Как советский агитпроп создавал положительный образ национал-социализма + фашизма

Подружиться с врагом



«Вальс любви». 1939 г.

На страже. Новые отношения с нацистской Германией потребовали и новой пропаганды. Советский Главлит, подобно оруэлловскому Министерству правды, бросился «исправлять прошлое», чтобы не обижать «друга» Гитлера. Как выкручивалась советская цензура — изучал The New Times

Немецкий журналист Вольфганг Леонгард, который в юности жил в Москве, а позже написал книгу «Шок от пакта между Гитлером и Сталиным», вспоминал: «Особенно бросались в глаза изменения, уже на следующее утро после заключения пакта, в кинопрограммах, а вскоре — и в репертуаре театров. Сразу со всех экранов были сняты известные антифашистские кинофильмы «Профессор Мамлок» (по театральной пьесе Фридриха Вольфа) и «Семья Оппенгейм» (по роману Лиона Фейхтвангера)».
Цензурной вивисекции стали подвергаться даже сочинения, не имевшие, казалось бы, никакого отношения к «текущему моменту». Это коснулось и культового фильма «Александр Невский», на некоторое время (правда, короткое) снятого с экранов, и произведений, посвященных Русско-прусской войне ХVIII века, и даже оккупации немецкой армией Украины в годы Гражданской войны. Главный прокурор СССР Андрей Вышинский, незадолго перед тем занявший пост зампреда Совнаркома, обратил внимание своего тогдашнего шефа Молотова на такой «нежелательный» факт: «Я прослушал в театре им. К.С. Станиславского (в закрытом спектакле) оперу С.С. Прокофьева «Семен Котко». Считаю целесообразным внести в либретто изменения, устранив эпизоды с австро-германскими оккупантами... Тов. Прокофьев с этим предложением согласен».

Ничего личного

Двусмысленные и циничные игры с фашизмом начались задолго до августа 1939-го. Агитпроп, нещадно критикуя фашизм в период с 1933-го по август 1939 года, в очень редких случаях дозволял персональные нападки на его главарей. 8 октября 1933 года Политбюро установило правило: в радиопередачах на немецком языке информацию о Лейпцигском процессе* * Судебный процесс против коммунистов, ложно обвиненных в поджоге рейхстага, проходил в Лейпциге 21 сентября — 23 декаб­ря 1933 года. допускать «по ТАСС без личных нападок на членов Германского правительства». Политбюро подготовило даже особое постановление «О печати в связи с процессом о поджоге рейхстага» (13 сентября 1933 года), в котором «рекомендовало» газетам избегать «материалов в той части, в какой они касаются лично членов германского правительства». Лондонский корреспондент «Правды» прислал 2 марта 1933 года сообщение, почерпнутое из газеты «Дейли геральд», о том, что «в бытность в Швеции Геринг содержался там длительное время в частной больнице для умалишенных, а потом в коммунальном сумасшедшем доме». Редакция «Правды» сочла необходимым испросить санкции на публикацию у самого вождя. На запросе его собственноручная резолюция: «Не печатать. Ст.»

<hr/>О ратификации советско-германского договора о ненападении. Сообщение тов. Молотова на заседании Верховного Совета Союза ССР, 31 августа 1939 года
«...т. Сталин бил в самую точку, разоблачая происки западноевропейских политиков, стремящихся столкнуть лбами Германию и Советский Союз. Надо признать, что и в нашей стране были некоторые близорукие люди, которые, увлекшись упрощенной антифашист­с­кой агитацией, забывали об этой провокаторской работе наших врагов. Тов. Сталин, учитывая это обстоятельство, еще тогда поставил воп­рос о возможности других, невраждебных, добрососедских отношений между Германией и СССР. Теперь видно, что в Германии в общем правильно поняли эти заявления т. Сталина и сделали из этого практические выводы. (Смех). Заключение советско-германского договора о ненападении свидетельствует о том, что историческое предвидение т. Сталина блестяще оправдалось. (Бурная овация в честь тов. Сталина)».

«Известия», 1 сентября 1939 г.

После заключения пакта уничтожено было около полусотни книг антифашистского содержания, в изобилии издававшихся в СССР в период между 1933 и 1939 годами. По заведенному правилу на это требовалась санкция Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б). К нему и обратился 10 февраля 1940 года начальник Главлита: «Препровождая список из 171 названия книг и брошюр, прошу Вашего согласия на изъятие их из книготорговой сети и библиотек общественного пользования». Разрешение было, естественно, получено. В число конфискованных попала книга Н. Корнева «Третья империя в лицах» (М.,1937) — «автор очень остро говорит об изуверстве германского фашизма и непрочности той базы, на которой держится фашизм. В условиях настоящего времени описываемое содержание книги не соответствует нашей внешней политике», — писал рецензент. В книге говорилось, в частности, о зоологическом антисемитизме Геббельса, Розенберга и других идеологов фашизма, погромах, распространении в Германии «Протоколов сионских мудрецов» и другой литературы подобного же толка. Книга Эрнс­та Отвальта «Путь Гитлера к власти», вышедшая в 1933-м, попала в проскрипционный список, «поскольку в ней имеется ряд мест, которые сейчас, после заключения СССР договора о дружбе с Германией, нежелательны». Такая же участь постигла книгу С. Вишнева «Как вооружались фашистские поджигатели войны», вышедшую буквально накануне заключения пакта 1939 года.

<hr/>Германско-советское коммюнике, 18 сентября

«Во избежание всякого рода необоснованных слухов насчет задач советских и германских войск, действующих в Польше, правительство СССР и правительство Германии заявляют, что действия этих войск не преследуют какой-либо цели, идущей вразрез интересов Германии или Советского Союза и противоречащей духу и букве пакта о ненападении, заключенного между Германией и СССР. Задача этих войск, наоборот, состоит в том, чтобы восстановить в Польше порядок и спо­койствие, нарушенные распадом поль­с­кого государства, и помочь населению Польши переустроить условия своего государственного существования».

«Правда», 19 сентября 1939 г.

Тайны спецхрана

Накануне войны спецхранные фонды выглядели вполне абсурдистски: на одних и тех же полках стояли и издания, признанные фашистскими, и антифашистские книги и брошюры. Да и что тут удивительного: известны случаи, когда люди, посаженные накануне войны «за антигерманские настроения», продолжали сидеть в лагерях до конца 1941-го и даже дольше.

<hr/>Речь по радио председателя Совета Народных Комиссаров В.М. Молотова, 17 сентября 1939 года

«Советское правительство... намерено принять все меры к тому, чтобы вызволить польский народ из злополучной войны, куда он был ввергнут его неразумными руководителями и дать ему возможность зажить мирной жизнью... В связи с призывом запасных среди наших граждан наметилось стремление накопить побольше продовольствия и других товаров из опасения, что будет введена карточная система в области снабжения. Правительство считает нужным заявить, что оно не намерено вводить карточной системы на продукты и промтовары, даже если вызванные внешними событиями государственные меры затянутся на некоторое время. Боюсь, что от чрезмерных закупок продовольствия и товаров пострадают лишь те, кто будет этим заниматься и накоп­лять ненужные запасы, подвергая их опасности порчи».

«Известия», 18 сентября 1939 г.

Заодно подвергся цензурным репрессиям аудиовизуальный, как сказали бы сейчас, материал: изъят диафильм «Фашизм — это война», приказано списать в макулатуру сборник песен Василия Лебедева-Кумача «Москва майская» (Музгиз, 1937) «в связи с наличием в песне «Нас не трогай» нескольких абзацев антигерманского характера». В ежедекадной «Сводке важнейших запрещений и конфис­каций» за 20–31 августа 1939 года, доставленной в Смольный, начальник Ленгорлита сообщал: «В Парке им. 1-й пятилетки (бывш. Таврический)… сняты щиты с изображениями политических карикатур как не соответствующие международной политике в данный момент». В списке — 9 таких щитов, и среди них «Щит № 3. Название «Фашистский самодур».

<hr/>Репортаж корреспондента «Правды»

«Германское население единодушно приветствует решение советского правительства взять под защиту родственное советскому народу белорусское и украинское население Польши, оставленное на произвол судьбы бежавшим польским правительством. Берлин в эти дни принял особенно оживленный вид. На улицах около витрин и специальных щитов, где вывешены карты Польши, весь день толпятся люди. Они оживленно обсуждают успешные операции Красной армии. Продвижение частей Красной армии обозначается на карте красными советскими флажками».

«Правда», 19 сентября 1939 г.

Показательны и манипуляции с текстом рассказа Аркадия Гайдара «Голубая чашка». Издание 1936 года: «Есть в Германии город Дрезден, и вот из этого города убежал от фашистов один рабочий, еврей...» 19­40-й: «Есть за границей какой-то город, и вот из этого города убежал от буржуев один рабочий...» 1936-й: «Дура, жидовка! — орет Пашка. — Чтоб ты в свою Германию обратно провалилась!» А Берта (дочь рабочего-еврея, бежавшего от фашистских погромов в СССР. — The New Times) дуру по-русски хорошо понимает, а жидовку еще не понимает никак. Подходит она ко мне и спрашивает: «Это что такое — жидовка? А мне и сказать совестно. Подождал — и вижу: на глазах у нее слезы. Значит, сама догадалась... Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, это тебе не Германия. С твоим-то фашизмом мы и сами справимся!» 1940-й: «Дура, обманщица! Чтоб ты в свою заграницу обратно провалилась! А Берта по-русски хорошо понимает, а дуру и обманщицу еще не понимает никак. Подходит ко мне и спрашивает: «Это что такое — дура?» А мне и сказать совестно...

Я и думаю: «Ну, погоди, приятель Санька, с твоим-то буржуйством мы и сами справимся!» Справились.

<hr/>Из речи Адольфа Гитлера в Рейхстаге, 1 сентября

«Россия и Германия управляются на основе двух различных доктрин. Германия не станет экспортировать свою государственную доктрину, и если Россия не намерена экспортировать свою доктрину в Германию, то эти две сильнейшие страны в Европе не имеют оснований быть врагами».

«Известия», 2 сентября 1939 г.

Гитлер: «Недочеловек, если я не ошибаюсь?»

Сталин: «Кровавый убийца рабочего класса, я полагаю?» Карикатура Дэвида Лоу. 1939 г.
<hr/>

1939. Краткая хроника советско-германского альянса

12 января на дипломатическом приеме Гитлер демонстративно дружелюбно беседовал с советским полпредом Алексеем Мерекаловым. Событие составило дипломатическую сенсацию, отношения между нацистской Германией и коммунис­тическим СССР были в высшей степени натянутыми.
10 марта в отчетном докладе ЦК на XVIII съезде ВКП(б) Сталин, готовя путь для советско-германского сближения, несколько раз подчеркнул, что «поджигателями войны» остаются Великобритания, Франция и США.
15 марта германские войска оккупировали Чехословакию, нарушив Мюнхенские соглашения (договор, пописанный 29 сентября 1938 года главами Германии, Франции, Великобритании, Италии и Чехословакии, предусматривавший передачу Германии Судетской области Чехословакии. Германия обязывалась уважать территориальную целостность Челословакии в новых границах).
31 марта британский премьер Невилл Чемберлен заявил с трибуны парламента, что в случае германской агрессии против Польши «британское правительство придет ей на помощь всеми имеющимися в его распоряжении средствами».
3 апреля начальник штаба Верховного главнокомандования вермахта генерал Кейтель направил главнокомандующим Сухопутными войсками, ВВС и ВМФ предварительный вариант плана войны с Польшей (план «Вайс»). Начать военные действия предполагалось 26 августа.
17 апреля в ответ на предложения Великобритании и Франции о предоставлении советских гарантий для Польши и Румынии Москва официально выступила с инициативой заключить трехсторонний договор о взаимопомощи. В тот же день во время конфиденциальной встречи советский полпред Алексей Мерекалов заявил в Берлине статс-секретарю германского МИД Эрнсту фон Вайцзеккеру: «Идеологические расхождения... не должны стать камнем преткновения… С точки зрения СССР нет причин, могущих помешать нормальным взаимоотношениям с Германией. А начиная с нормальных отношения могут становиться все лучше и лучше».

3 мая Вячеслав Молотов назначен наркомом иностранных дел вместо англофила Максима Литвинова.
28 июня Молотов заявил послу Германии графу Вернеру Шуленбургу, что нормализация политических отношений между Советским Союзом и Германией возможна и желательна.
23 июля Молотов, выступая перед британс­кой и французской делегациями, обсуждавшими договор о взаимопомощи в Москве, внес предложение: не дожидаясь завершения политических переговоров, начать переговоры о военном союзе трех держав.
3 августа министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп подчеркнул в беседе с советником полпредства СССР Георгием Астаховым: «Если Москва откажется от политики, направленной против жизненных интересов Германии, то от Балтийского до Черного моря не будет проблем, которые мы совместно не сможем разрешить между собой».
12 августа в Москве состоялось первое заседание военных представителей Англии, Франции и СССР.
14 августа нарком обороны СССР Климент Ворошилов заявил военным делегациям Англии и Франции: «Предварительным условием наших переговоров и совместного договора между тремя государствами является пропуск наших войск на польскую территорию». Постановка перед военными делегациями политического вопроса привела к параличу переговоров.
14 августа Риббентроп направил Молотову телеграмму: «1. Идеологические расхож­дения между национал-социалистической Германией и СССР не препятствуют деловым отношениям и установлению нового и дружественного сотрудничества... 2. Интересы Германии и СССР нигде не сталкиваются. 3. Капиталистические демократии Запада являются неумолимыми врагами как национал-социалистической Германии, так и СССР».
15 августа Молотов встретился с Шуленбургом и предложил обсудить идею о заключении пакта о ненападении между Германией и СССР.
16 августа Риббентроп сообщил в Москву, что Германия может подписать с СССР пакт о ненападении, и подтвердил готовность лично прибыть в Москву в любой день начиная с 18 августа.

17 августа по инициативе советской стороны приостановлены англо-франко-советские переговоры.

19 августа Молотов лично вручил Шуленбургу проект пакта о ненападении, который не будет иметь силы без «подписания специального протокола по внешнеполитическим вопросам». По словам Молотова, проект был обсужден на «заседании советского правительства».

21 августа Шуленбург вручил Сталину личное послание Гитлера от 20 августа. Гитлер согласился с советским проектом пакта о ненападении и просил Сталина принять Риббентропа не позднее 22–23 августа. 21 августа Молотов передал Шуленбургу ответ Сталина на письмо Гитлера с сог­ласием принять Риббентропа в Москве 23 августа.
22 августа Гитлер объявил на совещании германского генералитета, что намерен начать войну против Польши в ближайшие дни: «Установлен личный контакт со Сталиным… Теперь, когда я провел необходимые дипломатические приготовления, путь солдатам открыт».

23 августа Риббентроп прибыл в Москву. Между 23 часами 23 августа и 01 ночи 24 августа в Кремле Риббентроп и Молотов подписали Договор о ненападении между Германией и Советским Союзом сроком на 10 лет, а также секретный дополнительный протокол, предусмат­ривавший раздел Восточной Европы на сферы влияния Германии и СССР. Подписание завершилось грандиозным ночным банкетом, после которого развеселившегося Риббентропа, который, по его собст­венному признанию, «чувствовал себя в Кремле, словно среди старых партийных товарищей», сотрудники германского посольства выводили под руки. Сталин, вне протокола, попросил слова и обратился к присутствующим с неожиданным тостом: «Я знаю, как немецкий народ любит своего фюрера. Поэтому я хотел бы выпить за его здоровье».

1 сентября германские войска начали наступление на Польшу.
3 сентября Франция и Англия, связанные с Польшей военным договором, объявили Германии войну.

3 сентября германское посольство в Москве получило задание министра иностранных дел Риббентропа прощупать намерения СССР относительно возможного вступления Красной армии в Польшу.

5 сентября Молотов ответил, что «этот момент пока еще не назрел», а «торопливостью можно испортить дело и облегчить сплочение против­ников».
6 сентября нарком обороны Ворошилов разослал директиву о проведении в семи военных округах «больших учебных сборов», что являлось шифрованным обозначением скрытной мобилизации.

14 сентября советские войска получили приказ о наступлении на Польшу.

17 сентября в 2 часа ночи Шуленбурга принял Сталин и сообщил, что Красная армия в 6 часов утра перейдет границу с Польшей. В 3.15 утра польскому послу в Москве Гжибовскому была вручена нота советского правительства, в которой утверждалось, что «Польское государство и его правительство фактически перестали существовать... Ввиду такой обстановки советское правительство отдало распоряжение... войскам перейти границу и взять под свою защиту жизнь и имущество населения Западной Украины и Западной Белоруссии». Польский посол отказался принять ноту, ибо «это было бы несовместимо с достоинством польского правительства».

17 августа главнокомандующий польской армией Рыдз-Смиглы, не имея достаточно войск на восточной границе, отдал приказ: «С Советами боевых действий не вести, только в случае попытки с их стороны разоружения наших частей».

23 сентября в Бресте прошел совместный парад частей вермахта и Красной армии, принимали парад командир танкового корпуса Хайнц Гудериан и комбриг Семен Кривошеин.

25 сентября Сталин лично провел переговоры с Шуленбургом. Он заявил, что «считает ошибочным сохранить независимость Польши», и выразил намерение «немедленно взяться за решение проблемы Прибалтийских государств».

27 сентября в Москву вновь прибыл Риббентроп. Переговоры шли до поздней ночи.
28 сентября в 5 часов утра был подписан Договор о дружбе и границе, закреплявший раздел Польши на условиях Сталина.

Крупнее

Оригинал карты, составлявшей часть советско-германского Договора о дружбе и границе от 28 сентяб­ря 1939 года. Тонкой черной линией обозначена «граница между обоюдными государст­венными интересами на территории бывшего Польского государст­ва». «Четвертый раздел Польши» утвердили подписями лично Иосиф Сталин и министр иностранных дел Германии Иоахим Риббентроп.

«Новое Время» 02.12.2013. 16+ №29 от 24.08.09