Сильнее судьбы

2014 год. Рассказывает Зиновий (Зелик) Кнель (кадр из белорусско-израильский документального фильма "Хранители памяти")

Памяти еврейского партизана и воина

Захар ГЕЛЬМАН

Иллюстрации из архива семьи Кнель

 «Не говори, что ты идешь в последний путь…»

 (Первая строка «Гимна еврейских партизан», перевод с идиша).

В Ашдоде на 93-м году жизни скончался бывший белорусский партизан и солдат Красной Армии Зиновий (Зелик) Борисович Кнель. Он – единственный, кто выжил в начале декабря 1941 года после проведенной немецкими оккупантами акции уничтожения на электрической платформе почти тысячи евреев белорусского местечка Любань.

Этот человек несколько раз стоял на пороге неминуемой гибели. И каждый раз от смерти уходил – вопреки, казалось бы, предначертанной судьбой. Возможно, потому, что ему было предначертано совершить возмездие: он должен был отомстить нацистским извергам и их пособникам за мученическую смерть родных и близких…

Зелик Кнель с матерью, отцом и четырьмя сестрами – старшей Михлей, младшими Хаей и близнецами Нехаме и Рохл, — жили на юге Полесья, в местечке Любань Минской области. «Рождались дети, им давали еврейские имена, — будет вспоминать много позже Зиновий Борисович, — тогда и в мыслях не было, что наступят времена, когда эти имена станут препятствием для поступления на учёбу или на работу».

С началом войны глава семейства Борис (Берл) Хаимович Кнель, участник Гражданской войны, был мобилизован в Красную Армию. Пятеро детей остались на попечении мамы, которую звали Кейле (девичья фамилия — Каценельсон).

Немцы вошли в местечко 28 июня 1941 года. До оккупации в Любани проживало не менее девятисот евреев. Выжил только один — Зиновий Кнель. Тогда его звали Зелик, и было ему четырнадцать лет…

Февраль 1945 года, Варшава. Зиновий (Зелик) Кнель в день освобождения столицы Польши

Кейля, мать Зиновия Кнеля

1947 год. Сержант Советской Армии Зиновий Кнель

1975 год, Минск. Семья Кнель: сидят – Зиновий и его супруга Мария, стоят – дочь Алла и сын Владимир

Последняя весточка родным в Палестину в 1941-м: написана 13 июня, ушла из почтового отделения Минска 19 июня

ИЗ ГЕТТО – НА «ЭЛЕКТРИЧЕСКУЮ ПЛАТФОРМУ»

Вначале немцы создали гетто, в которое под угрозой расстрела заставили перебраться всех евреев местечка. Но просуществовало гетто недолго.

Именно в Любани нацистские изверги вместе с местными палачами впервые применили для уничтожения евреев «массовый электрический стул». 4 декабря 1941 года полицаи под наблюдением оккупантов приволокли в городской сад огромные металлические платформы и присоединили их к трактору, который использовался в качестве генератора электричества.

В биографической книге «Орден Дубосека», вышедшей в Челябинске в 2016 году (бережно храню это издание с дарственной надписью) Зиновий Кнель вспоминает, как гнали евреев на место казни: «Вдруг из нашей колонны раздался громкий возглас: «Фашисты, изверги, полицаи, скоро наступит и ваш конец! Наш Сталин отомстит за нас, будьте вы прокляты!»

Проклятие выкрикивала пожилая женщина Хая-Соре Бискина, знакомая его матери. Стоявший в оцеплении полицай бросился к Хая-Соре и выстрелил ей в голову. Труп застреленной Бискиной сбросили в огромный ров, заранее выкопанный для евреев, которых готовились умертвить током.

Полицаи ударами прикладов гнали евреев из толпы и ставили на плиты. Тут же пускали ток высокого напряжения. Надежды выжить практически не было. Но, как оказалось, один шанс из тысячи все-таки оставался…

«После того, как раздалась команда по-немецки, — повествуется в книге Кнеля, — генератор заработал на полную мощность, и стоявшие на плитах стали падать в яму».

У подростка Зелика из-за нужды, в которой пребывала его семья, вместо ботинок на ноги были надеты резиновые калоши. Они-то и спасли ему жизнь, хотя от удара тока высокого напряжения он упал в яму вместе со всеми и потерял сознание. «Очнулся – как будто живой, — продолжает свои воспоминания Зиновий Борисович. — Все как во сне. Я не мог двинуть ни руками, ни ногами. Оказывается, был завален человеческими телами. Пришел в себя, подвигался и, наконец, выполз наверх. Яма была очень глубокая, надо мной было метра два. (Два метра трупов! – З.Г.). Что я мог сделать? Кого отыскать среди тел, где были и моя мать, и четыре маленькие сестры? Я двигал в яме какие-то тела… И, наконец, выполз. Вокруг стояла глубокая ночь».

Трудно представить, что чувствовал подросток, выползший из могилы, в которой еще не остыли трупы убитых родных и соседей. В песне советского и российского ученого и поэта Александра Городницкого «Рахиль» есть такие строки: «Под зелёным ковром травы/Моя мама теперь лежит./Ей защитой не стал, увы,/Ненадёжный Давидов щит./И кого из моих родных/Ненароком ни назову,/Кто стареет в краях иных,/Кто убитый лежит во рву»…

Сколько же матерей, отцов, братьев, сестер, бабушек, дедушек остались лежать «под зеленым ковром травы» городов и весей, где когда-то жили евреи! Случайно оставшемуся в живых еврейскому хлопчику, чудом уцелевшему после убийства любанских евреев, некуда было бежать… В полной растерянности Зелик добрался до обезлюдевшего гетто, вошел в свой дом и спрятался под печь. Подросток понимал, что полицаи и любители легкой наживы в поисках «еврейского золота» могут наведаться и в ранее разграбленные дома. Поэтому, просидев под печью до следующей ночи, он пошел в ближайший дом соседей-неевреев. Но односельчане страшились помогать евреям. Даже «суседям и сябрам» (по-белорусски — «соседям и друзьям»). Смерть грозила даже тем, кто осмеливался дать еврею не то что приют, а лишь кусок хлеба.

Жившая в ближайшей к дому семьи Кнелей соседка даже не открыла дверь на стук Зелика. Хотя до войны Кнели жили с ней, казалось, душа в душу, Только прокричала через закрытое окно: «У нас ничего нет. Мы тебя не знаем. Уходи!»

МИР НЕ БЕЗ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ

Подростку, единственному из евреев Любани избежавшему смерти, помогла учительница черчения его школы по фамилии Глебович. Ее мужа незадолго до войны обвинили в антисоветской деятельности и репрессировали. Их сын, скорее всего, из чувства мести, пошел служить в полицию, организованную оккупантами. Тем не менее, когда поздно вечером 5 декабря Зелик Кнель постучал в дверь ее дома, она его не прогнала. Ночлег, правда, предоставить не могла: сын-полицай не стал бы терпеть пребывание рядом еврейского ребенка.

Бывшая учительница накормила Зелика и посоветовала добираться до дома Володи Луковского. В Любани Володю знали как комсомольца и смелого парня. Еще в первые дни войны, до оккупации Любани, он ходил с кинжалом и гранатами-лимонками на поясе.

В ту же ночь Зелик нашел Володю, который сообщил ему координаты партизанского отряда. Это был мужественный поступок со стороны оставшегося в Любани по заданию советских органов подпольщика Луковского: ведь место расположения партизан он доверил фактически ребенку, который мог оказаться в лапах нацистских заплечных дел мастеров. После войны Зиновию Борисовичу стала известна судьба Володи Луковского, который был схвачен немцами весной 1942 года и после жестоких пыток расстрелян вместе с другими подпольщиками.

Зелик неделю блуждал по лесу, и только 11 декабря наткнулся на партизанский дозор. Это была не просто удача — это был шанс выжить! Хотя встреча с партизанами не означала непременного зачисления в отряд. Израильский историк Леонид Смиловицкий, уроженец Минска, в своей книге «Катастрофа евреев в Белоруссии», опубликованной в Тель-Авиве в 2000 году, приводит немало примеров встреч бежавших из гетто евреев с партизанами, которые завершались трагически. Так, Яков Рубенчик, студент третьего курса медицинского института, бежал из Минского гетто. В лесу партизаны обнаружили у него лекарственные препараты, которые приняли за яд. Его немедленно расстреляли. Весной 1942 года семья Хаи Рабинович бежала из гетто в Пинской области. Им тоже встретились партизаны. Командир согласился взять в отряд только двоих старших детей-подростков. А пожилую женщину с малолетними детьми партизаны оставили на произвол судьбы…

Большинство партизанских отрядов, чтобы оставаться боеспособными соединениями, старалось не обременять себя теми, кого именовали «старыми и малыми».

В отряды зачислялись в большинстве случаев здоровые мужчины, реже — девушки и молодые бессемейные женщины. Преимущественное зачисление предоставлялось пришедшим с оружием.

Понятно, что у четырнадцатилетнего Зелика Кнеля, остановленного партизанским дозором, было немного шансов стать партизаном. В своей книге он так описывает последующие события: «Меня привели в поселок. Штаб находился в здании управы. Сначала меня расспрашивала какая-то женщина: кто я и откуда? Она сказала мне: «Я поведу тебя к командиру отряда, но ты не должен говорить, сколько тебе лет. Иначе не возьмут. Скажи, что тебе семнадцать». Позже Кнель узнал, что этой женщиной была второй секретарь Слуцкого подпольного райкома КП(б) Белоруссии Александра Игнатьевна Степанова (1906—1973), уроженка Петербурга, видный советский хозяйственный, государственный и политический деятель. После войны она избиралась депутатом Верховного Совета СССР 2-го и 3-го созывов.

«ЖЕНЯ-КОМЕНДАНТ», ОН ЖЕ – «ДУБОСЕК»

Когда Зелика, щуплого на вид, проведшего несколько ночей в лесу и замершего, привели к командиру, то, отвечая на вопрос о возрасте, он, по совету Степановой, слукавил и прибавил себе два с половиной года. Так Зиновий Кнель стал партизаном отряда под командованием Василия Захаровича Коржа (Комарова) и получил свой первый партизанский псевдоним – «Женя Григорьев». Поначалу подростку поручили размещать недавно принятых в отряд партизан по землянкам и обеспечивать их хлебом насущным. Тогда Зелик и получил второй партизанский псевдоним – «Женя-комендант».

Конечно, чудом уцелевший еврейский подросток из Любани, попавший в партизанский отряд, не мог смириться с «комендантской» должностью. Он страстно желал мстить немецким захватчикам за их злодеяния.

Благодаря знанию немецкого и умению отлично стрелять из всех видов стрелкового оружия (спасибо партизанам – научили!) Зелика взяли в разведку. И там он получил свой третий партизанский псевдоним – «Дубосек». По сути это был секретный «позывной».

Когда Кнель был уже солдатом Красной Армии, отвечая на вопросы следователей «Смерша» в 1944 году по поводу третьего псевдонима, он дал такие разъяснения: «Партизана по фамилии «Дубосек» в отряде не было. Этот псевдоним я получил лично от начальника особого отдела. (В партизанских отрядах они именовались оперативно-чекистскими группами – З.Г.). Им мне пришлось воспользоваться два раза для разоблачения засланных в отряд полицаев и немцев-диверсантов».

Партизан-разведчик Зелик Кнель принимал участие в засадах, разгромах немецких гарнизонов, поимке приспешников оккупантов. Так, он был среди тех, кто в ходе двухчасовой атаки уничтожил любанский немецкий гарнизон и посты полицаев. Вместе со своим отрядом, который влился в бригаду имени Буденного (из 1078 бойцов бригады девяносто семь – евреи), Кнель участвовал в знаменитом партизанском параде, состоявшемся в Минске в воскресенье 16 июля 1944 года по случаю освобождения столицы Белоруссии от немецкой оккупации. В параде принимало участие тридцать партизанских бригад.

Юный партизан Зелик Кнель дал себе клятву отомстить оккупантам и их прихвостням за смерть матери и сестер. «И когда я стрелял из автомата или бросал гранаты, — с заметным волнением вспоминал Зиновий Борисович,- то говорил иногда вслух: «Это вам, подонки, за маму, за сестер Михлю, Хаю, Нехаме и Рохл».

Особым изуверством отличались эсэсовцы. Их любимое развлечение при ликвидациях гетто — закапывать еврейских детей живьем, а потом расхаживать по этой еще дышавшей земле, с хохотом разбрасывая фантики от конфет.

После освобождения Белоруссии Зиновий Кнель стал солдатом Красной Армии. Разумеется, семнадцатилетний партизан, ставший солдатом, мог оставить себе партизанские имя и фамилию – Женя Григорьев. Но менять «пятую графу» и не помышлял. Он родился евреем и верил, что в стране, победивший нацизм, факт принадлежности к своему народу никому скрывать не придется.

В составе 1-го Белорусского фронта он дошел до Берлина. Самым радостным послевоенным событием стала для партизана, старшего сержанта Зиновия Кнеля встреча с отцом, который, выполнив свой солдатский долг, вернулся в родную Белоруссию.

В «Ордене Дубосека» З.Б.Кнель пишет: «В армии мне повезло. Служил в отделении, которым командовал старший сержант, а в недавнем прошлом партизан, Владимир Попков из города Хойники Гомельской области. Его мать, сестру и брата во время оккупации немцы сожгли живьём. Моя судьба распорядилась так, что с ним впоследствии мы были неразрывно связаны, вместе участвовали во многих операциях».

После войны несколько лет Зиновий Борисович прослужил в частях Советской армии, расквартированных в Германии. Демобилизовавшись, жил и работал в Минске. В 1958 году по окончании Белорусского института народного хозяйства Кнель получил специальность экономиста. В 1979-м вместе с семьей (женой, дочерью и сыном) переехал в Израиль, где продолжил работать по профессии.

НЕ НАГРАД И СЛАВЫ РАДИ…

Советский воин, громивший нацистского зверя, о медалях и орденах не думал. Выполнить с честью солдатский долг и остаться в живых — в этом и состояли его главные награды. Тем не менее ордена и медали, которые с гордостью носят фронтовики – несомненные знаки уважения и почестей, которые по отношению к ним демонстрирует государство.

У Кнеля пятнадцать боевых наград, среди которых — медали «Партизану Отечественной войны I степени», «За освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «За победу над Германией». Но ветеран З.Б.Кнель не был награжден «Орденом Отечественной войны I степени», хотя, согласно Указа Президиума Верховного Совета СССР от 11 марта 1985 года, этим орденом награждаются лица, принимавшие непосредственное участие в Великой Отечественной войне и ранее награжденные орденами и медалями, среди которых указана и медаль «Партизану Отечественной войны».

Так как правоприемником СССР по вопросам награждения ветеранов войны является Российская Федерация, Зиновий Борисович обращался в разные официальные российские инстанции. Отказ в награждении «Орденом Отечественной войны I степени» мотивировался тем, что «Кнель Зиновий Борисович в 1985 году на территории СССР не проживал, награждению вышеназванным орденом Министра обороны не подлежал». В письме, полученном Зиновием Борисовичем из Министерства иностранных дел Российской Федерации от 24 сентября 2015 года, которое является ответом на Ходатайство Пресненского районного суда города Москвы, указывается на срок исковой давности, установленный, в соответствии со статьей 196 Гражданского кодекса РФ, в три года. В связи с этим МИД РФ просил суд применить в случае Кнеля этот самый «срок исковой давности».

При всем уважении к решению федерального судьи, вопросы все-таки остаются. Разве тот факт, что партизан и солдат Кнель не проживал в 1985 году на территории СССР автоматически вычеркивает его из списка тех, кто, не щадя своей жизни, сражался с нацистами? Разве такой ответ не обидно было читать 90-летнему ветерану? Какие бездушные «автоматы» в чиновничьем обличьи готовили и посылали эти документы партизану, солдату, потерявшему на той войне самых дорогих и близких ему людей?

В конце концов, советскими боевыми орденами и медалями награждали не только по случаю юбилеев и праздничных дат. Боевые награды – это не рыцарские ордена типа «Благороднейшего ордена Подвязки» (высшего ордена Великобритании и старейшего в мире).

В Советском Союзе нередко награждали посмертно даже через много лет. И это было правильно: «Никто не забыт, ничто не забыто!». Этот лозунг применительно к подвигу солдат Великой Отечественной войны навсегда останется достоянием общенародной памяти.

Исай Павлович (Пинхусович) Казинец, белорусский еврей, во время немецкой оккупации возглавлял минское подполье, нанесшее немцам значительный ущерб. 27 марта 1942 года по наводке предателя был схвачен гестаповцами и после пыток казнен. Звание Героя Советского Союза ему было присвоено только лишь 8 мая 1965 года, к 20-летию Великой Победы, через 23 года после его гибели. Советский лейтенант Александр Аронович Печерский 14 октября 1943 года возглавил восстание узников в концлагере Собибор. Это было единственное закончившееся успехом восстание обреченных на смерть заключенных немецкого концлагеря. После побега Печерский воевал в партизанском отряде, затем был признан изменником Родины и отправлен в штрафбат. Только в 2013-м его посмертно наградили «Орденом Мужества».

Так что же получается? Переезд партизана, солдата, подвиги которого были признаны, когда он жил в Советском Союзе, сразу обесценивались, стоило ему переехать на свою историческую родину? Или кровь его от этого переезда теряла свой цвет и становилась пожиже?

…Свою книгу Зиновий Кнель завершает такими словами: «Могу сказать, что, несмотря на все горести, выпавшие на мою жизнь, я счастлив. Ведь судьба подарила мне возможность пройти путь от гетто до Берлина, до логова озверевших нелюдей. Горжусь тем, что расстояние до немецкой столицы я прошел вместе с боевыми товарищами в рядах белорусского партизанского отряда и в рядах Красной Армии»…

"Время евреев" (приложение к израильской газете "Новости недели")