«Святейшая русская митрополия вместе с другими городами и селениями, находящимися в её пределах, имела еще в Малой Руси город, именуемый Киев, в котором изначально была соборная церковь митрополии, здесь же имели своё жительство и преосвященные русские архиереи. Но так как этот город сильно пострадал от смут и беспорядков настоящего времени и от страшного напора соседних Аламанов и пришел в крайне бедственное состояние, то святительски предстоятельствующие на Руси и имея здесь не такую паству, какая им приличествовала, но сравнительно с прежними временами весьма недостаточную, так что им не доставало необходимых средств содержания, переселились в подчиненную им святейшую епископию Владимирскую»(9).
Интересно, что в этом документе Киев относится уже не к Великой, а к Малой Руси. Очевидно, что в глазах греков границы Великой и Малой Руси были сравнительно нечеткими и подчинялись политическим обстоятельствам. В это время Киев находился уже под властью Литовских великих князей и, соответственно, ассоциировался с «Малой Русью».
Вскоре обстоятельства в Константинополе переменились, и Иоанн Кантакузин, а вместе с ним и патриарх Филофей отошли от власти.
Новый патриарх Каллист решил спор с Ольгердом иначе.
Ольгерд отрекся от раскольника Филарета, а взамен получил в 1355 году каноничного главу Литовской митрополии — Романа, бывшего родственником как Ольгерда, так и Тверских князей.
Однако Роман претендовал на большее — на Киев, поскольку тот находился под властью Ольгерда, и даже на Тверь по праву родства и нелюбви тверских князей к Москве. Попытавшийся приехать в Киев митрополит Алексей был схвачен по приказу Ольгерда, брошен в заточение и едва успел бежать.
За антиканонический разбой Роман был в конечном счете привлечен к суду в Константинополе, и против него были выдвинуты такие обвинения:
«Придя в Киев, он не по праву совершал здесь литургии и рукоположения и дерзостно называл себя единственным митрополитом Киевским и всея Руси, что вызвало смуту и замешательство в области преосвященного митрополита Киевского и всея Руси и побудило государя литовского восстать против христиан и причинить им немало бед и кровопролития…
Послы преосвященного митрополита Литовского, впредь сюда пришедшие, провозглашали, как бы похваляясь: «Видно, преосвященный митрополит кир Роман силен и может овладеть всею областию Русской митрополии, если он, придя в Киев, литургисал здесь, захватил многие епископии и восстановил литовского государя против кир Алексея; имея такую силу, литовский государь может делать всё».
Не дожив до неминуемого осуждения, Роман скончался, а Ольгерд временно примирился с митрополитом Алексеем.
Однако вскоре провоцируемый давлением светских властей церковный сепаратизм пошел в новую атаку.
В 1370 году пришло послание от Казимира, «короля земли ляшской и Малой Руси», с требованием восстановить Галицкую митрополию и поставить на неё некоего Антония. Послание сопровождалось недвусмысленной угрозой: «А не будет милости Божией и вашего благословения на сем человеке, то после не жалуйтесь на нас: нам нужно будет крестить русских в латинскую веру»(10).
Константинополь вынужден был уступить давлению польского короля и снова восстановить Микророссийскую митрополию с центром в Галиче (она снова исчезла в конце XIV века, опять перейдя под власть Киевской).
Одновременно патриарху Филофею пришел и ультиматум от Ольгерда: «И при отцах наших не было таких митрополитов, как сей митрополит! — благословляет московитян на кровопролитие, и к нам не приходит, ни в Киев не наезжает… Дай нам другого митрополита на Киев, Смоленск, Тверь, Малую Русь, Новосиль, Нижний Новгород»(11). Здесь у Ольгерда Малая Русь опять отдельно от Киева, но заявка донельзя амбициозная, фактически отделить от Москвы и её митрополита епархии всех союзников и доброжелателей Ольгерда.
Церковная ситуация стала отчасти заложницей политической.
И дело не только в том, что митрополит Алексей возглавлял московское правительство и в его политике причудливо переплетались собственно церковные мотивы с мотивами государственного строительства Москвы, и он, вместо того чтобы «парить над схваткой», использовал весь ресурс митрополичьей власти в интересах укрепления московской государственности.
Дело в том, что сама московская государственность всё больше становилась религиозным фактором.
В 1360-90-е годы московский режим можно было бы назвать агиократией, поскольку на политические решения одновременно влияли (и периодически конфликтовали между собой) четыре человека, каждый из которых впоследствии был прославлен как святой: святитель митрополит Алексей, преподобный Сергий Радонежский, благоверный князь Дмитрий Донской и святитель митрополит Киприан (а со святителем Дионисием Суздальским даже пять).
Москва по сути стала самоотождествляться с православием, причем греческие исихасты, как показал прот. Иоанн Мейендорф, принимали активное участие в этом процессе. Сам патриарх Филофей в решающий момент схватки митрополита Алексея и князя Дмитрия с Ольгердом и его союзником Михаилом Тверским выпустил сразу несколько документов, в которых отождествил политическую линию Москвы с делом православия как таковым.
В грамоте на имя великого князя Дмитрия Ивановича патриарх Филофей именует его «всея Руси» и называет русских «святым народом», о котором он молится еще ревностней, чем об остальной пастве: «в особенности делаю это по отношению к вам, находящемуся там святому народу Христову, зная, какой они имеют страх к Богу, любовь и веру. Да, я молюсь и люблю вас всех предпочтительно перед другими»(12).
Еще более характерна грамота Филофея митрополиту Алексею, в которой звучат, прямо скажем, скорее уже папские, чем византийские нотки: «Ибо ты носишь мои собственные права, и если будут покоряться, и оказывать честь и любовь твоему святительству, то будут чтить меня, имеющего на земле права Бога (τά δίκαια τοΰ ϑεοΰ). А так как ты по благодати Христовой от меня поставлен митрополитом, то и права имеешь мои, и всякий покоряющийся твоему святительству, мне покоряется»(13).
В итоге у патриарха Филофея получилась конструкция, которая должна была заставить растеряться любого политического оппонента Москвы: русские — больше других любимый патриархом, имеющим права Бога, святой народ, о котором он особенно молится, митрополит Алексей — глава московского правительства — наместник Бога на земле, а значит, непокорность ему есть непокорность Богу. Московские князь и митрополит-регент — полномочное представительство Бога на Русской земле.
Действуя в этом духе, патриарх ещё и отлучил от Церкви русских князей, посмевших выступать союзниками Ольгерда. «Князья эти, как презрители и нарушители заповедей Божиих и своих клятв и обещаний, отлучены [от церкви] преосвященным митрополитом киевским и всея Руси, во Святом Духе возлюбленным братом и сослужителем нашей мерности»(14).
Понятно, что подобная православная геополитика, предполагавшая фактическую политическую сакрализацию Москвы, не вызывала ничего, кроме ярости у литовских князей и польских королей, которым если и нужна была православная иерархия в своих землях, то геополитически нейтральная, политически лояльная и уж точно не рассматривающая как центр православия сильную и экспансивную Москву (на далекий и ослабленный Константинополь они, так уж и быть, были согласны). Желательно было также, чтобы эти иерархи не оказывали сопротивления попыткам склонить их в пользу унии с Римом. Поэтому они требовали себе от патриархов «аполитичных» и не связанных с московской державной политикой митрополитов (не бросается ли тут в глаза очевидная параллель с сегодняшним днём?).
История, в конечном счете, рассудила, какая из сторон оказалась права — в каких странах вскоре после появления «аполитичной» православной иерархии, не связанной с Москвой, православие было обращено в унию и гонимо или вовсе уничтожено, а где оно расцвело, укрепилось и пережило любые гонения.
______________________________________________________________
1. Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византия и Московская Русь. Очерк истории церковных и культурных связей в XIV в. Paris, YMCA-Press, 1990 сс. 94-96.
2. Назаренко А.В. «Новороссия», «Великороссия» и «вся Русь» в XII веке: церковные истоки этнополитической терминологии // Древняя Русь и славяне (Древнейшие государства Восточной Европы, 2007). М., Русский Фонд Содействия Образованию и Науке, 2009 сс. 246-268
3. Флоря Б.Н. У истоков религиозного раскола славянского мира (XIII век). СПб.: Алетейя, 2004 сс.152-173; Майоров А.В. Первая уния Руси с Римом // Вопросы истории. 2012. № 4.
4. Б.Н. Флоря полагает, что точка зрения митрополита Кирилла на действия своего покровителя князя Даниила изменилась лишь тогда, когда иерарх находился уже на Севере (Флоря. У истоков… сс.175-176). Нам представляется, что первостепенным мотивом поездки митрополита, совершавшейся формально ради заключения брака дочери Даниила и князя Владимирского Андрея Ярославича, изначально было желание оказаться вне досягаемости для своего униатствующего государя. Но, в любом случае, как бы не смотреть на хронологию изменения взглядов Кирилла (для анализа которых у нас слишком мало данных) конечный итог был один — на всё время, пока сохранялась угроза осуществления унии и принуждения митрополита к участию в ней святитель Кирилл покинул Южную Русь.
5. Соловьев А.В. Великая, Малая и Белая Русь… с. 28
6. Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византия и Московская Русь… сс.117-118
7. Цит по: Протоиерей Иоанн Мейендорф. Византия и Московская Русь… с. 334
8. Русская историческая библиотека издаваемая археографическую комиссиею. Т.6. Памятники древнерусского канонического права. Ч.1. (Памятники XI-XV вв). СПб, 1880. Приложения. Памятники русского канонического права XIII-XV вв. сохранившиеся в греческом подлиннике (далее «Памятники… Приложение.»). № 5 ст. 25-30
9. Памятники… Приложение. № 12 ст. 63-70
10. Памятники… Приложение. № 22 ст. 125-128
11. Памятники… Приложение. № 24 ст. 138
12. Памятники… Приложение. № 16 ст. 100
13. Памятники… Приложение. № 17 ст. 108
14. Памятники… Приложение. № 20 ст. 117-120
Комментарии