Аська. Из серии «Кто кому меньшие братья?»

Кошки почти не поддаются дрессировке. Зато они сами часто бывают талантливыми воспитателями. Может быть, педагогические приемы у них не всегда самые гуманные, но неизменно действенные.

Мне уже почти четыре года. Я гуляю во дворе, бабушка на скамеечке читает газету. У меня ободранные коленки в зеленке и панамка на голове. Я ее не люблю, но деться некуда: лето! Я залезаю в огромные лопухи, ничего интересного там не нахожу и иду в другой конец двора, к большой старой шелковице, проверить, не созрели ли уже сладкие ягоды, от которых рот и руки становятся черными. Однако до ягод дело не доходит: с нижней ветки дерева свисает чей-то хвост! Я понимаю, что к нему прикреплена кошка, но, поскольку ее не видно из-за густой листвы, тяну за этот хвост, как за веревку воздушного змея, когда надо, чтобы он опустился. Правда, кошку я так и не успела подробно разглядеть: она издала боевой клич, вцепилась в мою руку, вспорола ее своими когтями и унеслась все в те же лопухи. Я сначала даже боли не почувствовала – увидела только кровь и решила, что пора идти к бабушке. Пока шла, полились слезы. Но я не жаловалась на кошку: понимала, что сама виновата – ведь это был ее хвост!

Шрам остался до сих пор. Самое удивительное, что эта история никак не отразилась на наших с кошками добрых отношениях. Но та дворовая воспитательница на всю жизнь привила мне понимание того, что любое живое существо требует уважения.

***

Через много лет, когда у меня самой уже было двое детей, в нашей квартире поселилась Анфиса. Она была красавицей и прекрасно об этом знала. Еще бы: трехцветная – черные, как бездна,  лоскуты перемежаются с огненно-рыжими, а белоснежный фон подчеркивает контраст. Дама в  теле (семь килограммов – немало), лапки короткие, пуз почти по полу стелется, а длинная шерсть прикрывает его по бокам изящной бахромой; хвост – не хвост, а настоящая коса – девичья краса… Когда кошка совсем наглела, я ее предупреждала: «Аська, будешь вредничать – буду твоим хвостом банки мыть, вместо ершика!». Но гордая Анфиса только фыркала в ответ, намекая на то, что фамильярностей ни от кого терпеть не намерена.

И характер у нее был соответствующий. Представьте себе взрывоопасную смесь роковой женщины с бездетной домашней клушей, приправьте все это невероятными амбициями и вынужденным соседством с двумя взрослыми людьми и двумя человеческими детенышами, иногда забывающими, кто хозяйка в доме, не забудьте про удивительную хитрость, злопамятность и упрямство означенной особы – и получите несколько смягченный портрет нашей тиранши.

Рассказывать о том, как она вела позиционную войну с единственным во всей этой компании мужчиной, как выживала его с его же кресла и регулярно обеспечивала «сюрпризы» в его тапках, которые  после этого становились грозным метательным орудием в его руках, как надавала по морде и  заточила под шкафом прекрасного ангорского жениха, который был приглашен в гости и воспылал к ней самыми романтическими чувствами, можно бесконечно.

Но если есть у котов высший суд, то все это он простит ей за единственную в ее жизни истинную любовь – к щенку, ставшему ей приемным сыном.

Я притащила Бимку домой в самом начале марта. Поскольку было еще холодно, я несла его за отворотом пальто, и он был такой маленький, что на моей, в то время весьма несолидной, фигуре это прибавление было совершенно незаметно. Ему был месяц; когда он лежал у меня на ладони, оттуда только лапы свешивались. Первое время я кормила его жидкой кашкой из соски, и когда он наедался, эти самые лапки разъезжались на полу, и он, бухнувшись на круглый животик, засыпал там же, где упал.

Конечно, поначалу я немного волновалась по поводу того, как эгоистичная и спесивая Аська примет такого сожителя. Знакомство произошло довольно мирно: она подошла, обнюхала это недоразумение, изобразила на морде недоумение и сдержанное недовольство, но ругаться не стала, что уже было хорошим признаком. И с каждым днем в ней все больше просыпалась несостоявшаяся мать, и она, притворно ворча и хмурясь, взяла Бимку под свое крыло, стала ему прекрасной нянькой и, к нашему удивлению, проявила себя как талантливый педагог. Другое дело, чему она его учила…

Пожалуй, главных уроков было три.

Во-первых, Аська научила Бима (да-да, белый, черное ухо!) независимости. Он уже крохой сам выбрал себе место обитания – напротив входной двери, и согласился только на подстилку. Никакого таскания на руках, сидения на креслах и валяния на кровати он никогда не признавал, несмотря на то, что даже в расцвете своей мужественности весил килограмма четыре. Он, помесь болонки с папильоном, сам выбрал свою стезю – нашего защитника и охранника, и нес эту службу всю жизнь.

Во-вторых, она научила его говорить – как всякого приличного котенка. Хорошо, что я вовремя спохватилась и переучила его с «мява» на нормальный «гав», причем для того, чтобы поставить ему правильное произношение, лаять и рычать приходилось, естественно, мне самой.

А в-третьих, она научила его не бояться никаких препятствий. Происходил процесс обучения следующим образом.

Дверь в комнату моих девчонок открывалась внутрь. Когда дочки ложились спать, они дверь  закрывали. Взявшись за ручку, ее легко было отворить, но кошке, даже крупной, до этой ручки  добраться было непросто. И вот Аська нашла выход, как пробираться в комнату, да не одной, а со своим подопечным. Она ставила Бимку вплотную к двери, потом разгонялась и врезалась всей своей массой в пушистую пятую точку щенка. И они оба единым шаром вкатывались в комнату, после чего оттуда доносились вопли разбуженных девчонок, огрызающиеся мявки Анфисы и… молчание Бимки, который уже усвоил, что со старшими лучше не пререкаться, даже когда тебя используют как стенобитное орудие.

Только теперь я понимаю, что ты была хранительницей очага, Аська. Спасибо тебе.