о людях…

Упомянутая же грамота от 1785 года окончательно освободила дворян от обязательной государственной службы, а заодно и дала полное и неограниченное право собственности, в том числе и на крестьян. Дворяне получили право заниматься предпринимательской деятельностью.

При этом в тексте документа написано:

«Да как тому и быть инако? Когда знатнейшее и благороднейшее российское дворянство, входя в службы военную или гражданскую, проходит все степени чиноначалия и от юности своей в нижних узнает основание службы, привыкает к трудам и сии нести твердо и терпеливо; а научась послушанию, тем самым приуготовляется к вышнему начальству. Не бысть бо в свете добрый начальник, который во свое время сам повиноватися не приобык.

Достигают же до вышних степеней те российскаго дворянства знаменитые особы, кои отличаются или службою, или храбростию, или верностию, или искуством или же те, что в послушании терпеливо пребывая, твердостию духа усердно преодолевают трудности и самое время, умножая опытами знание и способности свои в частях, званию их принадлежащих. Обыкла Россия изстари видеть службы верность, усердие и труды всякаго рода, от престола предков наших во всякое время изобильно награждаемыя, почестьми украшаемыя и отличностьми предпочитаемыя. Сему свидетельства подлинныя находятся в древнейших поколениях родов нашего вернолюбезнаго подданнаго российскаго дворянства, которое ежечасно, быв готово подвизатися за веру и отечество, и нести всякое бремя наиважнейшаго империи и монарху служения, потом, кровию и жизнию приобретало поместья, с оных имело свое содержание, а умножая заслуги, получало в награждение от самодержавной власти поместья в вотчины себе потомственно.»

Ведь четко же расписано, почему нельзя освобождать от государственной службы! Но… Вот и получили в результате вместо тех, кто «знает основание службы» и «приуготовляется к вышнему начальству» — крепостников, торгашей и т. п.

Первым на проблему аристократии в России обратил внимание Павел I. Судя по всему, он хотел максимально четко обозначить роли и задачи отдельных сословий в империи, так чтобы каждое сословие выполняло свой долг. Естественно, что аристократии уделялось особое внимание. Все мероприятия императора, воспринятые его недоброжелателями как «рыцарские игры», были как раз попыткой возрождения аристократии и придания ей влияния. Следующим, кто попытался спасти (или даже создать?) русскую аристократию, был Николай I. Он препятствовал притоку в дворянское сословие новых членов, преимущественно из числа выслужившихся разночинцев, одновременно предпринимая меры по экономической поддержке дворянства. Однако эти мероприятия противоречили проводимому курсу на «регулярное» государство, которое требовало большого количества бюрократии, которую было невозможно набирать ниоткуда, кроме как из разночинцев.

РАЗНОЧИНЦЫ

Именно разночинцы как раз и были «протоинтеллигенцией». Собственно, как раз характер разночинца, который был образован (хотя бы в объеме, необходимом для государственной службы), но при этом не входил в официально признанную элиту, и создавал тот типаж российского интеллигента, который направляет свою образованность во вред государству, так как оказывается неудовлетворен организацией государства и своим значением в государстве. Интеллигент (разночинец) получил достаточно образования, чтобы прочитать разноообразные политические и философские труды, и по факту этого считает себя способным на суждение о том, что в России хорошо, а что плохо. В связи с перечисленными выше особенностями мышления под «плохо» понимается «что есть сейчас», а под «хорошо» — какая нибудь Гениальная Идея, желательно — заимствованная с Запада.

Формирование слоя интеллигенции значительно ускорилось в 40 е годы XIX века, когда стремительно шла демократизации образования. Среди учащейся молодежи все более увеличивалось число разночинцев — выходцев из разных сословий (духовенства, купечества, мещанства, чиновничества), в основном занимающихся умственным трудом, которые пополняли слой интеллигенции.

Интеллигенция не чувствует себя частью народа (об этом писалось ранее), понимает, что не относится к правящей верхушке, и не может подняться над умозрительной схемой, чтобы понять русское государство и русскую цивилизацию.

Все это делало интеллигента врагом и государства, и аристократии, которая занимала место, которое интеллигент считал принадлежащим ему, — ведь именно он хотел вести «темный народ» к просвещению и счастью. Впрочем, не спрашивая у того, какого именно счастья ему хотелось бы. После Николая I попытки спасти узкий слой дворянства, все более и более размываемый притоком интеллигенции, предпринимались, но никакой систематизации, экономической базы или возможности придать политический характер эта программа уже не имела, чаще всего сводясь к примитивным запретам.

В результате к началу ХХ века в России было дворянство, разоренное неэффективной крестьянской реформой, не имевшее почти никакого политического влияния в бюрократическом государстве и потерявшее сословное единство из за массированного инкорпорирования новых членов.

И понеслось…

Как уже говорилось, одним из главных, если не решающим, компонентом формирования интеллигента была гимназия. Высшее образование было доступно человеку любого сословия, прошедшего через соответствующие фильтры, — оно, особенно естественнонаучное, все же больше способствовало появлению интеллектуалов. А вот институт гимназии был специально сконструирован для того, чтобы из «заготовок», которые созданы в семье в раннем детстве, готовить действительно интеллигентов.

Это было общее образование с жестким стандартом, причем весьма недифференцированное. Оно базировалось на изучении элементарных, но фундаментальных вещей. В результате формировались общие элементарные же навыки интеллектуальной деятельности, но без профессиональной дифференциации. Готовились именно что работники умственного труда, обладающие недифференцированным состоянием сознания. Ситуация усугублялось методикой преподавания, которая сводилась в основном к зубрежке, а не к системному преподаванию предметов. Вот и получалась на выходе когорта «умных, но не разумных».

Кстати говоря, недаром сейчас в России усиленно разваливают остатки лучшей в мире советской системы образования и внедряют «модульную систему», ориентированную как раз на зубрежку…

Подобная модель интеллигентности держится на рафинированных и рафинированнейших формах социальности, которые включают в себя ряд характерных черт.

ДЕГРАДАЦИЯ КАК ЛЮДЕЙ

Прежде всего, — это полное игнорирование собственной телесности, приводящее к ориентации на безбытность. Аспекты игнорирования телесности самые разнообразные. Если речь идет не о специальной военной подготовке, то это снисходительное отношение к физический культуре. Это неумение интеллигента в нормальной ситуации самостоятельно обслуживать себя — мыться, одеваться, расчесываться, не говоря уже о том, чтобы готовить пищу и покупать продукты.

Думаете, это клевета? Еще две цитаты из описаний дебатов в Сахаровском центре:

«Я не могу понять: почему у них всех такой жалкий, запущенный вид? Как ни удивительно, один Кригер был более или менее похож на человека. Остальные… как сказал Крылов, «неистребимый запах прокуренного свитера».

Тот же *** — ну наверняка ведь не бедный человек, гранты получает. А выглядит, как бомж.

Их женщины — это вообще кошмар. Единственная, у кого есть хоть какой то стиль — ***. Стиль своеобразный — что то типа «королева хиппи». Но он, по крайней мере, есть. Остальные дамы… умолкаю из сострадания.»

«Это каким то чудом сохранившийся образец либерального интеллигента восьмидесятых годов прошлого века. Причем сохранившийся «в самоей своей точности», тютелька в тютельку — начиная от аутентичных до боли очков и причёски и кончая какой то невообразимой рубахой со штанами.»

Вернемся к позапрошлому веку. Следует отметить, что интеллигентский образ жизни был построен (как и у всего дворянства) на симбиозе с прислугой: нянями, кухарками, домработницами. Наследием такого образа жизни является особенность интеллигенции: пренебрежение к деньгам. Ради денег интеллигент не делает практически ничего. Но как и в вопросе отстаивания своих убеждений — мотив отнюдь не благороден. Все просто: это презрение к деньгам базировалось на наличии достаточно ощутимого достатка. Безделушки и прочий антиквариат, которые были в семьях интеллигенции и которым не придавалось никакого значения, в современном мире стоят квартир и автомашин. Таким образом, у интеллигенции на несколько поколений вперед был шанс скачкообразно изменять свое материальное благополучие. Конечно, такой запас не вечен и не очень то надежен, кроме того — очевидно не относится ко всем интеллигентам. Но правила поведения в субкультуре уже сложились.

Еще один аспект: ориентация на преодоление телесности, которое необходимо для реализации духовной свободы, порождала распространение таких институтов, как, например, институт кормилиц. «Бестелесность» имела самые разнообразные проявления. Например, в этой среде было совершенно понятно, что важно не биологическое происхождение ребенка, а его социальное положение. Поэтому получило распространение такое явление, как внебрачные дети, которые обладали всеми правами и соответствующим статусом.

Освобождение от «физической детерминации» проявляется во всем: и в отказе от кормления грудью собственного ребенка, и в появлении у супругов разных спален — феномена, широко обсуждавшегося в желтой прессе и бульварной литературе 60 70 х годов XIX века.

Ограниченность неформальных и близких контактов с людьми «не своего круга» (достаточно узкого) естественным образом привело к распространенности близкородственных браков (между двоюродными братьями и сестрами).

Жизнь интеллигентов была направлена именно на то, чтобы обеспечить культурную трансляцию некоего «культурного наследия»; при этом факторы биологические, физические, генетические и т. д. считались малозначительными. Не побоюсь сказать, что это привело к вырождению интеллигенции как минимум в физическом и генетическом плане. Представьте себе «типичного интеллигента». Ну как — похож образ на здоровяка «кровь с молоком»?

Всё тоже гимназическое образование, обеспечивающее принадлежность к интеллигенции, завершалось в отроческом возрасте, не переходя в специальное, либо высшее (тоже подразумевающее специализацию). В результате высшей точкой социо-психического развития человека оставалось состояние, соответствующее ранней юности — окончанию гимназии. Даже жизненный опыт тут не набирается должным образом, так как общение / научение происходит главным образом в интеллигентской же среде.

Считалось, что все интеллигенты имели музыкальное образование, но, по сути, оно часто ограничивалось изучением основных гамм и музыкантом признавали человека, умеющего играть собачий вальс. Огромное количество произведений, широко известных сейчас, на границе 19 и 20 веков не игралось и практически было забыто просто из за их технической сложности. При своеобразном интеллигентском отношении к действительности сложные вещи исполняться не могли.

Есть подозрение, что тоже самое можно сказать и о владении иностранными языками. Скорее всего, интеллигенты владели только определенными стилями языков, разговорным и беллетристическим, а понимание специальных, религиозных, философских текстов, вызывало сложности.

Все это в известной мере дает возможность говорить о том, что интеллигентская образованность была образованностью дилетантов. Идеи дилетантизма действительно глубоко присущи интеллигенции и проявляются как в наличии у них большого числа хобби, так и в том, что они позволяют себе судить абсолютно обо всем, в том числе и о том, в чем не являются профессионалами.

АНТИГОСУДАРСТВЕННОСТЬ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Слово историку Михаилу Диунову:

«Мода на оппозиционность, которая столь широко распространилась в русском обществе в царствование Николая II, имеет гораздо более древние истоки, лежащие за пределами периода правления этого императора. Фактически оппозиционность досоветской интеллигенции есть прямое следствие ее антинационального характера, вызванного тем, что русская интеллигенция возникла как самозванное сословие, призванное к жизни государством, но плохо вписанное в социальную среду, этим же государством сформированную.

Интеллигенция — это типичное третье сословие и его поведение типично для третьего сословия в эпоху абсолютизма. Т. е. абсолютная антигосударственность и стремление прорваться к власти, уверенность, что именно третье сословие и владеет тайнами того, как правильно управлять государством. В России третье сословие оформилось не на базе мелкой и средней буржуазии, ибо буржуазия как раз была удачно инкорпорирована в социальную структуру Российской империи благодаря системе гильдий и сословию купцов (именно это привело к тому, что вплоть до ХХ в. купечество было в массе своей аполитично и поддерживало инициативы правительства).

Но не то было с интеллигенцией. Государству требовались низшие чиновники, на замещение всех должностей не хватало дворян, которые преимущественно служили в армии. Поэтому государство решило вырастить образованный слой из среды горожан и священников, но при этом сохранить привилегии дворянства и не инкорпорировать разночинцев в благородное сословие. Эта промежуточность статуса с самого начала оказалась для разночинной интеллигенции роковой. Призванная служить государству, интеллигенция не получала от государства признания и быстро затаила на государство зло. В результате к моменту начала либеральных реформ Александра II уже оформилась ситуация, когда интеллигенция традиционно занимала оппозиционное положение к государству и властям. Реформы и дальнейшее развитие промышленности существенно расширили число интеллигенции, но только укрепили ее оппозиционность, как самим фактом начала реформ (как бы подтверждающим необходимость слома существующего, о чем много говорила интеллигенция), так и их завершение (что вызвало реакцию «нас обманули»).

Николай II унаследовал мощный и уже весьма влиятельный слой традиционно либеральной и оппозиционной интеллигенции, и уже, пожалуй, ничего не мог с ней сделать. Даже реформа сословий и инкорпорирование в дворянство не решили бы проблемы. Возможно, проблему бы решила победа в Мировой войне и подъем России, что сплотило бы нацию и уничтожило бы идеологический раскол в ней, но эта возможность была утрачена благодаря большевизму».

Вот, собственно говоря, и вся проблема… Со своей стороны отмечу, что если в начале, когда интеллигентская прослойка лишь формировалась, причиной недовольства была именно невозможность продвижения в элиту, то позже это зафиксировалось в субкультуре. Помните — умещается не больше одной мысли? Вот и здесь: мысль «мы не элита» наличествует и даже как то заметно рядом вьется вторая «и это очень обидно», но на этом — все. Анализ «от чего так» или составление плана преодоления такой ситуации — это уже много мыслей одновременно. Не лезет.

Примечание. Некоторые читатели могут возмутиться — как так? Разве сейчас у нас в Думе или в правительстве мало интеллигентов? Да их там столько, что очень хочется выразиться совсем не интеллигентно!

Все просто: а у нас сейчас нет элиты. Интеллигенция отнюдь не стала элитой, она просто заняла ее место.

ПРОДАЖНЫЕ ИМПОТЕНТЫ

Кстати говоря, в современности с антигосударственностью интеллигенции не все так просто. Michael de Budyon пишет в своей работе «Начала Интеллектуал — Социализма»:

«… интеллигенты, как это неприятно им слышать, очень дешево покупаются и продаются, а также легко приручаются. По сути, интеллигенция — это перелицованная проституция, т. е. интеллигенты и проститутки происходят из людей одинаковых психологических типов.… Столь непонятное на первый взгляд явление можно объяснить только тем, что, выступая защитником бессознательных масс, интеллигенты предельно опасаются слияния с ними, а избежать этого, особенно в тоталитарных режимах, можно лишь обслуживая власть имущих».

И сейчас мы воочию видим разделение интеллигенции на несколько лагерей — одни выступают «за правительство», другие — «против». Но и те, и те, и еще другие, не упомянутые — все они являются носителями интеллигентской заразы.

Любая интеллигентская группа выступает всегда «против чего то», она непрерывно вожделеет власть, она кричит: «Приди ко мне, я обладать тобой хочу!.. я все для этого сделаю!». «Все сделаю», конечно, не в плане «добьюсь». Это — лишь ценник с пометкой «оптом — дешевле», интеллигенция продается. Она жаждет разрушать ценности других во имя своей Великой Заимствованной Идеи и для этого жаждет обрести поддержку государства.

Кто сказал «противоречие»? Нет никакого противоречия в том, что интеллигенция одновременно жаждет признания государства и является антигосударственным элементом. У вас то, уважаемые читатели, больше одной мысли в голове помещается, не так ли?

В те моменты, когда вожделенная власть снисходит до какой либо группы интеллигенции, покупая ее прислуживать, интеллигенция проявляет себя полным импотентом — это отметил Солоневич, назвав одну из своих книг именно так: «Диктатура импотентов».

Интеллигенция не способна созидать.

Все, к чему она прикасается, обращается даже не в прах и тлен, — а в мерзкую и вонючую слизь. Интеллигенты в принципе не способны не только решить, но и сформулировать проблему, для который требуется принятие решений. Они способны лишь выдавать симулякры мыслей, практически не связанных друг с другом.

Честно говоря, очень неудобно, что термины «интеллектуал» и «интеллигент» так похожи. Вторым куда больше бы подошло старинное русское слово (Х-ХI вв.), которое, употребленное в мужском роде, означало «болтуна», «пустомелю» и так далее.

Сравните сами, какой вариант лучше отражает действительность.

1. Аристократ: Кто там, в приемной?

Секретарь: Группа творческих личностей, которые готовы разрабатывать идеологию, философию, искусство по вашему заказу, писать книги, снимать кино…

2. Аристократ: Кто там, в приемной?

Секретарь: Бляди, сэр!

Характерно, что, ненавидя власть консервативную, которая не дает реализовать свой разрушительный потенциал, интеллигенция неровно дышит к власти, которая сама разрушает здание социумного бытия. «Весь мир до основанья…» — это именно интеллигентский лозунг.

Одна мысль — без рефлексий, без мысли (это уже вторая!) о последствиях, невзирая на действительность во имя Идеи… Вдохновившись разрушением как самоцелью, интеллигенция способна на многое.

РЕВОЛЮЦИЯ

Вот мы и подошли к переломному моменту, когда интеллигенция смогла в достаточной степени воздействовать на Россию, чтобы изменять её политическую и социальную жизнь.

П. Струве писал в 1909 году:

«Роль образованного класса была и остается очень велика во всяком государстве; в государстве отсталом, лежавшем не так давно на крайней периферии европейской культуры, она вполне естественно является громадной».

Не об этом классе и не об его исторически понятной, прозрачной роли, обусловленной культурною функцией просвещения, идет речь в данном случае. Интеллигенция в русском политическом развитии есть фактор совершенно особенный: историческое значение интеллигенции в России определяется ее отношением к государству, в его идее и в его реальном воплощении.

С этой точки зрения интеллигенция, как политическая категория, объявилась в русской исторической жизни лишь в эпоху реформ и окончательно обнаружила себя в революцию 1905 07 гг.

Идейно же она была подготовлена в замечательную эпоху 40 х гг.

В облике интеллигенции, как идейно-политической силы в русском историческом развитии, можно различать постоянный элемент, как бы твердую форму и элемент более изменчивый, текучий — содержание. Идейной формой русской интеллигенции является ее отщепенство, ее отчуждение от государства и враждебность к нему.

В 60 х годах с их развитием журналистики и публицистики «интеллигенция» явственно отделяется от образованного класса, как нечто духовно особое. Замечательно, что наша национальная литература остается областью, которую интеллигенция не может захватить. Великие писатели Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тургенев, Достоевский, Чехов не носят интеллигентского лика. Белинский велик совсем не как интеллигент, не как ученик Бакунина, а, главным образом, как истолкователь Пушкина и его национального значения. Даже Герцен, несмотря на свой социализм и атеизм, вечно борется в себе с интеллигентским ликом. Вернее, Герцен иногда носит как бы мундир русского интеллигента, и расхождение его с деятелями 60 х годов не есть опять таки просто исторический и исторически обусловленный факт конфликта людей разных формаций культурного развития и общественной мысли, а нечто гораздо более крупное и существенное».

Обратите внимание на четкое разделение образованных людей и интеллигенции. Помните «образованщину» Солженицына? Феномен никуда не делся: интеллигент — это не просто (и даже не обязательно) образованный, умный и т. д. человек; интеллигентность относится совсем к другим свойствам. «Отчуждение от государства и враждебность к нему» — одно из таких свойств.

«Весь XIX век интеллигенция борется с империей, исповедует безгосударственный, безвластный идеал, создает крайние формы анархической идеологии.… Всегда было противоположение «мы» — интеллигенция, общество, народ, освободительное движение, и «они» — государство, империя, власть». — Н. Бердяев, «Русская идея»

Интеллигенты обвиняют: «Деградация интеллектуального слоя была неизбежной прежде всего потому, что советский строй основан на принципе антиселекции. Он не только уничтожал лучших, но (что еще более существенно) последовательно выдвигал худших». С. В. Волков, «Интеллектуальный слой в советском обществе»

Подобная точка зрения весьма распространена, но так ли все просто на самом деле?

Pioneer, «Интеллигенция как социальный феномен»:

«Во-первых, исследование не проясняет в полной мере мотивы действий Советской власти по «антиотбору» интеллектуальной элиты. То, что все мероприятия в СССР ритуально оправдывались ссылками на идеологию, еще не означает, будто истинные причины политики властей были сокрыты в предначертаниях Маркса-Ленина или действительно имеют прямое отношение к идеологии «коммунизма». В книге [Волкова — прим. А. Б. ] отмечается, что «во всей советской истории наиболее благоприятными для интеллектуального слоя (разумеется, не в политическом, а в социальном плане) были 40 50 е годы….». Довольно странно, ибо этот период советской истории как раз соответствует времени зрелого сталинизма, т. е. отличается марксистской — в том смысле, что тогда под этим понимали в СССР — ортодоксальностью и абсолютной непреклонностью в коммунистической идеологии. И к тому же выясняется следующее обстоятельство: «На качестве и положении интеллектуального слоя катастрофически отразилось хрущевское правление и заданные им подходы к политике в области науки и образования, обусловленные ожиданием пришествия коммунизма уже в ближайшие десятилетия. Именно тогда профанация высшего образования достигла апогея». Но ведь это как раз те самые столь восхищавшие свободолюбивую советскую интеллигенцию времена идеологической «оттепели»?! Получается, что ссылки на идеологические мотивы в действиях Советской власти в интеллектуальной сфере никак нельзя признать убедительными или, по крайней мере, решающими».

Странно? На самом деле — ничуть.

Волков смешивает понятия интеллигентности и интеллектуальности. Во времена Сталина интеллектуалы действительно ценились государством, а начиная с Хрущева ситуация начала сдвигаться в сторону интеллигенции. С самого начала становления Советская власть понимала необходимость в интеллектуалах. Помните знаменитое выражение Ленина? Приведу этот отрывок из письма А. М. Горькому от 15 сентября 1919 года (В. И. Ленин, Полное собрание сочинений, изд. 5 е, Изд-во политической литературы, 1978 г., т. 51, стр. 48 49):

«Интеллектуальные силы» народа смешивать с «силами» буржуазных интеллигентов неправильно. За образец их возьму Короленко: я недавно прочел его, писанную в августе 1917 года, брошюру «Война, отечество и человечество». Короленко ведь лучший из «околокадетских», почти меньшевик. А какая гнусная, подлая, мерзкая защита империалистической войны, прикрытая слащавыми фразами! Жалкий мещанин, плененный буржуазными предрассудками! Для таких господ 10000000 убитых на империалистической войне — дело, заслуживающие поддержки (делами, при слащавых фразах «против» войны), а гибель сотен тысяч в справедливой гражданской войне против помещиков и капиталистов вызывает ахи, охи, вздохи, истерики. Интеллектуальные силы рабочих и крестьян растут и крепнут в борьбе за свержение буржуазии и ее пособников, интеллигентиков, лакеев капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно. «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислуживать капиталу), мы платим жалование выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт. Десятки тысяч офицеров у нас служат Красной Армии и побеждают вопреки сотням изменников. Это факт…»

Большевики не были интеллигентами, они действовали как практики, меняя идеи по форме и сохраняя суть устремления: создание Великой России. Не будем отвлекаться на историю государственности тех времен, порекомендую по теме обязательно прочесть две книги: С. Кара-Мурза «Советская цивилизация от начала до Великой Победы» и Николая Устрялова «Национал-большевизм».

Профессор А. И. Вдовин пишет в своей работе «Русский народ и проблемы формирования советской Исторической общности (1930 е гг.)»:

«Все большей поддержкой среди народа пользовалась идея превратить Союз ССР в могучую индустриальную державу, способную защитить революцию и оказать помощь зарубежным трудящимся братьям в их справедливой борьбе. Политическая история страны обнаруживает процесс постепенного укрепления позиций большевиков государственников и оттеснения от руководства космополитов коммунистов, пораженных болезнью «левизны».

С точки зрения Л. Д. Троцкого, такое развитие было недопустимым отступлением от принципов К. Маркса и В. И. Ленина, возможным лишь благодаря национальной ограниченности их учеников, проповеди ереси «национального большевизма» (отождествляемого Троцким с понятиями «национальный социализм», «национальный коммунизм», «социал-патриотизм»). Современные троцкисты вслед за своим основоположником твердят: «Сталин… выкинул ленинскую программу мировой революции и к осени 1924 года заменил ее националистической ложью «социализма в отдельной стране”», «Сталин и Бухарин, со своей идеологией «социализма в отдельной стране», служа нарождавшейся бюрократии, попрали интернационалистский коммунизм Ленина и Троцкого».

Обратите внимание, что именно троцкизм был интеллигентским течением: зацикленность на некоей Великой Идее, которую сформулировал Главный Авторитет. Нельзя отказываться от Великой Идеи, табу. А вот практику Сталину такие самоограничения были до фонаря и от утопической идеи всемирной революции немедленно он перешел к обустройству государства. Троцкий же, пытавшийся ради этой самой Великой Идеи угробить и страну, и русский народ (одна концепция «трудовых армий» чего стоит, не говоря уже о практической деятельности любителя масштабных расстрелов), заслуженно получил ледорубом.

Вот еще возмущенные вопли интеллигенции, вполне наглядно — А. М. Камчатнов, «О концепте интеллигенция в контексте русской культуры»:

«Большевицкая секта, или партия, что по внутренней форме почти одно и то же, самозванно объявила себя не только интеллигенцией, но еще и честью и совестью, к тому же не одного народа, а всей эпохи, то есть заявила претензии на Абсолютную истину.

…узурпацией государственной власти большевицкой сектой интеллигентов, объявившей себя умом (то есть интеллигенцией), честью и совестью эпохи, начинается довольно низкопробное языковое шельмование прочей интеллигенции, не попавшей во власть. Именно в это время при слове интеллигенция появляются определения вроде трусливая, жалкая, либеральная, дряблая, вшивая, гнилая; появляется слово интеллигентишка. Согласно словарю Д. Н. Ушакова, у слова интеллигент два значения: 1. Лицо, принадлежащее к интеллигенции. 2. То же, как человек, социальное поведение которого характеризуется безволием, колебаниями, сомнениями (презрит.).

Однако позже, во время создания сталинской конституции, когда встал вопрос о социальной структуре советского общества, у слова интеллигенция появляется новый, социальный смысл. Разумеется, уже не может быть и речи о претензии на выражение «общественного самосознания от имени и во имя всего народа». Интеллигенция теперь — это «общественный слой работников умственного труда, образованных людей (книжн.)» (Ушаков I, 1215), то есть это пресловутая прослойка между рабочим классом и крестьянством, совокупность работников, чья профессия требует высшего образования и характеризуется высоким уровнем интеллектуализации труда. Определениями этой интеллигенции становятся трудовая, народная, советская. Никакой иной интеллигенции рядом с собой партия терпеть не намерена, и казалось, что интеллигенция в старом, указанном нами смысле слова становится историзмом; отныне и навсегда интеллигенцией называется совокупность пролетариев умственного труда. Однако история распорядилась иначе».

Обобщая: новой России не нужна была именно интеллигенция. Та, о которой идёт речь, не нужна вообще никакой России (и ни одному государству вообще). Стране были нужны именно интеллектуалы, а не интеллигенты. Нужно было восстанавливать народное хозяйство, проводить индустриализацию, крепить оборону и так далее.

«Общее правило, подверженное горьким историческим опытом: социальное торжество интеллигенции ведет к разгрому интеллектуальной сферы, общей культурной деградации общества. Так было после победы обеих интеллигентских революций в России 1917 и 1991 годов. В 30 е годы уничтожение интеллигенции Сталиным, — несмотря на то, что оно проводилось чудовищно варварски, с огромными социальными издержками, тем не менее, — привело СССР к грандиозным индустриальным и научно-техническим достижениям. Примерно с 1943 г. сталинский режим сознательно и последовательно ориентировался на образцы Российской империи, и, хотя по идеологическим причинам процесс шел однобоко, государство высоко подняло социальный престиж ученого, инженера, специалиста, офицера. Когда в хрущевские времена «оттепели» интеллигенция взяла политический реванш над сталинистами, то опять стала преобладать отмеченная С. Волковым тенденция профанации интеллектуального труда и социальной дискредитации интеллектуальной элиты как таковой (со сталинских времен и по сию пору социальный престиж высококвалифицированных специалистов умственного труда неуклонно падал).» — Pioneer

Интеллигенция, надо отметить, не просто была не нужна, но стала очевидно вредна.

Камиль Мусин, «Интеллигенция сделала свое дело, но кое кто не хочет уходить»:

«Модель общества, на которую явно или неявно опирается интеллигенция в своих построениях, проста и состоит из трех слоев: власть, сама интеллигенция и народ.

Такая модель позволяет интеллигенции самопозиционироваться как «элите».

Власть, понятно, угнетает, но ее можно иногда вразумить дельным советом, а пока она не вразумилась, интеллигент мужественно терпит ее выходки. Народ внимает интеллигенту, не все понимает, но чувствует глубинную правоту и равняется на его поступки и образ жизни как на эталон. Задачи интеллигенции — разбудить в народе скрытую интеллигентность. Время от времени народ, прозревший под влиянием интеллигентских идей, сбрасывает ненавистную власть и…

Дальше что то не клеится.

А все потому, что у этой модели есть недостаток: она проста и в нее кое кто не попадает. Если этого «кое кого» попытаться встроить в триединую модель, то она разрушится и элитная позиция интеллигента.

Интеллигенты называют всех, кто не удовлетворяет ихнему пасторальному представлению об обществе и о себе словом «Быдло». Оно же «чернь», «толпа», «плебс», «хамы» и т. д. Как выделить «Быдло» и какие у него устойчивые признаки — неизвестно. Знаем мы лишь то, что «Быдло» в первую очередь не слушает интеллигента, живет само по себе и активно сопротивляется попыткам интеллигенции налаживать его быдловатую жизнь.

«Быдло» необъяснимо, коварно, обло, озорно, стозевно и лаяй. А еще аморфно, так как феномен «Быдла» слишком нетерпим для интеллигентского ума и почти им не изучается. Поэтому интеллигенция, за неимением конкретного материала, лепит образ «Быдла» из самых своих затаенных страхов и фантазий — и «Быдло» выходит преужасным, хоть и сшитым из лоскутов, пугалом.

К тому же, самое главное, — когда, наконец, народ, ведомый чистой и непорочной интеллигенцией, сбрасывает очередной Кровавый Тиранический Режим и вот уже пора ей, интеллигенции, наконец, порулить — всегда почему то получается, что из за спины интеллигенции выходит это самое Быдло и отгоняет чистых борцов от руля!

Страх испытывают все люди. Не боятся только патологические герои (их быстро уносит естественный отбор) и идиоты. Остальные боятся, хотя не всегда в этом признаются. Есть способы борьбы со страхом: подавлять его, не замечать, не поддаваться, наконец…

Осознание и преодоление своего страха (а не подавление, не сокрытие и не глушение наркотическими веществами) есть занятие, воспитывающее в интеллигенте моральные принципы и нравственные нормы поведения. Потому что честно и открыто осознавая и преодолевая свой страх, человек прикасается к его источнику и изнутри понимает многие вещи, которые нельзя объяснить.

Но в России с какого то момента интеллигентность для многих остановилась на втором шаге — на страхе. Особенно после того, как за страх начали платить. Бояться и пугать других стало выгоднее, чем искать и указывать пути идентификации и преодоления проблем. Продажа слов «боюсь что», «самое страшное — это…» и прочих вводных слов интеллигента, а также всякая эсхатология, конспирология, рассуждения о неминучих и уже происходящих катастрофах — все это стало частями и ветвями отлаженного бизнеса, а интеллигентность — брендовой маркой. Всего то, что нужно уметь — это правильно вязать пучки словесных штампов, пересыпая их ужасными предсказаниями. Ответственности и спросу никакого: произойди что, предсказатель горько сжав губы, устало цедит: «ну вот, я же говорил…». А произойди нечто обратное, предсказатель опять же бьет себя в грудь: «Могло быть хуже, но мы предупредили народ и власти были вынуждены…»

Находятся и покупатели — различные политические группы и силы, очарованные способностью продавцов страха запугивать «народ» и подсказывающие им выгодные и актуальные на текущий момент объекты профессиональной боязни. Чтобы бороться с властью, нужно опираться на другую власть или силу — и такие силы услужливо подставляют мощные плечи. Силы эти разные, но брендовый интеллигент всегда убежден ими (или, чаще, самоубежден), что силы эти самые что ни на есть добрые и бескорыстные и в случае победы над ненавистной текущей властью, эти силы отойдут в сторонку и, умильно улыбаясь, предоставят интеллигенции наслаждаться плодами в полном одиночестве. И уж на этот раз интеллигент себя покажет! Как бы не так…»

Интеллигенция всегда будет «пятой колонной» именно в силу сочетания ума (формального интеллекта), комплекса неполноценности и неумения (да и нежелания) брать на себя ответственность. Интеллигент — хороший «пужатель», он всегда может расписать, какие страшные кризисы ожидаются в ближайшем будущем, как все это будет ужасно и так далее. Но даже критик из него никакой: критикуя, он не предлагает другой, лучший выход. Любая возможность ошибки преподносится как чуть ли не неминуемая катастрофа, в связи с чем лучше всего не делать ничего — как бы оно чего не вышло. Но и это не спасет от ожидаемых ужасов, так что выхода нет. Пингвин и гагары в «Песне о буревестнике» Горького — это именно интеллигенты, без разницы, глупый пингвин или умный, и какой IQ у гагар: «… недоступно наслажденье битвой жизни: гром ударов их пугает».

Тем не менее — выхода то нет, интеллигенция начинает приспосабливаться к новым условиям жизни.

«… большинство испуганных интеллигентов… в результате длительного и зигзагообразного процесса поняло, что новый класс не варвар, не хам и дикарь.., что [оно] может с таким же, а может быть и с гораздо большим успехом, нежели буржуазию, культурно обслуживать пролетариат» — Вольфсон С. Я. Интеллигенция как социально-экономическая категория /  / Красная новь. 1925. № 6. С. 156

Новый расцвет интеллигенции пришёлся приблизительно на 60 х годы. Но об этом, — чуть позже, а сейчас разберем еще один важный вопрос, который берет начало именно из начала XX-го века.

МАЛЬЧИКИ ИЗ ИНТЕЛЛИГЕНТНЫХ СЕМЕЙ

Прежде чем взяться за вопрос «интеллигенция и евреи», приведу соображение, которое принято упускать из виду. С. Кара-Мурза в книге «Советская цивилизация от начала до Великой Победы» цитирует дневник Пришвина, в котором тот описывает выборы в комитет (1917г):

»- Товарищи, я девять лет назад был судим, а теперь я оправдал себя политикой. По новому закону все прощается!

Верно! — сказали в толпе. —

И кто то сказал спокойно:

Ежели нам не избирать Мешкова, то кого нам избирать? Мешков — человек весь тут: и штаны его, и рубашка, и стоптанные сапоги — все тут! Одно слово, человек-оратор, и нет у него ни лошади, ни коровы, ни сохи, ни бороны, и живет он из милости у дяди на загуменье, а жена побирается. Не выбирайте высокого, у высокого много скота, земля, хозяйство, он — буржуаз. Выбирайте маленького. А Мешков у нас — самый маленький».

Далее Пришвин формулирует сентенцию: «Бремя власти есть несчастье для человека!». Именно так, с русской точки зрения, дело и обстоит. Русские по характеру — очень большие индивидуалисты, но не западного типа, «атомарного», а с учетом общинной структуры. Западный образ мышление ориентирован на закон: если некто облечен властью, то ему нужно подчиняться, и личные отношения не играют роли. «Ничего личного» — именно оттуда. Скажем, если сосед нарушил тишину в неурочное время, то европеец вызовет полицию, и очень удивится, если тот самый сосед воспримет это как то лично. Для русского же подобная ситуация — дикость: русские ориентированы на справедливость, что далеко не всегда совпадает с законом. Русский индивидуализм отражается именно в подсознательной установке «я другими не стремлюсь командовать, и не желаю, чтобы командовали мной» (четвертая, Северная этика по Крылову).

Кара-Мурза верно замечает: «… власть всегда есть что то внешнее… принявший бремя власти человек неминуемо становится изгоем. Если же он поставит свои человеческие отношение выше государственного долга, он будет плохой, неправедной властью.… Понятно, почему русский человек старается «послать во власть» того, кого не жалко, а лучше позвать чужого…».

Выше приведенное — к вопросу о достаточно стандартной инсинуации: «русские — это такие с рабским менталитетом, которые любят подчиняться чужим».

Остается не менее стандартный вопрос о слишком большом количестве евреев в большевистских органах власти, а затем — среди интеллигенции. Давайте посмотрим на события тех времен.

Александр Севастьянов приводит данные: «До некоторого времени евреям было разрешено, за редким исключением, селиться лишь в черте оседлости — то есть там, где они жили ранее исторически. Из 5,6 млн. евреев, живших в 1913 году в России, только 50 тыс. были рабочими, 250 тыс. — ремесленниками, а остальные работоспособные евреи значились торговцами, ростовщиками, шинкарями и т. д. По переписи российского населения 1897 г., из 618926 человек, занятых в торговле на территории империи, 450427 (то есть 72,8 %!) были евреями. Несмотря на ограничительные квоты, в 1910 г. евреи составляли 10 % студенчества технических вузов. Общеизвестно засилие евреев в предреволюционной журналистике, литературной критике, в руководстве всех политических партий левого толка».

Характерно, не так ли?

Переломный момент: Февральская революция привела к власти Временное правительство, в первый состав которого входили преимущественно либералы разных оттенков и тут же 20 марта 1917 года постановлением Временного правительства евреи были уравнены в правах со всеми остальными гражданами бывшей Российской империи.

Интеллигенция с момента возникновения культивировала в своей среде толерантность. Признаком интеллигентности считалась готовность выступить против «притеснения царским режимом» каких нибудь не русских этнических и вероисповедных меньшинств. Но — именно что не русских. Скажем, в программе кадетской партии пункт № 1 требовал отмены всяких ограничений по национальному и конфессиональному признаку, причем среди дискриминируемых групп в первую очередь упоминались евреи и поляки, но ни словом не говорилось о самом многочисленном слое населения, подвергавшемся стеснению в правах, — о русских старообрядцах.

Не менее характерно, не так ли?

Сразу же после образования Временное правительство подготовило декрет о равноправии евреев «в постоянном контакте с беспрерывно заседавшим Политическим Бюро», т. е. еврейским центром, — пишет его член Я. Г Фрумкин. После публикации декрета еврейское Политическое бюро отправилось с депутацией к главе Временного правительства кн. Львову и в Совет рабочих и солдатских депутатов — «но не с тем, чтобы выразить благодарность, а с тем, чтобы поздравить Временное правительство и Совет с изданием этого декрета Так гласило постановление Политического бюро».

25 июля 1918 года Совет Народных Комиссаров, в свою очередь, выпустил декрет «О борьбе с антисемитизмом и еврейскими погромами».

И — понеслось.

«Великий исход» еврейского населения в столицы — по разным, приведенным нами, причинам — начался в первые же годы коммунистической власти. Еврейская энциклопедия даёт такие цифры: «сотни тысяч евреев переселились в Москву, Ленинград и другие крупные центры»; «в 1920 в Москве проживало около 28 тыс. евреев, в 1923 — около 86 тыс., по переписи 1926 131 тыс., в 1933 226,5 тыс.» Краткая Еврейская Энциклопедия. Иерусалим, 1976.

А. Севастьянов, «Всемирная интифада»:

«Составляя среди населения России всего 4,2 %, евреи среди политических преступников на 1911 год составили 29,1 %.

По мере того, как историческая перспектива «оседлывалась» большевиками, а власть концентрировалась в их руках, революционное еврейство все сильнее устремлялось именно в эту партию и тоже в ней концентрировалось. В августе 1917 года на VI съезде РСДРП (б) в нее вступила всем составом Междурайонная организация РСДПР (группировка Троцкого), в своем большинстве состоявшая из евреев. В январе 1918 г. по инициативе Ленина был даже создан временный комиссариат (с 1921 г. — отдел) по еврейским делам Наркомнаца и специальные еврейские коммунистические секции РКП (б). В марте 1921 г. на 13 й конференции в Минске решение об официальном вступлении всем составом в РКП (б) принял Бунд. В декабре 1922 г. аналогичное решение приняла партия «рабочего сионизма» Поалей Цион (Еврейская Коммунистическая партия). На XI съезде компартии весной 1922 г. делегаты евреи (14,8 %) по численности уступали уже только русским (65,3 %). И т. д. Таковы неоспоримые исторические факты».

И еще набор фактов, озвученных из первых уст:

«Во время «военного коммунизма» мы русскую среднюю и мелкую буржуазию наряду с крупной обчистили… затем была допущена свободная торговля… Еврейская мелкая и средняя буржуазия заняла позиции мелкой и средней русской буржуазии… Приблизительно то же произошло с нашей российской интеллигенцией, которая фордыбачила и саботажничала: ее места заняла кое где еврейская интеллигенция, более подвижная, менее консервативная и черносотенная… мы должны, товарищи, с антисемитизмом вести яростную борьбу» — Н. И. Бухарин. Путь к социализму. — Новосибирск, 1995 (Доклад на XXIV Ленинградской губпартконференции).

«В первые дни революции… когда значительная часть русской интеллигенции отхлынула… как раз в этот момент еврейская интеллигенция хлынула в канал революции, заполнила его большим процентом, по сравнению со своей численностью, и начала работать в революционных органах управления» — М. И. Калинин, «Известия» 25.11.1926).

«Евреи приняли непропорционально высокое участие в революции, заняли соответствующие места в советском и партийном аппарате и, что самое главное, заменили ту самую дворянскую и разночинскую интеллигенцию, которая была изгнана из революционной России» — Р. Нудельман. Современный советский антисемитизм: Формы и содержание. — В кн.: Антисемитизм в Советском Союзе. — Иерусалим, 1979.

16 октября 1917 г. В. Л. Бурцев, которого уж никак нельзя заподозрить в антисемитизме, опубликовал в своей газете «Общее дело» список 159 эмигрантов, вернувшихся в Россию через Германию в известных «пломбированных вагонах». Список ему передал специальный комиссар Временного правительства по ликвидации заграничной охранки С. Г. Сватиков. В этом списке по меньшей мере 99 евреев. В первой группе из 29 человек, приехавших вместе с В. И. Лениным, евреев было 17 человек.

В то время, когда Россия практически лежала в руинах, надо было восстанавливать, а во многом — создавать с нуля промышленности и т. д., произошел, можно сказать, расцвет еврейской культуры. Разумеется, за государственный счет.

В. В. Энгель, «Евреи в период революции и гражданской войны»:

«В эти годы происходит расцвет еврейского театра. Продолжалось развитие иудаики и еврейского образования. Был создан специализированный отдел по еврейскому образованию при Наркомпросе, с 1919 г. при Украинской академии наук была создана еврейская историко-археографическая комиссия, в Киеве функционировал Еврейский народный университет с преподаванием на идиш. В Москве с 1920 г. действовал вечерний Еврейский университет, с 1921 г. — Коммунистический университет национальных меньшинств Запада, в котором был еврейский сектор (с обучением на идиш).»

Во времена нэпа «Евреи торговцы заняли ведущие позиции в частной торговле страны (в Белоруссии к 1926 г. они составляли, например, 90 % от общего числа частных торговцев).

В 20 е гг. по всей стране открылись сотни новых советских еврейских школ, создававшихся в замен запрещенных хедеров и йешив. В крупных городах создавались высшие учебные заведения, призванные готовить кадры для системы пролетарского еврейского образования.… Одновременно в 1921 г. в Москве была создана Центральная еврейская партийная школа (ЦЕПШ) для подготовки партийных и советских работников, способных вести пропаганду на идиш.

Еврейские отделения были открыты на педагогическом факультете Белорусского госуниверситета (БГУ) — 1922 г. и во втором МГУ в 1926 г.

По всей стране были созданы под контролем Евсекции сотни еврейских библиотек, клубов, изб-читален и пр., были открыты десятки еврейских музеев. Активно печаталась литература на идиш».

Но, может быть, евреи, массово заняв нишу интеллигенции, стали работать на благо России? Вопрос, как сами понимаете, риторический. Он настолько подробно разобран многими авторами, что я не вижу смысла уделять ему внимание — все же эта работа о роли интеллигенции, а не евреев. Хотя приведу пару примеров.

Первый — показательный в плане причиненного вреда. Выдающегося русского дипломата Георгия Васильевича Чичерина, который вследствие болезни не мог уделять работе должное время, заменил М. М. Литвинов (настоящее имя — Макс Валлах). Находясь в Германии, он не скрывал свою антигерманскую позицию, что отнюдь не способствовало улучшению отношений между русскими и немцами. Собственно говоря, если бы он хотел честно служить России, то он отказался бы от должности — понятно, что еврей не очень хорошо подходил на роль посла в Германии времен Гитлера. Проще говоря, Валлах делал все, что мог, чтобы не допустить союза Рейха и России. Рекомендую на эту тему книгу С. Кремлева «Запад против России. Россия и Германия: путь к пакту», которая, хотя и не является строго исторической работой в академическом смысле, но зато дает ясное понимание упущенных возможностей того времени.

Второй пример показателен в личном плане. Жил-был Арон Львович Шейнман, Председатель Правления Государственного банка РСФСР, с 1924 — и нарком внутренней торговли СССР. На сайте Центробанка его биография заканчивается просто и скромно: «В октябре 1928 г. А. Л. Шейнман уехал в командировку в Германию. В апреле 1929 г. его официально освободили от должности Председателя Правления Государственного банка СССР и от должности заместителя наркома финансов. Умер в Великобритании в 1944 году». Ненавязчиво пропущен небольшой нюанс: официально освободили его от должности потому, что в апреле 1929 года он стал невозвращенцем — решил остаться в Англии (получил подданство в 1939 году). Прямо таки мечта интеллигента: порулить в «Рашке», а затем — удрать на «благословенный Запад». Вот скажите, только честно — вы себе представляете русского на должности такого уровня, который совершит подобный поступок?

Но предоставим слово самим евреям. Вестник Еврейского университета в Москве, № 3 (13), 1996. О. Будницкий, «В чужом пиру похмелье (Евреи и русская революция)»:

«Владимир Жаботинский, принципиальный противник участия евреев в русской революции, писал тем не менее, что еврейская кровь на баррикадах лилась «по собственной воле еврейского народа». В ответ на упреки за эту фразу он заявил, что считает невежественной болтовней «все модные вопли о том, что у евреев нет народной политики, а есть классовая. У евреев нет классовой политики, а была и есть (хотя только в зародыше) политика национального блока, и тем глупее роль тех, которые всегда делали именно эту политику, сами того не подозревая. Они делали это на свой лад, с эксцессами и излишествами, но по существу они были все только выразителями разных сторон единой воли еврейского народа. И если он выделил много революционеров — значит, такова была атмосфера национального настроения. Еврейские баррикады были воздвигнуты по воле еврейского народа. Я в это верю, и раз оно так, я преклоняюсь и приветствую народную революцию».

Вполне прагматически, в отличие от сиониста Жаботинского, высказался о заинтересованности евреев в революции уже после свержения самодержавия его идейный антагонист бундовец Р. А. Абрамович. Выступая на московском Государственном совещании в августе 1917 г., он говорил: «… только полное закрепление побед революции, только полная и решительная демократизация всей жизни страны может навсегда положить конец угнетению еврейского народа в России и обеспечить ему… национальное самоуправление… Вот почему еврейские рабочие и трудящиеся, не только как члены великой семьи трудящихся всего мира, не только как граждане свободной России, но и как евреи, кровно заинтересованы в дальнейшем укреплении революции в России».

Вот видите, как все интересно: еврейское национальное самоуправление в России. Да и фраза «еврейские рабочие и трудящиеся» тоже забавляет, честно говоря…

Резюме: в результате описанных событий интеллигенция в России стала в значительной части еврейской и обслуживала она интересы государственного аппарата, в котором процент евреев был также непропорционально высок.

В контексте работы важно следствие: ценности интеллигенции, и до этого бывшие космополитическими и либеральными, начали становиться отчетливо еврейскими.

В прошлый раз мы остановились на том, что ценности интеллигенции, и до этого бывшие космополитическими и либеральными, после революции начали становиться отчетливо еврейскими, а со временем и стали. Напомню в высшей степени характерную «Резолюцию» всесоюзной читательской конференции журнала «Советиш Геймланд» («Советская родина»):

«Собравшись 21 сентября 1989 года на Всесоюзную читательскую конференцию журнала «Советиш Геймланд», представители еврейской творческой интеллигенции тридцати городов Советского Союза — писатели, художники, композиторы, историки, публицисты, артисты, педагоги, совместно с любителями еврейской словесности, еврейской культуры и искусства заявляют, что на нынешнем крутом повороте в жизни нашего общества советские евреи, творческие силы еврейского народа связывают судьбу своей культуры с перестройкой» (Перестройка и еврейский вопрос. — М., АКСО, 1989. — Вып. I, с. 10).

Не будем вычислять процент евреев среди интеллигенции — этим кто только не занимался, а, главное, — дело совсем не в этом. Суть в том, что интеллигенция как таковая de facto превратилась в не строго-национальную-диаспору.

Константин Крылов в своей работе «Поведение» пишет в разделе «Нулевая этическая система: диаспоры»:

«Мне нет дела до других, как и им — до меня. Как другие ведут себя по отношению ко мне, пусть так себя и ведут. Как я веду себя по отношению к другим, так я и дальше буду себя вести. Все действуют так, как считают нужным, и я тоже действую, как считаю нужным».

Человек, принявший подобные жизненные установки, находится, так сказать, «по ту сторону добра и зла» — точнее, он их просто не различает. Разумеется, ему доступно понимание некоторых ценностей: он хорошо знает, что такое «полезное» и «вредное», он даже может делать добро тем людям, которые ему чем то нравятся, и при этом даже не ждет за это благодарности, поскольку не понимает, что это такое. Он не обидчив: он вполне способен договориться с человеком, который причинил ему зло, если изменились обстоятельства, и ему понадобилось обратиться к этому человеку. С другой стороны, он и сам способен сделать другим людям все, что угодно, если это ему в данный момент покажется выгодным.… Такие люди (и такие сообщества) могут нормально существовать только среди других людей (и других народов) и за их счет — систематически эксплуатируя их доверие. С другой стороны, эти сообщества могут образовывать из себя подобия «народов»…».

Не правда ли, очень похоже на интеллигенцию? Если за некую идею интеллигент способен сражаться беззаветно (так как не мыслит себя отдельно), то методы он не выбирает. Конечно, нельзя сказать, что любой интеллигент способен на любую подлость — но ограничение идет лишь в том случае, если идея, отстаиваемая конкретным интеллигентом, включает некую этическую часть. Во всем остальном, — все средства хороши, от доносов до фальсификации фактов.

Замечу, что Крылов относит поведение интеллигентов к варварскому:

«…«русская интеллигенция» — как сообщество — демонстрирует на протяжении всей своей истории типично варварское поведение. Заметим, что речь не идет об интеллектуалах, или лицах, занятых высокоспециализированным трудом. Как известно, принадлежность человека к «русской интеллигенции» не определяется уровнем образованности, квалификации и т. п. Многие типичные интеллигенты -глубоко невежественные люди. Принадлежность к интеллигенции — это, прежде всего, определенная позиция.

«Русский интеллигент» — это человек, решающий свои проблемы за счет того, что он доставляет обществу неприятности, хотя и не оружием, а словами. Интеллигенция ведет себя по отношению к русскому обществу (и тем более к государству) примерно так же, как скандалист в очереди: он непрерывно оскорбляет всех присутствующих, и ждет, что его пропустят вперед просто затем, чтобы он, наконец, замолчал. «Русская интеллигенция» состоит из людей, добивающихся определенного социального статуса, материальных благ и т. п. тем же самым путем. Это не значит, что подобная деятельность всегда безопасна. Но жизнь любых варваров вообще рискованна: цивилизованные люди обычно уступают их давлению, но в некоторых случаях могут попытаться уничтожить. Тем не менее, варвары идут на этот риск, — поскольку, как уже было сказано выше, варварство является принципиальной позицией. Варвар потерял бы самоуважение, если бы его заставили жить так, как живут цивилизованные люди. То же самое относится и к русской интеллигенции: так, простая лояльность по отношению к собственной стране (не говоря уже о патриотизме) всегда считалась в этой среде чем то совершенно недопустимым, а непрерывное изъявление своего недовольства — обязательным. Именно такую цель имеет тотальная критика интеллигентами всех аспектов русской жизни и целенаправленное внушение русским людям чувства иррациональной вины (прежде всего перед «российским мыслящим классом», а также и перед кем угодно еще). Как правило, эта «критика» использует ряд идей, созданных на Западе (например, либеральных социально-экономических теорий), причем ссылающиеся на эти идеи лица обыкновенно не понимают смысла того, о чем они говорят: это еще один случай использования орудий, созданных цивилизацией, для борьбы против цивилизации».

Однако не вижу противоречия. Интеллигенты как класс представляют собой именно что не-национальную диаспору, объединяющую людей с варварским поведением, притязающим на интеллектуализм. Именно это я подробно расписывал в предыдущих частях статьи.

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ В СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД

Не буду расписывать это время подробно — о нем писали очень много и без меня. Отмечу лишь, на мой взгляд, главное.

Жалоб на жизнь в СССР от интеллигенции можно найти немало. С. Г. Кара Мурза цитирует А. С. Ципко: «Не было в истоpии человечества более патологической ситуации для человека, занимающегося умственным тpудом, чем у советской интеллигенции. Судите сами. Заниматься умственным тpудом и не обладать ни одним условием, необходимым для постижения истины». И, вполне справедливо, комментирует: «Представляете, в СССР люди не обладали ни одним условием для постижения истины. Ни одним! Не имели ни глаз, ни слуха, ни языка, ни безмена. Как же они вообще могли жить, не говоря уж о том, чтобы в космос Гагарина снарядить? Ну, разве это умозаключение человека с нормальной логикой и здравым смыслом?

Выражением осознанного отделения от «массы» и странного рецидива этого сословного сознания в среде «рабоче крестьянской интеллигенции» стал поток пошлых похвал в ее адрес, который заполнил страницы и эфир во время перестройки. Академик Д. С. Лихачев, получив титул «совести нации 3 го ранга», льстит интеллектуалам: «Естественно, их роль в обществе можно определить как ведущую. Это соответствует месту интеллигенции, которое она должна по праву занимать. Испокон веков на Руси интеллигенция была эталоном нравственности, духовности, культуры».

Что это за чушь? Какие «испокон веков», какая Русь? Интеллигенция, как культурный тип, появилась в XIX веке в качестве продукта разложения сословного общества и, уж точно, никогда не была «эталоном нравственности», ибо ее главной отличительной чертой была больная совесть и нравственные метания. Разве могут метания и непрерывная «смена вех» быть эталоном? Чему может научиться юноша у Родиона Раскольникова?».

Конечно, и Кара-Мурза прав, и можно долго расписывать неблагодарность интеллигенции, и ее нарочито короткую память… Не будем тратить время. Лучше внимательно обдумаем факт, который мало кто понимает.

Pioneer, «Интеллигенция как социальный феномен»:

«Если для интеллигенции науки (и культура вообще) суть дисциплины второстепенные, вспомогательные, то, что же для Интеллигента главное?

Неприязнь к практическим наукам в сочетании с фанатичной верностью Идеям составили славу о трогательной «непрактичности» интеллигента, иначе говоря, знаменитый «идеализм» русской интеллигенции. (Надо заметить, что социальный антагонизм Интеллигенции и Науки сокрыт глубоко и не очевиден. Обычно Интеллигенция публично одобряет науки, любит именовать свои идеологические воззрения «научными» и не прочь заполучить для себя научные звания и регалии).

Советская номенклатура в первую голову ориентировалась на мнения и настроения интеллигенции, в целом, по мере сил обсуживала интересы советской интеллигенции. Предполагаю, многим соотечественникам будет психологически сложно согласиться с этим тезисом, поскольку, как мы уже отмечали ранее, распространено предубеждение о несовместимости номенклатурности и подлинной интеллигентности. Удивительный предрассудок! Ведь именно интеллигенты основали советское государство, большевистское правительство более всего напоминало редакцию левой радикальной газеты. Вожди революции по роду профессиональных занятий были, как они сами выражались, «литераторы». Занятно, со временем интеллигенция перестала воспринимать этих персонажей в качестве «своих». Как советские коммунисты никогда не бывали осуждены советским правосудием, поскольку до суда их аккуратно исключали из Партии, так и интеллигентов перед судом истории исключают из рядов Интеллигенции…

Советская социальная политика имела ясно декларированную цель — построение Коммунизма и воспитание Нового коммунистического человека (одно без другого предполагалось невозможным). И, кроме свойств вполне фантастических, ожидаемый «новый человек» советскими идеологами наделялся чертами реального прототипа — Интеллигента. Собственно когда «шестидесятники» задумались о скором наступлении коммунизма, то Человечеством будущего им привиделась именно Интеллигенция (как идеал Интеллигента в своем предельном развитии). С тех романтических пор в советском обществе принято гордиться образованием собственной интеллигенции буквально во всех слоях общества: рабочая интеллигенция, крестьянская, военная и даже партийная. Не погрешим против правды, если скажем, что подлинная цель реального социализма — сделать из человека Интеллигента».

Обратите внимание на хитросплетение: для народа проповедовался культ Труда, между тем как интеллигенция паразитировала, не желая не только трудиться (т. е. производить материальные либо культурные ценности), но даже и править — это означало бы принятие на себя ответственности.

«Советская номенклатура ведет свое социальное происхождение прямо от интеллигенции.… Например, такие выдающиеся деятели «перестройки» и «реформ» как Е. Гайдар, С. Кириенко или А. Яковлев (и многие, многие другие, нет смысла перечислять) без всяких оговорок принадлежат к партийной номенклатуре высокого ранга. И не то, чтобы интеллигенция считала их «хорошими» (прогрессивными) советскими функционерами в противовес «плохим» (реакционерам), нет, — их просто не признают за презренных «номенклатурщиков» и все. Не желают видеть очевидного — и «не видят».

Однако интеллигенция и советская номенклатура связаны не только генетически.

Номенклатура вообще весьма своеобразная форма организации правящего класса, она никак не выводится из догм марксистской идеологии и не следует из известных исторических традиций государственного строительства. Зато прекрасно проистекает из ментальности и обычаев русской интеллигенции.

Мы не хотели бы быть превратно понятыми таким образом, что номенклатура и советская интеллигенция тождественны, или, что номенклатура — есть элита интеллигенции. Проблема не сводится к взаимоотношениям интеллигенции и номенклатуры. Важно то, что сам принцип номенклатурности вполне во вкусе интеллигенции и поэтому привился в советской жизни (фактически сохранился и после распада СССР, причем его питательной средой явилась в большей мере либеральная интеллигенция). По своему духу идея номенклатуры глубоко интеллигентна, — контролировать власть, по возможности уклоняясь от прямой ответственности, поскольку интеллигент желает «отвечать» лишь за приверженность Идеалам, но не за последствия своих деяний».

Еще один фактор интеллигентности номенклатуры — это претензии на способность управлять всем, чем угодно. Номенклатурный работник мог «заведовать», скажем, тяжелой промышленностью, а потом (в том числе и по причине некомпетентности) мог быть переведен на что угодно, скажем, на пропаганду чего то там где то там. Если сильно провинился, то могли отправить «в глубинку», но все равно — руководить.

Интеллектуалу этого выверта мышления никогда не понять: как можно уметь руководить всем подряд? Для того, чтобы делать это качественно, надо знать соответствующее производство, отрасль науки и т. д. Разгадка проста: целью ставится не развитие и прогресс, а сам процесс руководства. Продвижение Гениальных Идей.

Одной из такой идей была (правда, никогда не высказываемая в явном виде) прогрессирующая профанация интеллектуального труда и образования как такового.

Сергей Волков, «Интеллектуальный слой в советском обществе»:

«В сферу умственного труда включались профессии и занятия, едва ли имеющие к нему отношение. Плодилась масса должностей, якобы требующих замещения лицами с высшим и средним специальным образованием, что порождало ложный «заказ» системе образования. Идея «стирания существенных граней между физическим и умственным трудом» реализовывалась в этом направлении вплоть до того, что требующими такого образования стали объявляться чисто рабочие профессии. Как «требование рабочей профессии» преподносился и тот прискорбный факт, что люди с высшим образованием из за нищенской зарплаты вынуждены были идти в рабочие. При том, что и половина должностей ИТР такого образования на самом деле не требовала (достаточно вспомнить только пресловутые должности «инженеров по технике безопасности»).

Обесценивание рядового умственного труда, особенно инженерного, достигло к 70 м годам такого масштаба, что «простой инженер» стал, как известно, излюбленным персонажем анекдотов, символизируя крайнюю степень социального ничтожества».

Таким маневром интеллигенция одновременно обеспечивала себе легитимность (мол, среди рабочих тоже есть рабочая интеллигенция и т. д.) и проявляла свои склонности к разрушению всего, что может быть созидательным.

В заключение процитирую рассуждения Эрвина Лангмана об истоках ненависти русской творческой интеллигенции к стране происхождения.

«Не поручусь за новизну своей мысли и за ее истинность, но кажется мне, что здесь главным стимулом является заложенный в подкорку уже на генетическом уровне страх.

Страх легко объяснимый, если мы посмотрим повнимательнее на пресловутые «сталинские репрессии». Практически с полной уверенностью можно сказать, что подавляющее большинство тех, кто попал под расстрел, принадлежали к образованной части населения — интеллигенция, военные, и т. д.

Причина такого распределения предельно ясна — взлетевшая на волне революции гнусь была ярым противником какого бы то ни было государственного строительства, фактически в большинстве своем исповедуя тот самый принцип «Россия — вязанка хвороста для мировой революции» — плюс желание собственного обогащения. В этих условиях начатое Сталиным строительство СССР как новой Российской Империи с социалистическим устройством экономики — было бы обречено на провал, в силу противодействия этой массы.

Рецепт лежал на поверхности и был использован. Мешавшие строительству были стерты в лагерную пыль. Вместе с ними — какой то процент непричастных и вообще невиновных — но, уж извините, не было в НКВД телепатов.

Вслед за очищением армии и промышленности — почистили и НКВД, убрав оттуда «возомнивших».

Если бы существование сталинской системы продолжилось (смени его Берия, скажем) — все бы закончилось нормально, но… ударом по системе стала «оттепель». Массовая реабилитация, которая на самом деле была тягчайшим преступлением перед народом.

Дети и внуки репрессированных получили карт-бланш как «пострадавшие» — и выплеснули на страну запас ненависти. Когда прогнившая советская бюрократия разрушила СССР — были сняты последние ограничения.

Творческая интеллигенция — «недострелянные ублюдки» — потеряли последние ограничители. И если кто то считает, что они «исправятся», или что «можно приставить хорошего консультанта и фильм будет правдивый» — то он заблуждается.

Никогда они не исправятся. Они ненавидят Россию («эту страну»), даже часто не сознавая своей ненависти. Ненавидят по очень простой причине — существование сильного государства, державы, охраняющей интересы своих граждан — несовместимо с личным благополучием 9 / 10 этой шоблы.

Поэтому они будут делать все, чтобы внушить народу мысль об отвратительности СССР. Параллельно будет пропагандироваться «Россия, которую мы потеряли». Как безопасное плацебо — ибо Монарха нет, и никаких перспектив возвращения Российской Империи — нет тоже. Если бы такие перспективы, перспективы трансформации РФ в Российскую Империю — в настоящую Империю, а не сусальный лубок — действительно были бы — поверьте, каждый Император в отдельности и все вместе уже были бы смешаны с грязью не хуже, чем попытались смешать Сталина».

Добавлю, что сейчас ведется, именно по указанным причинам, идеологическая война против Империи как идеи, уж очень она ненавистна интеллигентам.

ИНТЕЛЛИГЕНТСКАЯ ГНОСЕОЛОГИЯ

Об оторванности интеллигентских идей от действительности уже писалось, и нижеследующий отрывок логичнее было бы привести ранее. Но тогда я еще не читал эту работу, так что добавлю еще один важный для понимания интеллигентского мышления аспект.

Симон Кордонский, «Административные рынки СССР и России», глава «Интеллигентность как административно-рыночный товар»:

«Обычное научное знание и методы познания недоступны российским интеллигентам, поскольку это элементы совсем другой, не интеллигентской культуры. Интеллигенты используют вырванные из контекста научного исследования понятия, факты, эмпирические обобщения и диагностические формулы, включая их в свои театрализованные концепции на правах «научно доказанных» предпосылок деятельности. Использование научной атрибутики в нормальном обществе безвредно, поскольку нейтрализуется сложными механизмами научного сообщества и политической практикой, проверяющей идеологемы на адекватность. Но в интеллигентном обществе образы из театрализованной истории неизбежно становятся понятиями объясняющей и утверждающей самое себя идеологемы и не поддаются не верификации, ни фальсификации.…

Эти теории не подлежат научной критике, но только научному (или клиническому) исследованию — как факты социологии (или психиатрии), их описывающих, систематизирующих, исследующих экспериментально и в конечном счете объясняющих.

.. основной формой познания мира для интеллигенции является историзованное искусство (отсюда и концептообразующая функция искусствоведения). Но восприятие и переживание окружающего через отождествление с художественными типами (даже нищих интеллигент воспринимает по степени их театральности) не исключает других форм исследовательского отношения к миру. Из многообразия форм собственно познавательного отношения к миру интеллигенты предпочитают редукцию и экспертизу. Часть интеллигентов имеет склонность редуцировать значимую для них историческую и политическую реальности до профессионально знакомой и используют профессиональные, иногда очень качественные знания для обьяснения важных с их точки зрения исторических и политических событий. Иногда это дает выдающиеся результаты (например, исследование пространства иконописи механиком Раушенбахом). Но, чаще всего, попытки редуцировать социальную и экономическую специфику России до закономерностей, описываемых другими областями знания, выглядят трагикомически, Например, исторические экскурсы специалиста по математической логике и основаниям математики Есенина-Вольпина (где специфика истории и социологии сводится к отношениям между придуманными автором логическими переменными). Или этнографические построения профессионального политзэка Льва Гумилева, которому ойкумена представляется совокупностью «зон» и пространств возможных побегов, актуализируемых благодаря особым качествам (пассионарности) рожденных в неволе».

ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ ВО ВРЕМЯ «ПЕРЕСТРОЙКИ» И В СОВРЕМЕННОСТИ

Напомню про специфический для интеллигенции вид деформации сознания -гипостазирование, то есть присущее идеализму приписывание абстрактным понятиям самостоятельного существования. В другом смысле термин употребляется как обозначение возведения в ранг самостоятельно существующего объекта того, что в действительности является лишь свойством, отношением чего либо.

Про термин «рынок» в этой роли уже писалось. Да и после Кара-Мурзы добавить нечего. Он же проанализировал и другие гипостазированные термины:

«Важным объектом гипостазирования стало и понятие «частной инициативы». Как будто в ней кроется какая то магическая сила, как у «невидимой руки рынка». В. В. Путин делает такое утверждение: «Очевидно, что мотором экономического роста является частная инициатива — как российского, так и зарубежного бизнеса, работающего на российской территории». (16 мая 2003 года, Послание Федеральному Собранию Российской Федерации — А. Б.)

Почему же это «очевидно»? Как раз наоборот. Это не очевидность, а постулат либеральной доктрины времен Адама Смита, который давно уже опровергнут историческим опытом. Мотором экономического роста, начиная с цивилизаций Тигра и Евфрата с их каналами и дамбами, являются большие организации людей, способные разрешать противоречия интересов, координировать усилия и мобилизовать ресурсы в масштабах, недоступных для частной инициативы. Наиболее высокие темпы и качество экономического роста были достигнуты в СССР в 30 е годы, во время Отечественной войны и в ходе восстановительной программы. Это — общепризнанный в мировой экономической науке факт.

Возьмем реальность наших дней — экономику США, светоча и маяка наших либеральных реформаторов. Из большого кризиса 30 х годов эта экономика вылезла благодаря вмешательству государства («Новый курс»), а главное, благодаря введению принципов административно командной экономики времен войны».

Вся «перестройка» совершалась интеллигенцией, для которой это была Очередная Великая Идея, во имя которой гибли люди и разрушалась страна.

«Это не так уж удивительно. Для нас здесь важнее другое. Если привлечь результаты исследований ВЦИОМ, то видно удивительное сходство по главным вопросам установок интеллигенции (конца 80 х годов) и элиты. А значит, мы имеем эмпирическое подтверждение резкого отрыва мировоззренческих установок интеллигенции от «тела народа», от массы носителей нашей культуры. Вот над этим надо задуматься.

Назову два пункта, важных в программе перестройки и реформы, в которых разрыв заметен в наибольшей степени. Первый — это отношение к экономическому либерализму и роли государства. Выражено это в ответах относительно утверждения «Государство должно устанавливать твердые цены на большинство товаров» (население — «за», а элита «не согласна»).

Второе утверждение более фундаментально: «Переход к рыночной экономике необходим для выхода из кризиса и процветания России». С ним согласны оба контингента элиты, но к нему очень скептически относится население в целом.

…массовая утpата здpавого смысла, способности кpитически оценивать утвеpждения, довеpие к самым абсуpдным обещаниям — все это стало нормой нашей общественной жизни. Люди грезили наяву, отвергали, иногда очень злобно, предупреждения, мешающие наслаждаться приятными образами близкого будущего, которые им рисовали идеологи. Не грузите меня! Полная свобода! Гласность не должна иметь пределов! Возвращение в цивилизацию! Общечеловеческие ценности! Постиндустриализм!».

».. возьмите недавние похвалы А. Н. Яковлева в адрес Гайдара и Чубайса: «Мне ясно, что благодаря «шоковой терапии» Гайдара наши люди узнали, что такое деньги. Благодаря Чубайсу и его приватизации у нас узнали, что такое собственность. Это великое дело» (А. Яковлев. О перестройке, демократии и «стабильности». — «Независимая газета» от 2 / 12 / 2003).

Что за несообразные со здравым смыслом рассуждения! Благодаря Гайдару наши люди узнали, что такое отсутствие денег — особенно в тот момент, когда они проснулись и узнали, что у них украдены сбережения (ни много ни мало, а 400 миллиардов долларов). А приватизация Чубайса была именно экспроприацией, то есть лишением граждан их собственности и получаемых с нее доходов. Это вещь настолько очевидная и элементарная, что высказывание престарелого «архитектора перестройки» можно трактовать только как циничное постмодернистское комбинирование слов для создания фиктивного образа реальности. Если следовать логике А. Н. Яковлева, то человек только благодаря топору палача узнает, что такое жизнь — после удара этого топора по его шее».

Это все в прошлом, а история, как известно, сослагательного склонения не имеет. На данный момент самым актуальным вопросом является вступление РФ в ВТО, — и здесь мы видим ровно ту же интеллигентскую схему: превозносится необходимость этого самого вступления, но при этом тщательнейшим образом не говорится о сути происходящего.

Вот подумайте сами, — какое воздействие может оказать вступление в ВТО. Я не экономист и не буду приводить экономические теории. Поговорим о фактах. Дело ведь не просто в «как торговать».

Например, свободный доступ иностранных фирм на рынки РФ и уравнение их в правах с отечественными нанесет несравненно более тяжелый удар по экономике, чем снижение пошлин: кто нибудь сомневается в том, что у иностранных фирм во первых, есть преимущество в активах, а во вторых — нет желания развивать Россию?

Вот, кстати, очень показательный пример от моего друга с Украины:

«Пару дней назад случайно попал на одно заседание. Представитель одной очень крупной страховой компании рассказывал (читай — рекламировал) об услугах негосударственного пенсионного фонда. Очень пространно и скучно (то, что он изложил за час, можно было ужать до 5 10 мин). Я развлекался тем, что отлавливал в его речи приёмы манипуляции сознанием.

Страховую компанию, чтоб она не лопнула, подстраховывает ещё одна крупная международная страховая компания — т. н. перестраховка. Так вот. Господин представитель, чтобы убедить нас в том, что дело это надёжно и стабильно, что пенсионные накопления никуда не денутся из за политической нестабильности на Украине, сказал такое, что я перестал считать это заседание зря потраченным временем:

«Перестраховочная компания гораздо стабильнее украинской власти, наши политические катаклизмы для неё как слону булавочный укол. Имея миллиарды долларов, она, в случае необходимости, спокойно обеспечит принятие любых нужных для работы законов и избрание любой власти, способной обеспечить интересы её бизнеса».

Продолжим. Не стоит забывать, что обязательным условием ВТО является уравнивание внутренних и мировых цен на топливо и электроэнергию, а также транспортных тарифов. В настоящее время ликвидация таможенных пошлин и квот на вывоз сырья повлечет за собой такой скачок цен на энергоносители, что с большой вероятностью может парализовать не только промышленность, но и системы жизнеобеспечения населения (например, теплоснабжение). А ведь и так, даже в последнюю зиму, не было особых неприятностей исключительно из за аномально теплой погоды.

К тому же, самое главное воздействие нормы ВТО окажут на отечественное производство. Основная часть промышленности, за исключением сырьевой, а также значительная часть сельского хозяйства после вступления России в ВТО обанкротятся и будут ликвидированы. Обязательной нормой ВТО является отказ государства от избирательной поддержки отдельных отраслей или предприятий посредством субсидий, дотаций, льготных цен, налогов и т. д. Сейчас такая поддержка государства позволяет отечественному производителю удерживаться на грани жизни и смерти, выдерживая конкуренцию зарубежного производителя. Если РФ в ее нынешнем состоянии выполнит это условие ВТО, она моментально потеряет все современные, технологически передовые отрасли производства. Стало быть, утратит всякие шансы на выход из кризиса и восстановление народного хозяйства.

О мелочах вида «если ликвидировать производство, что тогда будет с рабочими» и говорить не приходится. Великая Идея работает просто.

Возьмем, скажем, производство автомобилей. Пусть наши машины надо доводить напильником после покупки, но при этом они доступны по цене, ремонтируются самостоятельно при многих поломках, при этом запчасти — действительно недорогие. Что будет, если такой неконкурентоспособный завод закрыть? Очень просто: в продаже будут только иностранные автомобили. Которые доступны по цене (включая техобслуживание и ремонт) гораздо меньшему слою населения. И уж точно не смогут их купить уволенные с обанкротившегося завода.

Вот отрывок исследования вопроса консалтинговой компанией «Martex»:

«После вступления России в ВТО в середине 2007 года начнется активное освоение отечественного рынка иностранными компаниями. На российский рынок придут международные корпорации (капитализация первых десяти крупнейших корпораций в мире составляет от 200 до 490 млрд. долларов) и усилят конкуренцию во всех отраслях экономики, что приведет к значительному увеличению маркетинговых расходов на поддержание рыночных позиций. В связи с этим наметятся значительное падение рентабельности бизнесов отечественных предприятий и снижение их конкурентоспособности. Это, в особенности, относится к пищевой, фармацевтической, химической, авто- и авиастроительной, легкой и электронной промышленности, секторам страхования, финансовых услуг и розничной торговли, мелкому и среднему бизнесу.

Опыт стран Балтии и Восточной Европы показал, что при слиянии национального и международного рынков происходит потеря национального контроля над целыми отраслями экономики. Подобная угроза существует и для России при вступлении в ВТО.

В первую очередь пострадает сельскохозяйственный сектор. Как известно уровень поддержки государством аграрного сектора, например, в США, Канаде, в странах Евросоюза в десятки раз отличается от ситуации в России. А по условиям вступления в ВТО Россия должна снижать господдержку сельского хозяйства каждые пять лет на 5 10 процентов.

Аналогичная ситуация сложится и вокруг других отраслей экономики, главным образом — из за снижения экспортных пошлин, отрывающих широкую дорогу импортным товарам на отечественный рынок.

Существенно может пострадать сфера финансовых услуг, поскольку ВТО требует обеспечения равного доступа частного капитала к оказанию любых услуг и открытой международной конкуренции в этой области. Это будет означать, что с серьезными проблемами выживания столкнутся, например, российские банки и страховые компании».

Укажите хоть на одну отрасль, кроме разве что из разряда сырьевых-добывающих, которой выгодно ВТО.

А вот посол США в РФ Уильям Джозеф Бернс недавно заявил, что «Россия нуждается в ВТО, а ВТО нуждается в России». При этом честно признал, что «ВТО не панацея и не волшебная палочка» и, что на ряде отраслей российской экономики этот процесс скажется негативно. Но и в этом случае, с оптимизмом отметил американец, через некоторое время полученные за счет либерализации торгового режима выгоды значительно превысят потери. Интересно — какие же выгоды? Огласите для начала, пожалуйста, весь список!

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Честно говоря, не хочется писать длинно и подробно. Думаю, вполне достаточно того, что интеллигенцию можно моделировать как ментальный вирус, который поражает живой организм (нацию) и может привести к физической гибели этого самого организма.

И, главное, не смешивайте интеллектуальность и интеллигентность!

«- Хорошо, хорошо! — с раздражением вскричал Клоп. — Все это прекрасно. Но, может быть, хоть один представитель хомо сапиенс снизойдет до прямого ответа на те соображения, которые мне позволено было здесь высказать? Или, повторяю, ему нечего возразить? Или, может быть, человек разумный имеет к разуму не большее отношение, чем очковая змея к широко распространенному оптическому устройству? Или у него нет аргументов, доступных пониманию существа, которое обладает лишь примитивными инстинктами?

У меня был аргумент, доступный пониманию, и я его с удовольствием предъявил. Я продемонстрировал Говоруну свой указательный палец, а затем сделал движение, словно бы стирая со стола упавшую каплю».

А. и Б. Стругацкие. «Сказка о тройке».