Кто кому меньшие братья? Собаки - они такие собаки...

Поскольку мы уже начали и в разные стороны развиваем разговор о животных, я решила выложить еще несколько историй о них. Меня только очень напрягает, когда четвероногих называют нашими меньшими братьями: и по длительности существования, и по своей, условно говоря, этике, и по законам жизни они намного старше нас... И поэтому заглавие каждой из этих историй будет начинаться с риторического вопроса "Кто кому меньшие братья?", а потом уже пойдет непосредственное название рассказа.

Итак, история первая.

Собаки - они такие собаки…

У меня чудесные отношения с животными. Если говорить о самых частых домашних любимцах – собаках и кошках, – то и те и другие признаю́т меня с первого взгляда, но воспринимают с совершенно разных позиций. С собаками мы понимаем друг друга без единого слова. Если же все-таки решаем побеседовать, то переводчик нам не нужен: в Израиле, например, «ивритоязычные» собаки прекрасно воспринимают мою русскую речь, а «русскоязычные» – ивритскую. Все складывается по принципу «мне каждая дворняжка при встрече сразу лапу подает». Что до кошек, то они моментально угадывают, что им можно вить из меня веревки, и уверены, что я знаю, что они будут использовать меня по своему усмотрению и что они знают, что я это знаю. Короче, все в курсе. Такой диктат кошек мне не нравится, но изменить существующее положение вещей не получается. Поэтому мне проще с собаками: с ними мы на равных, одной крови. Есть, правда, исключения: левреток, японских хинов, той-пуделей и прочих чихуахуа я не могу воспринимать серьезно, и они, в свою очередь, не питают ко мне особого уважения.

Лет до шестнадцати я совершенно спокойно могла подойти к самой свирепой цепной собаке, и такой Цербер, который подпускал к себе только хозяев, при моем приближении переставал ругаться и охотно разрешал себя погладить. Не могу сказать, что во взрослом состоянии я чувствую какое-то кардинальное изменение отношения со стороны собачьего племени, но все же теперь изредка встречаются его представители, которые позволяют себе на меня погавкивать. И произошло это после одного инцидента.

Мое любимое лето. Занятия в школе закончились, остался всего один экзамен! До свободы рукой подать! Я – летящее платьице, босоножки, уже загорелые ноги – в приподнятом настроении возвращаюсь домой через соседний двор. На тротуаре стоят кружком несколько пожилых, по моим тогдашним меркам, женщин, оживленно беседуют. Рядом бегает какое-то недоразумение – возможно, из той-терьеров: мелкое, почти голое, практически без хвоста и явно обиженное на весь мир.  При виде меня оно замирает на какой-то момент, а потом, худого слова не говоря, подпрыгивает и пытается вцепиться мне в ногу. Крошечные острые зубки сдирают кожу от колена вниз. Я от такой наглости окаменеваю. Тетки внезапно замолкают и дружно поворачиваются к нам – и как они угадали, что что-то происходит? Они видят застывшую меня, текущую по моей ноге кровь и буквально игрушечную, дрожащую то ли от страха, то ли от возмущения собачку, которая, заметив их внимание, вдруг начинает захлебываться оглушительным визгом, закатывать глаза и падать в обморок. Первой приходит в себя, очевидно, хозяйка негодяйского создания. Она начинает кричать, пытаясь перекрыть собачью истерику:

– Это что за безобразие! Ты зачем к Жулечке пристаешь? Ты что сделала? У тебя ноги пыльные, а у нее желудок нежный! Теперь у нее расстройство будет!

Ее товарки отмирают и начинают реагировать: кто-то возмущается наглыми девицами в юбках, еле прикрывающих срам, кто-то сокрушается, что уважения к старшим уже не встретишь, кто-то предлагает вызвать милицию, вменяя мне жестокое обращение с животными…

Так и не проронив ни слова, я ретируюсь, а мне вслед еще долго несутся негодующие комментарии.

С тех пор мою правую голень украшает длинный шрам, а некоторые собаки при первой встрече начали воспринимать меня не как своего собрата по духу, а просто как незнакомого двуногого.

Именно с таким псом я невольно познакомилась, когда через несколько лет, зимой, шла в гости к своей школьной подруге. Мы к этому времени уже оканчивали университет, обе вышли замуж, у обеих появились первые дочки, только моя была на полгода старше, и поэтому я гордо несла свои знания и опыт родившей две недели назад Танюшке.

Она жила в частном секторе. (Через много лет в ее дом попадет снаряд, разворотит крышу, разнесет стены и сделает Таню инвалидом.) Автобус, конечно, до нужного мне места не доходил, и поэтому следовало пройти вдоль всей улицы, за заборами которой прятались более или менее обустроенные домохозяйства. Не так далеко, но снег там никто не чистил; после некоторой оттепели, как часто бывает в Донбассе, приморозило, и все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы не поскользнуться, не подвернуть ногу и не растянуться во весь рост, что происходило со мной очень часто.

От этих стараний меня отвлек дребезжащий старушечий голос:

– Деточка, подь сюды, помоги бабушке!

Из сбивчивых объяснений бабули я понимаю следующее. Железные ворота перед ее домом запираются изнутри на засов. Дома находится сын, который и закрыл их за матерью. Она «быстренько» сходила в магазин, но сын, уставший после ночной смены, очевидно, успел заснуть, и теперь бедная женщина не может попасть домой. Мне предлагается перелезть через забор (доски – одна к одной, никаких просветов или перекладин со стороны улицы) и открыть засов со двора.

– Там, правда, собачка, но она ласковая такая, никого не трогает, – убеждает меня бабуля, – тем более на цепи, до забора не дотянется.

На мне длинное зимнее пальто. Я никогда не лазила через заборы. Я – солидная замужняя дама и, более того, мать. Бурые доски покрыты тонкой корочкой льда. Преграда не очень высока, но учитывая, что мой рост всего на несколько сантиметров превышает полтора метра, я даже не могу увидеть, что происходит во дворе. Лезть страшно не хочется. Однако в мое сознание с раннего детства внедрено железное правило: старшим нужно помогать.

Хватаюсь за край забора – почему-то не вплотную к покрытым ржавчиной воротам, а на некотором расстоянии от них. Пытаюсь подтянуться, упираясь ногами в скользкую поверхность. Получается плохо. Бабуля выражает готовность меня подсадить. Она на голову ниже меня и весит килограммов тридцать вместе со своим салопом и валенками. Я вежливо отказываюсь и кое-как выкарабкиваюсь наверх. И тут вижу солидную будку и «безобидную собачку»: здоровенный цепной кобель поджидает меня внизу, плотоядно ухмыляясь…

Да, я очень люблю собак. Возможно, этот пес тоже полюбил меня с первого взгляда, но его пристрастие носит явно гастрономический характер.

С одной стороны – настойчивая бабуля, с другой – голодный страж. Пути к отступлению нет.

Не знаю, как мне удается переместиться по забору поближе к воротам, которые находятся на расстоянии нескольких спасительных сантиметров от клыков ласковой собачки. Мешком плюхаюсь во двор. Пес, наконец, подает голос, на который, как мне кажется, должен сбежаться весь поселок. Всем телом налегаю на засов – и вылетаю на улицу.  Довольная бабушка заходит на свою территорию, и я успеваю услышать, как скрипит дверь и с крыльца доносится бас разбуженного хозяина:

– Ой, мама пришла! А я тут задремал немного. Стой, а кто же тебе ворота открыл?

Предпочитаю поскорее удалиться, не дожидаясь благодарности. Я скромная. А то мало ли что…