Поездка в город детства (вторая часть)

7.

От угольных брикетов обложенная речным булыжником буржуйка раскалилась докрасна. Пахло запаренными вениками, смолой, которую Нина Фёдоровна в металлической коробке поставила на печь. Когда Матвей ковшом плескал воду на камни и густой пар заполнял пространство небольшой баньки, она выходила отдышаться в предбанник. А когда сын выскакивал и валился в свежевыпавший снег, она заходила, чтобы прогреться, полежать на деревянных скамьях, выструганных умелыми руками отца и мужа.

Матвей явно получал удовольствие от процесса. Мать любовалась его большим сильным телом -  телом человека, которому не нужен был фитнес клуб для поддержания физической формы. Торс ещё хранил следы летнего загара, ноги же были гораздо бледнее. Так загорают люди, постоянно работающие на свежем воздухе. Он укладывался на верхний полок и просил:

- Мам, пройдись по мне веничком, только не жалей, а что есть сил.

- Ох, были бы силы, я б сейчас тебе за всё всыпала, - смеялась она и принималась охаживать сына, любуясь им и наслаждаясь этой удивительной редкой близостью.

После бани тело казалось молодым и лёгким. Нина Фёдоровна прислушивалась к себе и находила всё больше и больше позитива, словно душа очнулась от страшного сна. Да она ещё совсем не чувствовала себя старой. В городе её ждала уютная квартира, давние подруги, привычный круг дел и забот. И почему она решила похоронить себя в этом старом доме? «Буду его использовать, как дачу. Никакой картошки и овощей. Куплю семена газонной травы, посажу цветы. Сразу после отъезда Мотьки найду в сарае старые шезлонги, заменю грязные тряпичные сидения новыми нарядными, деревянные детали покрашу. Приглашу своих «девчонок» на лето: будем ходить на речку, загорать, в бане устроим косметический салон. А что? Жизнь продолжается.»

Матвей после бани заварил крепкий чай, нашёл в бабушкиных запасниках малиновое варенье и облачённый в свой старенький, тесный в плечах махровый халат наслаждался тишиной старого и такого родного дома, полного знакомых шорохов, уютного потрескивания дров в печи и особенных волн спокойствия, исходивших от мамы, от стен, от салатового абажура, свисавшего с потолка. Даже Буля с фотографии, освещённой ровным огнём свечи, казалось, тихо улыбается. День выдался длинным, заполненным какими-то хозяйственными хлопотами. Не найдя шланга, он вёдрами заливал воду в бак на крыше бани. Под конец этой процедуры от него валил пар, как от рабочей лошади. Запах был не лучше. Но горячая ароматная баня стала настоящей наградой, очистившей тело и мысли.

Постепенно наваливалась приятная сонная нега. Мать с сыном, не сговариваясь, начали готовиться ко сну. Им вообще не нужно было разговаривать, чтобы понимать друг друга. Так, за редким исключением, было всегда.

Сон Матвею приснился странный, но такой реалистичный и осязаемый, что воспринимался реальней любой действительности.

Он стоял у входа на кладбище, но ворота были закрыты на большой ржавый замок. Матвей оглянулся. Никого, кроме шумной стаи ворон, не было. Эта стая начала кружить вокруг, едва не задевая крыльями его лицо. Порывшись в карманах, он вдруг нашёл пакетик с семечками, разорвал его и стал сыпать на снег крупные чёрные зёрна. Вороны садились на снег, начинали клевать и на глазах превращались в сизых воркующих голубей. Последняя ворона, каркнула и, опускаясь, ощутимо вцепилась в его плечо.

- Да проснись ты, Матвей. К нам на летнюю веранду кто-то забрался. Слышишь?

В это время со стороны веранды раздался звон бьющегося стекла, грохот падающей кастрюли и утробное рычание.

Матвей подскочил, натянул на себя халат, мать вручила ему кочергу, сама вооружилась сковородой. Подойдя к двери, она резко её распахнула, а сын тут же включил свет, и все участники этого действия на секунду ослепли от яркой лампы.

Рядом со столом серо-чёрный кудлатый пёс торопливо пожирал тушёную картошку с мясом, тарелка из-под утренних беляшей валялась пустая на полу, из разбитой банки выливалось молоко, на которое пёс тоже явно имел виды.

Матвей с кочергой, в распахнутом коротком халате, в синих в белый горох трусах и босиком, Нина Фёдоровна, растрёпанная спросонья, в ночной тёплой сорочке и со сковородой в руках представляли довольно забавное зрелище. А главное, пёс их совершенно не боялся, он продолжал есть, прихлёбывая молоко.

- Ты как сюда забрался? – спросил Матвей, присев на корточки.

- Гав, - ответил пёс и замахал грязной кучей колтунов, в которой, судя по всему, прятался хвост.

- Сына, ты не закрыл дверь, когда возвращался из бани?

- Наверное, - беспечно отозвался он. – Барбос, откуда ты такой страшный взялся и что нам с тобой делать?

- Гав, - отозвался тот и опять затряс колтунами.

- Всё понятно. Здесь холодно, пошли-ка мать спать.

- А как же дверь? Дверь ведь нужно закрыть.

- Зачем? Парень, ты остаешься? – спросил у пса Матвей.

- Гав-гав, - утвердительно ответил тот.

- Да ты умён! Ты не Барбос, ты бич Борисыч?

- Гав-гав, - уверенно прозвучало в ответ.

- Всё, договорились. Мы спать, охраняй, Борисыч, - Матвей обнял маму за плечи и увлёк её в комнату. – Мне такой, мать, сон снился, ну очень хочется досмотреть.

- Ты это серьёзно? А с этим что делать будем?

- Утром разберёмся. Ветеринар в городе есть?

- Да есть какой-то.

- Вот и славно.

- Я тебе удивляюсь, сын.

- А я тебе. Сковородка в твоих руках выглядит страшным оружием.

Она посмотрела на него, потом на сковородку в руках и вдруг молодо заливисто рассмеялась.

- Вот бы сфотографировал кто! – воскликнула она сквозь смех.

- Мне кажется, что приблудившийся пёс – это хороший знак.

- Я тоже так думаю, сынок.

Он быстро согрелся под пуховым одеялом и уснул.  Без сновидений.

8.

Утро началось с того, что приблудный пёс ни в какую не хотел пускать в дом Ладу.

- Да откуда ты, урод, взялся? Ишь, самозванец, изображает здесь!

Нина Фёдоровна выскочила на крыльцо, заговорила с псом, провела раннюю гостью в дом. Матвей за это время успел одеться, отрезал кусок колбасы и пошёл через летнюю веранду благодарить Борисыча за службу. Вернулся очень довольный собой, заглянул в кухню и впервые решил подробно разглядеть пиранью Ладу.

- Привет, - сказала она. – Это что за урод прописался у вас во дворе? Гнать его надо поганой метлой. Это же разносчик всевозможных болезней.

- Знаешь, а я ничего другого и не ожидал услышать от зелёного кошмара моего детства.

- Почему зелёного?

- Я думал, ты спросишь, почему кошмара.

- Каюсь, наверное, мы с сестрой вели себя не лучшим образом, но вы ведь нас в свою компанию не принимали, дружить с нами не хотели.

- Дружить? Это после того, как мы в одних плавках пробирались домой, а вы наши вещички развесили на заборе с обидными стишками?

- Так уж и обидными?

- Мама, вот Лада не понимает, что обидного в стихотворении: «Матвей – ротозей, полный нос соплей, пока в речку нырял, одежонку просрал».

- Матвей, как не стыдно.

- Мне стыдно??? Хотя, да, стыдно за двух невоспитанных девчонок, которые писали вот такие стихи, вымазывали нашу одежду навозом, срезали леску с удочек, портили нашу обувь.

- Мы были маленькими и глупыми.

- Отличное оправдание! Браво! Лада, я тебя очень прошу, не надо при мне печь блины. Это фирменное блюдо бабули.

- А что вы будете на завтрак?

- Это ты вот, с Ниной Фёдоровной решай. А я поехал с Борисычем к ветеринару.

- Хочешь усыпить?

- За что? Отличный умный пёс! Лучше скажи, где у вас принимает собачий доктор.

- На улице Щорса есть лечебница и на Грибоедова, недалеко от городского парка.

- Мотя, а завтракать? – удивилась мама.

- Потом. Сначала надо с новым членом семьи разобраться.

В первой же лечебнице пожилой врач принял живое участие в судьбе Борисыча.

- Вот ведь какие жестокие люди. Пёс явно был домашним, ему года полтора от силы. Сейчас мы его отмоем, свалявшуюся шерсть сострижём, а потом уж осмотрим. Вы, молодой человек, погуляйте минут сорок, а мы тут с Юлей вернём собаке нормальное обличье.

- Борисыч, я тебя не бросаю, я вернусь. Ты понял?

- Гав, - ответило страшилище и послушно пошло за Юлей в недра лечебницы.

Матвей позавтракал в кафе на центральной площади. Позвонил Петру Ивановичу, сообщил о своём возвращении через месяц-полтора.

- Вот это ты меня Матвей порадовал! Вот это подарок! У меня как раз зав кафедрой геологии уходит на пенсию.

- Так вы же мне лабораторию обещали.

- Так на этой кафедре и лаборатория есть, и три толковых паренька там мучаются без хорошего руководителя. Всё будет в твоих руках! Ты где сейчас, может подъедешь после двух?

- Да я на похороны бабушки приехал, это в области. На следующей неделе перед отъездом заскочу, но предварительно позвоню.

- Лады! Ах, как же ты вовремя решил вернуться! Я только вчера тебя, бродягу, вспоминал!!!

Чтобы скоротать время, Матвей заехал в специальный магазин, купил для Борисыча две глубокие миски, ошейник и поводок. Намордник без примерки взять не решился, как и сухой корм без консультации у специалиста. Зато косточку, скрученную из сухожилий, собачьи чипсы и печенье, а также игрушку и мяч купил не раздумывая.

«Однако, люди не меняются. Лада такая же злая и даже жестокая. Как она может лечить людей? Это же надо было додуматься, что я повезу усыплять пса. Или она так разобиделась, что Борисыч её в дом не пускал?  Молодец, пёс, я хоть одеться успел. И вообще, чего с утра пораньше бежать и готовить нам с матерью завтрак? Ну не иначе у них заговор? Дудки вам, я на пиранье не женюсь ни за какие коврижки».

В ветлечебнице Матвея ждал сюрприз: ему навстречу вдруг выбежал очаровательный рыжий с белым кобель, с узкой мордочкой колли и хвостом-бубликом, какой  бывает у сибирских лаек, только у этого пса очень уж короткая шерсть. Крепкие сильные лапы для колли были великоваты… Что за порода чудная?

- Не узнаёте? – спросил вышедший следом ветеринар. – Это ваш Борисыч, только пришлось его обрить наголо.

- Мой же чёрно-серый был.

- Грязный он был, батенька, до полного изумления. Но пес не истощён и, в целом, здоров. Глазки немного закисают, но я вам капельки дам, думаю дней за пять вы с этой бедой справитесь. Да, и жить пока ему придётся в доме, а то подхватит воспаление лёгких, чего доброго.

- А что это за порода такая?

- Это, знаете ли, смесь, но мамой, судя по всему, была колли. Не уследили хозяева. Внеплановая вязка, так сказать. Сначала, видимо, не заметили, а чуть подрос, и выбраковали. Повезло парню, что к вам попал, зиму пережить было бы проблематично.

- Это мне повезло. Давай-ка, Борисыч, примерим ошейник.

- Потом придётся другой купить. Шерсть у него вырастет густая и длинная, маловат будет. Да, и покупайте сразу щётки и расчёски. В период линьки на хороший свитер начесать с такого можно.

Они ещё поговорили о питании, о витаминах, о прививках и довольные друг другом расстались.

Пришлось ещё раз съездить в магазин, чтобы купить всё согласно списку.

- Борисыч, однако ты мне недёшево обошёлся. Надеюсь, что оно того стоило.

- Гав-гав, - весело отозвался рыжий пёс и бодро завилял хвостом.

«Надо же, у бабули ведь Картуз был точно такой же, физиономия один в один и окрас. Обрастёт и станет точной копией. Вот ведь как бывает, словно Буля привет передала. Будет матери о ком заботится и охрана надёжная».

Нина Фёдоровна, увидев пса, даже руками всплеснула:

- Мотя, да он же вылитый Картуз!

- Ты тоже заметила? Врач сказал: помесь колли с лайкой. И Буля так же говорила. Обрастёт и таким красавцем станет!!! Но пока жить будет в доме, голому на морозе не выжить.

- Конечно-конечно. Борисыч! Смотри, он мне руки лижет. Какой миляга! Ты где, Борисыч, у нас жить будешь?

Пёс точно понял вопрос, обошёл весь дом и лёг между печкой и диваном, на котором спал Матвей.

Нина Фёдоровна открыла шифоньер, достала старое пальто и положила его на пол вишнёвым драпом вверх. Борисыч обнюхал свою подстилку, подтолкнул носом ближе к печке и улёгся на неё, всем видом показывая, что доволен.

- Надо ему какую-то миску приспособить, - заметила Нина Фёдоровна.

- Я всё купил. Сейчас принесу из машины.

Вернувшись с большим мешком корма, мисками, чемоданчиком собачьих расчёсок и шампуней, Матвей застал такую сцену: его строгая мама сидела на корточках с куском колбасы в зубах, а Борисыч осторожно откусывал с другого конца, повизгивая от удовольствия.

- Это ещё что за любовные игры?

- Мотя, он такой ласковый, такой осторожный. Ты же не увезёшь его?

- Зачем возить собаку взад-вперёд. Я через месяц-полтора на работу в родной университет выхожу.

- Да ты что? Преподавателем?

- Не ценишь ты меня, ох, не ценишь. Пригласили заведовать кафедрой геологии. Сегодня с Петром Ивановичем по телефону разговаривал, он, похоже, обрадовался.

- Петр Иванович Соболев? Он же твой декан, насколько я помню.

- Он уже несколько лет как ректор, так что его приглашение носит законную силу. А я практик, знаю, что на деле нужно будущим специалистам. Подтяну сюда Тимофея, чтобы лабораторию возглавил, допишу докторскую, мне совсем немного осталось.

- Матвей, и женится нужно пока не поздно. Я внуков хочу.

- А вот это, как повезёт. Мне бы такую, как Буля была…

- Размечтался. Мама была уникальным человеком.

Впервые в голосе Нины Фёдоровны не слышны были слёзы, а лишь грусть о любимом и родном человеке.

- Смотри-ка. А Борисыч уснул. Намаялся, такой стресс выдержал в этой клинике.

- Пошли, сына, я тебя кашей накормлю гречневой и котлетами. Это я сама готовила. А Лада с сестрой правда такой стишок тебе написали?

- Ага. До сих пор помню.

- И ты их не побил?

- Ни разу.

- Я горжусь тобой, ты у меня настоящий мужчина, а папа бы сказал «силён бродяга». Но с Ладой я ссориться из-за детских глупостей не буду. Мы привязалась друг к другу, пусть ходит. Потерпишь?

- А куда я денусь? Вот только, боюсь, наш четвероногий друг от Лады не в восторге.

- Это да! Так на неё утром бросался. А вот у нас с ним любовь. Не скажу, что с первого взгляда, но со второго - определённо!

9.

В ночь на девятый день после смерти бабушки Матвею опять приснился странный сон.

Он с друзьями, Мишкой и Максимом, шёл по тёплой мягкой пыли к старому заброшенному орешнику. Говорили, что раньше, до войны этого леса не было, а были поля совхоза. Но в сорок третьем всё сгорело. Остался остов какого-то строения и большущий орешник. Такие грецкие орехи в их области больше нигде не росли. Совхоз восстанавливать не стали. Плодородная земля заросла сначала кустарником, а потом и деревьями. Но к орешнику люди ходили, так что тропа была проложена давно и надолго.

Вдруг Матвей почувствовал, что остался один. Друзья куда-то исчезли, под ногами вместо теплой шелковистой пыли оказались камни, поросшие мхом. «Неужели заблудился?» - пронеслось в голове. Он почему-то не мог кричать и пошёл дальше, пока не оказался на поляне, представлявшей собой почти правильный круг. Деревья по окружности стояли парами, но как только Матвей подходил к такой паре деревьев, между ними появлялась зеркальная плёнка. В первом таком зеркале вместо своего отражения он увидел Мишку. Друг, улыбаясь, сказал:

- Ты помнишь, как мы любили говорить о дальних странах, как мечтали о приключениях и подвигах?

- Да, в этом мы были с тобой очень похожи.

- Путешествия достались тебе, а подвиги мне.  Общую мечту мы поделили пополам.

-  Мы ещё встретимся: ты поделишься подвигами, а я путешествиями.

- Согласен, - ответил Мишка.

В тот же миг в зеркале Матвей увидел самого себя, а потом плёнка и вовсе растаяла.

Во втором зеркале он увидел своего отца.

- Ты такой же трудоголик, как я. Трудно Ниночке с нами. Пора уже осесть и подумать о продолжении рода Трофимовых – Рябинкиных.

- Мама говорит, что я весь в тебя. Значит, у меня тоже будет сын.

- Сын должен пойти дальше отца. Во всех отношениях. У тебя всё получится.

И опять в то же мгновение в зеркале Матвей увидел себя.

В третьем зеркале оказался бич из порта «Находка», с которым Матвею как-то летом пришлось коротать ночь на пирсе в ожидании корабля с химикатами для экспресс-анализа.

- Ты слишком много думаешь, бро, когда надо действовать, прямо как я.

- Нет, мужик. Я и думаю, и действую.

- Не всегда, - с укором произнёс бич, - бывают моменты, когда сердце умнее ума.

В четвёртом зеркале оказалась Лада.

- У нас с тобой одинаковый вкус, - сказала она. – И одинаковые воспоминания.

- Это неправда. Почему ты всё время врешь? Хочешь казаться лучше?

- Ты ещё пожалеешь, что не согласился со мной, - рассмеялось она, а потом почему-то заплакала.

В четвёртом зеркале Матвей увидел Борисыча, но не стриженого, а лохматого красавца.

Пёс держал в зубах голубую и розовую ленточки. Он, казалось, улыбался. А потом зашёлся в заливистом лае. Зеркала от резких звуков разлетелись, и Матвей проснулся.

Борисыч в очередной раз облаивал Ладу, явившуюся ни свет ни заря.

«Господи, какой странный сон мне приснился, - подумал Матвей. – Какие ещё сюрпризы готовит город детства?».

На улице шёл плотный снегопад. О поездке на кладбище не могло быть и речи. В городе дороги ещё как-то чистились, поэтому Матвея отправили за хлебом и любимыми Булиными пирожными, а Нина Фёдоровна с Ладой отправились в церковь, которая располагалась недалеко от дома.

Пес жалобно заскулил, когда Матвей оделся, и тут же был приглашён в поездку за вкусностями. Этот хитрец знал, что Матвей непременно заедет в магазин, где продают такие замечательные косточки, которые так приятно грызть.

Матвей не сомневался, что справится с заданием. Он точно знал: бабуля обожала корзиночки с ягодами и кусочками фруктов в желе. Покупать их следовало только в одном месте: в булочной на рыночной площади.

10.

Количество и разнообразие тортов и пирожных поражало. «Корзиночки придётся взять двух видов: с фруктами и с грецкими орехами; эклеры с заварным кремом - обязательно, вафельные трубочки со сливочным кремом - непременно, птичье молоко мама обожает, суфле с орехами, бананом и шоколадом – надо попробовать… Господи, я никогда отсюда не уйду».

В итоге он вышел из магазина в сопровождении помощницы продавца, сложил в багажник коробки и коробочки, где всех видов пирожных было по три штуки, а также пакет со свежим ароматным батоном и круглым ржаным хлебом.

Купив лакомства псу, Матвей отправился на заправку. Он ещё вчера через интернет купил билеты на поезд до Москвы и на самолёт до Владивостока, а потому планировал послезавтра отправиться в обратный путь, с остановкой на сутки в своей квартире, чтобы встретиться с Петром Ивановичем и осмотреть лабораторию.

Поскольку мама кофе не пила и дома не держала, он с удовольствием выпил два стаканчика из автомата. Здесь же, рядом с заправкой решил выпустить погулять Борисыча.

Пёс быстро пометил территорию между трёх сосен и вдруг устремился вдоль дороги к городу.

- Эй, друг, куда ты меня тащишь, мы так не договаривались.

- Гав-гав, - не останавливаясь ответил пёс и продолжал тащить хозяина за собой.

У автобусной остановки Борисыч остановился и жалобно заскулил. На заледеневшей скамье сидела совершенно замёрзшая девушка и тупо смотрела в пространство остановившимся взглядом.

- Девушка, с вами всё в порядке? - спросил Матвей.

- Что? – переспросила она. – Нет со мной всё в беспорядке. Со мной всё не так. Но я сама, я справлюсь.

- Может вас подвезти? Я на машине.

- Подвезти? Нет, у меня нет денег.

- Да на кой мне ваши деньги. Скажите, где вы живёте. Не могу же я оставить вас здесь замерзать.

- Мне не холодно.

- А вот Борисыч, который меня сюда притащил, считает, что вам нужна помощь.

- Гав-гав, - подтвердил пёс, он вдруг поставил лапы на колени девушки и лизнул её щёку.

Она словно очнулась. Посмотрела в глаза псу и улыбнулась:

- Я живу далеко, район у нас есть такой, почти село, «Самозахват» называется.

- Так мы ещё и соседи. Я на Смоленской улице. А вы?

- Я на Комсомольской.

- Вставайте, а то у меня пёс пострижен и может заболеть. Вставайте, кому говорят.

Матвей взял девушку за руку и быстрым шагом пошёл к машине. Она была маленькой, едва доставала макушкой ему до плеча и почти бежала рядом.

- Послушайте, но так ведь нельзя. Я вас не знаю.

- Знакомиться будем в машине, говорю же вам, пёс у меня заболеет из-за вас.

- Так оставьте меня.

- Борисыч не разрешит.

- Какой ещё Борисыч?

- Пса моего зовут Борисычем.

- А кто его так назвал?

- Я назвал.

- Дурацкое имя для собаки. Но ему идёт.

- Я тоже так думаю.

Затолкав «найдёныша» на заднее сидение, он собирался захлопнуть дверцу, но пёс полез следом, так что пришлось девушке подвинуться.

Всю дорогу Матвей молчал, украдкой посматривая на пассажирку, к которой его пёс был явно неравнодушен. Под капюшоном синей зимней куртки оказались кудряшки медного цвета. Значит, она была не бледна, а просто очень белокожа. Тёмные глаза казались неестественно яркими, но какого они цвета понять было невозможно. Курносый нос и чуть большеватый рот её не портили, а придавали лицу живость.

Когда они переехали мост, она вдруг напряглась.

- Не надо меня везти на Комсомольскую, я лучше к подруге.

- Что-то не так?

- Нельзя мне домой. Мать умерла неделю назад, а отец привёл друзей, и они там уже неделю пьют.

- Как же вы на остановке оказались в другом конце города?

- Сосед обещал в областной центр отвезти, говорил, что с работой поможет, а сам на трассе приставать начал. Я убежала, до остановки вот дошла…

- Понятно. Значит едем к нам. Не бойтесь, приставать не буду. Там у меня мама, с нею не забалуешь.

- А я вас не боюсь. У вас пёс очень добрый.

11.

Они въехали во двор. Чтобы открыть, а потом закрыть ворота, пришлось поработать лопатой.

- Помоги мне взять все эти коробки. Тебя как зовут?

- Александра.

- Шура, стало быть.

- Нет, меня так только мама звала, а все остальные - Сашкой.

- Саня, ты вот эти три коробочки бери и топай за мной.

Нина Фёдоровна услыхала звук открывающейся двери и поспешила навстречу.

- Сашенька, ты какими судьбами? В церкви говорили, что ты уехала.

- Считай, что уехала. Я её лаборанткой возьму в свою лабораторию, а за это она в моё отсутствие в квартире порядок наведёт. Нечего ей здесь делать.

Он повернулся к растерявшейся девушке и приказал, словно она уже была его подчинённой:

- Чего застыла? Ставь коробки, раздевайся. Спать будешь в спальне с мамой, потому что диван – это моё место. Послезавтра мы уезжаем.

 Матвей и сам не заметил, как перешёл на «ты». Ему вспомнился Мишка, и так захотелось защитить эту девочку, отогреть, устроить её судьбу. Буля бы этот поступок точно одобрила.

Чтобы не смущать Сашу, он отправился за дровами. «Пусть мама сама её обо всём расспросит, это их женские дела. А идея с квартирой – просто супер. Потом он сможет, наверное, выбить ей общежитие. В крайнем случае, квартиру снимет отдельную. И будем надеяться, что она совершеннолетняя».

Когда он вернулся, все дружно накрывали на стол, который передвинули к дивану. Кухня для четверых показалась им маловатой. Борисыч ходил следом за Сашей, как привязанный. Если она сталкивалась в дверях с Ладой, пёс приглушённо рычал, словно предупреждал, что будет защищать своего «найдёныша».

- Нет, ну что за несправедливость: я ему котлеты, я ему колбасу, а он вон Саньку признал мигом, а на меня рычит, - возмущалась между делом Лада.

- Так ты ж его усыпить предлагала, а Борисыч обиды долго помнит, - парировал Матвей.

- Ну прямо весь в хозяина! – не преминула подколоть его «подруга» детства.

- Хочешь сказать, что я недостаточно породист? Мать, слыхала? Это камень в ваш с отцом огород.

- Я совсем не это имела в виду, - вспыхнула Лада.

- Саша, ты не поверишь, эти двое враждовали в далёком детстве, и, как показывает опыт, никак не могут повзрослеть. Столько лет не виделись, он даже не узнал её в начале… И лучше бы не узнавал. Хуже, чем кошка с собакой.

Борисыч отозвался рычанием.

- Вот ещё один! Не о тебе сейчас речь. Ложись на своё место, хватит под ногами крутиться. Мотя, скажи ему.

- Да он и тебя, мам, прекрасно слушается, - отозвался тот.

Борисыч, точно понимая, о чём речь, улёгся у печки, но продолжал наблюдать за происходящим.

Саша двигалась плавно и бесшумно. В блузочке и узких брючках она выглядела как вполне оформившаяся молодая женщина. Небольшая высокая грудь, узкая талия, стройные бёдра. В ней чувствовалась какая-то внутренняя тишина, хотя задорные рыжие кудряшки намекали на неразбуженный темперамент. Матвею хотелось почувствовать её запах, хотелось прикоснуться к ней. Он начал понимать её соседа, который потерял контроль с ней наедине и до смерти испугал девушку. «Интересно, сколько ей лет. Почему я так ошибся? Куртка великовата, вот и показалось, что она совсем девочка. Ей, наверняка, больше двадцати, но до тридцати ещё далеко. Восемь – десять лет разницы – это даже хорошо. Для чего хорошо? Для брака? А почему нет?» - мысли Матвея прервала Нина Фёдоровна, которая заметила, с каким интересом её мальчик наблюдает за Сашей.

- Ну давайте уже все за стол, помянём бабушку нашу и Сашину маму, да покушаем. Все, небось, голодные. Саня, это домашняя наливочка, она лёгкая, от одного глотка ничего не будет.

После обеда пили чай с пирожными. Саня взяла корзиночку с орехами. Матвей заметил, как она неторопливо и красиво ест. Он давно уже понял, что этому трудно научиться, это такое врождённое свойство, как чувство меры, как природная интеллигентность. Она пила чай без сахара, как он любил. Отпивала небольшими бесшумными глотками, и было видно, как вздрагивает её белое фарфоровое горлышко.

- Саша, а ты ведь училась где-то? – поинтересовалась Нина Фёдоровна.

- Два года назад закончила факультет геологии и геологоразведки. Но по специальности поработать не получилось: мама заболела, так что я в основном в больнице, санитаркой. У нас здесь по профессии устроиться негде.

- Так вы с Матвеем, значит, один факультет заканчивали? Ну теперь понятно, почему он хочет тебя взять в университетскую лабораторию.

Саша ничего Ладе отвечать не стала, только внимательно посмотрела на Матвея и чуть приподняла левую бровь.

- Лада, ты сама проницательность, - за девушку ответил Матвей. -  Я уже сказал Саше, что буду заведующим кафедры геологии, а там как раз не хватает лаборантов. И потом, приятно, когда на работе тебя окружают красивые лица.

- Да ты эстет!

- Не без этого. К тому же я холост, а мама хочет внуков. Самое время обратить внимание на красивых девушек, - Матвею нравилось дразнить Ладу. Она старательно делала вид, что её не трогают его слова, но машинально жевала всё подряд, заедая расстройство.

- Матвей, корзиночки с фруктами выше всех похвал. Бабуля бы оценила, - сменила тему разговора Нина Фёдоровна и сразу поняла, что о пирожных говорить не стоило.

- Мама, а ты заметила, как Лада любит эклеры. Хоть бы один мне оставила. Жадина.

- Мог бы и сказать, что любишь эклеры, - с досадой ответила Лада. Досадовала она на себя. Взрослый Матвей совсем не был похож на того увальня, каким казался в детстве. Она в глубине души надеялась, что у них завяжутся отношения. Казалось, что судьба преподнесла ей шанс. Но увы… Он предпочёл молоденькую дурочку.

Повисло неловкое молчание, но эту паузу разрядил пёс. Он бесцеремонно запрыгнул на диван и уселся за стол между Матвеем и Сашей. Сначала он лизнул щёку хозяина, потом щёку своего «найдёныша» и застыл, словно большая мягкая игрушка.

- Ну надо же, - умилилась Нина Фёдоровна, - и как, скажите, на этого красавца можно сердиться?!

Речь зашла о собаках, вспомнили бабушкиного любимца Картуза, Нина Фёдоровна заметила, что не напрасно летом подновили, покрасили будку, что теперь будет не страшно зимовать: и уголь привезли хороший, и Борисыч – живая душа, не даст скучать.

Обед закончился мирно. Матвей даже попросил Ладу переехать на время в этот дом, к маме, вдвоём всё-таки веселее жить.

После ухода Лады Саша вызвалась помыть посуду. Ей нужно было ненадолго остаться одной и осознать, что же с ней произошло. Неужели долгая чёрная полоса кончилась? Она чувствовала, что её жизнь круто изменится и что изменит её этот большой сильный человек, в которого она, кажется, уже влюбилась.

 Мать с сыном, обсудив ситуацию, решили, что ехать им с Сашей необходимо уже завтра утром, потому что девушку желательно устроить на работу, что-то купить ей на первое время из белья и вещей, так как рюкзак с одеждой остался в сумке у «доброго» соседа.

Нина Фёдоровна отправилась в спальню стелить гостье постель, а Матвей зашёл на кухню, взял полотенце и молча начал вытирать вымытые Сашей тарелки.

- Ты правда любишь эклеры? - спросила она, чтобы разрушить слишком интимную, по её ощущениям, обстановку.

- Очень, но только с заварным кремом. Завтра обязательно заедем и купим ещё: должен же я попробовать, так ли они хороши, как в детстве.

- Лада расстроилась. Мне показалось, что ты ей очень нравишься. К ней на «Самозахвате» многие подкатывали, но она такая гордячка.

- А мне нравишься ты.

- Правда? – почти шёпотом спросила она, потому что горло перехватило от волнения.

- Всё, что я говорил и говорю, чистая правда. Да, и запомни, что, если мне не удастся устроить тебя на работу за один день до моего отъезда на Дальний Восток, ты всё равно останешься в моей квартире и за месяц наведёшь в ней хоть какой-то порядок.  И не вздумай сбежать, мы с Борисычем тебя всё равно разыщем.

- Я не сбегу. Мне и бежать-то некуда, - она вздохнула и как-то вся вдруг поникла, как зелёная веточка, прихваченная неожиданным морозцем.

- Скажи, какого цвета у тебя глаза? Я что-то никак не могу понять, - решил отвлечь её от грустных мыслей Матвей.

Она встрепенулась, помедлила, словно пыталась сообразить, в чём подвох вопроса:

- Глаза? Темно-синие, но всем кажется, что чёрные.

Он взял её за плечи, развернул к свету и в голове сигналом тревоги забилась мысль: ну вот я и попался.

Они встретились взглядами. И всё ещё впереди было неясно, зыбко, тревожно. Обоим было немного страшно: всё происходило слишком быстро и, наверное, неправильно. Но кто знает, как и что в этом мире правильно???

- Для меня ты будешь Шурочкой. Согласна?

- Согласна, - выдохнула она.

Они не целовались, а просто долго стояли обнявшись, обмениваясь теплом нахлынувших надежд. Из коридора на них с улыбкой смотрела Нина Фёдоровна и машинально крестила их, давая своё материнское благословение на всё, что будет дальше в их жизни.